Маленькая тихая страна 3.Питерскаий этюд Все случилось достаточно неожиданно и непредвиденно. Мы с Маркусом, одним из моих однокурсников, случайно пересеклись в кафе De Paris недалеко от моста Мон-Блан в тихий обеденный час. - Вадим, ты же русский? - Почти. Наполовину. - Представляешь, летом отправляюсь на твою родину, - он широко улыбался. – Готово отвезти туда твой поклон! - Что тебя в Россию потянуло? - Клиент имеет там бизнес. У него проблемы. Мне делают приглашение, визу, и я еду решать эту проблему. Ты был когда-нибудь в России? - Нет. - Хочешь? Я задумался, просто никогда не думал на эту тему достаточно конкретно, хотя порой размышлял, что хорошо бы там побывать. Знаю, настоящие выходцы из России испытывают мучающую ностальгию об исторической родине, много читал об этом в русской литературе, правда, несовременной. Я такого чувства не испытывал, но порой задумывался, что, наверное, надо посетить эту страну, побывать там, откуда растут мои корни, но никогда никаких усилий для этого не прикладывал. - Скорее всего, мне бы было интересно съездить. Ты в какой город едешь? В Москву? - Нет, мой клиент имеет бизнес в Санкт-Петербурге. Это тоже очень известный русский город. - Маркус, мои предки из этого города. - Да ты что!? Поехали, я впишу тебя в приглашение. Выезд в июне. Побываешь на родине предков. Ну, как? Я молчал, перебирая свои планы на лето. Ничего важного в голову не приходило, а идея поехать в Россию все больше захватывала меня, поэтому решил, провести два-три дня отпуска в городе прадедов: - Если тебя это не очень затруднит. Я постараюсь тебя не стеснять. Я сам закажу себе отель, не буду обременением. - Отлично. Терпеть не могу лететь в самолете без хорошего собеседника. Во второй половине июня, после долгой задержки нашего вылета, мы все же приземлились в аэропорту Санкт-Петербурга, но не утром, как планировалось, а вечером. Маркуса встречал автомобиль, отель у нас был один, но мой попутчик туда не поехал, его завезли по пути на какую-то встречу, а меня доставили в Radisson Royal на центральной улице города, Маркус убедил, что это самое лучшее место. Он же озаботился тем, что какое-то местное туристическое агентство организует мой отдых в России. Они должны меня встретить, разместить и составить план моих экскурсий, хотя я приятеля настойчиво разубеждал в этой затее – не любил я экскурсии, чьего-либо назойливого присутствия при моих путешествиях и знакомстве с новыми местами. Когда я подошел к стойке регистрации, назвал свое имя и протянул паспорт, за моим плечом прозвучал приятный, немного усталый голос: - Господин Созонов? Я обернулся. Передо мной стояла очень приятная женщина лет под пятьдесят, максимум на десятилетие младше меня. Из того разряда, которые всегда покоряли своим видом – ничего искусственного, никакой (по крайней мере, на мой мужской недостаточно просвещенный взгляд) операционной попытки скрыть свой возраст, но тем не менее очаровывающие возрастным расцветом женственности и чувственности. - Да, - ответил я, вопросительно приподняв брови. - Меня зовут Надежда. Вам удобно говорить по-русски? - Вполне, но в разумных пределах, - улыбнулся я, было трудно не улыбнуться, когда после долгих нудных бесед с Маркусом передо мной оказалась такая приятная собеседница. – Я говорю по-русски, но давно не имел практики. - Я представитель «Холидэй Тур». Я ожидала вас гораздо раньше. - Самолет был задержан. Сказали, у вас здесь была гроза и сильный ветер. - Да. Погода днем была не очень. Рада приветствовать вас в нашем городе. Сейчас я помогу вам оформиться. - Простите? - Зарегистрировать вас в отеле. Потом предложу вам программу вашего пребывания. То есть список того, что наша фирма предлагает вам на дни вашего визита. - Спасибо, - мне было немного смешно слушать ее, неужели здесь считается, что приезжий из Европы не может сам оформиться в гостинице? Конечно, Россия не совсем Европа, как у нас считается, но не до такой же степени. Или это всего лишь