Джек. Говоря о детстве, нельзя упустить из виду персонажа, сыгравшего большую роль в моей детской жизни. Это мой верный пёс Джек. История появления в нашей семье Джека всегда вспоминается мне с большим волнением, как и всё, что с ним связано. Я могу точно сказать, что между любовью к человеку и любовью к животному нет совершенно никакой разницы. Всё, к чему побуждает любовь – желание дарить радость, заботу, желание быть рядом, получать удовольствие от общения – всё это было и у нас с Джеком… Я проживала тогда с бабушкой и дедом. Однажды вечером я услышала их неистовый спор. Предметом спора было желание деда и нежелание бабушки приобретать охотничью собаку. Дед был заядлым охотником и всю жизнь его сопровождали собаки. После смерти последней долгое время собак в доме не было. И бабушка была категорически против нового животного в доме. У деда никогда не хватало духа противостоять бабушке. Он всегда безропотно сдавался, а она оставалась «на коне». И в этот раз он тоже ушёл с понурой головой. Мне было тогда семь лет и в моей жизни ещё не было опыта общения с домашними питомцами. Поэтому я не могла привести никаких аргументов в пользу деда, хотя каким-то образом чувствовала его правоту. А бабушку я, честно говоря, побаивалась, она была очень властной женщиной. Большинство внуков называли её бабой Галей и «на Вы». Дед же для всех был дедулей. В тот вечер вопрос с приобретением охотничьего щенка был решён. Я понимала, что собаки у нас не будет. Раз уж бабушка так решительно была настроена. Но дед оказался настроенным не менее решительно. На следующее утро дед подошёл ко мне и неожиданно так спросил шёпотом: – Ты хочешь, чтобы у нас был щенок? Я, с некоторой опаской, ответила: – Хочу. – Тогда поехали со мной. Мы просто посмотрим на него. Может быть, бабушка потом нам разрешит. Только ничего ей пока не говори. Мы только посмотрим на него, ладно? – дед произнёс это с таким волнением и одновременной радостью, и азартом, и даже каким-то вдохновением. Я, конечно же, его не выдала, и после обеда мы с ним сели в машину и куда-то поехали. Дом, куда мы приехали, находился на улице Советской. Мы вошли в подъезд, поднялись на несколько этажей и позвонили в звонок. Дверь нам открыл пожилой мужчина, а у его ног стоял огромный пёс с коричневыми длинными ушами и очень добрым взглядом. – Агат, место! – строго сказал мужчина, и пёс удалился. И вдруг, вместо этого огромного пса, нам на встречу выбежало совершенное чудо, как две капли воды похожее на своего отца Агата, только в миниатюре. На нелепо длинных лапах, с задорной мордочкой и неугомонной энергией, к нам подбежал щенок и, виляя коротеньким хвостом, стал бесцеремонно нас облизывать. Какой же он был милый! Все принялись его гладить. Это был щенок породы дратхаар (немецкая жесткошёрстная легавая). Мне он понравился с первого взгляда. Мужчина с дедом удалились в кухню, а я ещё немного повозилась со щенком в прихожей. Потом дед вышел и, к моему великому удивлению, сказал: – Пойдёмте! Бери его за ошейник, Катюха! Я даже вопросов задавать не стала. Мы посадили его в машину на заднее сидение вместе со мной. Щенок совсем не сопротивлялся, был очень приветлив и, казалось, всё время улыбался нам. Он вылизывал мне лицо, руки, щекотал меня своими усами и своим дыханием. Я смеялась. А дед был просто счастлив. Однако, радость немного стихла, когда мы подъехали к дому. – Что ты скажешь бабушке? – спросила я. – Не знаю. Давай немного прокатимся, – ответил дед. И мы накручивали круги вокруг квартала, пока дед набирался смелости. И вот, наконец, он решился. Я шла молча. Я боялась даже на секунду представить бабушкину реакцию. Я мысленно