Род Егора по отцу шел из казаков. Все его предки по мужской линии были с Дона. И не просто с Дона, а с Верхнего Дона, из тех самых легендарных мест, которые с таким блеском, так мастерски были описаны в добротном и колоритном романе «Тихий Дон». Егор считал, что каждый русский должен прочитать эту книгу, впрочем, как и многие другие, но именно там, без пафоса и красивых слов, очень доходчиво выведены главные устои – то, как надо относиться к труду, к семье, к ратному братству, к Родине, как прожить жизнь честно и счастливо.

Егор не верил, что «Тихий Дон» написал Шолохов. По его версии, создал этот роман, безусловно, человек, живший до революции в тех краях, наверное, с хорошим столичным, а может даже и европейским образованием, знающий и разбирающийся в вопросе, а вместе с тем, искренне любивший казачество и Донскую землю.

И, правда, до сих пор в среде филологов и лингвистов идут споры об авторстве знаменитого «Тихого Дона».

Не раз задумываясь, а точнее много думая об этом, Егор приходил к мысли, что автором романа мог быть талантливый, блестящий офицер царской армии, сгинувший в мясорубке революции, гражданской войны или став жертвой красного террора, репрессий, а может безвестно, в нищете кончивший свой век в эмиграции в Турции, Греции или Франции. В те лихие годы было множество вариантов, как пропасть достойному человеку.

Егор был уверен, что у рукописи, впоследствии ставшей уникальным литературным явлением, наверняка была какая-то пронзительная история. Без драмы, крови и горя тут не обошлось.

Как известно, рукописи не горят, - Но, все же! - удивлялся Егор, - Как, текст смог выжить в годы, когда рушилась империя? Был голод и война, тотальный хаос!? Когда миллионы судеб летели в топку истории? Удивительно, как вообще роман был опубликован в Советской России, ибо такой объективной оценки «красного» произвола, беззакония и безнаказанности, ни до, ни после не было, ни в одном литературном произведении?

Объяснение у Егора было только одно, - Видимо, настолько ярким, мощным и уникальным культурным событием оказался «Тихий Дон», что даже преступная, кулацкая идеология, описанная в нём, ужасы гражданской войны, не карикатурный соцреализм, а настоящие страсти, когда из мести вырезались целые семьи и станицы, даже это не помешало роману выйти миллионными тиражами в самой «залитованой» и «зарегламентированной» советской стране с ангажированными творцами.

Первый раз «Тихий Дон» Егор прочитал еще в школе. Весь масштаб произведения он тогда конечно не оценил, но ему было приятно, найти некоторые подтверждения тех историй, которые ему в детстве рассказывала бабушка. Например, что земли Верхнего Дона, на самом деле, были всегда плодороднее, нежели глинистые почвы в низовьях могучей реки, а потому, в станицах Верхнего Дона, откуда корни семьи, жили самые зажиточные и богатые казаки, неутомимые труженики и отчаянные рубаки, знавшие и звон монет, и звяканье «Георгиев» на груди. Горячий, искренний народ. Правда, и на расправу короткий.

Бабка Егора, Маруся, была пятой и самой младшей дочкой в семье. Не дал Бог Егорову прадеду Андрею сыновей в помощники. Однако, женив своих старших четырех дочерей, получил он восемь крепких рук в свое хозяйство. Прадед и без того жил крепко, а когда помог зятьям да дочкам на крыло встать: дома поставить, землей и скотиной обзавестись, то совсем семья расцвела. Жили дружно, вкалывали не разгибаясь с утра до ночи, жили себе поживали, да добра наживали.

- Вот бы ты внучёк посмотрел, какие у отца кони были! Одних только жеребцов двенадцать, да кобылок с десяток. А кони всё Орловские, - любила вспоминать Егорова бабушка. Глаза её сразу увлажнялись от неуемного горя. Сколько лет прошло, целая жизнь, а не простила коммунистам старая казачка ни крови родной, ни нищеты на чужбине. Раскулачили её семью, как и всех в Верховьях Дона. Однако, мелькнув в глазах, горькое мгновенье проходило. Начинали светиться мудрые почти выцветшие глаза Егоровой бабки. Горда она была отцом своим и семьей, - Я хоть и маленькая была, - продолжала она уже с еле уловимой счастливой улыбкой на бархатном морщинистом лице, - А помню, как брал отец меня на руки и говорил, смотри Маруся какие красавцы, Орловцы! Хоть в подводу, хоть под воеводу. Слышал, внучёк, когда такое выражение?

Егор хлопал глазами.