проявление легендарного русского гостеприимства? Она перегнулась через стойку регистрации, что-то быстро сказала, потом оглянулась и подозвала боя в униформе отеля, который с удивлением осматривался, видимо, ища мой багаж. Я улыбнулся ему, кивнув головой не небольшую спортивную сумку, висевшую на моем плече и составлявшую всю поклажу. Бой хмыкнул и удалился. - Я не богатый турист, - объяснил я Надежде. - Вы, пожалуйста, осмотрите ваш номер и приходите в холл, я покажу вам программу и буклеты. Или вы устали? Я могу дать вам все материалы, встретимся завтра утром, я помогу вам определиться с программой. - Спасибо. Я думаю, уже достаточно позднее время. Я не хочу быть причиной задержки. Я соглашусь, встретимся утром. - Хорошо, - сказала она с явным облегчением. – Вот в этой папке все, что мы предлагаем. Спокойной ночи. До встречи завтра. - Покойной ночи. Спасибо, - я взял папку, ключи со стойки и направился к лифту. Номер оказался просторен. Окна выходили на высокий старинный серый дом напротив и улицу с достаточно плотным трафиком для такого времени. Изучив содержимое мини-бара, понял, что по его содержимому никогда бы не отличил Россию от любой другой страны, где я бывал. Вылил в стакан содержимое маленького сосуда с виски, сделал глоток, вернулся к окну, с недоверием посмотрев на часы. По моим понятиям, давно должно было стемнеть, но за окном было светло, почти, как днем. О сне, почему-то, думать не хотелось, я допил и вышел из номера, зашагал по мягкому ковру к лифту. С Надеждой столкнулся в дверях отеля, выходя на улицу. - Вы так и не успели уйти? – удивился я. – У вас еще работа в такое ночное время? - Да. Еще один клиент приезжал позже вас. Еще не ночь, только вечер. - Он не опоздал? - я улыбнулся, мне просто стало приятно ее опять увидеть. - Нет, не опоздал. Я был в очень сложно понятном для себя состоянии – я впервые в России, про которую много читал, слышал от прадеда. Я здесь ночью, пусть они считают это только вечером, а вокруг светло, как днем в пасмурную погоду. Я устал и выпил, что способствовало некоторому расслабленному состоянию, когда все вокруг изумляет и радует, А, главное, я отчетливо понимал, что не хочу, чтобы эта женщина, вдруг развернулась и, сославшись на позднее время, просто ушла. Она не уходила, видимо, было неудобно развернуться и пойти прочь, когда перед ней клиент ее компании, а я же не торопился проститься: - Мне удивительно, так светло, мне думается, уснуть нереально. Принял решение прогуляться, чтобы осмотреться вокруг. Какое направление посоветуете? - Я бы посоветовала в сторону Дворцовой и на Неву, - она указала налево от отеля, спиной к которому мы стояли. – Невский это главный проспект нашего города. Очень красиво в белые ночи. - О! Да! Вспомнил, как это называется. Белые ночи. Почему-то в памяти вертелось – светлые. Точно белые, как у Достоевского. А вам куда? - На метро, - она кивнула направо. - Вы не позволите вас проводить? Она все же улыбнулась, хотя до этого сохраняла серьезность, несмотря на то, что у меня уже устали мышцы лица растягивать губы, задирая их уголки вверх: - Тогда давайте пойдем туда, куда вам лучше, мне все равно, на какой станции садиться. Гостинка не на много дальше. - Вы живете в той стороне? - В принципе – да. Я живу на Ваське… на Васильевском острове. - Это остров, который назвали по имени Василия, я читал. - Да, есть такая легенда. Дождавшись зеленого сигнала светофора, мы пересекли какую-то улицу и неспешно пошли по тротуару Невского в ту сторону, где, по словам Надежды, была Нева. - Вы прекрасно говорите по-русски, - я воспринял это, как комплимент. - Я почти полжизни постоянно на нем говорил в доме. - Да, я обратила внимание, у вас русская фамилия и имя. Вы давно уехали? - Куда? - Откуда. Из России. Я рассмеялся: - Я первый раз в этой стране. - Но…? - Все совершенно просто. Я из семьи эмигрантов. Мой отец – русский, мама в совершенстве знала русский. Дома всегда говорили по-русски. Отцу это нравилось, а