зажмурилась. А щенок бежал рядом, продолжая вилять хвостом и радостно подпрыгивать. Бабушка принимала гостей. Она вообще очень любила принимать гостей. В этот день у неё были три подруги на обеде. Все четверо сидели на кухне и ели, весело что-то обсуждая. Дед осторожно приоткрыл дверь, желая тихонечко войти, но... Щенок стремглав помчался прямиком на кухню. Энергично дыша и не переставая вилять хвостом, он обнюхал всех сидевших за столом дам, и, закинув передние лапы на стол, смахнул языком кусок колбасы. То ли из благодарности за колбасу, то ли просто от хорошего настроения, он стал вылизывать бабушкины руки (как будто знал, кто в доме главный). Бабушка с восторгом воскликнула: – Ой! Это чей такой хорошенький? Дед сухо ответил: – Наш. Дальше в адрес деда последовала ядреная смесь интеллигентной речи с деревенским матом на тему «Ах, за что я тебя полюбила?». Конечно, мы использовали все аргументы, доводы и оправдания, чтобы щенок остался с нами. Я даже всплакнула. Бабушка, в конце концов, сдалась. Правда ещё несколько дней она сердилась и говорила что-то вроде: – Ваша собака, вы и кормите. Ваша собака, вы и гуляйте. Или: – Ой, вот только не надо мне рассказывать про эту вашу собаку! А щенок делал своё дело. То лизнёт, то принесёт что-нибудь, то выкинет номер какой смешной. Бабушка постепенно оттаивала. Мы три дня не могли придумать ему имя. Перебрали все собачьи клички, дед изучил родословную и какие-то специальные книги перелистал. На третий день, вечером, когда мы все сидели в большой комнате, дед спросил: – Как же нам его назвать? А, Галь? Бабушка буркнула в сторону деда: – Да мне всё равно! Хоть Джек Восьмёркин американец! (Тогда была очень популярна повесть Николая Смирнова «Джек Восьмёркин американец»). Щенок на эту реплику живо откликнулся и бросился крутиться у бабушкиных ног. Так и решили. Джек! Бывали периоды в моём детстве, когда Джек был мне не просто лучшим другом, но и единственным другом. Он ни разу не предал меня, ни разу не сказал, что ему некогда выслушивать мои откровения. Он всегда очень чутко слушал моё настроение. Он грустил вместе со мной, он радовался вместе со мной. Радоваться он был мастак! Вот кто-то скажет: «собака – она и есть собака!» Ан нет! Собака собаке рознь! У каждой собаки, как и у человека, есть свой неповторимый характер, свой внутренний уклад. Наш Джек был безусловным оптимистом, берущим от жизни всё, а взамен дарящим радость всем вокруг. У него была добрая отзывчивая душа и весёлый нрав. Он любил похулиганить и порезвиться. Он открыто заявлял о своих желаниях, и готов был всё простить за любовь и ласку, и кусочек сладкого. Джек – это большая часть моей жизни, не только детской, но и взрослой. Он многое позволил мне познать, многое понять, многое оценить и переоценить. Я и сейчас часто вспоминаю его, его глаза, его мимику. Как многие, ушедшие от меня, он по-прежнему со мной, незримо следует рядом. Происшествие с Джеком Удивительно, но, когда я закрываю глаза, я отчётливо могу представить себе сидящего рядом со мной Джека, нашего охотничьего пса. Я помню его преданный взгляд, его светло-карие добрые глаза. Помню его мокрый нос. Я ощущаю, как он кладёт свою тяжёлую голову мне на колени и, приподняв брови, предано смотрит на меня. Я помню его жёсткую серую пегую шерсть, покрывающую всё тело. А шерсть на его голове была шоколадного цвета, гладкая, блестящая. Я очень любила потеребить его огромные свисающие уши, а он позволял мне делать с собой всё, что угодно. Я зажмуриваюсь, и мне кажется, что только минуту назад я обнимала собаку, моего любимого питомца, моего ближайшего друга детства. А ведь прошло уже двадцать