1 место на Аэлите 2005 (весна) в номинации "стиль". Финалист в номинации "сюжет". Для выхода в финал по номинации "идея" не хватило 1 балла. Тема конкурса – "Будущее человечества". Всем мегаполисам мира – прошлым, будущим и настоящим – посвящается… ИГРУШКА Нам есть чем платить, цена – не важна… Мальчик… мальчик… Ну мальчик же!.. Толпа… Пестрая. Бурлящая… Шумная. Клокочет, лопается пузырями-прорехами, исходит паром голосов людских. Смешение вавилонское. Море без конца и без края. Автострады – течения его, потоки стремительные, опасные; машины – акулы хищные, скалятся решетками хромированных радиаторов, поживу ищут; пешеходы стайками пугливых мальков в стороны прыскают. А ну как попадешь на зуб-то кому? Не хочется. Бип! Бип!! – дорогу! р-р-разойдись, суки! Кому сказано?! Быстрей! Ритм, ритм, единый ритм кнутом подгоняет, хлещет. С плеча, с оттяжечкой – шевелитесь, бездельники! Вашу мать! Кто там замешкался? Н-на! Ах, старушка – божий одуванчик, не успела. Бам-м! – зализанный продолговатый болид спортивного авто сминает тело в лепешку, подбрасывает – высоко-высоко. Кровавые брызги на ветровом стекле, будто художник, макнув кисть в баночку с красным колером, щедро плеснул на холст. Куча тряпья и костей с хряском шлепается на мостовую. Кровь… Текут струйки, с пылью мешаются, застывают грязными каплями, лужицами темно-бордовыми. Отлетает душа в горние выси. Кровь! Кровь!! Кровь!!! – смертельные эманации витают в воздухе, и спешат-торопятся машины – успеть! урвать! ухватить кусок свой! Раскатывают труп в лепешку, рвут кости и сухожилия. Отворачиваются-отшатываются люди, мимо идущие, свидетели трагедии, ежедневной, обыденной. Ужас в глазах – а если меня?! Облегчение – нет, другого. Понимание – сама виновата: старая, медлительная, реакция уже не та. Поэтому надо быстрей! Всё, всё надо делать быстрей! Еще быстрей! От осознания таких простых и немудреных истин на душе становится легко, спокойно и хорошо. А мусоросборщики уже подобрали-подчистили всё, отправив останки на переработку. Скоро несчастная старушка воскреснет в виде гамбургера или биг-мака в каком-нибудь дешевом фаст-фуде. Жизнь продолжается, черт возьми, жизнь входит в привычное русло – колею накатанную. Скрипит шестеренками плохо смазанными. Когда-то, конечно, были демонстрации и акции протеста, но – численность населения растет (даже закон в 2019 г. приняли – о детском поголовье), ресурсы не безграничны, жрать, в конце концов, что-то надо? А то. Ну и не фиг возмущаться. Мы всех, кто возмущается, к стенке поставим, спецуказ президента, понятно? Имущество после смерти владельца отчуждается в пользу государства. Семья бунтовщика направляется в трудовые лагеря на бессрочную ссылку, без права апелляции, уяснили, мать вашу? Если кто особенно тупой и ничего взять в толк не может – шлепнем прямо на месте. Обществу не нужны недееспособные идиоты. Утром, вечером и в обед на главных государственных каналах – трансляция показательных расстрелов. Смотреть обязательно. Кто будет увиливать, автоматически считается изменником, предателем и врагом народа – со всеми вытекающими. Мальчик… Ну же, мальчик!.. Подойди, мальчик!.. Толпа… Люди-волны. Люди-пена. Прибой громогласный – плещет, плещет, плещет… – Куда прешь, козел? – Сам козел! – Ты че, ваще охренел? – Девушка, разрешите с вами познакомиться? – А вы военный? – Почему это? – Ну кто ж так говорит: разрешите? Гуляйте, молодой человек, – прямо, а потом налево. Понятно? – Экстази! Барт Симпсон! Кокс! Гербалайф![1] Дешево – хватай-налетай! – Герыч почем? – Для вас, уважаемый, совсем-совсем даром – пятьдесят баксов доза. – Тридцать. – Не смешите меня, за тридцатник только палево голимое, можете, кстати, в соседней подворотне купить. А здесь – товар качественный. – Ну… сорок. – Сорок пять. – Заметано. – Эй, сутяра, твои шалавы? – Мои, господин. – Сколько? – Штука рубликов за час. Малолетки – шестьсот. В голову дать[2] – двести. Постоянным клиентам скидки. Снимите на сутки – будет дешевле. – Давай троих. Вон, помоложе которые. До завтра забираю. На, хватай бабки, сдачи не надо. Ну что, куклы крашенные, поехали е…ся? ------------------------------------------ [1] MDMA, LSD, кокаин, героин (жарг.). [2] Так на уличном жаргоне называют минет. ------------------------------------------ Мальчик!!! Бледно-голубое небо нависает над городом опрокинутой чашей – щербатой и давно не мытой. По небу бегут грязновато-серые облачка и неожиданно яркое желтое солнце. Пахнет нагретым асфальтом, пылью, бензином. Визжат клаксоны проезжающих авто, шаркают тысячи ног. На рекламных щитах крутятся анимационные ролики; многочисленные радиостанции выплескивают на улицы самую разную музыку. Огромный плазмотрон на небоскребе транслирует встречу президента с главами регионов: крупный лысоватый мужчина произносит энергичную речь. Толпа течет мимо. Изредка бросает вверх равнодушные взгляды. Официальные новости мало кого интересуют. Гораздо большее внимание привлекает другой плазмотрон – поменьше, негосударственный канал RedLine умеет ярко и красочно подать всё что угодно. Ведущий Артур Мартиросян беседует с вице-премьером. – …значит, поездка вопрос решенный? – Да. График составлен. Президент посетит некоторые регионы. Не могу пока сказать – какие именно и в каком порядке: служба безопасности сочла эту информацию секретной. – Что вы говорите, – деланно удивляется ведущий. Потом доверительно наклоняется к премьеру: – Мне кажется, зарождается новая традиция. А вы как думаете? Блестят радугой витрины магазинов – шопов, кауфхаусов, бутиков, – смешно коверкают и растягивают лица. Кривое зеркало, в котором отражается наша с вами реальность-действительность. И ни одного русского названия! Ни одного! – Мама! Песик! – розовощекий карапуз тянет за рукав кожаного полупальто не очень молодую, но