мама считала это великолепной практикой для своей… своих навыков. Я родился и всю жизнь прожил в Маленькой стране. Вы бывали там? - Нет. Я только была во Франции, Италии и два раза в Испании. Перейдя через проезжую часть набережной, мы поднялись на мост, на углах которого непокорно вздыбились кони, укрощаемые сильными мужчинами. - Великолепно, - я остановился. - Эти кони произведения скульптора Клода, а мост называется Аничков. - В честь Анны? - Нет, - Надежда рассмеялась, - в честь полковника Аничкова, его часть тут недалеко дислоцировалась. - Что? - Располагалась. Часть – это военное подразделение, у нас называется – часть. - Удивительно, такое нежное, я хотел сказать, такое нежное на слух название, а оказывается это в честь военного. - Что ж поделать, не всегда имя и фамилия соответствуют профессии. - Получается, что я на экскурсии. Это входит в программу, которую вы мне передали. - Нет. Я не экскурсовод. - Но ваша должность? - Я обычно продаю туры в Европу, я не занимаюсь приемом туристов. Просто товарищ, который этим занимается, заболел, вот меня и попросили встретить вас и второго туриста. - Вы давно служите в вашей компании? - Работаю в «Холидей» уже больше пяти лет. - Вы не экскурсовод, но прекрасно знаете свой город. - Как и любой его житель. У Питера… Санкт-Петербурга есть особенная аура, которая не позволяет никому, кто здесь живет, а тем более родился, быть равнодушным к нему. Мне кажется – это немного больше, чем город, это что-то почти одушевленное. - У каждого города есть душа. Просто она, я полагаю, открывается не каждому. - Наверное. Мне нравились города, в которых я бывала. Париж, Милан, Флоренция… Мне нравились, но я не могла их так чувствовать, как Питер. - Питер – это сокращение от Санкт-Петербурга? - Да. Это такой сленг, если вам так понятнее. - Понятно. - Хотели экскурсию? Посмотрите налево – это Катькин садик. Мы частенько позволяем себе некоторую фамильярность с нашим городом, он прощает, что с нас взять – дети. Правильное название – Екатерининский сад, за ним площадь Островского, которая, кстати, когда-то называлась Аничковой площадью. А только что мы прошли Аничков дворец. Видите, как тут у нас все нежно. А вот мы подходим и к Гостиному двору. Там мое метро. - Это что-то связанное с гостиницами? - Нет. Это большой торговый центр. Кстати, одно из первых каменных зданий на Невском. Раньше все было деревянным. При выборе проекта этого здания рассматривалось несколько проектов, среди которых были проекты Ринальди и Растрелли, но выбрали проект одного молодого архитектора. К своему стыду, не помню его имени. Гостинка имеет форму четырехугольника. Каждая сторона называется линией и имеет свое имя. Когда-то вот эта, вдоль Невского, называлась, например, Суконная, теперь Невская. Эта, налево, была Зеркальная, теперь – Садовая. Остальные назывались – Суровскими – там имели торговые места купцы из города Сурож, из Крыма. Вот, оказывается, сколько я всего знаю! – рассмеялась Надежда, повернувшись ко мне. – А это вход в метро, - она махнула рукой за спину. - Но вы обещали, что еще будет Нева, - я растерялся от неожиданного осознания, что она сейчас уйдет. - Простите, но это вы вызвались меня проводить, а не я вас, - она улыбалась. - Извините, пожалуйста, я и не подумал, что уже поздно, вас ждут. Я за длинные годы, привык согласовывать свое поведение только с собой. - За долгие годы. - Что? - Не говорят «я за длинные годы», говорят «я за долгие годы». - Понял, спасибо. - Что ж, пойдемте, не буду разрушать в ваших глазах образ питерского гостеприимства. Но, имейте в виду, если я буду вам рассказывать что-нибудь о каждом здании на Невском, то мы и за сутки не дойдем до Невы. Мы шли вдоль великолепных зданий, храмов обрамленных сверху ясным синеватым оттенком теплого неба с еле проступавшими на его распахнутом экране далекими звездами. Рядом шуршали машины, двигались люди, жизнь не замирала, несмотря на позднее время. Я был очарован, казалось, нахожусь