пять лет с тех пор, как я его не видела. Джек терпеть не мог ошейник и намордник, он очень любил свободу. Бывало, удерёт куда-нибудь за кошкой или за маленькой собачкой, и ищи- свищи его. Потом является. Виноватый, прощения просит и подлизывается. – Ах ты, такой-сякой-эдакий! – ругали мы его, а он вилял своим коротеньким хвостом, подходил, прижав уши, и начинал вылизывать руки. Невозможно было его не простить. Поначалу, я боялась каждый раз, когда он исчезал на целый день или даже два, думала – украли или машина задавила. Но он всегда возвращался, и я привыкла. С возрастом он, конечно, стал бегать меньше, но летом на даче его было не удержать. Мы спали на втором этаже. Джека в этот вечер мы не дождались. Я обегала весь берег, все ближайшие дачные посёлки, но его нигде не было. Ночью мне послышался какой-то шум не веранде. Я спустилась вниз. Было очень темно, только луна да фонари с погрузочной базы еле-еле освещали наш участок. На веранде кто-то тяжело дышал. Я включила свет и увидела совершенно жуткую картину, от которой у меня подкосились ноги. Под лавкой, в огромной луже крови, лежал недвижимый Джек, тяжело и редко дыша. Глаза его были чуть приоткрыты. И из них лились слёзы. Я никогда раньше не видела, как собаки плачут. – Джек! Джекуля! Что с тобой? – встревоженно вскрикнула я, подбежала к нему и опустилась на колени. Он весь был в крови. Я взяла его голову и приподняла. Он, продолжая неровно дышать, жалобно проскулил. – Дедуля!!! – истошно завопила я, – Джек ранен! Бабушка с дедушкой выбежали на веранду. Дед осмотрел пса, тот совсем не сопротивлялся. По лицу деда я поняла, что дело плохо, и безудержно зарыдала: – Что с ним? Он ведь не умрёт? Дедушка! Он ведь не умрёт? – Галя, неси чистое полотенце! Катя, из машины принеси аптечку! У него огромная рана на груди. Я, не переставая плакать, побежала в гараж. Достала из бардачка серую кожаную сумочку с красным крестом. На обратном пути я заметила, что дорожка от калитки до веранды вся была в кровавых пятнах. Джек потерял много крови. Дедушка обработал рану, приложил к ней сложенное в несколько раз полотенце и плотно перевязал Джека бинтами. – Надо ехать к ветеринару. Прямо сейчас, – сказал он. – Я с тобой! Я его не брошу! – заявила я. Бабушка сначала была против, но дед сказал ей: – Пускай едет. Поможет. Потом дед обнял меня и сказал: – Перестань плакать. Будешь помогать. Надо спасать беднягу. Я утёрла слёзы и твёрдо решила: «спасём!». Дед поднял Джека на руки и положил его на заднее сидение. Я села рядом с псом. Всю дорогу я разговаривала с Джеком и гладила его по голове: – Потерпи, Джекуля. Мы вылечим тебя. Он не издал ни звука, только иногда приоткрывал глаза и молчаливо просил: «Помогите!» Через час мы были в дежурной ветеринарной клинике. Доктор забрал для осмотра Джека, а мы с дедом сидели в коридоре. Я посмотрела на деда. На нём лица не было. Он сжимал в одной руке свою белую хлопчатобумажную кепку, а другой – подпирал лоб, то запуская пальцы в волосы, то выпуская их. Он весь сгорбился. Периодически он делал глубокий вдох и медленно шумно выдыхал. Я очень боялась. Я не могла думать ни о хорошем, ни о плохом. Мы сидели молча и ждали. Сколько времени прошло, я не помню. Казалось, целая вечность. Потом вышел врач и сказал: – Похоже, кто-то проткнул его садовыми вилами. Три глубокие раны. Мы дали ему наркоз. Раны мы зашили. Через час он должен прийти в себя. Крепкий он у вас парень. – Кто же посмел? – качая головой, одновременно с печалью и злостью, сказал дед. По дороге на дачу я всё думала о жестоком человеке, который чуть не убил нашего Джека, доброго, весёлого пса, любящего людей, доверчивого