- Это значит, что хоть воду, хоть сено в подводе на нем вози, хоть парад под генералом принимай, - объясняла она, - В работе неутомимая, Орловская порода, сильная, выносливая, статная, ну а красоты какой эти кони были, я уж и молчу, - рассказывала баба Маша, внуку в самом начале девяностых, тогда еще нищему студенту, пока смутно представлявшему, что такое частная собственность. Не та, что украли, или на откатах и распилах сколотили, а та, что заработали, острым умом и саленным потом, приумножили от отца к сыну, когда подряд несколько поколений в достатке живут, на чужое не зарятся, своим гордятся, знают цену труду и успеху.

- Каждая лошадка, внучёк – это как «мерседес» сегодня. Вот и прикинь, как мы жили. А главное, как бы мы сейчас жили, если бы не комуняки.

В то время Егор ел раз в день и по пять остановок ходил пешком до университета, а после лекций еще пять обратно. На автобус просто денег не было, вот и тренировал ноги, сердце и легкие и в дождь, и в мороз. Ох, и зла бывала сибирская зима. В семь утра, перед рассветом, мороз достигал своего пика, а он, потомок богатых донских казаков, в заношенной старой куртке, в худых ботинках, бежал в университет, по полупустым улицам с заиндевевшими домами и деревьями. Именно бежал, потому что идти пешком, было совсем не выносимо, холод пронизывал до костей… С утра только голый чай, поэтому быстро уставал, в перепонках стучит, сердце заходится, вечно голодный, поэтому сил как в пустой батарейке, но бежать надо. Так и пробегал Егор несколько зим, тренируя не только ноги, но и волю. Круто завернулась в девяностых его жизнь, да и не только его. Отчаянье, безнадега, нищета.

Про «мерседесы» баба Маша пример привела более чем наглядный. Можно даже сказать сногсшибательный. В голове Егора - это не укладывалось. По его меркам богатые люди имели «мерседес». Очень богатые два. А тут Двадцать!

Гордился Егоров прадед Андрей Ябров своими конями, да вот такая злая ирония, они-то его в сырую землю и свели.

В девятнадцатом году, когда после революции с Германского фронта Егоровские деды, те самые Ябровские зятья, кавалеры «Георгиевских крестов» и наград царских, в свою станицу вернулись, посчастливилось всем четверым с Первой мировой живыми прийти, к земле, к женам, к ребятишкам, думали они жить как прежде, пахать, сеять, скот да коней разводить, детей воспитывать, жен баловать, и все вроде стало образовываться, как однажды прискакали казаки, те, что за красных были, голытьба с Нижнего Дона в папахах с красными околышами и начали под уздцы Орловцев со двора выводить, на нужды революции и трудового народа.

Прадед Егора был не робкого десятка, тот еще рубака и защитник Отечества. Вышел на крыльцо с винтовкой наперевес, шмальнул в воздух и приказал коней вернуть на место.

Красные всех мужиков в семье собрали и расстреляли у ворот. Коней забрали, а женщин с детьми грудными да малыми сослали в Сибирь. Так Егорова бабка, маленькая казачка, в возрасте шести лет попала в Новосибирск, где ее приютили и вырастили чужие люди. Матери её и другим сестрам повезло меньше. Все они сидели, кто-то умер в лагерях от холода, болезней и голода, а кого-то расстреляли, как кулаков и врагов народа. Судьба детей их, Егоровых теток и дядьев, неизвестна, но скорее всего, тоже была незавидна. Вот так взяла советская власть и истребила под корень целую семью трудяг, хлебопашцев и настоящих хозяев, знавших цену труду, слову, порядку и достатку.

- А сколько таких семей было? – негодовал Егор, когда подрос, оперился и кое-что в жизни начал понимать, - Сколько разорили, обобрали и поубивали. Всех лучших и самых усердных работяг коммунисты изничтожили, а теперь мы удивляемся, что в нашей стране ни у кого нет уважения ни к личности, ни к частной собственности, если их конечно с автоматами не охраняют, ни к своему, ни к чужому труду.

Егор закончил исторический факультет. Диплом естественно писал о истории Земли Войска Донского. И как историк, он прекрасно понимал, что ни одно поколение должно пожить в России при капитализме и смениться, чтобы люди хоть что-то научились зарабатывать своими мозгами, руками и свою энергию превращать в деньги. Чтобы появились крепкие семьи, не те, что разворовывали страну в девяностые, пилили бюджеты и живут в Ницце, а те, что с нуля заработали и приумножили. Только тогда появится уважение к чужому успеху, потому что оценить его и искренне восхититься им, можно только побывав в этой шкуре, шкуре созидателя и хозяина.

Егор как-то у бабушки спросил, - А могли девку из богатой семьи, выдать замуж за бедного казака? По любви, например. Вот, если б не революция, тебя отец мог отдать за парня из небогатой семьи?

- Нет конечно, - она даже рукой махнула, - Если они бедные, значит ленивые, ничего делать не хотят. Кто свое дите таким отдаст?