где-то за пределами реальности, я выпал из существования и окунулся в кем-то очень талантливо нарисованную сказку. А вот за шелестящей зеленью деревьев пронзающий высь шпиль Адмиралтейства, а справа размах и монументальность Дворцовой площади, так хорошо знакомой по многим фотографиям в книгах. Перехватывало дыхание при виде, казалось, готового шагнуть в небеса и воспарить с вершины Александровской колонны ангела. Еще несколько минут и, как на ладони, Петропавловская крепость, Дворцовый мост… - А на том берегу мой Васильевский, - говорила Надежда, когда мы ступили на мост. – Сейчас я вам покажу самый знаменитый вид Питера. Это со Стрелки Васильевского. - Стойте, - я взял ее за руку, - вот удивительно, я вспомнил. Я так отчетливо вспомнил, так, так, так… и «Прозрачный сумрак, блеск безлунный, когда я в комнате моей пишу, читаю без лампады, и ясны спящие громады пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла, и, не пуская тьму ночную на золотые небеса, одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса.» Фух! Так неожиданно это в память пришло. Никогда раньше не вспоминал, не думал, что наизусть могу знать. Это, наверное, потому что попал в это место. - Вы знаете Пушкина? – она посмотрела на меня с каким-то явным уважением. - Да. Мне его еще в детские годы читал отец, потом сам много читал. Я много читаю по-русски. Особенно когда не смог больше много говорить. Это после смерти родителей. Уже очень давно. Я много читаю Достоевского, Толстого, Чехова, много, даже современные романы. А вот поэзию не очень люблю, Пушкин - исключение. - Молодец. А мне вот времени не хватает. Жаль, что вы приехали не через четыре дня. Здесь, - она сделал широкий жест в сторону Невы, - будет самый наш питерский праздник. Алые Паруса. Знаете что это? - Это рассказ Грина. - Вы и его читали? - Я очень люблю перечитывать этого писателя. - Вы романтик? - Я? Вы первый раз это сказали. - Я – первая. - Что? - Не в первый раз, а я первая это сказала. - Понятно. Спасибо. Да, вы – первая. Никогда так не думал, у меня профессия совсем не романтическая. - Какая? - Я полицейский. Я должен разбираться в поступках людей, которые они совершают совсем не для романтики. - Серьезная работа. - Это работа. Мы не есть то, что есть наша работа. Мы работаем, чтобы жить, а живем, чтобы нам было интересно. Это не связанные вещи. Вы поняли? - Скорее всего, да. Так вот, Алые Паруса – это праздник тех, кто окончил школу. Всю ночь по центру будут гулять вчерашние школьники, будут всякие выступления, а на Неве будет стоять шхуна с алыми парусами – это символ будущей счастливой жизни. Вот и Стрелка, пойдемте вниз, к воде. Я стоял, прислонившись к постаменту с большим гранитным шаром, и смотрел, будучи не в состоянии оторвать взгляда от открывшейся красы. Я – городской человек, редко получаю удовольствие от созерцания природы, но города меня заколдовывают. Многие я повидал, но то ощущение, которое испытал в белую ночь на Стрелке Васильевского острова, я, пожалуй, ни с чем не сравню. Крепостные форты, золотой шпиль, колонны на фасаде дворца, перешептывание нескольких обнимающихся парочек неподалеку, арки моста передо мной и слева, шелест листьев за спиной, ярко освещенные кораблики, струившиеся по реке, тихий плеск воды, почти касающейся моих ботинок… Мы шли по набережной, мимо Университета, сфинксов, потом свернули мимо смотрящего на Неву огромного, мрачноватого желтого кирпича храма на улицу укрытую раскидистыми кронами деревьев. У одной из темных подворотен Надежда остановилась: - Надо вам такси вызвать. - Вызвать? Всегда считал, что такси заказывают, а вызывают духов. Это ваш дом? - Да, - она достала из сумочки телефон, начала набирать номер, - действительно надо, а то скоро мосты разведут. - Что? - Секунду, - ей видимо ответили. – Да, сейчас, адрес… Скоро подъедет. Разведут мосты – это значит, поднимут их пролеты, - она вертикально подняла свои ладони друг против друга, - и вам до утра будет никуда не выбраться