и совершенно безобидного. Как он мог? Джека мы лечили всей семьёй. Каждый день обрабатывали его раны, делали перевязки. Уже на третий день он стал нормально есть и выходить на веранду. Я все время была рядом. Подумать страшно было, как бы я стала жить без него, если бы мы с дедушкой не успели. Кто бы катал меня зимой на санках? С кем бы я бегала по лесу и по берегу? С кем бы плавала и играла? Кто бы выслушивал меня, когда мне грустно и защищал меня, когда мне страшно? Через пару недель Джек стал таким же весельчаком, как и раньше. От его ран остались маленькие рубцы, а потом и они исчезли. А вот на моём сердце рубец остался на всю жизнь. И хоть жестокости мне приходилось видеть не мало, воспоминания о том происшествии с Джеком оживляют эту рану сильнее других. Охотники – Ну что, охотнички, когда вас ждать? – спрашивала бабушка, когда мы с дедом и Джеком в очередной раз собирались на охоту. Мы были настоящей охотничьей командой. Дед Валентин многие годы увлекался охотой, жизнь его делилась на охотничий сезон и остальные дни. Но какой же охотник без собаки? В его жизни было много охотничьих собак. Насколько я знаю, ещё когда мама училась в школе, у него был сеттер-гордон, потом был русский спаниель, а уже потом появился Джек. Преимущество Джека перед его предшественниками было в том, что собаки его породы предназначены, чтобы охотится не только на пернатую дичь, как сеттеры или спаниели, но и на прочего зверя, на любой местности и круглый год. Дед брал его с собой на кабана, зайца, лису, ну и, конечно, на болотную птицу (уток, вальдшнепов, нырков, бекасов). Джек обладал отличным охотничьим чутьём, быстрой реакцией, хорошо бегал и был очень выносливым. Он мог вступить в схватку с крупным агрессивным зверем, мог загнать быстрого зайца, перехитрить умную лису. Он отлично плавал и приносил из болота подстреленных уток. Чтобы поддерживать форму, Джеку нужны были постоянные тренировки. Улица Республиканская, на которой мы жили в Тольятти, находится неподалёку от леса, куда каждое утро мы выводили Джека на прогулку. Теперь в этом лесу разве что воробьёв с воронами повстречаешь, а когда я была маленькой, там обитали совы, белки, зайцы, косули, и даже лоси. Рано утром, перед школой, независимо от времени года, мы отправлялись в лес. Дед приучил меня к тому, чтобы вести ежедневные записи в дневнике о том, кого я сегодня повстречала в лесу, что заметила интересного, что узнала нового. Дедушка учил меня различать животных по их следам на земле или снегу, по их помёту и по признакам их питания (обгрызенной траве, ободранной коре, взрыхленной земле, шелухе от орехов и шишек). Я легко могла понять, что недавно тут пробежал заяц, или лось полакомился осиновой корой, или прошло стадо косулей. Джек любил порезвиться в лесу. Он бегал, прыгал, кувыркался в траве или закапывался в сугробы. Джек часто гонялся за полевыми мышами, раскапывая повсюду огромные ямы. Завидев белку, он непременно начинал лаять и пытался с разбегу вбежать на ствол сосны: делал пару шагов и падал вниз. Мы всегда хохотали над ним. Я любила бросать ему палку, а он с радостью выполнял команды: «апорт» или «подай». Частенько я подшучивала над ним: замахнусь палкой и только сделаю вид, что бросила, а сама за спину спрячу. Джек рванет с места, а потом останавливается и смотрит на меня то ли удивлённо, то ли виновато. Однажды, самая обычная наша прогулка по лесу в Тольятти, обернулась для нас удивительной историей. У нас гостили мои двоюродные сёстры Оля и Женя. Жене тогда было года четыре. И мы все вместе пошли в лес. Джек обычно в лесу слишком далеко не убегал от нас, но тут он рванул куда-то в кусты и