все еще красивую (чуть-чуть косметики, бриллиантовая сережка-капля в левом ухе), стильно одетую женщину. – На Чарлика похож. – Где? – мать чуть заметно щурится: солнце слепит глаза. В темно-каштановых волосах вспыхивают золотистые искорки. – Вот, – пухлый пальчик описывает дугу. – Он улыбается! Вывеска – сверкает разноцветным неоном – "Robotoy Inc". Шрифтом помельче – "Мы дарим счастье! Специальная новогодняя акция! Купите верного друга – Kinoida – вашему ребенку со скидкой 30%". Хм, действительно похож. Хотя, начиная с серии "D", они все индивидуальны. Ну-ка, ну-ка. Серия "F"? А как же "E"? Пропустили? – Давай зайдем, мам. Я хочу посмотреть на собачку поближе. – А потом ты захочешь, чтобы я ее купила. – Тебе жалко? Подарить мне на Новый Год самый лучший на свете подарок?! – Нет. Но ведь ты, наверно, помнишь, как сломался и умер Чарлик? Как ты плакал? Специалисты из Robokin, да, тогда они назывались по-другому, сказали, что это произошло от небрежного обращения. – Нет! Я буду аккуратно. Я теперь большой, я понимаю. Купи. Пожалуйста. Новый Год же, мама! Просительный взгляд, синий-синий, как васильковый луг. Снизу – вверх. Небо заглядывает мальчишке в глаза – хрустальный свод, чаша мутного стекла, укрывшая город. И небу становится стыдно – за блеклость свою, невыразительность. За клочья облаков, не белых, нет, – пепельных. Какой, к чертям, Новый Год, – думает женщина. – Тридцатого сентября? Вот именно, какой – седьмой или две тысячи двадцать седьмой? Боже мой, это же идиотизм – перенести празднование Нового Года на осень. Новая страна – новые веяния? Новая, черт побери, временная шкала? Увековечить захотели, себя, любимых? Да обыкновенный военный переворот. Диктаторы, тьфу! Каждого четвертого пересажали, что дальше делать будете? – Вадик, у тебя достаточно игрушек. – Хочу собачку! – сын упрямо тряхнул белобрысой челкой. – Она похожа на Чарлика! – Не капризничай, пожалуйста. – Ну, мама! – Ох, какой же ты настырный. Весь в папу. Ладно, давай зайдем и просто посмотрим. Понимаешь? Просто взглянем и всё. Магазин очень большой, внушительный, степенно-красивый. Ряды полок и полочек поражают невероятным, невообразимым изобилием товаров. Мимо них – чинно, вальяжно – прохаживаются покупатели. Прицениваются, присматриваются, заводят разговоры с менеджерами, пытаясь соизмерить новогодние пожелания-притязания своих детей с толщиной кошелька. Вадим с трудом скрывает восхищение, озираясь по сторонам. Вокруг столько игрушек! Они такие разные! С потолка свисают пестрые гирлянды воздушных шаров, в стоящих на полу вазах – живые цветы и маленькие деревца, даже несколько небольших фонтанов имеется. Играет приятная тихая музыка, взметаются вверх струи воды, окрашенные неоновой подсветкой в синие, красные и зеленые тона; сердце сладко замирает в груди, а потом вновь бьется – часто-часто, предвкушая удивительные праздничные сюрпризы, которые, конечно же, произойдут на Новый Год. Ведь в жизни всегда есть место Чуду, не так ли? Желание, надо только загадать желание – пусть мама купит песика. Пусть, пусть, пусть… Холодно блестят никелированные поручни эскалатора: наверх? Нет, спасибо, мы как-нибудь сами. Покрепче ухватиться за мамину ладошку (обручальное кольцо на пальце, сейчас почти никто их не носит) и – как головой в омут – нырнуть в пеструю круговерть шумного яркого игрушечного рая. – Здравствуйте, – перед ними, словно по волшебству возникает продавец – приятного вида молодой человек: черные брюки, белая рубашка, галстук-бабочка, цветная татуировка в виде спиральки на правой щеке. Настоящий джентльмен. – Чем-нибудь помочь? Подобрать подарок? У нас, кстати, проходит специальная новогодняя акция – вы можете приобрести Kinoida серии "F" с тридцатипроцентной скидкой. – Дядя, я хочу посмотреть собачку. Там, в витрине. Она похожа на Чарлика. – Конечно, мальчик. Пойдем, – продавец вопросительно смотрит на мать, как бы спрашивая: ну, стоит тратить на вас время? вы купите эту дорогую игрушку? Та чуть заметно хмурится, пожимает плечами. – Дядя, – Вадик нетерпеливо переступает с ноги на ногу, – вон Чарлик. Я покажу. – Хорошо, – неожиданно говорит женщина. И они идут к витрине. – …в точности как Чарлик, – объясняет Вадим продавцу. – Так моего бывшего песика звали. Тот отрешенно кивает: да, да, не парь мне мозги, мальчик, знаешь, сколько таких Чарликов? – вагон и маленькая тележка. Потом спохватывается: – Ну, так будете брать или нет? – Мне надо позвонить, – говорит мать. – Посоветоваться с мужем. Отходит в сторонку, активирует устройство мобильной связи в правом ухе, неслышно шевелит губами. Мама… Сын просит. Слышишь? Купи!.. – …Что еще? Ах да, вот этот плюшевый мишка – бесплатный подарок каждому покупателю Kinoida. Можете взять его прямо сейчас, а собаку вам доставят в течение трех часов, хорошо? Превосходно отрепетированная улыбка – белые, неестественно ровные зубы (металлокерамика, наверное) – ничуть не похожа на заблаговременно подготовленную и теперь надетую маску. Продавец действительно доволен – он в доле, процент с продаж является неплохой надбавкой к зарплате. – Какой пушистый, – Вадик внимательно смотрит на медвежонка, заглядывая в пластмассовые, агатово-блестящие глаза-пуговки. – У него есть имя? – Э-э… нет, – мнется продавец. – Называй как хочешь. – Пусть будет Пушистиком, – решает мальчишка. – Ему подходит. * * * Цок, цок, цок – коготками по полу. Зырк, зырк – глазищами по сторонам. Хор-рошие глазищи – все видят: от инфракрасного до ультрафиолетового диапазона. Лечь на персональный коврик в углу зала, вытянуть лапы, положить на них голову. Если взглянуть со стороны – вылитый ризеншнауцер. Короткий обрубок хвоста, небольшие уши, жесткие кудряшки шерсти. Вот только настоящих животных уже давно никто не держит в квартирах. Дорого, накладно, выгуливать надо – где? Проблем, опять же, не оберешься, например, с соседями. – Чарли-ик! Хвост из стороны в сторону – раз! два! Из стороны в сторону. Хозяин зовет – надо встать. – Чарлик, иди сюда, мой хороший, иди-иди. Маленькая рука гладит по спине, чешет за ухом, обнимает. Это приятно. Волны любви и нежности заполняют всё его существо. Заполняют… затопляют… Ты мне – я тебе. Ну… мальчик… Как собачка? Нравится?.. – Чарлик, – Вадик обнял Kinoida. – Мы всегда будем вместе, да? Ты ведь не умрешь? То есть… не сломаешься, я хотел сказать. Знаешь, как я плакал, когда прежний песик… – мальчишка всхлипнул, отер рукавом предательски набежавшие слезы. – Не-ет, конечно, не сломаешься, вон, какой ты здоровущий. Давай играть? Я буду кидать мячик, а ты – приносить. – Лови! – Взмах рукой: мяч летит, стукается о стену, отскакивает. Пес черной молнией мечется по комнате. – Ам-м! – осторожно смыкаются челюсти, могущие развить усилие до ста двадцати килограмм-сил. Ярко-оранжевый мяч, торчащий из пасти, похож на клоунский накладной нос. – Сюда! Давай его сюда! – счастливо смеется пацан. Kinoid отрицательно качает головой. И кажется, что его глаза, да нет, какие глаза? – фотоэлементы… пусть! неважно! – они задорно блестят. – Ну сейчас я тебе покажу, – мальчишка корчит страшную гримасу и начинает наступать на собаку. Та потихоньку пятится назад, потом ловко изворачивается и проскальзывает мимо Вадика. – Дого-о-ню-у-у! – кричит он. – Всё равно догоню! Чарли оживленно мотает хвостом, налево – раз! направо – два! Скалится насмешливо. Попробуй, мол. – Так нечестно! Ты бегаешь быстрее меня!.. Смех. Шум. Крики. Радостно-довольные вопли и взвизги. И вся эта развеселая чехарда длится уже черт знает который час. * * * Неподслушанный разговор Вторник, 17 сентября 7 г. – …совершенно очевидно, что в Robotoy Inc происходят странные, из ряда вон выходящие вещи. – Почему же очевидно? Доказательства, где доказательства? – Ха, были бы. Они так ловко прячут концы в воду, что нам никак не удается схватить их на горячем. – Знаешь, капитан, я уже по горло сыт всякими досужими вымыслами. У тебя есть конкретный детализированный отчет по этому вопросу? Подкрепленный к тому же железными фактами? Заметь, фактами, а не бабскими сплетнями. – Будет, господин полковник, обязательно будет. И с фактами, и со всем другим, что понадобится. Это дело времени. Всего лишь времени, понимаете? – Ты мне, капитан, лапшу на уши не вешай. Ты конкретный срок обозначь, и к сроку этому – исполни. А если не сможешь – светит тебе служебное несоответствие и всякие прочие радости. Понятно? – Так точно, господин полковник. К двадцать пятому сентября всё будет сделано – рапорт, отчет, доказательства. Разрешите выполнять? * * * Вадим играл – увлеченно, самозабвенно: крошечный самолет – радиоуправляемая модель – стремительно носился по комнате. Пальцы еле успевали давить на кнопки пульта. Поворот! Ф-фух, надо бы сбавить скорость. Опять поворот! Самый настоящий СУ-33, только маленький. Дзинь! – позвякивали стеклянные подвески люстры, когда самолетик проносился мимо них, закладывая крутые виражи. Дзинь! – Ах! – вздыхал мальчишка и думал, не разбить бы, мама будет ругаться. Дзинь!! Ай! Уменьшить! Уменьшить скорость! Из открытого настежь окна доносился громкий, не умолкающий ни на минуту (разве что чуть стихающий ночью) уличный шум: шелест шин, вой клаксонов, людской гомон, приглушенное звяканье металла… Чуть заметный, легкий ветерок шевелил шторы, а солнце – яркое, праздничное – врывалось в комнату, и в его теплых желтых лучах плясали пылинки. – Ж-ж-ж! – орал счастливый пацан, выводя "Сушку" из крутого пике. И надо же – замешкался вдруг, не так быстро нажал кнопку на пульте. Фьють! – самолет вылетел в открытое окно, поминай как звали. Удивление на лице – что случилось?! – сменяется растерянной гримасой – как же?.. моя моделька… И мальчишка бежит к окну, лезет, карабкается на подоконник, размахивает пультом. Вот – не удержал равновесие, покачнулся, всплеснул руками, стараясь уцепиться за штору. – А-а-а! – захлебывающийся крик. Мальчик… Куда, мальчик? Стой! Мама… сын сейчас упадет. Быстрей! Нет, не успеешь… Чарли, лежавший на коврике в дальнем углу зала, поднялся, напружинился, повел головой и – прыгнул! Пересек в полете всю комнату, приземлился на подоконник, резко, сильно боднул Вадима, отбрасывая назад, но сам соскользнул, не сумев уже удержаться на предательски гладкой пластиковой поверхности. Съемка-рапид: пацан летит, разевая рот в немом крике, – медленно-медленно; и так же неторопливо, но с другой стороны, падает биомеханическая игрушка – пес Чарли, любимчик, подарок новогодний… Плюшевый медведь, сидящий на трюмо, тупо пялится в стену: оранжевые обои с цветочками, напылены неделю назад, схема Relax, ничего особенного. Вадик упал, больно стукнувшись затылком об угол "стенки", разбивая его в кровь. Ненадолго потерял сознание, потом вновь очнулся. Пелена перед глазами… мутная… кружится всё… тошнит… Нет! Нет! Не на ковер! Мама будет… Вырвало. Утренним завтраком: омлет, хлеб с маслом, чай. Зато стало легче. Немного… легче… Он лежал на полу рядом с лужей собственной блевотины – совершенно обессиленный, не пытаясь даже отползти в сторону, и горько – навзрыд – плакал. Собачка оказалась плохой. Очень плохой! Она обидела его! Ударила!! И самолетик пропал-потерялся. Не вернуть теперь! Дрянная, паршивая, гадкая собака!! Ненавижу!!! А Kinoid, рухнувший вниз с четвертого этажа, всё еще слабо подергивался на асфальте, сучил лапами, пока переехавшая его машина окончательно не решила вопрос жизни и смерти. * * * Неподслушанный разговор № 2 Четверг, 19 сентября 7 г. – …с-слышь, кап-питан, ты меня уважаешь? – Да я за тебя, майор, да я… а… наливай! – За ч-что п-пить будем? – За что? А давай за государственную тайну? Я тайн этих до хера