– По древнему преданию, весной, как только луга и поля зазеленеют, а воздух наполнится птичьими трелями, из рек и озер на бережок выходят русалки! – седой старик из-под косматых, нависших на самые глаза бровей, строго посмотрел на собравшихся вокруг него девчат. Девицы расселись на душистой траве, внимая каждому слову седобородого рассказчика. Убедившись, что все слушают его раскрыв рты, старик продолжил: – Так вот, выходят, значится, русалки из воды и бегают по полям и лесам, аж до самого Петрова дня, – сказатель поучительно поднял вверх указательный палец. – Дед Серафим, – звонкий девичий голосок перебил рассказ старика. – А правда, что русалки – это утопленницы? Рассказчик обратил взор на Оксанку, которая так бесцеремонно перебила его. Старик недовольно крякнул, но все же ответил: – Да-а-а, – медленно, нараспев, протянул он, – русалки – это утопшие девки! – дедок утвердительно закивал головой. – Их также мавками величают. Что правда мавки, – дед Серафим почесал седой затылок, будто вспоминая чего, – это не только утопленницы. Мне еще моя бабка сказывала, что это также души детей, женского полу, что до крещения померли. Старец тяжело вздохнул и украдкой взглянул на Марьяну. Жаль ему стало бедную девку. Совсем недавно дитятко она потеряла, дочку. Как раз за два дня до крещения малютка сгинула. – Таких детей еще потерчатами зовут, – заключил он. – Потерчатами?! – переспросила Марьяна, глядя на старца Серафима полными слез глазами. – Значит испорченными, – пояснила подруге Оксанка, обняв Марью за плечи. Старик кивнул, подтверждая сказанное: – Злые духи похищают души этих младенцев! – прошамкал дедок беззубым ртом. – А что ж делать? Как душу такую освободить? – с мольбой в голосе спросила Марья, надеясь, что местный знахарь помочь сможет. «Раз на этом свете кровинушку свою не уберегла, то, хоть может, смогу помочь ей покой обрести в мире ином.» Старец с пониманием воззрился на убитую горем девку: – Освобождают такие души в Зеленые Святки, – хриплым, словно каркающим голосом, молвил рассказчик. Сразу было видно, что знахарь не доволен, ведь совсем про другое рассказать собирался. Но ответ дал: – Тогда-то, души эти уносятся на воздух и просят себе крещение три раза. Коли их услышит кто-нибудь и подаст крещение, говоря «Я тебя крещаю!», тогда ангелы подхватывают душу младенца и возносят в небо. – На Зеленые Святки? – ахнули девки. – Это ж сегодня! – встрепенулась Марья. – А как же услыхать зов такой души? Старец Серафим горько вздохнул. Не хотел он давать ответ, но увидя в ясных очах девицы отчаяние, сжалился. «Может, хоть это девичье сердце успокоит?» – Тебе, милая, к водяному гроту ночью прийти надобно, – дедок пригладил морщинистой рукой растрепавшуюся на ветру бороду, – как раз, там все русалки да мавки и собираются. Хороводы водят, песни поют и качаются на ветвях деревьев! – глаза старика зловеще блеснули. – Вот, только не захотят они одну из своих отпускать. Скорее тебя к себе заберут – до смерти защекочут и затащат на дно. С этими словами знахарь тяжело поднялся с земли и, прихрамывая, удалился прочь, оставив позади себя стайку напуганных девчат. Еле дождавшись ночи, Марьяна тихонько, чтобы не разбудить домочадцев, вышла со двора и направилась к потаенному гроту. Девица сильно волновалась. Страшно было, но от задуманного она не отступала. Тем более, что Марья к этой ночи очень хорошо подготовилась. Девка покрепче сжала в руках тряпичный узел, в который собрала рубашки, нитки, пряжу – гостинцы для речных обитательниц. Ведь всем известно, что мавки, чтобы не ходить раздетыми, просят их одеть. Приближаясь к водному гроту, Марьяна услышала мерный плеск воды, тихий шелест деревьев. Ничто не указывало на то, что в этой звенящей ночной тиши может происходить нечто таинственное. Вдруг до ушей девицы