исчез. Мы бродили по лесу и звали его: – Джек! Вдруг нам послышался его истошный лай. Мы побежали на звук и выбежали на небольшую полянку. Посреди полянки рос невысокий кустарник. Джек стоял рядом, и безудержно лаял, а из-под кустарника доносились странные звуки: «Ии-ии-ии!!!». Мы сначала испугались. Потом подбежали к кусту и увидели, что под ним лежит маленькое беспомощное животное: мокрое, с длинными неуклюжими ногами, со светлыми пятнышками на шерсти, похожее на оленёнка Бэмби. – Это детёныш косули, – сказал дедушка, – Он, вероятно, только что родился, а Джек спугнул маму. Не трогайте его, нам нужно спрятаться, а то мама может его не найти. Взяв за ошейник пса, дед повёл нас всех в кусты. Мы присели, спрятавшись за деревьями. Косулёнок жалобно блеял, а Джек рвался к нему. Я зажала ему морду ладонями: – Тихо, тихо! Успокойся! Пусть мама заберёт его, – говорила я своему псу. Женя вдруг начала плакать и умолять дедушку: – Дедуля, давай возьмём косулёночка домой, он такой хорошенький. – Нельзя. У него есть мама, и она позаботится о нём, – спокойно говорил дед. А Оля добавила: – Когда он вырастет, он станет большой косулей с рогами. Что мы тогда с ним будем делать? Мы сидели в кустах и ждали. Женя время от времени причитала о том, что нам обязательно надо забрать его домой. Джек то успокаивался, то снова вырывался из рук. Прошло несколько минут. И вдруг из кустов напротив показалась косуля: грациозная, с гладкой бежевой шерстью, с маленькими острыми кривыми рожками и большими ушами. Она осмотрелась и осторожно подошла к кусту, где лежал её малыш. Наклонившись, она стала вылизывать его. Потом он, шатаясь, неуклюже поднялся на ноги и стал сосать у неё молоко. Джек рвался, что есть мочи, а мы удерживали его изо всех сил. Ещё через несколько минут косуля пошла в сторону густого леса, а косулёнок, спотыкаясь и пошатываясь, пошёл вслед за ней. Белое пятно под хвостом косули постепенно растворилось в зарослях. Женя рыдала: – Косулёночек! Почему мы его не забрали? – Он вернулся к своей маме, – сказала я. Эту удивительную историю с косулей и её детёнышем я часто вспоминаю и теперь. Дед состоял в обществе охотников и заводчиков охотничьих собак. Поэтому Джек часто участвовал в испытаниях и выставках, чтобы профессионалы могли оценить его внешний вид (экстерьер) и охотничьи умения. Выставки охотничьих собак проходили каждое лето в нашем городском лесопарке, а иногда мы выезжали в другие населенные пункты Куйбышевской и Ульяновской областей, чтобы продемонстрировать все достоинства нашего любимого пса. Джек носил титул чемпиона Куйбышевской области среди охотничьих собак. У него было множество золотых и серебряных медалей и различных жетонов. Многие могут подумать, что собаки ничего не понимают, и просто выполняют команды своего хозяина. Это совершенно не так. Накануне выставки, дед всегда тщательно готовил Джека: напоминал ему команды, которые будут давать ему судьи («стойка», «прикус», «голос», «рысь», «след»), приводил в порядок его шерсть, лапы и когти, чистил уши. Джек всегда с достоинством переносил все эти процедуры, верно выполнял команды, но больше всего ему доставляло удовольствие надевать свои медали. Дед командовал Джеку: – Джек! Неси медали! И он мчался к полке в прихожей, где лежали его награды, и тащил их дедушке. Все награды Джека были прикреплены к специальной манишке, которая вешалась на ошейник. Дедушка надевал манишку на пса, и тот мгновенно менялся. Он выпячивал грудь вперёд, весь вытягивался и выпрямлялся, задирал вверх голову, и выражение на его морде становилось гордым и торжественным, немного надменным и царственным. Он важно вышагивал по