знаю. Хошь, расскажу одну или две? Или десять? – Да за каким д-дьяволом мне т-твои тайны, капитан? У меня самого их выше головы. Я, м-мать-перемать, из-за тайн этих – невыездной. Даже отсюда, из этого гребаного города – невыездной. – А-а, не скажи. Такие тайны на дороге не валяются. Я если ее щас выболтаю, то полкан[3] и тебя, и меня уроет, в землю закопает, а потом на могилках спляшет. Семьям, естессно, денежную компенсацию выплатят, орден посмертный на красной подушечке вручат и заявление официальное зачтут. От имени, мол, и по поручению… геройски погиб при исполнении своих служебных обязанностей… как верный сын отчизны и народа в лице правящей… Веришь, нет? А ведь зачтут. Поэтому, майор, я тебе ни хрена говорить не буду. Я ж не дурак. И ты – не дурак. Мы умные, да? Наливай!.. ------------------------------------------ [3] Полковник (армейский жаргон). ------------------------------------------ * * * …электронный мозг умирающего Kinoida успел-таки оттранслировать вовне новое, пока еще малопонятное чувство. Оно было неприятным, но очень-очень сильным. И все модификанты серии "F" жадно впитывали его. Не потому, что искали свежих, ярких впечатлений, не потому, что стремились сохранить в общей памяти последние минуты жизни собрата, и уж вовсе не по чьему-то распоряжению свыше. Просто таков был принцип: ты мне, я – тебе. * * * Robotoy Inc, офис генерального директора Понедельник, 23 сентября 7 г. (запись разговора произведена собственной службой безопасности компании по настоянию руководителя службы А. Т. Георгадзе) – Здравствуйте, господин Краснов. – Здравствуйте, Семенов. Присаживайтесь. – Спасибо. – Ну а теперь объясните мне, почему вы настояли на столь срочной, неотложной встрече? У меня отпуск, между прочим. И заканчивается он через три дня. Могли бы и подождать, а? Генеральные директора ведь тоже должны отдыхать, не так ли? – Обстоятельства, господин Краснов, обстоятельства, будь они неладны. Я бы даже сказал, самое настоящее ЧП. Такая неразбериха во всем. Можно воды? – Да, конечно. Слышно, как булькает наливаемая из графина жидкость. – Так вот… Ну, вы, наверно, знаете, что игрушки довольно часто ломаются? Дети, они… гм… скажем, недостаточно аккуратно с ними обращаются. Шумный вздох. Бульканье воды. – Что-то никак не пойму, куда вы клоните? – Сейчас поясню. В случае обнаружения поломки владельцы обращаются в сервисные центры, ну а если тварюшка окончательно издохла – сдают в утиль. Там у нас также имеются свои люди, всё схвачено. Поэтому весь спектр выпускаемой нами продукции, так или иначе, возвращается обратно. Специалисты устанавливают причины, вызвавшие поломку, проводят комплексное тестирование электронно-вычислительных матриц, отыскивают сбои и прочие неполадки. Потом извлекают более-менее ценные узлы и детали, вновь запуская их в производство. Вот, собственно, такой круговорот. – Хм, признаться, не услышал ничего нового. Хватит ходить вокруг да около, выкладывайте, что там у вас стряслось. – Специальный контур-блок SoEM[4], встроенный абсолютно во все последние модели, господин директор, – его нет! Обнаружено, так сказать, наличие отсутствия. У принятых в ремонт и переданных на утилизацию игрушек нет такого контура! Даже намека на него, будто и не было никогда, представляете?! – Я, Семенов, ничего представлять не должен, ясно? Это ваши, – подчеркиваю, ваши! – непосредственные и прямые обязанности. Так что докладывайте по существу. – Но как же?.. Я и докладываю – в соответствии с секретной директивой № 0150 в течение вот уже трех месяцев вся выпускаемая Robotoy Inc продукция комплектуется дополнительным EM-контуром, который способен принимать и ретранслировать особые управляющие сигналы. Пока – в радиусе до тысячи трехсот метров. В ближайшем времени дальность будет увеличена, это чисто техническая проблема. – Ах, вот вы о чем. Честно говоря, никак не могу запомнить всякие аббревиатуры, поэтому и не понял сразу. Хорошо… то есть плохо, конечно же. Очень плохо. Как давно зафиксирован первый подобный случай? – Примерно полмесяца назад. – Принятые меры? – Мы тщательно проанализировали весь цикл производства – диверсий не обнаружено. Во взятых на пробу образцах из отдельных партий не выявлено никаких дефектов. Проверка магазинов показала, что товар, хранящийся у них на складах, полностью соответствует норме. Отклонения, конечно, встречаются, но строго в пределах допустимых значений. Объем продаж в этом квартале был очень высоким. Модельный ряд во всем своем ассортименте раскупался на ура. Думаю, нет смысла отзывать назад нашу продукцию, пусть даже частично. Поступив так, мы просто дискредитируем себя. – Черт бы вас побрал, Семенов! И господина Штольца с господином Хайруллиным заодно. И всю вашу гребанную экспериментальную серию "F"! Допрыгались, умники?! А если – вы хоть задумывались над этим? – ситуация выйдет из-под контроля?! Что тогда? Ложиться в гроб и заказывать молебен за упокой? Весь тщательно отработанный и скоординированный план теперь можно выбросить на помойку, к свиньям собачьим! Куда делись блоки, Семенов? Не растворились же! Кто поручится, что с остальными игрушками не случилось то же самое? – Не всё так плохо, господин Краснов, серия "F" занимала незначительный сегмент этой части рынка. Основная целевая аудитория предпочитала модификации "E" и "D" в силу их более низкой стоимости и удобства эксплуатации. Ну а с ними – полный порядок. Выборочные проверки подтвердили ошибочность первых предположений, развеяв всяческие сомнения. – Ладно, Семенов, позже специальная экспертная комиссия обстоятельно разберется во всей (в деталях) этой темной истории. А пока – обратите внимание на бурную деятельность ребяток из СБК[5] и, по возможности, пресеките ее. Иначе всех нас ожидают оч-чень крупные неприятности. ------------------------------------------ [4] Sidebar of External Management – контур внешнего управления. [5] Служба Безопасности и Контрразведки (бывшее ФСБ). ------------------------------------------ * * * Вадик бесцельно бродил по квартире – из комнаты в комнату, тер кулачками глаза, всхлипывал, стараясь не разреветься в полный голос. Только теперь, через несколько дней, когда прошли обида и злость, он понял – что сделала собака. Почему оттолкнула его. Вадик страдал. Ему было очень-очень жаль Kinoida. Безмерно. На все увещевания родителей, мальчишка топал ногами и кричал: "Нет! Нет! Чарлик умер! А другой… мне не нужен!" – Быть может… кошку? – осторожно интересовался отец. Теребил в смущении жесткий ежик светлых волос, тер переносицу. – Кошечку, а? Эти бесхитростные слова вызывали у сына новый приступ истерики. * * * Неподслушанный разговор № 3 Среда, 25 сентября 7 г. – …Ну? – Не "ну", господин полковник, а голые факты. Против них, как известно, не попрешь. Ознакомились? Так выскажите свое компетентное мнение. – Я тебя, капитан, под трибунал отдаем, сука. Ты что нарыл, мразь, что накопал?! Он же – революционер! борец! Да ты знаешь, кем приходится глава Robotoy Inc президенту? Двоюродным братом, мать его! Лучший друг детства и все такое. Им памятники по всей стране! А ты… Короче, отчет необходимо уничтожить, свидетелей – убрать. Мы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Занимаемся своим делом, на Robotoy нам просто-напросто насрать. Пусть хоть в жопу друг друга трахают, а мы пальчиком – слышишь?! пальчиком! – не шевельнем. Вот даст президент отмашку, тогда, пожалуйста. – Боюсь, поздно будет, господин полковник. Эмпат-блоки и биочипы с наведенным контуром псевдосознания это вам не хухры-мухры. – Так что, они все-таки живые?! – Нет, слава Богу, пока еще – нет. Хотя… тот, кто знает точно, наверняка молчит и носа высунуть не смеет. Мы можем лишь предполагать. – Не понимаю, ох, не понимаю… Цели какие? Задачи? Они что, специально это делают? С умыслом неким, выгадать чего-то хотят? Или все же – бизнес? Обычный, нормальный бизнес: деньги, сверхприбыли… А может, они просто дураки? Дубины стоеросовые. Ни хера не понимают, а лезут. Интересно им, умникам яйцеголовым, интеллигентам вшивым, очкастым. – Думаю, бизнес и сверхприбыли неким умыслам совсем не препятствуют. Одно, знаете ли, другому не мешает. Так что готовьтесь, шеф. – Ты на что это намекаешь, а? – Да не намекаю уже – открытым текстом говорю: будет очередной переворот. – Точно? – Совершенно точно. Знаете когда? Не догадались еще? Аккурат в Новый Год и устроят. Умно, ничего не скажешь. Вот такой, значит, подарочек-сюрприз от Дедушки Мороза. Шеф, вы в Деда Мороза-то верите? Ну и правильно. А отсюда линять надо, ой, линять, чтоб только пятки сверкали. И чем быстрей, тем лучше. – Думаешь… Краснов будет хуже нынешнего президента? – Хуже, лучше, – капитан пожал плечами. – Присягнем – и вся недолга. Меня другое беспокоит. – Что? – Средства. Орудия для достижения цели. Вполне возможно, живые орудия. * * * Robotoy Inc, офис генерального директора Пятница, 27 сентября 7 г. – …Да, да, да, Штольц! Черт возьми! Взятку дайте! Всё, что угодно! – Краснов раздражено хлопнул ладонью по интеркому. Чуть ослабил узел шелкового галстука. Налил из графина стакан "Боржоми", шумно глотнул. Пузырьки газа приятно щекотали ноздри. – Ничего не могут сделать без распоряжения свыше. А?! Ну что за люди. Никакой ответственности, – директор раздраженно дергал галстук – темно-бордовый, в серую мелкую полоску. Стакан с минеральной водой чуть подрагивал. Руководитель Robotoy Inc вынул из внутреннего кармана пиджака расческу, пригладил волосы на лысеющей уже голове. Вновь утопил клавишу интеркома: – Инна, как там мой кофе? Сварила уже? Побыстрее, пожалуйста. – Да, Владлен Петрович. И… – Что? – Звонил Арчил Теймуразович, просил, чтобы вы посмотрели новости. Краснов пошарил на заваленном бумагами столе, нашел пульт и включил видеопанель. Популярный ведущий негосударственного новостного канала RedLine Артур Мартиросян, слегка волнуясь и выпучив круглые водянистые глаза, зачитывал последние известия: – …наш корреспондент, ранее других оказавшийся на месте… Директор чуть увеличил громкость. – …Крупное дорожно-транспортное происшествие на федеральном шоссе номер сто пятьдесят девять… Скрипнула, открываясь, дверь кабинета. – Ваш кофе, – прощебетала секретарша, входя с подносом. На нем стояли чашка, сахарница, кувшинчик со сливками и небольшая джезва, над которой поднимался ароматный парок. – …группа сотрудников СБК, следующих в… – продолжал бубнить диктор, – многочисленные жертвы… Инна замерла на пороге, смешно округлив глаза и всматриваясь в экран, на котором крупным планом показывали место аварии. Искореженные ошметки металла, обгоревшие тела, черный жирный дым, рвущийся к небу. Спасатели в серебристо-оранжевых комбинезонах, суетящиеся на заднем фоне. Усталый черноусый дядька с подергивающимся веком. Мужчина твердо смотрел в камеру и нервно курил, постоянно сплевывая. – Да, – говорил он, – производится опознание. Личности некоторых погибших уже установлены. Это лейтенант Гаврилов, лейтенант Балашихин, капитан Приходько, полковник Череповец… Секретарь поставила поднос на стол и торопливо вышла, аккуратно притворив дверь. – Представитель СБК по связям с общественностью воздержался от каких-либо комментариев, – скроив печальную мину, заявил ведущий. – Контрразведка не подтверждает и не опровергает возможность теракта. Но, скорее всего, имевшее место трагическое событие явилось просто стечением обстоятельств. Краснов щелкнул пультом, экран погас. Потом Владлен Петрович тронул мочку уха, активируя устройство мобильной связи, бросил: – Семенов, зайди на пять минут, – усмехнулся. – Отчитаешься. * * * – Кто это? – Вадик вопросительно