… Раздалось еле слышное ворчание. Писатель обернулся и увидел, что на гостевом кресле уселся пушистый серый кот. Дымчатые и черные полосы, белая грудка, белые лапки, огромные усы.

- О! – только и смог сказать он. Кот действительно выглядел роскошно.

- Урр… Прришел мой час, и я увидел писателя, настоящего классика, - заурчал кот. – Сколько жил в библиотеке, всегда хотел вас увидеть.

- Где ты жил? – с оттенком оторопи спросил писатель.

- В библиотеке, в Петеррбуррге, - ответил кот. – Мое место было ррядом с вашими сочинениями. Трридцать зеленых томов. За девять лет я их пррочувствовал, иногда сбррасывал и принюхивался. Ваши рроманы читали рразные люди. Все говоррили: этот классик всем писателям авторр… Говорили: жаль, что умерр, он бы всем показал, как надо писать. Я не подррал ни одной стрраницы…

Писатель погладил бороду.

- Иногда говоррили: хоррошо, что он не видит, какими стали люди. Грубыми, жестокими, как те хозяева, что от меня избавлялись. Больше всего меня любили в библиотеке. Туда перестали захаживать мыши. Меня даже хотели назвать Прраздник, но потом назвали Грришей… А хозяева обычно называли Жора и Брысь.

Классик понял, что Гриша растягивает «р», когда чувствует удовольствие. Кот стал вылизывать лапы, сначала одну, потом другую.

- Такой красивый кот, - улыбнулся писатель. – Я рад слышать, что мои романы читают. В такой далекой, таинственной стране. Там же холодно…

- Моей шеррсти хватает, - отвлекся кот и повернулся боком. – Я кот сибирский, кот мохнатый.

- Сибирский? Сибирь? – писатель вздрогнул. – Я видел тех, кто там побывал и уехал потом в наше королевство. Еле живы были, крестились, вспоминая… Как ты попал-то в книжный мир?

- А меня подобрали библиотекари срразу после годовщины революции, - ответил Гриша. – В очень сильный дождь. Я убежал от хозяйки, которая пыталась научить меня есть прряности.

Гриша чихнул и угнездился в кресле поглубже.

- Если великий классик положит перед собой лист бумаги, то увидит, как выглядит библиотека. Классик ведь всегда пишет черновики на бумаге…

Писатель удивился.

- Сейчас я не пишу; в том мире, где мы, все равно издать ничего нельзя. Ничегошеньки! Я ограничиваюсь помощью моим читателям, видя их умственным взором…

- Философическим, - зевнул кот.

- Да, философическим. Но бумага у меня есть.

На столе тут же появился огромный лист. Кот встал, потянулся и взмахнул хвостом.

- Смотри. Там новогодние прраздники. В библиотеке никого нет, только книги и елка. Сегодня главная ночь, курранты бьют. Так что книги там одни, уже без меня.

Он даже вздохнул. Лист вдруг потемнел, писатель увидел книжный шкаф, рядом стул с покрывалом.

- Это мое место, - объяснил кот. – Библиотекарри очень горревали, когда меня усыпил ветерринарр. Стул с моим покррывалом не убррали. А рядом целая полка – это собррание сочинений великого классика!

Присмотревшись, писатель разглядел, что буквы на переплетах действительно сливаются в его фамилию. На полке еще стояло в рамочке очень четкое, во всех красках, изображение кота Гриши. Классик перевел взгляд и увидел через оконное стекло, рядом со шкафом, как на улице стоят укутанные по глаза люди и радостно зажигают бенгальские свечи.

- Холодно там.

- В этом году не холодно даже гладкошерстным… А люди укутались, потому что боятся микробов и друг друга. – Кот снисходительно зевнул. – Я бы на их месте боялся еще и кррыс. И самих себя.

- А что там дальше на улице? Можешь показать?

- Только со дворра. Я там отдыхал на клумбе, когда было солнышко. Я же могу показать только то, что хоррошо помню.

Кот тут же махнул хвостом. На листе бумаги показались огромные, в сравнении с деревом, дома, яркие огни и огоньки.

- Это они покупают такие хлопушки. Салют и ужас, - кот вздрогнул. – Добрый классик, который слышал каждое несчастное сердечко, мог бы заболеть от этого шума… Это как война. Я одно время любил сидеть рядом с полкой книг о войне и кое в чем разобрался. Потом их переставили повыше. Патриоты.

Кот задумался.

- А где ты слышал про несчастные сердца? – со слезой в голосе спросил писатель.

- Так говорили в библиотеке. Говорили, что такой кот, как я, недаром стал спать на стуле ррядом с сочинениями такого классика. Что добрро притягивает добрро. Они читали книги, а я видел все картины, которые представляли при этом они.

Кот стал устраиваться на кресле, очевидно волнуясь.

- В библиотеке недавно поели в мою память. И одна, Лена, так и объявила: сейчас Грриша, может быть, вместе с великим классиком. Две молодые библиотекарши переглянулись и сказали, что надо бы прочитать хотя бы по книжке…

- Они работают в библиотеке – и не читают? – удивился писатель.

- Я их прриучил читать ррасказы, - гордо посмотрел вокруг кот. – Это стоило трруда. До рроманов они еще не дорросли: слишком много рработают на компьютерре. У таких глаза и ум отказывают, так бывает, если не есть ррыбу и икрру.

Писатель опять посмотрел на лист. Ходили люди с коробками. Пробежала тощая собака.

- Она голодная! Её бросили! – взволновался классик. – Ты, кстати, что теперь ешь?

- Мечты и воспоминания, гррёзы, - ответил Гриша. – Игрра ума, видение тайн… А здесь я чувствую герроев классика. При мне читали его прроизведения к новогодним прраздникам.

- К Рождеству, - поправил писатель.

- Очень добррые произведения. Читатели в нашем горроде были довольны. Отмечали даже юбилейные даты. И в пррошлом году, и через несколько месяцев после того, как меня прриютили. Меня тоже прриглашали! Коррмили и поили… Еще слушали мои ррасказы.

Писатель загрустил.

- Бабушка в читальном зале постоянно бррала книгу за книгой и не рраз мне говорила, что классик, скоррее всего, в рраю. Она говоррила, что выздорравливает от рроманов классика.

Кот выгнул спину, а потом изобразил подобие поклона.

Писатель взъерошил волосы.

- Классика читают добррые люди. Их нельзя забывать.

Кот заурчал и заснул. А писатель опять стал смотреть на лист бумаги. Незнакомые лица, яркие магазины, добрые объятия, весна, лето, реки, дворцы… Ему среди вихрей казалось, что радости и печали такие же, как и во времена его жизни. А надежд даже больше.

- Очень красиво!

Он все смотрел и смотрел…

Дремлющий Гриша иногда шевелил ухом.

 

От автора. Классик имеется в виду не вообще признанный писатель, а вполне конкретный.