Карлички

 

Памяти старшего поколения нашего квартала

 

Весь март дул резкий, пронизывающий ветер. Старожилы не припоминали такой погоды и всё досадовали на весну. Уже давно было пора выходить в огороды. Семенной картофель в домах загораживал проходы, а в теплицах начинала зацветать рассада. Первая декада апреля тоже не несли тепла, на землю даже летели мокрые белые хлопья. Более мерзкой погоды, казалось, никогда ещё не было.

 

До Пасхи оставалось несколько дней, и Полина не выдержала. Оставив все свои проблемы в Ростове, она приехала в станицу в самом начале рабочей недели. С утра снова сыпал лёгкий снег, потом прошёл дождь, поэтому брат встретил её у порога ироничной фразой:

 

– Не вовремя ты. По такой погоде не работают. Позвонила бы, если сама не чувствуешь, что рано…

 

Полина обиженно поджала губы:

 

– Я сейчас же могу вернуться назад. Но сегодня уже 9 апреля, пора, ребята, начинать посадку.

 

Мать, обрадовавшись приезду дочери, рассудила иначе:

 

– Ночь хоть переночуй. Приедешь после Пасхи. Не опоздали ещё с посадкой. Холодно. Ветер с ног сбивает. Что делать в том огороде по такой погоде?

 

– Как скажете... Ладно, я пошла к Грушевым. Ночевать у них останусь. Соскучилась я по крестнику.

 

Полина шла к сестре привычной тропинкой огородами, окидывая взглядом недавно заволоченную землю, расстилавшуюся перед ней, желая в душе, чтобы эта прорва работы началась как можно скорее, чтобы скорее же она и закончилась.

 

Порыв ветра поднял капюшон её куртки, и она не стала останавливаться у молоденьких яблонек. Заметив кусок земли с новыми саженцами клубники, подумала: «Мамка всё-таки уже работала на грядках». На душе заскребли кошки, если назавтра придётся вернуться в город, она вряд ли поможет ей управиться с посадкой.

 

Дверь в доме сестры открыл Мишка, сероглазый мальчуган с золотистой шевелюрой.

 

– Здравствуй, малыш! – Полина подхватила мальчишку на руки и понесла в комнату, испытывая блаженство. Мишка терпеливо сносил её нежности и ждал, когда, наконец, тётя Поля достанет из кармана шоколадку. Не дождавшись, он слез с колен и притащил куртку, и Полина с улыбкой отдала ему сладости.

 

И только потом начался разговор с его отцом, мужчиной в самом расцвете лет и сил, ревниво относящийся к успехам своего семейства по любому поводу:

 

– Ну и погодка у вас тут. Сажаете что-то или нет?

 

– Картошку мы посадили, – ответил Алексей.

 

– Не замёрзнет? Сегодня с утра снег был…

 

– Не думаю. Картошке мороз не страшен. А сегодня температура плюсовая.

 

– Да и я так думаю, а меня мамка завтра назад отправляет. Говорит, после Пасхи садить будем. Алевтина когда придёт?

 

– К семи вернётся. У неё сегодня вторая смена.

 

С тренировки по каратэ пришли старшие дети. Ольга с шикарной русой косищей и с синяком под глазом:

 

– Здрасьте, тёть Поль!

 

– Здравствуйте. Зачем тебе синяк, Олька?

 

– Знаете, как это получается? Сначала мне на тренировке в щёку угодили, а потом на соревнованиях в то же место удар пропустила.

 

– Ребята, небось, подтрунивают?

 

– Мне пол-класса сегодня говорит: «Пыль сотри на щеке…»

 

– Ладно, пока Алевтина придёт, кино мне какое-нибудь покажите.

 

К концу просмотра нового фильма вся семья оказалась в сборе. Сёстры начали беседу на кухне, обменивались новостями, готовили ужин.

 

– Как здорово, что ты приехала. Начинайте сажать, – говорила Алевтина.

 

– Угу. Только мамка меня завтра домой отправляет. Вот здорово будет, я уеду, а погода переменится.

 

– Не уезжай. Начинайте сажать…

 

– Утро покажет.

 

2.