с Васьки. Кстати, советую, когда вас перевезут на тот берег, выйти и остаться на набережной. Посмотрите разводку мостов, это одна из наших достопримечательностей. Как вам Питер? - Я покорен, я, как это правильно, потерял рассудок от всего этого вида. - Вот и ваша машина. - Вы завтра утром появитесь, чтобы продолжить программу? - Нет. Пока вы были в номере, мне сообщили, что мой товарищ выздоровел. Завтра придет он, а я займусь своей работой. Я растерялся, я не был к этому готов, я замер, не зная, что делать? Она уже казалась мне неотделимой частью этой немного нереальной ночи, города. - Поезжайте, опоздаете. - Я… Это не будет с моей стороны наглостью, просить номер вашего телефона и возможности встретиться еще раз завтра? - Я работаю. - Вечер? Была краткая пауза. - Хорошо, - она достала из сумочки записную книжку, написала номер, вырвал листок, протянула мне. – Давайте, торопитесь. Забирая листок, я взял ее за руку, наклонился и поцеловал. - Спасибо. Завтра я позвоню. - Спокойной ночи, - она развернулась и скрылась в подворотне, а я, еще секунду помедлив, наконец, сел в машину: - Невский. - Дом какой? - Никакой, Невский, где набережная. Утром я проснулся, на удивление, легко. За завтраком встретился с Маркусом, который выглядел озабоченным, хмурым. - Как дела? - С трудом, - ответил он. – Все оказалось сложнее, чем я предполагал. Вадим, мне придется еще задержаться. Так что завтра полетишь без меня. А у тебя как? Нравится здесь? - Очень. Вчера получил массу удовольствия от прогулки по городу. - Ты еще и гулял? - Конечно. Мы же потеряли вчера почти целый день из трех неполных, которые планировались. Пришлось наверстывать. - Куда сегодня? - Первым делом в Эрмитаж, потом…, еще не знаю. После завтрака я дозвонился до «Холлидей Тур», объяснил, что не нуждаюсь в какой-либо программе, предпочитаю провести время без их сопровождения, выслушал множество сожалений, извинений и вопросов, что меня не устроило? Улица встретила яркой, солнечной погодой, медленно ползущим по Невскому потоком машин, торопливым плотным потоком людей на тротуаре, к плотности и темпу которого пришлось долго приноравливаться. Дневной город потерял вчерашний налет нереальности, фантазийности, лиричной мелодичности, обретя четкий, размеренный деловой ритм. Свет дня позволял замечать некоторые недочеты и шероховатости облика зданий, оград, тротуаров, набережных. Теперь я уж хорошо знал, куда мне двигаться. Отстояв длинную очередь, попал в Эрмитаж, покоривший меня и содержанием, и размерами, размахом. Гулял по набережной Невы, дошел до Исаакиевского собора, оттуда, поплутав по улицам и улочкам, вышел на Фонтанку, двинулся в сторону Невского. По дороге пообедал в каком-то ресторанчике, где был неприятно удивлен неоправданно высокими ценами и практически полным отсутствием вкуса у домашнего вина, которое подавали в графине. Опять вышел на набережную, не спеша побрел, с любопытством осматривая дома. Было ощущение, которое никак не мог для себя сформулировать. Город, несомненно, был красив, необычен, индивидуален, но сегодня днем он потерял вчерашний flor. По всей видимости, накануне сыграли свою роль – неожиданность, расслабляющая усталость после томительного ожидания и перелета, непривычность светлой ночи, никогда ранее не виданной, что-то еще неуловимое, невыразимое словами, существующее только на уровне подсознания или чувств. Сегодня я отчетливо видел, что город основательно стоит на земле, хотя вчера был уверен, что он парит над ней. Сегодня, глядя на дом на другом берегу, не сомневался, что он опирается на надежный фундамент, а вчера бы поверил, что его поддерживает чуть колеблющееся на глади реки его же отражение. Близился вечер. Я вынул из бумажника листок с неровно написанными цифрами, набрал номер, услышал голос Надежды: - Алло? - Здравствуйте, Надежда. Это Вадим. Мы договаривались накануне по поводу моего звонка и встречи. - Здравствуйте, сейчас секунду, - из трубки доносились еще чьи-то