комнате, будто великий монарх, а мы заливались смехом от умиления. На выставках собак Джек вёл себя всегда очень ответственно, не дурачился и слушался, словно понимал всю значимость ситуации. Он шёл спокойно и гордо между спаниелей и пойнтеров, лаек и гончих, биглей и сеттеров. Он совершенно не обращал внимания ни на агрессивных борзых, ни на суетливых прыгучих фокстерьеров. И всегда Джек уходил с выставок с наградами. Перед началом охотничьего сезона охотничье общество всегда организовывало испытания для собак. Я очень хорошо помню, как мы с дедом и Джеком ездили в Мелекесс (так дед, по старинке, называл Димитровград в Ульяновской области), где охотники выбрали местность с лугами, болотом и лесом, чтобы испытать все инстинкты и повадки своих собак. На испытаниях оценивалось, насколько хорошо собака держит след, насколько тихо пробирается в камыше, как быстро находит подстреленных птиц или зверя, и насколько аккуратно, не повредив, приносит их хозяину. Джек никогда не подводил дедушку. – Какая у тебя собака, Валя! Просто – молодец! Настоящий охотник! – завидовали ему другие охотники. Чтобы быть полноценным членом нашей охотничьей команды, мне тоже приходилось многому учиться. Дедушка рассказывал мне про повадки птиц и животных, про особенности их жизни в разные времена года, про их питание, линьку. Кроме того, он показывал мне охотничье ружьё, учил чистить его, набивать патроны и заряжать. Стрелять, правда мне никогда в детстве не приходилось. Бабушка строго настрого запрещала деду давать мне в руки заряженное ружьё, да и дед боялся. Перед охотой вечером дед показывал мне всё, из чего состоит патрон, и я самостоятельно набивала его. В гильзу я насыпала порох, сверху укладывала картонный кружок и кружок из войлока (пыжи) и прижимала их специальным поршнем, потом насыпала в гильзу дробь (мелкую – для птицы, крупнее – для зверя), на дробь снова укладывала картонный пыж. Потом дед на специальном станке закатывал патрон, чтобы все его составные части не вывалились. Я очень гордилась тем, что умела всё это делать и тем, что дед всегда мне доверял. Много всяких интересных историй связано с охотой. Но особенно хорошо я помню две: про зайца и про лягушку. Чаще всего наша охота разворачивалась в болотистой местности, где дед охотился на уток. Коричневатая пестрая утка-кряква и её селезень с изумрудной шеей чаще всего становились жертвой охотничьего ружья. Я не очень-то любила, когда убивают живых существ, но дед научил меня спокойно относиться к этому. – Утки – это пища для человека, – говорил он мне, – главное не убивать больше, чем ты способен съесть. Дед сидел в зарослях камыша и иногда покрякивал манком, Джек спал возле машины, а я бродила вдоль болота. Вдруг я увидела лягушек. Их было много: больших и маленьких. Я стала ловить их руками, и на удивление, мне удалось поймать одного маленького лягушонка. Я хотела порадовать этим деда, но знала, что шуметь нельзя. Я отошла подальше от воды, посадила его на траву и стала наблюдать за ним. Лягушонок, конечно, хотел удрать и быстро прыгал то вправо, то влево. Я не давала ему уйти, преграждая ему путь руками. Потом мне стало немного жаль его, и я решила вернуть лягушонка в болото. Я взяла его в ладони и понесла. А перед тем, как выпустить его в воду, крепко прижала его к себе и сказала: – Пока, лягушоночек! Но мои объятья, вероятно, оказались слишком крепки для маленькой лягушки… Лягушонок больше не шевелился. Я разжала ладони и увидела мёртвую лягушку. Ужас, который наполнил меня, возвращается ко мне и сейчас. Я убила живое существо. Впервые. Совершенно не желая этого, просто не рассчитав свои силы. Я заплакала. Положив