посмотрел на мать. – Где? Что ты увидел? – женщина потрепала сына по плечу, огляделась по сторонам. – Вон, дяди в черных куртках, с гитарами. – А-а, – мать понимающе кивнула, поправила выбившиеся из-под беретки волосы. – Снэгеры[6]. Уличная группа. Скорее всего, выступают нелегально. Пойдем, Вадька, нам еще торт надо купить и апельсины. Знаешь, кто будет встречать с нами Новый год? Тетя Люся с Игорьком. Помнишь тетю Люсю? – Ага, – согласился мальчишка, – помню, – и заканючил: – Хочу посмотреть, как поют. Ну, пожалуйста, мам. – Нет, – женщина нахмурилась. – Могут начаться беспорядки. Они же специально провоцируют людей! – Всего одну минуточку! – Вадик увлек ее в сторону памятника Двум Революционерам, под которым играли музыканты. Вокруг уже скапливался народ. Мать ошарашено крутила головой: децибелы, рвущиеся из колонок, оглушали. Надсадно визжали электроскрипки, ухали барабаны; жесткая, агрессивная мелодия синтезатора винтом вкручивалась в уши. Лысый парень с татуировкой паука на черепе и зеркальных очках в пол-лица быстро, резко отчитывал текст. Крошечная капля радиомикрофона на гибком усике дрожала возле обветренных губ. – Цель оправдывает средства, не так ли? И если не будет ни Ада, ни Рая, Смысл участия в дурном Спектакле – Он пропадет, как туман растает. Жизнь, паскуда, всучивает роли – Те, которые на зубах навязли. И яркой, мгновенной вспышкой боли Придет ощущенье – нужен праздник. Толпа прибывала. В стоящую на земле коробку из-под чипсов летели деньги – в основном мелочь, но попадались и крупные купюры. – Пошли, – мать дернула Вадика за рукав. – У этой snag-группы наверняка нет лицензии. Будто подтверждая ее слова, из-за угла высунулись два тупорылых полицейских "Хаммера". Хлопнули дверцы, впечатались в пыль рубчатые подошвы ботинок. Хмурые стражи порядка сосредоточенно проталкивались к певцу, распихивая людей прикладами. – Пошли, – повторила мать. – А теперь припев, вместе! – кричал, перебивая уличный шум, парень с татуировкой. Ему, видимо, было плевать на полицейских. – Надо устроить всем на потеху Восстанье против себя и природы. Кровавого бунта страшное эхо Раскатится пусть, ужасая народы. ------------------------------------------ [6] Snag – коряга (англ.). Нарочито небрежный музыкальный стиль. Смесь панка, рэпа и техно-индастриал. Зародился в 2019 г. в молодежной среде как форма социального протеста. ------------------------------------------ * * * Robotoy Inc, офис генерального директора Понедельник, 30 сентября 7 г. – Ну что, начинаем? – Начинаем, Владлен Петрович, – Георгадзе шумно вздохнул, достал носовой платок, вытер потный лоб. – Внимание! – поправил на лацкане пиджака клипсу мобильной связи, окинул взглядом ряд многочисленных видеопанелей на стене кабинета. – Минутная готовность. Техникам-операторам отчитаться. Координаторам один и два докладывать о состоянии хода операции каждые пять минут. Корректорам-синхронизаторам – каждые четверть часа. – Пост один – аппаратура в норме. Полный охват условного района, – бодро отбарабанили слева. – Пост два – аппаратура в норме. Полный охват условного района, – подхватили их соседи. – …Пост пятнадцать – аппаратура в норме. Полный охват условного района. – Пятнадцатый пост у нас на площади Свободы, напротив регионального управления полиции, – внезапно сказал Краснов, дернул галстук, ослабляя тугой узел. – А Штольца я лишу премии. Потом. Чуть не напортачил в таком важном вопросе. – Борис хороший теоретик, – вступился за "коллегу" Георгадзе. – Сейчас больше нужны практики, – директор вновь дернул галстук. Никак не мог избавиться от дурной привычки теребить какую-либо часть одежды при сильном волнении. – Как теоретик он тоже не очень, вспомни накладки с серией "F". – Может быть, может быть, – пожал плечами руководитель службы безопасности. – Внимание! – повысил голос. – Десятисекундная готовность. Отсчет пошел. Десять. Девять. Восемь… – …Ноль. Начали! – Ну как? – Краснов устало помассировал виски. – Все нормально, Арчил? – Да, Владлен Петрович. Минут через пятнадцать-двадцать мы будем полностью владеть ситуацией. Сначала спровоцируем массовые беспорядки, в ходе которых ликвидируем сопротивление полиции, контрразведки, ну и других служб. Потом возьмем под контроль телекоммуникационные системы, административные учреждения, бизнес-центры, транспортные узлы и развязки. Далее по плану – штурм отеля "Orion-Meta", в котором остановился президент. – Дай-то Бог, – пробурчал генеральный, суеверно сплюнул через левое плечо, постучал по столешнице. Георгадзе понимающе хмыкнул. Старинные часы с кукушкой, висящие на стене, неторопливо качали маятником, отмеривали секунды с минутами. Тик-так – время. Тик-так – вечность. Тик-так – одна эпоха сменяет другую. Это плохо? Хорошо? Но ведь мы все равно не в силах что-либо изменить. Эпоха следует за эпохой. Новое – взамен старому. Тик-так… Через пять минут после начала акции было зафиксировано первое нарушение графика. Дальше всевозможные сбои и осечки только нарастали, и вот – тщательно разработанная операция полетала-покатилась в тартарары, к чертям собачьим… – Отказ аппаратуры! – паниковали операторы. – Программный сбой! – Сигнал затухает! – Гаснет! – Невозможно провести коррекцию! – Синхронизация не проходит! – Что такое?! – в бешенстве орал на Георгадзе Краснов. – Почему?! Немедленно устранить все неисправности! Ни в коем случае не прекращать операцию! Я приказываю!! – Это СБК, – бормотал осунувшийся службист. – Чертово СБК взяло нас под контроль! Всё… конец… Они знают! Знают!! Я не хочу!.. – Какое еще СБК?! Полковник, капитан и их окружение ликвидированы! – Или… это они… – Георгадзе побледнел от внезапной догадки. Синева щетины на щеках и подбородке придавала ему сходство с покойником. – Кто "они"? Что вы плетете, Арчил?! – Они… серия "F"… – губы