Егор прямо восхитился. Бедные, значит ленивые! Как все просто. Никакого тебе невезения, никаких тебе «Кто виноват?» и «Что делать?», нет объективных причин жить в нищете. Хочешь, делай. Работай до седьмого пота и всё будет!

После войны бабушка Егора вышла замуж, родила четверых детей, жизнь у них сложилась по-разному, но у всех были одни и те же важные черты Ябровской породы, все упирались и хорошо учились. Все жили крепко: с дачами, «Жигулями» и «Волгами», с должностями, постами, званиями и научными степенями, поездками в Сочи, Крым и Болгарию, а главное, все были на хорошем счету на работе, ценились как люди, и как специалисты.

- Видимо гены, - думал Егор, - Может, и бабушкино воспитание. Хотя, маловероятно, что она, маленькая казачка, могла помнить или успела впитать в шесть лет уклад семьи, отношение к труду, к инструменту, утвари и хозяйству – всё, всегда должно быть в порядке, почищено, починено и на месте. К деньгам - они должны множиться, а не спускаться. К достатку – это не манна небесная, он заработан в саленном поту. Уважение к мужчине, к кормильцу, первый и лучший кусок за столом, всегда ему, на его плечах и мозгах весь род держится…

Когда Егор, еще был маленьким, лет пяти, не больше, мудрая бабка уже тогда видела в нем казачью породу и хватку. А потому, гуляя с ним на даче, по деревенским улицам, она ему нет-нет да скажет: «Вот видишь, дед Илья какую баню поставил. Аккуратненькая, на загляденье всей деревне. Смотри, как бревна подогнал и проконопатил, венцы сложены как бетонная стена, сто лет стоять будет». Или, возьмет, да слегка построжиться, «Вот ты тапки у кровати ровно поставить не можешь, а папка твой, когда был маленький, всегда свою обувь аккуратно ставил, и одежку развешивал, как положено. Вон у него и сейчас и в гараже, и на даче, и на работе, и дома во всем порядок, так, что ты милок давай тоже смолоду к порядку привыкай». Бывало, совсем удивительные вещи от неё слышал в детстве Егор, «У соседа нашего, дяди Гриши, жена Наталья и хороша собой, и грядочки у неё все по струночке, ни травинки, ни былинки лишней, вот такую внучек в жены брать надо, здоровую, работящую, статную, с титьками, как у Наташки, чтоб опорой и помощником тебе была, а не обузой и гирей на шее», или, «Посмотри, мать твоя, Анна, квартиру и дачу в какой чистоте содержит. Это внучёк великий труд, так, что уважай мамку, поиграл, игрушки разбросал, а теперь собирай. Чужой труд, милок, надо уважать». Егор конечно тогда толком не понимал, к чему все это его старая бабка казачка говорит, но потом, когда пришло время, все это стало родным и понятным.

- …Значит, все-таки гены, - с удовольствием констатировал сам себе Егор.

А вот отца Егора, бабка воспитывала по-другому. На присказки, наблюдения и разжёвывание времени у неё не было. Дед Егора, муж её, или на производстве две нормы давал, или пил с загулами и драками. Его в тюрьму не сажали только потому, что у него четверо детей было и руки золотые. Когда не пил, редкий был мастер, в общем, обычный непутевый русский мужик, бабке он был не помощник, а на ней были дом, хозяйство и те самые четверо детей, где отец Егора был старшим, то есть и за няньку, и за помощника и за мужика в доме. А ведь и бабка тоже на работу ходила. Раньше все работали.

Отец, Егору ни раз рассказывал, как уходя утром, мать его будила и вручала листок, где было написано минимум четырнадцать-пятнадцать пунктов, что сделать за день по хозяйству: воды натаскать, дров принести, малышей накормить, огород полить, поросятам травы дать, смородину собрать, молоко соседям отнести, в магазине очередь занять… а он сам-то, был ещё ребенок, но выбора не было, надо было все сделать точно и аккуратно, иначе после работы бабка запросто могла взять даже не ремень, а биту от городков и научить расторопности. У неё тоже выбора не было. Надо было семью поднимать. Поэтому Егорова отца никто не учил трудолюбию, аккуратности, вниманию, концентрации. Всё это было выстрадано. Он не мог сделать плохо, а потом переделать. У него просто не было на это времени. Список был такой длинный, а день такой короткий. Вот и Егору он говорил, - Прежде, чем, что-то делать, всегда хорошо подумай. И если уж что-то делать, то делай это лучше всех. Распорядится судьба быть дворником, то бери метлу и мети лучше всех, только так есть шанс вылезти и чего-то добиться в жизни. Мозги, усердие и трудолюбие. Другого пути нет.