осторожно лягушку на лист кувшинки, я бросилась к машине и стала звать деда. Дед вышел из камыша. – Ты чего расшумелась? Уток всех распугаешь, – сказал дедушка. – Я раздавила лягушку, – всхлипывая, сказала я. Дед мог бы не придать этому значения, как делают многие взрослые, но он сочувственно поглядел на меня, похлопал по плечу и сказал: – Не переживай, Катюха. Так тоже бывает. В следующий раз будь аккуратней. Ведь человек намного сильнее, чем многие животные, и он всегда должен помнить об этом, когда хочет подружиться с ними. Ещё долго я грустила и чувствовала себя виноватой, и всегда в своей жизни потом, когда мне встречались на пути братья наши меньшие, я вспоминала этого лягушонка. Историю про зайца я тоже вспоминаю очень часто. Как я уже говорила, Джек был мастак охотиться не только на болотную птицу, но и на всякого зверя. Однажды осенью мы поехали охотиться на зайца. Где-то далеко за городом мы выбрались на небольшую дорогу. По обе стороны тянулись огромные пашни, окруженные лиственными посадками. Почти каждый километр посадки прерывались, и можно было подъехать к пашне на машине. Мы свернули к полю и остановились. Было пасмурно. Серое небо нависало над чёрным вспаханным полем, вдоль которого тянулись почти голые берёзы, и только редкие яркие пятна золотых стогов сена украшали этот мрачноватый пейзаж. Мы перекусили, выпили чай из термоса. Потом дед сказал: – Вы с Джеком останетесь здесь, войдёте в посадку, и пойдёте по ней до следующего поворота. А я на машине поеду туда и буду вас там ждать. Чтобы Джек не бегал просто так, повторяй ему команду «ищи», он должен бегать по посадке зигзагом и проверять каждый куст. Заяц – не дурак, сидит тихо. Он сел в машину и уехал. А мы с Джеком пошли. – Ищи, Джек! – скомандовала я. Джек профессионально стал обнюхивать каждый куст, каждую травинку, каждое деревце. Он бежал довольно быстро, и я бежала за ним, в резиновых сапогах и синей болоньевой куртке с капюшоном, держа в руках корявую палку, которую нашла в траве. Вдруг под кустом кто-то шевельнулся, Джек гавкнул, и началась бешеная гонка! Серовато- коричневатый заяц с белым хвостом рванул из-под куста, отталкиваясь огромными задними лапами. Моё сердце так сильно забилось! Заяц и Джек в одно мгновение скрылись впереди за деревьями, а я, задыхаясь, бежала за ними, но догнать их уже не могла. Я бежала, бежала и думала, что вот- вот посадка должна закончиться, и я увижу дедушку. Вдруг, страшный выстрел ворвался в эту тишину, наполненную моим дыханием и шуршанием моих шагов о сухую листву. Я встала, как вкопанная, на мгновение, а потом снова побежала. Через минуту сквозь ветки я увидела нашу машину, а там и деда с ружьём. – Подстрелил! Катюха, я его подстрелил! Я выбежала из посадки и посмотрела на поле. По черной вспаханной земле носились двое: пёс и заяц. Заяц был ранен и хромал, но бежал по- прежнему быстро. – Джек! Взять! – кричал дед, но Джек никак не мог настичь зайца. – Может не надо, дедушка? – умоляла я, – Пусть зайчик убегает. – Я уже ранил его, Катя. Джек должен взять его. Я не плакала. Но сердце моё колотилось, и я надеялась, что Джек не сможет его догнать. Заяц нарезал круги и зигзаги по полю, будто изводя Джека. Иногда они приближались к нам, но дед не стрелял, так как мог попасть в собаку. Потом они снова удалялись далеко в поле. Потом снова мчались мимо нас. Этот жуткий театр мы наблюдали несколько минут. И вдруг что-то произошло. Заяц резко остановился посреди поля и развернулся к Джеку. Джек тоже остановился в нескольких миллиметрах от него. Они смотрели друг другу в глаза и тяжело дышали. – Взять! Джек! Взять! – кричал дедушка, но Джек