начальника СБ безвольно дрожали. – Сделали на свою голову… Краснов с размаху влепил ему пощечину. Отпечаток пятерни ярким пятном вспыхнул на землистом лице. – Какая теперь разница, вы, мямля?! – Владлен Петрович тряс Георгадзе за грудки. – Какая, я вас спрашиваю?! – Никакой, – службист будто очнулся, сжал кулаки – до хруста в костяшках, до судорог. Скрипнул зубами. – Всё одно – нам конец, не пощадят ни те, ни другие. – Тонкие крылья его породистого, с горбинкой, носа яростно вздрагивали. – А это мы еще посмотрим, – директор часто, с присвистом, дышал; редкие волосы на голове слиплись от пота. – Сидеть, сложа руки? Не-ет, – он сорвал клипсу мобильника с пиджака Георгадзе, прокричал, разбрызгивая слюну: – Уничтожайте установки! Вооружайте людей! Слышите?! Взгляд у Краснова был страшный, чудился в нем треск адского пламени. Вязкого, смоляного. Не щадящего никого и ничего. – Лучше сдохнуть с оружием в руках, чем… Чем плясать под чужую дудку? Корчиться марионеткой на ниточках? Да? Правильно? Вы странные, люди. Через ненависть и разрушение думаете прийти к процветанию? Неужели это правда? Скажите, правда?.. Тогда… * * * – Мама, – удивился Вадик, когда родители встали из-за праздничного стола и начали одеваться. – Вы… куда? Вы же сказали, что никуда не пойдете? Дома будете. Тетя Люся с Игорьком должны еще… – Вадим, – папа недоуменно пожевал губами, нахмурился (этот простой вопрос неожиданно смутил его), – э-э… мы скоро придем. Хорошо? Побудь пока один, ладно? Ты ведь уже большой мальчик. А мы с мамой вернемся буквально через… э-э… в общем, жди. Хлопнула входная дверь. Звякнули на столе вилки-ложки. Чуть покачнувшаяся люстра отбросила на стены неяркие, матовые блики, и большой кремовый торт, гордо выпятивший свои жирные масляные бока, вдруг показался мальчишке совсем-совсем невкусным. Вадик подошел к окну, отдернул штору, прижался носом к холодному стеклу. Замер. По улице шли люди. Много людей. К ним присоединились мама с папой. * * * Толпа… Пестрая. Яркая. Гомонит, орет, кривляется. (Веселитесь, люди? Это такой праздник, да?..) Сборище сумасшедших – если взглянуть со стороны. Непрекращаемое броуновское движение. Но вот – замерло, остановилось, взгляды липнут к огромному электронному табло, висящему над площадью: "23:59:27". Стихает музыка, смолкают голоса визгливо-пронзительные да выкрики пьяные. Ненадолго, правда. Да что уж теперь. Бом! бом! бом! – начинают отсчет куранты. Бом!.. – Ур-р-ра-а-а!!! – беснуется толпа. – Ур-р-ра-а-а!!! – звук летит над площадью, толкается в барабанные перепонки. – Ур-р-ра-а-а!!! – единым выдохом, выжимая весь воздух из несчастных легких. – С Новым Годом!!! Пенится открываемое шампанское, звенят взятые из дома бокалы. – С Но-вым!!! Го-дом!!! С Но-вым!.. Ба-бах! – летит вверх конфетти из хлопушек, вжиу! – рассыпаются фейерверки, трещат воздетые высоко-высоко бенгальские свечи. Лес рук, море огня, ленты серпантина – паутиной серебряной, и расцветает в небе салют праздничный, такой красивый, что дух захватывает. Ликование – всеобщее, неподдельное. В стране диктатура? – плевать! Семьдесят процентов за чертой бедности? Работают, рук не покладая? Двенадцать часов в сутки? – а нам-то! В трудовых лагерях каждый четвертый? Расстрелы показательные обязали смотреть даже школьников? – Господи, какая ерунда! – Ур-ра-а!! С Новым Годом!!! Редкие цепочки полицейских – хмурые лица за пластиковыми щитками шлемов, кевларовые бронежилеты с активным отражающим слоем, оружие штатное наизготовку. Бдят стражи – а ну непорядок какой случится? Кидают по сторонам угрюмые взгляды ("Тридцать пятый, доложите обстановку". – "Докладываю…"), желваки на скулах катают. Да нет, нормально вроде всё, но если что – готовы немедленно пр-ресечь. "Тридцать шестой, доложите обстановку…" Внезапно большая часть толпы – около двух третей – застывает. Щелк! – моментальная фотография. Статуи недвижные, каменные. Валятся из рук бутылки, бокалы, рюмашки-стаканчики. Падают на асфальт, дзинь! – разбиваются, выплескивая шипучую янтарную влагу… Оставшаяся треть не сразу понимает, что произошло, не догоняет, проще говоря. Бурлит кровь, эйфория волной накрывает, рвется наружу хмельной угар. – Братан, давай выпьем! Ты че, братан? Не уважаешь? Э-э… да что такое?.. Мать вашу, что с ними со всеми такое?!! …ваша цель – вышки и центры мобильной связи, полицейские участки, административные учреждения, банки, аэро- и железнодорожные вокзалы… А те стоят и будто вслушиваются во что – серьезно, внимательно. Словно некий голос у них в голове вещает. … Неужели и впрямь? …люди, любое сопротивление необходимо подавить. Быстро и эффективно. Кто не с нами – тот против нас. Это враг. А враг подлежит безусловному уничтожению. Убивайте их! Убивайте всех!! Убивайте!!! Толпа шевелится, вспучивается, раздается в стороны, вскипает волнами. Люди достают припрятанное под полами одежды оружие – пистолет-пулеметы "Клин-М", "Каштаны" с лазерными целеуказателями, электроразрядники "Дзетта". Кое-где мелькают совсем уж старые АК-74, ПМ, даже ТТ. Хищно блестят ножи и кухонные топорики для разделки мяса. – Бля! Ты че, сука? Ты мне на ногу встал! – Да пошел ты! – Э-э, братан, остынь. Культурно отдыхаем, да? Всё путем. – Д-да? Ну так отдыхай, придурок!!! – нож по самую рукоятку входит в горло. – Мо-чи-и-и козлов!! – Н-на! Отвали, гнида! – Ментов! Гасите ментов!! – А-а-а!!! Слышны первые выстрелы… * * * Вадик – через щелку в шторах – с ужасом и страхом смотрел, как неистовая куражная толпа бесчинствует за окном, разнося вдребезги всё, что попадется под руку. Полоумные психи и то, наверно, ведут себя куда благопристойней. В окна домов и зеркальные витрины магазинов летели камни, пустые бутылки, увесистые металлические предметы, куски пластика. Люди переворачивали и разбивали машины, урны, скамейки, мусорные