«... нигде человек не бывает так жалок, дерзок,

и по временам так внезапно счастлив, как на море».

(И.А. Гончаров, «Фрегат «Паллада»)

 

Море в первый раз я увидела в десятилетнем возрасте. Оно покорило меня. Его состояние описать словами сложно. Оно бывает то праздничным: голубым, лазурным, до изумления синим, сказочно изумрудным, то оно серое, хмурое, как осенний день, то — белоснежно бурное и непокорное. Море надо видеть, видеть! Чувствовать, что оно диктует сердцу и воображению.

Я люблю сидеть на берегу, слушать несмолкающий морской прибой, вдыхать запах моря, смотреть на зеленоватые покаты волн, на разноцветные паруса яхт, на силуэты судов, уходящих в невидимые глазом дали. Воображение раздвигает горизонт. Какой простор! Дух захватывает.

Здесь время течёт по-иному. Каждая минута особенная. Глядя в безбрежную даль, отвлекаешься от мирской суеты, ощущаешь свободу, радуешься жизни.

Море прекрасно в любую погоду. А в шторм — особенно. Зрелище впечатляющее. Поэзия, если любоваться этой бушующей мощью с берега. С трепетом восторгаться, наблюдая, как огромные холмы с белыми гребнями с воем толкают друг друга. Как кипящие пеной буруны скачут через камни, словно бешеные кони. Как разбиваются о преграды, образуя фонтаны брызг. Красота! Но быть участником этого представления совсем не занимательно. И я знаю это. Страшные, опасные минуты в штормовом море пришлось однажды пережить и мне.

Мы (мама, старшая сестра и я) отдыхали летом в Геленджике. В то время я окончила седьмой класс и была в возрасте «гадкого утёнка» — этакий долговязый подросток. Сестра окончила девятый класс и выглядела красивой девушкой, на которую засматривались парни. Среди своих поклонников она особенно выделяла местного парня крепкого телосложения по прозвищу «моряк» такого же как она возраста. Памятуя, что «красота — это страшная сила», сестра командовала «моряком», подстрекала на «подвиги». Я, завидуя её успеху, всюду покорно следовала тенью.

Однажды вместо положенного в доме отдыха послеобеденного «тихого часа» сестра предложила мне погулять в парке. Я, конечно, согласилась. Мама отпустила нас, а сама ушла отдыхать в корпус.

Только мы расположились на скамейке в тени раскидистого дерева, как к нам подошёл «моряк». После взаимного приветствия парень присел рядом с сестрой. Она тут же задала ему вопрос:

— А слабо покатать нас на лодке в море?

— Когда?

— Сейчас!

— Как-нибудь в другой раз.

— Денег нет или смелости не хватает?

Парень молчал.

— Что, «моряк», струсил? Струсил! Струсил!

Ах, этот язык! Порой он бывает так неуёмен.

 

— Пошли, — парень решительно встал и направился в сторону лодочной станции. Мы поспешили за ним.

Желание сестры оказалось для меня неожиданным. Кататься на лодке мне не хотелось. Честно говоря, боялась опозориться перед парнем. По пути в Геленджик на горной дороге с крутыми поворотами меня несколько раз укачивало. Приходилось останавливать автобус. А если меня укачает в море? Увы! В данном случае моё мнение никого не интересовало.

«Моряк» переговорил с лодочником, заплатил деньги, оставил в залог часы и получил весла. Сестра выбрала посудину. Мы забрались в нее и оттолкнулись от причала. Парень налёг на весла, и лодка стала удаляться от берега.

Кто ищет приключений, того они найдут. Нашли они и нас. Ждать долго не заставили. На ясном небе вдруг появилась туча цвета переспелой сливы. Она надвигалась, приближалась, росла. Воздух становился гуще, тяжелее, плотнее. Вдали заполыхали зарницы. Грянул гром. Начиналась гроза.

Шквал налетел внезапно. Море вздыбилось. Волны стали швырять нашу лодку как яичную скорлупку. Вспышки молний приближались. Раскаты грома усиливались. Хлынул дождь.