словно не слышал его. Я видела, что между псом и зайцем произошло что-то, недоступное людям, что-то, понятное только им, животным. Несколько мгновений они стояли, не шевелясь, а потом заяц развернулся и рванул, что есть сил, пересёк поле и скрылся в лесу. Джек остался стоять посреди пашни. Потом он сел и несколько минут сидел, глядя вслед убежавшему зайцу. Когда Джек вернулся, дедушка, как следует, его отругал: – Что же ты, охотник? Как ты мог? Упустил добычу! Но Джек, мне показалось, был вполне доволен собой, он ничуть не выглядел виноватым. Я тоже радовалась. А дед сказал: – Я же его подранил. Он всё равно может умереть. Но я почему-то была уверена, что заяц что-то сказал нашему псу, попросил отпустить его, и Джек отпустил, зная, что заяц непременно выживет. В тот день, когда мы упустили зайца, мы вернулись домой без добычи. Но бывали дни, когда дед привозил много добычи. Часто я ездила вместе с дедом, но иногда он уезжал вдвоём с Джеком. Он уезжал рано утром, когда все ещё спали, а возвращался в середине дня или поздно вечером. Одно из таких возвращений в нашей семье вспоминали долгие годы и всегда смеялись. Уже стоял холодный ноябрь. Было около двух часов дня. Раздался звонок, и я побежала открывать дверь. Не успела я её открыть, как в квартиру прошмыгнул Джек, и виновато прижав уши, пробежал мимо меня, не поздоровавшись, и улёгся на свой лежак. Я распахнула дверь и увидела картину, ставшую поводом для насмешек. На пороге стоял дед. На нём были болотные сапоги и семейные трусы, в одной руке он держал ружьё, а в другой рюкзак с добычей. Больше на нём ничего не было. В прихожую вышла бабушка. Когда он увидел наши изумленные взгляды, он засмеялся. – Что случилось? – не зная, смеяться или плакать, спросила бабушка. А дед хохотал: – Спросите у этого нахала, – и он указал на Джека. Джек спрятал нос в одеяло. Поставив ружьё и рюкзак, дед снял сапоги с босых ног. – Поработал за пса немного, – сказал дедушка. Когда, наконец, он оделся и принес из машины гору мокрых вещей, мы узнали все подробности. Было очень холодно и очень много уток. Дед сказал, что наткнулся на целое утиное озеро. Он спрятался в камышах, а когда утки стали взлетать, он пальнул, перезарядил, пальнул ещё раз, потом ещё. В общей сложности он подстрелил семь уток. Дальше следовало поработать Джеку. – Джек! Апорт! Неси! – скомандовал он псу, и тот поплыл. Одну утку он всё же принёс. Положил её у ног деда и спрятался под машину греться. – Неси ещё, Джек! – приказал дед. Но Джек не захотел вылезать из-под машины, замёрз. Дед и так, и эдак пытался выманить его и заставить работать, но у нашего пса-чемпиона сегодня что-то не было вдохновения. «Не бросать же уток в болоте», – подумал дед и решил сам их оттуда достать. Двух уток ему удалось вытащить легко, они упали недалеко, и деду хватило болотных сапог. Когда он полез за третьей, то поскользнулся и нырнул с головой в болото, прямо во всей амуниции. И раз уж он, всё равно, промок, он решил достать и остальных уток. Выбравшись из болота, он полностью разделся, растёрся полотенцем и сел в машину. Джек тоже юркнул на заднее сиденье и затаился. Сушить брезентовый костюм, свитер и сапоги было бесполезно, поэтому он полностью голый сел за руль, положил свои семейные трусы на автомобильную печку, завёл машину и поехал домой. Дед взахлёб рассказывал эту историю, бабушка хохотала. – Сюда-то я ещё в трусах и сапогах пришёл, а вот когда меня гаишники остановили… И мы закатились. А Джек только вечером подошёл к деду, виновато глядя ему в глаза и словно говоря: «Прости, мол, и на старуху бывает проруха». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