голоса, потом шаги, наступила тишина, и Надежда опять заговорила. – Давайте встретимся на канале Грибоедова, напротив Дома Книги. Помните большой дом со стеклянным земным шаром на крыше? Я вам еще рассказывала историю дома Зингер. Помните? - Да. - Но напротив не через Невский, а через канал. Вам понятно? Там на набережной рядом с мостом, у перил. - Я найду. - Тогда, через час. - Хорошо. До свидания. Я пришел к месту встречи раньше назначенного времени и без сомнения зашел в торговые залы Дома Книги. Это был действительно дом, причем – огромный, дом книг. Я бродил между стеллажей на всех этажах, беря в руки и листая знакомые произведения или читая анонсы незнакомых. Как же хотелось все это купить и прочитать. Это желание всегда возникало и не отпускало, когда я попадал в книжные магазины. Как я понимаю женщин, попадающих в модный бутик! Я чуть не пропустил время свидания. Почти бегом бросился к выходу на набережную. Меня тешила смутная надежда, что сейчас мы встретимся, и вернется вчерашнее состояние, я и город воспарим, оторвемся от реальности. Надежда стояла, прислонившись к ограде набережной. Когда я возник перед ней, она подняла голову и улыбнулась, ее глаза встретились с моими, я заглянул в их глубину и потупил взгляд. Не надо было этого делать – не надо так глубоко заглядывать в глаза женщины. - Здравствуйте. Как вы провели день? Что увидели? - Здравствуйте. Был в Эрмитаже, гулял по Санкт-П…, по Питеру. Надежда, у меня возникла одна просьба или предложение. - Да? - В дневниках прадеда прочел, что они жили на Петроградской стороне. Улица называлась Малая Посадская. Мы можем туда пройти? Я смотрел в Гугл – это недалеко. - Конечно, пойдемте. Нам ближе всего сюда, по набережной. И мы пошли рядом, как вчера, когда я не видел ее глаз, и вернулось очень трогательное и приятное ощущения, что она рядом, все, как вчера. Но легкость так и не возвращалась. Вскоре я узнал историю Спаса на Крови, который рождался почти в течение четверти века, потом мы шли по Марсовому полю, пересекая его по диагонали, тогда я узнал, что такое Инженерный замок, а что, вон там за дорогой, Летний Сад. Миновав памятник великому русскому полководцу Суворову, мы начали взбираться на Троицкий мост, с каждым шагом приближаясь к Петропавловской крепости, но перейдя через Неву, свернули от сверкающего в лучах вечернего, но еще высокого солнца шпиля направо, войдя в небольшой сквер. - Это Дом политкаторжан, - указала моя экскурсовод на высокое длинное здание, смотрящее окнами на Петрпавловку. - Там живут жертвы коммунистического режима? - Нет, - рассмеялась она. – Совсем наоборот. Это как раз строилось для коммунистов, которые пострадали еще при царской власти. - Да, со способностью России так часто менять свой облик и пристрастия можно легко запутаться. - Тут все переплетается. Там, - она указала рукой налево, - видите красивое здание? - Да. - Это особняк Кшесинской. Ее звали Матильдой, она была любовницей нашего последнего императора. Она была балериной, танцевала в Мариинке. В Мариинском театре. Нам направо, по этой улице. Еще несколько поворотов и мы вышли на Малую Посадскую, нашли дом, номер которого я узнал из дневников предка. Обычный для Питера жилой дом, напротив какое-то учреждение, отгороженной высокой оградой. Я стоял и смотрел на окна дома. Прислушивался к себе. Ничего. Никаких ощущений и трепетаний. Дом, как дом, хотя, я думаю, стоило около него постоять, в этих стенах кем-то неведомым очень давно была запланирована и моя жизнь. - Надежда, вы не устали? - Нет. - Я бы хотел зайти в Петропавловскую крепость. Это есть символ Питера? – как мне неожиданно понравилось произносить это слово, какое-то домашнее, совсем не официальное, дружеское. - Да, символ. Конечно, пойдемте. Чуть другим путем, тогда пройдем мимо Мечети, ее построили перед самой революцией. - Хочется, как можно больше, увидеть. - Для этого и месяца не хватит. Вы посмотрели только малую толику. Есть еще Петродворец, Пушкин, Павловск, Гатчина, много-много