Бабкина казачья кровь в отце говорила всегда. От природы сильный, статный, выносливый, точный и аккуратный, упертый и несгибаемый, за словом в карман никогда не лез и промахов никому не прощал.

Например, копаясь в гараже в двигателе отцовской копейки, а «Жигули», как известно тот еще конструктор был, Егор случайно, ронял гаечный ключ, и он насквозь пролетал капот и падал на пол. Еще ключ не звякнул об кафель, а Егор уже отпрыгивал от машины, потому что в голову прямиком летел отцовский кулак.

- У тебя что, в руках мухи е…утся? – прикрикивал он, - Живо поднимай, - уже спокойней говорил отец, и они, как ни в чем не бывало, продолжали работать.

Однажды Егор не увернулся. Не успел и получил кулаком в лоб. Отца аж перекосило. Егор думал, в лице он изменился от того, что, дескать, перегнул. Не стоит так жёстко обращаться с десятилетним мальчиком, который по собственному желанию предложил помощь и, пыхтя, откручивал клеммы с аккумулятора маленьким ключиком на десять. Отец выдержал паузу и засадил Егору еще раз. Он вмиг понял, что глаза отца выражали не сожаление, а самую натуральную ярость. Перекосило его от злости.

- Ты что, не работать толково, не увернуться? Настолько никчемный? – еле сдерживая маты спросил он почти побелевшими губами.

Крутоват был у Егора батя, но его такое суровое отношение к жизни и к людям приносило колоссальные результаты. Егор это видел и пользовался его достижениями каждый день, каждый час, каждую минуту. Семья богато жила, в доме всё было, отец был известным и уважаемым человеком, и детство у Егора без преувеличения было золотое. Отец для него создал такие условия, что он мог стать хоть академиком, хоть Олимпийским чемпионом. С ним занимались лучшие тренеры, лучшие преподаватели и педагоги, он ходил в лучшую школу в городе. При всей суровости, Егор всегда чувствовал заботу отца.

Когда у них дома по какому-нибудь поводу было застолье, отец всегда отчитывал своих друзей, которые не занимались детьми и пускали дела семейные на самотек. Особенно тех, у кого были сыновья.

- Да вы что, мужики, - говорил он, - Это девочек можно на маму оставить, платочки, чулочки, главное, чтобы дочки были здоровы и счастливы, а с парнем так не пройдет. Сын должен дальше тебя пойти, добиться большего, ошибок твоих не повторить, поэтому парнем надо заниматься, как только ходить начал.

И на самом деле, отец с Егором два раза в день за руку, медленными шажками проходил по два-три километра, когда погода позволяла. Егору еще двух лет не было, он ходить-то толком еще не мог, а отец мужественно терпел. Их прогулки порой занимали по два часа. Бабушка и мама естественно этого не одобряли, но он знал, что делал, - Парень спортом будет заниматься, поэтому не лезьте ни в свое дело.

Егор ни раз слышал, как отец, своим нерадивым друзьям, рассказывал про братьев Кеннеди: « Батя их, - всегда одинаково начинал он, - был бутлегер. Говоря проще, бандит, который поднялся и разбогател на сухом законе в Америке, однако детям он дал блестящее образование. Его сыновья учились в лучших школах, колледжах и университетах Америки и он лично следил за их успеваемостью, ну и спрашивал за промашки со всей строгостью бандита. Как результат, один сын стал Президентом Соединенных Штатов, второй, генеральным прокурором все тех же Соединенных Штатов».

Вот и из Егора отец растил человека.

- Главное, - говорил он, - Чтобы ты не потерялся в жизни, если не дай Бог, со мной что случиться. Ты должен выгрести и всего добиться. Сам.

Отец Егора был человеком незаурядным, с большими способностями и возможно чувствовал, а может и предвидел, что такой расклад возможен. Егор еще был совсем пацаном, а отец заболел и умер. Он всю жизнь ломил на износ, вот здоровья и хватило только на полжизни. Какое-то время семья еще была на плаву, благо был запас, а потом пришлось продавать машину, гараж, дачу… Было тяжело, но терпимо.

Всё кончилось, когда рухнул Советский Союз. Вмести с ним рухнула плановая экономика и семья Егора вместе со всей страной погрузилась в нищету и мрак. Этот период жизни Егор всегда вспоминал с неохотой. Растерянность, неуверенность, страх и гнетущее ощущение, что это еще не все, будет еще хуже. Благо этот ужас продлился, относительно, недолго. Егор выкарабкался и вытащил всю семью. Гены великая вещь! Ну и конечно, все то, что было заложено и привито бабкой и отцом. Девяностые всем, кто не испугался, дали колоссальные возможности и в этой игре Егор не потерялся. Он много работал. Верил в себя и в успех даже тогда, когда ничего не получалось. Всё за что брался, старался, как учил отец, делать лучше всех. В любой работе, даже когда был сторожем, не пропускал никаких мелочей и деталей, всегда был собран и внимателен, был неутомим и несгибаем, в любой ситуации рассчитывал только на себя. В двадцать пять, Егор завел свое дело, а к тридцати годам, заработал-таки свой первый миллион долларов.