 

Будильник зазвенел без четверти семь. Попрощавшись с сестрой на всякий случай и поцеловав спящего Мишутку, Полина пошла домой. Ветра не было. Стояло раннее свежее утро. Восходящее солнце зависло над верхушками деревьев, огромный, чётко очерченный круг обещал погожий день. Отовсюду неслись песни птиц. Полина улыбнулась:

 

– Вот я и уехала в Ростов! Как же!

 

Оценивающим взглядом окинула усадьбы – сестры, матери, брата, соседей. Все огороды лежали тёмной ровной гладью и сходились в одном месте – у мусорной свалки. Она образовалась на месте бывшего меж-уличного пустыря. Большая часть всех этих огородов тоже ещё совсем недавно была пустырём. Старожилы называли это место карличками потому, что некогда здесь самосевом рос карликовый вишнёвым сад. Молодая поросль сплеталась вокруг старых вишенок плотной непроходимой стеной. Четверть века назад времена были другие, сельчанину не позволялось иметь много земли. Потому-то и существовали эти карлички – великое раздолье детворы всей округи. Здесь играли в волейбол и зарницу, в дочки-матери и прятки. Но времена и правители менялись. Огороды со всех сторон всё больше теснили этот дикий сад, а выросшие дети старались строить свои дома на месте отслуживших свой век старых хат и крепко оседали на земле, по соседству с усадьбами родителей. Больше всех в этом отношении повезло Минодоре. Сразу двое её детей с семьями жили рядом, и только младшая, Полина, никак не уступала уговорам родительницы бросить город, вернуться в казачью станицу, домой.

 

Мать возилась в старой хате, и сердце Полины в очередной раз сжалось от боли. Хата была построена до войны, осела, покосилась, прогнила. Теснота была неимоверной. Семенной картофель занимал добрую половину, старая мебель больше была похожа на хлам. На ветхих столах громоздились травы и утварь. Многое из старья Полина уже несколько раз пыталась оттащить на свалку, но всегда получала предостерегающий жест матери: «Умру, тогда и оттащишь!» Весь этот домашний скарб был частью матери, каким-то дополнительным фоном, без которого она, наверное, не смогла бы жить.

 

Полина взяла тарелку с пищей и вышла во двор. На свежем воздухе с удовольствием почувствовала вкус картошки. Взгляд её блуждал по двору. «Яблонька старая. Последние годы рождает, жалко-то как. Я к ней привыкла… Срослась…»

 

Прямо перед хатой лежал уголь – неизрасходованный запас за прошедшую зиму, тут же - кирпичи, железо, камни, доски, брёвна. Кучи песка, глины, и штыба дополняли палитру Минодориного двора.

 

«Более бестолкового подворья, наверное, больше и нет нигде», – подумала Полина. И она в сотый раз задала себе тот самый вопрос, на который не находила ответа, и который будет задать себе ещё многие годы. «Права ли была она, когда решила построить дом на этой земле? Взяться за дело, которое не каждому мужику под силу?» Она долго не решалась на этот шаг. Не соглашалась, когда мать её об этом слёзно просила десять лет назад, когда были моложе обе. Решение пришло быстро, сразу, как только в новом доме, построенном ими втроём, появилась невестка. Иван был женат четыре года. И три года она строила свой дом. Сначала, в один сезон, был залит фундамент, в другой - выведен цоколь. Прошлым летом сложились стены. Нынче предстояло поставить крышу. Основная часть строительного материала была закуплена. Нужно было только решить, кто и когда будет венчать дом под козырёк. Но это после, а пока…

 

– Мам! Я пошла в огород! Откуда начнём?

 

– С конца. Сейчас я, дочурка!

 

Полина взяла тяпку, грабли, вернулась в огород. Начала бить ямки, чувствуя, как мягкая чёрная почва, плотно спрессованная дождём, поддаётся, как из-под тяпки вылетают мелкие дробинки вспушенной земли, дождавшейся своего часа. Один ряд, второй, третий – по следу, оставленному маркером.