донеслось: – Ио, ио, березынька – послышались слова народной песни. «Почудилось!» – решила Марья, но тут же по воздуху разнеслось: – Ио, ио кудрявая! Девица удивленно приподняла черные, изогнутые коромыслицами брови и уверенным шагом направилась на чарующий звук: – Семик Честной – Да Троица, – искусно выводили прекрасными голосами нагие девы слова незамысловатой песни. – Только, только У нас, у девушек, И праздничек. Марья мелко перекрестилась и сорвала пучок полыни, растущей возле ее ног. «И как это я забыла, ведь полынь – лучшая защита от русалок и ведьм!» С этими мыслями девка, словно зачарованная дивным пением, вышла на залитую лунным светом поляну. Ее взору предстали красивые бледные девушки с распущенными волосами зеленого цвета. Месяц, одиноко светивший в темном небе, играя бликами на юных обнаженных телах. Голову каждой русалки украшал венок из осоки. Только у одной из речных обитательниц, видимо самой главной, венок был из водяных лилий. Завидя незваную гостью, девы затихли. Вперед вышла главная из них, царевна. Та, у которой венок был самый красивый из белоснежных лилий. Она сверлила пристальным взглядом пришедшую. В глубоких синих, как ночной водоем, глазах мелькнули озорные искорки. Глядя на пучок полыни, русалка с нескрываемым любопытством спросила: – Что это у тебя? Словно плывя по воздуху, мавка приблизилась вплотную к застывшей на месте от увиденного Марьяне. – Полынь, али петрушка? – пронизывающий до глубины души голос вывел Марью из оцепенения. – Если петрушка, – весело продолжила русалка, – то ты – наша душка! Худые белые руки с хрупкими изящными пальцами потянулись к шее пришедшей. Марьяна отшатнулась: – Полынь! – выкрикнула она, поднимая пучок горькой травы повыше, к бледному тонкому лицу обнаженной девы, подтверждая свои слова. Услыхав про полынь, мавка зашипела и отпрянула назад: – Сама ты изгынь! – с ненавистью выпалила она, кривясь словно от боли. Отступив назад, на комфортное от незваной гостьи расстояние, мавка встала в кругу своих подруг. Дева гневно смотрела на Марью, словно пыталась испепелить ее взглядом: – Зачем к нам пришла? – раздраженно бросила она, капризно надув чувственные губки. Марья, завидя недовольство на лицах речных обитательниц, немного осмелела. Она покрепче сжала в кулачке пучок полыни и уже без опаски смотрела на прекрасных дев. Ей казалось, что какая-то невидимая сила оберегает ее: – Я хочу душу доченьки своей освободить, чтобы она не мучилась на этом свете, а наконец-то покой обрела! – слезинка скатилась по раскрасневшейся щеке. Вспомнила девка родную кровинушку. Царевна русалок весело рассмеялась, глядя на слезы пришедшей. Она, словно нежась в лунном свете, ленно присела на поляне, среди душистых лесных трав: – Ты оглядись вокруг! – мавка провела вокруг бледной, сияющей в ночной мгле рукой, – разве похоже, что мы мучаемся? При этих словах лес наполнился звонким, словно серебряный колокольчик, смехом сказочных существ. Но увидя, что ей так и не удалось обмануть Марью, русалка спросила: – Что у тебя в узелке? С любопытством множество пар глаз воззрились на тряпичный узел. Незваная гостья встрепенулась. Она совсем позабыла про подарки, которые из дома прихватила. «Может, хоть это поможет?» – Я вам одежу принесла! – бросила девка большой узел к ногам речных красавиц. Тут же, словно вспомнив про свою наготу, девы бросились разбирать сорочки да юбки, при этом весело треща и радуясь обновкам, будто и не утопленницы вовсе, а живые. – За гостинцы спасибо! – так и сдвинувшись с места тихо прошелестела главная мавка. Толи принесенные дары подействовали, то ли задумала чего лесная красавица, но сердце ее смягчилось. Она быстро поднялась с земли и паря по воздуху, плавно приблизилась к Марьяне: – Иди за мной, – поманила она рукой и тут же унеслась прочь с