Бизнес рос. Егор перевез всю семью в Петербург, купил большой дом с огромным куском земли. Мог и шикарную квартиру в центре, но хотелось пожить с высокими потолками, большим количеством комнат, кошками, собаками, своей бильярдной и спортзалом, хотел почувствовать себя хозяином и крепким мужиком.

- Вот бы мой прадед Андрей оценил и порадовался бы за меня, - думал Егор, - И отец порадовался бы, и бабка. Жаль, что они не дожили. В доме места бы всем хватило.

Двух десятков коней у Егора, конечно, не было, но три машины под навесом стояли и если бы кто-то пришел и начал со двора выгонять его тачки, он бы точно также как его прадед вышел бы со стволом наперевес и защитил бы свою собственность, потому что он её не украл, и, ни в карты выиграл, а заработал потом и мозгами.

Только по-настоящему став хозяином и собственником, уже не как историк, в теории, а по самой, что ни на есть правде, только когда оброс жиром и мехом, только тогда Егор понял, что на самом деле творилось в России и произошло с его прадедом в те лихие годы.

Дружеские встречи, а в Питер и Москву, так или иначе, переехало не мало университетских друзей Егора, веселые и не очень пьянки с сокурсниками по истфаку в барах и ресторанах северной столицы, не раз заканчивались спором, когда за столом речь заходила о революции в России и начале двадцатого века. Оппоненты Егора, как истинные историки, живущие вне времени, без эмоций, опираясь только на факты, утверждали, что коммунисты за двадцать лет, к тридцать седьмому году из отсталой аграрной страны сделали промышленного гиганта. Однокашники с умным видом приводили цифры, проценты, статистику, сыпали датами и именами, а Егор каждый раз, уже ни как историк, а как бизнесмен, с эмоциями, временами даже переходя на мат, чтобы более доходчиво подчеркнуть свою мысль, объяснял какой ценой это все далось народу, обычным людям: раскулачивание, грабежи, расстрелы, тюрьмы и лагеря.

- Да вы только представьте, да врубитесь вы, что это не учебник, а это происходит с вами, с вашей семьей, - Егор был очень убедителен, когда хотел, - Представьте, что это в ваш дом или квартиру придут и заберут все, что захотят. А если вы, хоть слово возразите, поставят к стенке и расстреляют, как врагов трудового народа.

Он знал, что говорил, но этот и подобные аргументы, были слабые доводы, для людей, которые ничего никогда не имели, а большинство его сокурсников так и остались нищими студентами, просто стали постарше.

Спор как обычно ничем не заканчивался, все оставались при своем мнении, пили мировую, а Егор в очередной раз про себя с сожалением отмечал:

- Такая вот у нас не простая история и тяжелая наследственность.

Все счета в ресторанах и барах за одногрупников и однокурсников оплачивал Егор. Ему это было не трудно, более того, он всегда был рад встретиться с друзьями юности, но его удивляла бесхребетность и местами даже никчемность ребят, которые в универе вмести с ним мечтали свернуть горы, разбогатеть, объехать весь мир, писать книги о своих путешествиях, раскопках, новых идеях, которые перевернут классическую историю как науку. Егор тоже не стал великим и знаменитым историком, но он вылез, выкарабкался, а ребята так и смирились с безнадегой. Для большинства переезд из Сибири в одну из столиц, стал главным достижением в жизни, поэтому у них всегда разнились мнения, на счет частной собственности, капитала и его месте в истории.

Однажды Егор, за очередным подобным застольем со своими универовскими корешами, рассказал историю про своего сантехника. Егор в неё вложил весь пыл своего красноречия, но в очередной раз остался не понят. Видимо слишком стало разниться его мировоззрение со взглядами на жизнь друзей нищей юности. А история была на самом деле не рядовая.

Когда Егор купил дом, по наследству от прежнего хозяина ему достались все специалисты, которые дом обслуживали раньше. Садовник, дворник, электрик, плотник и сантехник. Когда что-то надо было сделать, подремонтировать, подстричь, подтехничить, убрать или вывезти, он звонил, приезжал человек и все проблемы решались мгновенно, только плати наличные. Никаких тебе «ЖЕКов», никаких задержек и проволочек, все четко и конкретно.

Все специалисты, кроме сантехника были жителями того же поселка, где Егор купил дом. По сути, это были соседи Егора. Редкий коттедж обходился без ремонта с их участием и для них, это давно перестало быть халтурками и подработками, а стало основным бизнесом. Поэтому свои дела они вели очень аккуратно и внимательно, ибо поселок маленький, жители его друг друга знали, и репутация в такой ситуации самое главное. Если ты один, два раза где-то, что-то у кого-то сделал плохо или не так, как договаривались, то об этом быстро узнают все и больше никуда не пригласят. Карьеру на этом можно будет считать завершенной. Опоздал, забухал, не сделал, никаких нравоучений, просто лишился куска хлеба. Жестоко, но справедливо.

Накануне покупки, в один из дней, Егор встречался в доме с первым хозяином. Владимир, человек который его построил и со своей семьей счастливо в нем жил восемь лет, познакомил Егора с сантехником.

- Он и котельную переоборудует, и за новым котлом будет смотреть, - сообщил Владимир.

Раньше дом отапливался соляркой, а недавно в поселок провели газ. Был сделан проект, куплено все необходимое для замены, осталось только установить и запустить.

- Тойво,- представился специалист.

Егор слегка вскинул брови.

- Он финн, - пояснил Владимир, заметив его удивление.

Так вот. Сантехник Егора был финн.

Когда Владимир строил дом, Тойво делал в нем всю инженерию: отопление, водоснабжение, вентиляцию и все прочее. Дом он знал, как свои пять пальцев, поэтому Владимир Егору посоветовал оставить его для обслуживания всех инженерных коммуникаций.

- Он, конечно, дороговат, но свое дело знает отлично. Более аккуратного и толкового работника я не видел.

Владимир входил в десятку крупных бизнесменов Петербурга, поэтому если уж он так говорил о наемном специалисте, значит, так оно и было.

Тойво не был похож на финна. Скорее на обычного светловолосого русского мужика, среднего роста, с крепкой коренастой фигурой, лет пятидесяти. Ему запросто пошло бы имя Иван или Сергей. Когда они познакомились поближе, Егор ему об этом сказал.

- Не сильно ошибся,- улыбнулся Тойво,- моего отца звали Иваном, а меня зовут Тойво Иванович.

- Необычное отчество для скандинава, - пошутил Егор.

У России с Финляндией на протяжении незначительной финской истории, незначительной в сравнении с Российской, было много общих больших и маленьких историй. Об этом Егор мог прочитать небольшую лекцию, что он и сделал, когда они с Тойво разговорились, готовясь к монтажу нового оборудования в котельной.

Во, первых Финляндия как государство была образована не без помощи России.

Из под влияния шведов финны вышли на русских штыках. А самостоятельным государством страна тысячи озер стала благодаря Ленину. Более того, за то, что финны позволяли и помогали на своей территории прятаться и скрываться от третьего отделения царской охранки социалистам и террористам, а впоследствии революционерам, Владимир Ильич финнам дал еще и землицы, урезав от бывшей Российской Империи. Правда Сталин ее потом забрал назад в ходе белофинской войны, на которой, кстати, воевал Егоров дед по отцу и был так изранен, что не смог пойти на фронт в Великую Отечественную. Зато дед по матери почти дошел до Берлина.

Егор тоже воевал. Как и девяностые годы своей нищей юности, так и армию, Егор не любил вспоминать. Но поддавшись магии истории, пересечению судеб людей и даже государств, он поделился с Тойво одним своим наблюдением.

Срочную Егор служил в Чечне. В 1999 году, находясь неподалеку от Аргунского ущелья, одной темной морозной ночью Егор как-то сделал для себя неожиданное открытие:

- Мой прадед Андрей Ябров получил Георгия на Балканах в Русско-Турецкую. Его зятья, то есть мои деды, безвинно расстрелянные красными, с германского фронта Первой мировой все четверо пришли в крестах. Дед Петр воевал в белофинскую, второй дед, тоже Петр, закончил Великую Отечественную 16 апреля 1945, младший брат отца дядя Миша воевал в Афгане, я вот теперь любуюсь красотами кавказских гор… Что ж это планида такая или неотвратимость судьбы, воевать всем в чьих жилах течет казачья кровь!?

Тойво задумался. Но как истинный скандинав, промолчал. Потом все-таки добавил:

- Это не потому, что ты из казаков, просто Россия всегда много воевала. Русских много, а финнов мало. Мы предпочитаем не воевать.

У Егора аж под сердцем кольнуло. Он вспомнил Кавказ, вспомнил пацанов, которые так и остались навечно в тех замерзших горах, вспомнил, как несколько лет после Чечни терзался, зачем нужна была эта война, кому нужно было, чтобы одни россияне убивали других россиян. А финн все доходчиво объяснил – просто русских много. Вот и в революцию, одни русские, убивали других. Время идет, а история не меняется. Жизнь в России никогда ничего не стоила.