чего. Да и в городе. Я уж не говорю о театрах и музеях. Мечеть вызывала уважение своим внешним убранством. Дворы Петропавловки очень понравились. Порадовала возможность выбраться на крепостные стены, смотреть сверху на Неву, на дома, на дворец, на Адмиралтейство, на Стрелку Васильевского острова (при взгляде на которую у меня замирало сердце от воспоминания о тех неимоверных ощущениях, что я вчера испытал, стоя на ней ночью). Оказалось, что в пределах крепости можно посетить совсем разные музеи, начиная от музея средневековых пыток и заканчивая музеем космонавтики. Прогулка оказалась намного длиннее вчерашней. - Вы, наверное, проголодались? – поинтересовался я. – Позвольте, пригласить вас на ужин. - Не откажусь, - улыбнулась Надежда. – Вам, скорее всего, следует попробовать русскую кухню. - Надежда, мои прародители. Отец и мама моего отца… - Бабушка и дедушка. - Ах, да, спасибо. Мои бабушка и дедушка жили во Франции. Это было недалеко, четыре часа на машине. Мы очень регулярно… - Часто. - Да, спасибо. Мы часто ездили к ним. Бабушка специально приготавливала к нашему приезду борщ или щи, блины, пироги… - Борщ и щи – варят, а пироги и блины – пекут. - Да, да, она пекла очень вкусные пироги. Мой любимый был с капустой. Я это говорю, чтобы вы понимали, что я знаю русскую кухню с детства. Пока мы лазали по стенам, я увидел внизу ресторан со странным названием – Корюшка. Что это? - Это тоже наша достопримечательность. Я не про ресторан, я про корюшку. Эта такая небольшая рыбка, которую ловят только весной и она пахнет свежим огурцом. Существует множество блюд из нее. В последние годы в Питере даже проводят Фестиваль корюшки. - Мы можем ее попробовать? - Сейчас уже вряд ли. - Но там, наверное, подают и другую еду? - Конечно. - Пойдемте. - Да. - Но у меня есть одна просьба. Можно вас просить, выбрать вино. Я тут не понимаю. Обычно в ресторане то вино, которое называется домашним очень хорошее. Домашним у нас называют то, которое ресторан считает своим индивидуальным. Обычно у них есть исключительный договор с поставщиком. Но сегодня я за обедом заказал, мне не понравилось. Наверное, я что-то не так сказал. - Вадим! – Надежда рассмеялась. – Вы не поверите, я последний раз была в ресторане - уже даже не помню когда. Тем более я в винах ничего не понимаю. Вернее, некоторые мне нравятся, но я не знаю, как выбрать. Знаете, все очень просто. У вас какой родной, я имею в виду дома, язык. - Французкий. Но у нас в стране еще есть итальянский, немецкий и… Хочу вас проверить. Вы занимаетесь туризмом. Какой еще в Маленькой стране официальный язык? - Не знаю. Честно, я совершенно без понятия! – смеялась Надежда. – Вы меня хотите запутать. - Нет. У нас еще есть ladino dolomitico. - Обалдеть! Но название красивое. - На нем говорят всего несколько тысяч человек. - Развеселили. Но вернемся к вину. Вы в ресторане говорите не по-русски, говорите на своем, хотя бы, французком. Вам принесут лучшее вино. - Хорошо. Я вас понял. Они решат, что я француз, а значит, разбираюсь в винах. - Примерно так. Это трудно объяснить. - А вы меня поймете? - Нет. Я совсем немного умею говорить по-английски. - Хорошо. Я буду говорить по-английски. Или тогда нам принесут пиво и виски? Она смеялась и, как-то естественно, взяла меня под руку – ощущение тепла ее руки на своем теле было приятно. В ресторане было пустынно, но вино подали хорошее, еда тоже не разочаровала. - А почему вы предпочли изучать английский? – спросил я. - Такой в школе достался. Я специально никогда не учила. Мы опять оказались лицом к лицу, и мне приходилось заглядывать в ее глаза, хотя и старался этого избегать. - Как же вы выбрали для себя туристический бизнес, а языки не выучили? - Я его не выбирала. Я вообще по образованию – математик. - Как же так? - Если честно, то я много работ сменила. Так жизнь повернулась. Когда-то училась на математическом факультете. Пришло время окончания и распределения… - Что? - Так назывался