 

Мать в вёдрах принесла древесный пепел и семенной картофель. Поочерёдно кидала небольшими горстями свою приправу в выбитые Полиной лунки. Потом влунивала картошку, слегка придавливая к земле. На соседний участок вышел Иван. Вместо тяпки нёс с собой электродрель, раскручивая по тропинке провод. Полина работала, ощущая, как первое напряжение мышц разливается по телу. Где-то в дальнем конце квартала включили магнитофон: «Шёл со службы казак молодой, через речку, дорогой прямой...»

 

3.

 

– Поленька, смотри, Митрий-то наш, совсем уже мужик стал, – окликнула Минодора. – Три мужика на огороде у Грушевых да и только!

 

Полина оторвалась от работы. У старых Грушевых на участке трудились трое. Дед Борис, ещё крепкий мужчина, бывший некогда шахтёром, потом трактористом совхоза, о таких уважительно говорят «хозяин», вкладывая в это слово истинный смысл. Алексей, унаследовавший от отца трудолюбие, степенность в работе и способность на искромётную шутку. Дмитрий, высокий шустрый подросток, ни в чём не желающий отстать от взрослых.

 

Женщин не было видно. Зелёная рассада издали радовала глаз. Ей захотелось прикоснуться к нежной зелени, и она взяла в руки картофелину. Семенной корнеплод доверчиво потонул в ладони.

 

– Мам! Почему ты не разрезаешь картошку? Она же большая! И ростков много.

 

– Не больно-то уж и много. А урожай хороший тогда получается, когда есть из чего расти!

 

– А я слышала, в войну одни очистки да глазки сажали…

 

– Так, ты думаешь, урожай был? Такой и был, что с голоду пухли... Хотя моя сёстрёнка всю жизнь мелкую картошку на семена оставляет, такую вот, – Минодора показала земельный камешек. – Я так не люблю.

 

Полина улыбнулась. Она помнила, что урожай у мамы всегда был отменный.

 

Донской край славился овощами. Выращиваемые на продажу чуть ли не для всей России огурцы обеспечивали достатком каждую семью. Редкие хозяева в станице этого не делали, поскольку плодородные земли и южное солнце были щедрыми. В последние годы, с перестройкой в стране да женитьбой сына, Минодора сократила площадь посадки овощей, они требовали слишком большого ухода, а на помощь старших детей рассчитывать не приходилось. Полина же наотрез отказалась проводить всю свою жизнь на селе, хотя на посадку и сбор урожая приезжала непременно. Вот и сейчас был тот самый период.

 

К полудню в округе мало что изменилось, разве что людей на огородах стало больше. Солнце поднялось в зенит. Мать с дочерью, засадив один участок, решили передохнуть. На соседнем огороде Иван напрягал электродрель, работая в одиночку. Над станицей стоял первый погожий день, когда можно было высаживать рассаду в грунт, под плёнку. В огороде Грушевых Димку сменила Олька. Вышли Цои, соседи Петровых по стыку огородов. Ближе к вечеру появились Завитаевы, Сокуренковы, Соболевы, Цыганковы, Скугоревы. Работа продолжалась. Полина обратила внимание на Цоиху. Что-то там было не так. Тётка Галя, в широких шароварах, подпоясанная шалью, размеренно поднимала тяпку и долбила ею землю, как какой-то неподдающийся камень. Взрослые сыновья носили вёдра и что-то сыпали в лунки.

 

– Я чего-то не пойму, мам! Баба столько силы расходует, а мужики вёдра тягают. Кто из них сильнее?

 

Мать заинтересовалась открытием дочери:

 

– Пойду поздороваюсь.

 

Полина, пробив ещё ряд, решила отдохнуть на огороде у Грушевых.

 

– Здравствуй, сестрёнка, – тепло приветствовала Алевтина. – Работы столько, что даже подойти поздороваться некогда. Много посадили?

 

– Нормально. От абрикоса до Карличек. Где Мишка? Зимой на улицу не выводили, и по теплу тоже. Чего вы из него тепличное растеньице выращиваете?

 

– С медведями в берлоге зимует, – отшутился за жену Алексей.

 

Полина принялась, было, отчитывать родителей за неправильное воспитание младшего сына, но в это время по тропинке усадьбы появилась баба Надя с Мишуткой. Свекровь Алевтины за последние годы сильно сдала, похудела, всё больше слабея. Болезнь ли, старость высасывали из неё силы. