Год 1974-й. Зима. Сибирь. Красноярский автовокзал. Вечер. Холодно.

Жду автобус на Большую Мурту. Пассажиров много, все нервничают. Оно и понятно: автобус маленький, повезет не всем, а следующий автобус только утром.

В зале ожидания прохладно, грязно. Скамейки пластмассовые, жесткие. Однако я не расстраиваюсь. Не впервой. Я готов к ночлегу и морально, и физически. Основная масса пассажиров уедет сегодня, и утром в автобусе будут свободные места. Высплюсь в дороге. В общем, сохраняю спокойствие, и где-то в глубине души надеюсь, что, может, и сегодня удастся уехать.

Рядом со мной, в гордом одиночестве, дымит «козьей ножкой» опрятно одетый, с огромной «дедморозовской» бородой старичок, навскидку лет за восемьдесят. За его спиной видавший виды солдатский вещмешок, такой же выцветший, как и борода старичка. Дед обут в кирзовые сапоги, судя по отворотам голенищ – утепленные. Пальто из тридцатых годов, с каракулевым чуть облезлым воротником. На голове черная кроличья шапка с ушными клапанами без вязок. Но деду не холодно. Сизое дымное махорочное кольцо зависло над его головой словно нимб.

- Святой что ли? – шепчу я сам себе.

- Нет, юноша, - говорит дед, - не святой я.

- Извини, отец, - говорю я смущенно.

Он согласно кивает головой и улыбается.

Подъехал автобус, и вся эта варяжская пассажирская рать мигом облепила его, взяв в полукольцо.

Открылись двери, и началась давка. Обычное явление. Необычным было только то, что дед мой, каким-то непостижимым уму образом, оказался первым у двери и уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг был схвачен за воротник пальто чьей-то сильной рукой и отброшен от автобуса в задние ряды. Дед, однако, возмущаться не стал, отошел в сторонку и снова задымил самокруткой.

Я не выдержал, обратился к толпе, попросил уважить старость. В ответ послышались только смех и ругательства. Дед же, видя мое расстройство, похлопал меня по плечу.

- Не стоит, сынок. Не старайся зря. Глухие они.

Он бросил окурок в урну и стал что-то бормотать. Я слушал его тарабарщину, пытаясь уловить хоть какое-то знакомое слово, но так ничего и не понял. А дед, закончив бормотать, кивнул мне, подмигнул левым глазом и вдруг исчез, словно его здесь и не было.

Дед исчез и автобус заглох. Сколько ни пытался водитель запустить мотор – все было безуспешно. Аккумулятор разрядился, и водитель стал сливать воду. Успевшие сесть пассажиры, вынуждены были выйти и подыскивать себе места для ночлега в зале ожидания. Я тоже стал искать себе уголок, как вдруг увидел односельчанина с машиной. У него оказалось свободным одно место, и он забрал меня с собой…

 

Я вскоре уехал за границу, зажил новой жизнью, и так бы оно все забылось и не вспомнилось, но однажды, уже летом, я снова приехал в Красноярск, и уже в новом автовокзале ожидал автобус на Большую Мурту.

Сижу на лавочке, на привокзальной площади, и вдруг знакомый запах махорки! Поворачиваю голову и вижу того самого деда, в длинном брезентовом, как у рыбаков, плаще до самых пят. Но что меня поразило: вижу, что это тот самый дед из семьдесят четвертого года, а на дворе-то две тысячи четырнадцатый! Но дед нисколько не изменился. Это за сорок-то лет!

Он посмотрел на меня, подмигнул заговорщицки и пошел на посадку в автобус, отправлявшийся в Дивногорск. И все повторилось. Снова деда оттеснили, снова разрядился аккумулятор, снова под ненормативную лексику пассажиры покидали уже занятые места.

А дед снова исчез. И кто он, откуда? Да и был ли он на самом деле? Не знаю, что и думать теперь.

Но вот что интересно: после того случая мне много приходилось, да и сейчас приходится ездить. Разные случались ситуации, но чтобы мне не хватило места в автобусе – такого уже не было. Пусть стоя, но я все равно уеду.

 

И ведь действительно странно.

Очень странно.

Странно.

Очень…