выбор места работы. Это было в советские времена. Тогда каждый студент, в зависимости от своих успехов, мог выбрать себе место работы из тех, которые предлагались. Лучшие имели больший выбор, а слабых уже не спрашивали. Каждый должен был работать. Так вот, перед распределением к нам на курс приехал молоденький офицер. Он агитировал… предлагал пойти в научный отдел одного военного училища в Ленинграде… Питере. Он был такой стройный, подтянутый, в форме, молоденький, еще и с усами, почти, как у вас. Вот мы с подружкой и дрогнули. Пошли работать в военное училище. - Вы вышли замуж за того офицера? - Нет, - рассмеялась Надежда, - за другого. Тоже очень симпатичного. - Вы делали в этом научном отделе научную карьеру в математике? - Нет, Вадим, я была обычной советской теткой… - Чьей? - Я хотела сказать, обычной советской женщиной. Какая там карьера? Основные вопросы: где достать и чем накормить семью, где урвать хотя бы что-то, в чем ты будешь выглядеть женщиной и так далее. Вам этого не понять. Родилась дочь. Потом развод. Потом развал, я про страну. И началась нищета. Пришлось бросать всякие науки, идти продавщицей, потом бухгалтером, а теперь и в туризм. Вот так я пришла туда, где надо знать языки. Я слушал, понимал слова, но, как я думаю, не мог понять, о чем она говорит, хотя еще там на набережной заглянув в глаза увидел там долгий человеческий путь со всеми его трагедиями, печалями, радостями, разочарованиями, ожиданиями… Нельзя глубоко заглядывать человеку в глаза, иначе рушится легкость. Из ресторана на Васильевский мы шли пешком, опять наступала ночь, как продолжение дня, но что-то мешало испытать вчерашнюю эйфорию. Я сомневался, а это первый признак того, что не надо совершать то, что хочется, в этом не должно быть ни капли сомнения, иначе... У ее подворотни возникла пауза, и отчетливо понял, что она сейчас заговорит и знал, что она скажет, я не мог позволить этому случиться. - Может…, - начала она. Но в тот же момент заговорил и я: - Спасибо вам огромное. Вы сделали мой приезд таким интересным и познавательным. Очень вам благодарен. Было прекрасно, - я суетливо вытащил бумажник, где рядом с вырванным из записной книжки листком лежали мои визитки. – Вот, это мои телефоны. Если вы когда-то приедете в Маленькую страну, то позвоните. Я вам покажу свою страну. Там тоже есть много, что посмотреть. Она протянула руку, взяла визитку, я старался, чтобы наши пальцы не соприкоснулись. Ее щека еле заметно дрогнула, она с трудом улыбнулась: - Спасибо. Удачной дороги, - развернулась и скрылась в темном проходе. Я стоял еще какое-то время с протянутой рукой, потом развернулся и пошел к набережной. Никогда не получится «курортный роман» на одну ночь, если ты глубоко заглянул в глаза женщины, и эти глаза тебя тронули и многое сказали. Следующий день был пасмурным. Я через портье заказал себе такси в аэропорт на час дня и вышел на Невский. Я еще успел посетить Инженерный замок, погулять по музею под открытым небом – Летнему Саду. Когда в аэропорту шел на посадку увидел в огромные окна сгущающиеся тучи и мелькающие молнии. Гроза меня не хотела сюда пускать, а теперь пришла проводить, как будто утверждая: «Я же тебе говорила…». Я подумал, что мне повезло, что Маркус остался в Питере, общаться ни с кем не хотелось. Выехав со стоянки аэропорта в своем Городе, углубившись в его знакомые с детства улицы, с удивлением испытал чувство, что будто не был здесь долгие (или длинные) годы, все вокруг казалось не таким знакомым, как три дня назад, все виделось в каком-то ином свете. Переезжая мост Бютэн, даже зажмурился, так отчетливо за ним в вечерних сумерках сверкнула золотым шпилем Петропавловка. Квартира встретила тишиной. Распаковал сумку, включил Шопена, прошел на кухню, все время осматриваясь, что-то мешало, что-то беспокоило, и только, сделав первый глоток виски, отчетливо осознал, что в моей квартире и моей… Нет, нет, просто в моей квартире стало пусто. 30 мая – 1 июня 2017 года. |