Он опять вспомнил, ту морозную ночь под Аргуном, вспомнил, как до этой же самой мысли он додумался, но по-другому. Просто тогда он думал о казачестве, а сейчас финн навел его на мысль, что эта трагедия куда ужасней была и есть в истории русского народа.

Тогда в Чечне, находясь в дозоре и сжимая холодный автомат, чтобы не уснуть, он думал о том, что не нужно иметь университетский диплом историка, чтобы понимать, что казачество советской властью было истреблено, выхолощено и погублено под корень. Даже когда в его присутствии кто-нибудь нынешних казаков называл ряжеными, Егор даже не обижался. Этого уже никогда не восстановить. Целый класс уникальных людей, беспощадных воинов и великих тружеников коммунисты свели в сырую землю.

- К тому же, что такое казачество, - продолжал про себя Егор, ежась от холода и думая, чтобы ни в коем случае ни рожком, ни цевьем автомата не задеть и не чиркнуть по ледяным камням, - Это, прежде всего, дух и отношение ко всему, то есть мировоззрение. Этому не научить и не привить. Это должно быть в крови, как у моей бабки было, как у отца. Во мне это есть, - с гордостью думал Егор. Но чувство гордости быстро проходило, потому что Егор как историк знал, как все обстоит. Его этому учили пять лет. Он знал, что в его стране, за семьдесят лет советской власти и без того не у самого развитого народа было напрочь отбито чувство уважения и к частной собственности и к личности. Собственности ни у кого не было, а жизнь в России всегда стоила копейку, кто у нас не воевал или не седел? Разве есть в России такая семья?

Глядя на то, как методично и толково Тойво управляется с котлом, все по делу, ни одного лишнего движения, спокойно, солидно, Егор вспомнил свой диплом, где он на примере все тех же казаков, по полочкам раскладывал все нынешние социальные и экономические проблемы современной России, которые начались не сто и даже не двести лет назад. Вкратце, там все выглядело так: в Европе все буржуазные революции происходили в шестнадцатых-семнадцатых веках, а в царской России только в конце девятнадцатого века отменили крепостное право, а по сути, рабство. Не успел умереть последний раб как к власти пришли коммунисты, с плановой экономикой, которая совершенно не стимулировала людей к развитию. И запойный алкоголик, и квалифицированный рабочий, на заводе получали одинаковую зарплату. А к этому добавьте еще советский аскетичный образ жизни, который воспевался и навязывался. Навязывалась нищета! Государство давало убогие квартиры, машину купить было невозможно. Хороших товаров в магазинах не было. К чему советским людям, потомкам освобожденных из рабства крестьян, было стремиться. К какому благополучию? К какой собственности? Откуда могло взяться чувство хозяина? Кто их мог этому научить? Тех, кто могли, так или иначе, истребили.

В 1991 советская власть рухнула. Начались рыночные отношения, это Егор уже отчетливо помнил, появились первые бизнесмены, хозяева, собственники. Народилось первое поколение людей, которые начали стремиться к накоплению капиталов, стремиться к комфорту и успеху. Но и тут все было не как у добрых людей.

У России ужасная генетика. Всех блестящих людей извели, поэтому мы, потомки крепостных, которым вывернули мозги учениями Маркса и Ленина, мы, дети и внуки ни к чему не стремящихся заводских алкашей, и рынок начали осваивать варварски. В девяностые убивали среди бела дня, отнимали фирмы и заводы, рэкет, беспредел, разгул преступности…В глазах всего цивилизованного мира, мы сейчас находимся примерно все в тех же шестнадцатых-семнадцатых веках. У нас недавно произошла буржуазная революция, в конце двадцатого века, а в Европе триста лет назад. Там уже сменились несколько поколений, которые созидают, создают и передают от отца к сыну кто большой, кто малый бизнес, сохраняя и приумножая его. В Европе и в Америке есть устойчивое выражение – old-money. С английского переводиться, как владеющий унаследованным состоянием в течение нескольких поколений. Именно эти old-money family пользуются особым уважением. Ни потому что они богаты. Есть люди и семьи с куда большими деньгами. История знает много сказочных состояний, впрочем, история знает и множество примеров, когда эти гигантские деньги проматывались и спускались, и именно поэтому, семьи, чье богатство и влияние длиться уже по двести и триста лет, так уважаемы.

В дипломе Егор привел один небольшой, но очень значимый пример. В Италии во Флоренции, со времен Петра Первого по наши дни сохранилось семьдесят процентов семей, которые на протяжении трех веков являются крупнейшими налогоплательщиками Италии. На протяжении трехсот с лишним лет эти семьи и их бизнес процветают и отчисляют деньги в казну. А в России политологи мечтают, чтобы страна хоть когда-нибудь сто лет пожила без войн, дефолтов и потрясений. Экономисты так же говорят, что Русское экономическое чудо возможно, но после первых ста лет стабильности.