— Греби к берегу! — кричала сестра парню, выражая недовольство, словно это он затеял столь рискованную прогулку и был виновен в разбушевавшейся стихии.

«Моряк» молчал. Умело разворачивал лодку носом к волне, а её всё дальше и дальше уносило в море. От резкого поворота вывернулась уключина и упала в воду. Теперь парень мог работать только одним веслом.

Гром гремел. Молнии сверкали. Волны раскачивали лодку. Дождь беспощадно хлестал нас. «И поделом, — как сказала бы наша бабушка. — Поделом! Поделом!»

Бабушка, что постоянно твердила нам: «Не будьте самовлюблёнными. Не завидуйте друг другу. Не подстрекайте друг друга». Да кто же в юности слушает, что там твердит бабушка!

Геленджикская бухта небольшая. Течение выносило нас в открытое море. Положение казалось отчаянным. Сестра командовала, кричала, размахивала полотенцем, звала на помощь. Я тихонько плакала. Жалко было маму, она жила ради нас, держала при себе, чуть ли не «на булавке», и вот отпустила на часок; отца, что много работал, чтобы семья жила в достатке; бабушку, которая в наш атеистический век веровала в Бога и каждый вечер тихонько молилась, чтобы были мы здоровыми и успешными. Нашу гибель они бы не перенесли.

Сначала робко, затем всё смелее, увереннее я начала молиться о спасении. Ради родных людей. Молилась смиренно, покорно, усердно. Это уже позже, читая книгу Ивана Гончарова «Фрегат «Паллада», я узнала старинную пословицу: «Кто на море не бывал, тот Богу и не маливался». Но не от страха, как считают моряки, истово молится на море человек, а оттого, что там он ближе «чует Бога над собой и явственнее видит чудеса его».

Спасение пришло неожиданно. Словно там, наверху решили, что забирать нас рановато, а проучили уже достаточно. Катер будто свалился с небес. Он вставал на дыбы, бил носом о воду, загребая её как ковшом и разбрасывая по сторонам с брызгами и пеной. Пришвартоваться в качку к его борту — задача сложная. Лодку приподнимало волной чуть ли не до палубы. Тут и надо было пользоваться моментом: прыгать на спущенный трап, а прозеваешь, волна отступит и лодку опять утащит в преисподнюю. Страшно! Очень страшно!

Сильные руки поочерёдно подхватили нас и забросили на катер. По трапу мы спустились в кубрик и очутились в тепле и уюте. Матросы дали нам сухие полотенца, в которые мы завернулись, дрожа всем телом, и даже угостили горячим чаем.

 

Нас и лодку доставили к берегу. Мы сошли на причал. Дождь прекратился. Ветер стих. Лодочник набросился на парня с руганью за утерянную уключину, стал требовать плату за неё, грозил не отдать оставленные в залог часы. Наши спасители пригрозили ему: не следовало выпускать лодку в море в неурочный час.

Получив свои часы, "моряк" попрощался со всеми и ушел. Мы с сестрой остались на берегу. Нужно было время, чтобы отойти от пережитого. От полученного морского урока.

Шторм стих так же внезапно, как и начался. Будто изнемог в борьбе. Море улеглось, стало спокойным, умиротворённым. Темные тучи отодвинулись, открылось голубое небо. Вода в бухте вновь отливала яркой синевой. Как будто никакой стихии и не бывало. Лишь вдали волны показывали свои аквамариновые верхушки. Над бухтой вновь появились белокрылые чайки. Они парили гордо, независимо, как символ жизни и свободы.

В доме отдыха закончился «тихий час». Кто спал, тот все проспал. Мама нашла нас на пляже. О наших приключениях она не узнала.

«Моряк» на территории дома отдыха больше не появлялся. Вскоре закончился срок наших путевок, и мы вернулись в свой город, сохранив яркие впечатления о море — этом огромном живом организме, ранимом, как и всё живое, способном восхитить, удивить, проучить, заставить страдать, но не способном заставить себя ненавидеть; об организме особенном, обладающем волшебной силой воздействия на человека, изменяющем состояние души, очищающем помыслы, а чистота помыслов и делает человека счастливым.