дивной паляны. Марьяна, не теряя ни минуты, бросилась со всех ног вдогонку за мерцающим в ночной тьме силуэтом. Она спотыкалась о корни деревьев, разбивая босые ноги в кровь, но не останавливалась. Ветки деревьев, то и дело, хватали ее за руки и волосы, словно пытались остановить, не дать идти на встречу погибели. В суматохе девица не заметила, как выронила пучок полыни. Пошло совсем немного времени и Марья оказалась в глубине леса. Здесь, в лесной чаще, ее окружили светящиеся прозрачные блики. Послышался детский плач. – Что это? – разглядывая мечущиеся по воздуху загадочные круги, спросила девка. – Наши потерчата! – услыхала Марья за своей спиной ответ. – Здесь у нас ясли, – пояснила водная повелительница, – тут они растут, резвятся! Русалка встала посреди опушки и тут же светящиеся круги, словно стая светлячков, окружили мавку и замерли на месте. Воцарилась гробовая тишина. – Где-то здесь и дочка твоя! – хитрая улыбка заиграла на лице русалки. Марьяна судорожным взглядом всматривалась в блики. «Как же понять, где моя дочь?» Словно прочитав мысли непрошеной гостьи, дева протянула нараспев: – Я скажу тебе, которая твоя. Но-о-о… – мавка сделала длинную паузу и смерила девку презрительным взглядом, – но прежде, ты должна разгадать три загадки! – она таинственно усмехнулась. – Разгадаешь – получишь то, за чем пришла. – А если не разгадаю? – тень сомнения мелькнула на девичьем лице. «А вдруг обманет?» Ведь всем известно о коварстве и хитрости мавок. – Коли не отгадаешь – станешь одной из нас! – русалка ленно зевнула и провела маленькой ручкой по вьющимся длинным волосам. – Загадывай! – голос Марьяны был полон решимости. Обрадованная тем, что ей все-таки удалось заманить незваную гостью в ловушку, русалка молвила: – Что растет без кореня? – таинственным шепотом спросила она и тут же, не дожидаясь ответа, продолжила, – что бежит без повода? – уверенная в том, что на ее загадки ответа не найдется, загадала последнюю, третью загадку, – что цветет без всякого цвету? Марья заливисто рассмеялась, ведь разгадки она давно знает, да и загадки сильно простыми оказались: – Камень растет без кореня; вода бежит без повода; папороть цветет без всякого цвету! – даже не задумываясь, выпалила Марья и застыла в ожидании, уверенная в правильности своих ответов. – Не угадала! – словно гром среди ясного неба, раздался голос русалки и, тут же, с визгом она вцепилась в волосы оторопевшей от неожиданности Марьяне. Со всех сторон на девку набросились остальные мавки и начали щекотать до слез. Девка пыталась отбиться, но вырваться из цепких пальцев оказалась ох как не просто! «Вот и конец мой пришел!» – пронеслось в голове девицы. Как вдруг, среди темного ночного леса, раздался хриплый старческий голос: – Ах, ты ж нечисть речная! – прогудел из мрака некто невидимый, – а ну, прочь пошли! – громогласно рявкнул все тот же голос. И из тени деревьев, на середину опушки ступил дед Серафим: – Ау, ау, шихарда, кавда! – произнес он непонятное заклинание. Мигом сказочные девы отпустили свою жертву. Словно завороженные, они взирали на грозного старца с развивающейся на ветру длинной седой бородой, – шивда, вноза, митта, миногам, – продолжил знахарь, приближаясь к упавшей на траву Марьяне. Мавки зашипели и попятились назад, отступая подальше от пришедшего. – Каланди, инди, якуташма, биташ, Окутоми нуффан зидима. При этих словах, русалок словно ветром сдуло, только яркие мерцающие в ночи огоньки судорожно кружили над кронами деревьев. – Ну, чего ждешь? – обратился старик к Марье, помогая подняться ей с травы, – отпускай дитятко свое, разве ты не слышишь зов ее? И действительно, в воздухе разносился тихий, еле слышный плач, словно мольба о помощи. – Я тебя крещаю! – прокричала Марьяна трижды, освобождая от вечных мучений заблудшую душу. |