Этому был посвящен диплом Егора. Работа вызвал массу критики. Диплом был прекрасно написал и оформлен по всем канонам, соблюдая необходимые университетские требования.

- Проделана большая работа, материал интересно изложен, но мы не можем вам поставить пятерку, - вынес вердикт председатель комиссии на защите, - Нужно любить свою страну и её историю. Критиковать, много ума не надо.

- Это не критика, это анализ, - занозился Егор.

- И, тем не менее, четверка.

Егор не стал упорствовать. Из-за косности и зашоренности взглядов комиссия не захотела разглядеть в работе Егора попытку разобраться, что же с нами происходит, и куда мы идем, а главное с кем.

Позже, Егор не раз вспоминал диплом, особенно, когда завел свой бизнес. Он столкнулся с невиданной, невероятной вещью. Он готов был платить хорошие деньги, а нормальных работников было не найти. Опоздать, бросить недоделанное, не выполнить план, не явиться на работу, было как само собой разумеющееся. Егор был в шоке! Такого разочарования в людях он не испытывал никогда.

- Бабка бы моя, или батя, поубивали бы таких работничков, - с горечью думал он, хотя сам все прекрасно понимал, - Откуда им взяться, нормальным людям, читайте историю Егор Николаевич, - сам себе под нос говорил Егор.

Ответственных и квалифицированных людей он со временем набрал, и бизнес поднял, но каких это стоило сил.

- Мне бы тогда таких как этот финн, - думал про себя Егор, - Сколько времени было потеряно, какие дела можно было прекрасные вершить.

Тем временем, Тойво закончил подготовительный этап и занялся непосредственной установкой котла. Егор, как нормальный хозяин вызвался помогать, чтобы все было под контролем. И тут Тойво Егора просто потряс.

Для установки котла, в стенках котельной пришлось сделать несколько отверстий. При сверлении пыль от кафельной плитки, штукатурки и кирпича разлетается и оседает тонким слоем повсюду. Ее потом можно годами вымывать и вычищать. Зная это, Тойво одной рукой сверлил, а другой держал маленький портативный пылесос, который засасывал пыль и мелкие осколки. Финн Специально! привез с собой маленький пылесос, чтобы в котельной не было пыли и грязи. Помимо этого он привез целый ворох тряпок.

-Тойво, а тряпки-то зачем? - поинтересовался Егор, когда финн закончил и собирал свой инструмент.

- В системе могла остаться солярка, - объяснил он, - Если бы вдруг пролилась, я бы сразу вытер, а то она очень долго выветривается. Был бы запах, твоим домашним было бы не комфортно.

Егор был в шоке! Он не знал сантехников, которые заранее обдумывают свой производственный план и заботятся о клиенте так, чтобы после его ухода хозяевам ничего не пришлось убирать!

С другой стороны, Тойво был дорогой специалист. Его визит стоил 100 евро, только за то, что он приехал. То, что он сделал, тарифицировалось отдельно и тоже не дешево.

- Пусть так, - анализировал Егор, когда вся работа была закончена, - Пусть дорого, зато с качеством и с гарантиями. Это лучше чем алкаши за три копейки.

Помимо того, что Тойво был дорогой сантехник, на его услуги всегда была очередь. Чтобы его пригласить, иногда нужно было ждать два, а то и три дня. Но Егора это устраивало, ибо лучше него никого нет и свой дом, Егор мог доверить только такому человеку.

Тойво был настоящий европеец. Хозяин своего маленького бизнеса. Егору очень нравилось, что он ни разу не опоздал, всегда был опрятен. У него с собой всегда был нужный инструмент, любую работу он выполняет блестяще.

- И ведь это не очередная интеллигентская попытка превознести все европейское и покритиковать наше, - заканчивал Егор историю, на встрече с однокашниками, - Еще Петром Первым нам было внушено уважение перед всеми заморскими проходимцами, в то время как у нас и тогда и сейчас были и есть прекрасные мастера и специалисты. Тойво, это рубеж, к которому нам надо стремиться и рубеж, который однажды у нас уже был.

История про финского сантехника собравшихся за столом не впечатлила.

- Ну и что, здесь такого. Человек приехал, хорошо сделал свою работу, ты ему заплатил, он уехал. Что в этом такого? – сказал кто-то.

- Или история про то, что у тебя даже сантехник не простой, финн, видители, так мы давно знаем, что у богатых свои причуды…

- Ребята, да о чем вы!? – попытался достучаться Егор, - История о профессионализме. Да забавно, что он финн. Но главное, что он профессионал. Нам всем этого не хватает и к этому нужно стремиться, тогда и жить будем по-другому.

 

2016