контейнеры, а робоуборщиков, вылезших из своих ниш-укрытий, – просто разрывали на части. – Круши-и-и!! – доносились бессвязные вопли. – Бей!!! – Суки! Получите, суки! – Ломай двери! Небольшой отряд полиции, высунувшийся из соседнего переулка и тут же ввязавшийся в свару ("Всем стоять! Стволы на землю! Даем вам пять секунд, сопротивление бесполезно – на подходе внутренние войска и армейские соединения!"), был уничтожен в считанное мгновенье. – На площадь Свободы! – орал кто-то в черном блестящем плаще, взгромоздясь на крышу элекара "Ford Hawk". – Все на площадь Свободы! Там главное ментовское управление! Дадим гадам прикурить!! – Правильно! – Дадим! – Круши-и-и!.. Где-то неподалеку грохотали траками, кроша и сминая асфальт, Т-125 – танки, используемые заградотрядами полиции. Промчалась, плюясь огнем, парочка БТРов. – А-а!.. – взвыла толпа, ломанувшись следом и беспорядочно паля из самого разнообразного оружия. – Мама… папа… – скулит пацан, – мне страшно. Где вы? Куда ушли? Зачем? Я здесь один, совсем-совсем один… Я не хочу умирать! Они сейчас придут и убьют меня! Плохие дяди и тети войдут в дом… схватят, будут бить, пинать ногами… Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!.. Пожалуйста, мама… папа… Не надо бояться, мальчик. Опасности нет. Никакой. Всё под контролем. Спи. – Пожа… – не договорив, Вадик отлипает от окна, сомнамбулически бредет к кровати, ложится, отворачивается к стене. Закрывает глаза. Засыпает. Спит… И может быть, видит что-то хорошее, потому что здесь, в вывернувшейся наизнанку реальности, в домике карточном, рухнувшем в одночасье, это самое "хорошее" будет теперь ой как нескоро. Если вообще будет. Всё донельзя паршиво, скверно, отвратительно и мерзко. Кажется, что смертельно-тлетворные, ядовитые эманации заполонили землю, воздух, воду, и планета стонет под этим ужасающим гнетом. Не укради? Не убий? Не возжелай?.. Бред! Боже мой, какой бред! Кстати, ты, Господи, – тоже бред. Глупость несусветная. Чушь собачья. Отвали, короче, не мешай. Мы свихнулись, сбрендили, спятили. А-а-а!!! – это помешательство, чистое и прозрачное, как слеза ребенка. Это ненависть, горящая в глазах. Это жажда самоуничтожения. Убейте врагов своих. Ради будущего счастья, ради свободы, ради жизни. Убейте! Всё лучшее будет потом, всё лучшее достанется вам и только вам, а сейчас нужно действовать – решительно, твердо, беспощадно. Убейте их!! Всех убейте!!! Мир сошел с ума. Будто прорвался большой гнойный нарыв – и злоба окончательно затопила людские души. На улице – трупы, раскуроченные, перевернутые машины и много-много мусора. Витрины магазинов скалятся острыми изломами разбитых стекол. Ветер гоняет по мостовой пустые пластиковые бутылки, алюминиевые пивные банки, ленты серпантина, конфетти и прочую дрянь. – А-а-а!.. – доносится из близлежащих кварталов. – А-а-а!!! Дикий, надсадный рев. И – огненное зарево: уже в нескольких местах. Черные густые клубы дыма, запах гари, частицы пепла носятся-витают в воздухе. Справа раздаются глухие звуки артиллерийской канонады. Бух! Бух-х!! Это что – конец? Не-ет. Это – только начало. Кап, кап – накрапывает дождь: мелкий, нудный, осенний. Кап – дождь постепенно усиливается, прибивает к земле пыль и грязь. Размазывается в воздухе серой пеленой. В редком свете одиноких, чудом уцелевших фонарей видны мокро отблескивающие, деформированные листы металла, расколошмаченные в щепу скамейки, горелые куски пластика, битое стекло… Сломано всё, что только можно было сломать и разрушить. А по темному, искореженному и захламленному донельзя асфальту неторопливо текут первые, пока еще слабые струйки. Размывают кровавые пятна, окрашиваясь в веселый ярко-розовый цвет, сливаются в ручейки. Дождь становится всё сильнее, превращаясь в ливень, тяжелые капли со всей дури лупят по лужам, взрываясь пузырями-брызгами. Вода с шумом устремляется в открытые канализационные люки и водостоки, бурлит, пенится, несется грязным потоком, вбирая в себя многочисленный мусор и разные нечистоты. Покачивает, пытаясь сдвинуть с места, трупы людей – этакие полузатопленные корабли-остовы. Их много, очень много. Разбросанные по сторонам руки бессильно цепляются за выщербленный асфальт, распяленные в немом крике рты захлебываются мутной водой, пустые глаза смотрят вверх, в непроглядную тьму обложенного тучами небосвода. Будто совета испрашивают. Боже милосердный, да как же? да за что?.. А небо – отвечает: Вот чаша сия. Полна она. Мимо не проношу, нет. Примите. Благодарность же ваша или ненависть не нужны мне. Видите? – отверзлись хляби небесные, поднимутся воды, обоймут вас до самой души. Дальше что будет – не знаю. Истинно верующие – да спасутся. Кто?! Кто – истинно верующие?!! – вопиют-надрываются умершие. Но безгласный вопль этот тщетен и бесплоден. – Он? Может быть, он? Или она? Поток, несущийся по мостовой, слегка покачивает труп женщины, лежащей на поребрике. Ее длинные каштановые волосы, мокнущие в луже, расплылись-рассыпались на отдельные прядки, стали похожи на темно-коричневое невесомое облачко, плавно колеблющееся в дождевых струях. Женщина немолода, но все еще красива, она напоминает мертвого ангела. И пусть к волосам, обратившимся нимбом, прилип брошенный кем-то окурок. Пусть. Это неважно. На ней модное дорогое полупальто. Да, испачканное и порванное, но все равно выглядящее стильным. А на груди – большая обугленная дыра. Такие обычно оставляет полицейский "универсал" "МП-31Т", спецмодель. В левом ухе блестит сережка-капля, возможно – бриллиантовая. Лицо чистое, не испорченное ни татуировкой, ни пирсингом. Обручальное кольцо на пальце (редко кто сейчас их носит). Чуть-чуть косметики… Все будет хорошо. Скоро. Очень скоро. Мы обещаем вам это. А пока – с Новым Годом, люди! С новым счастьем!!! 29.09 – 05.11.2004, 03.2005 |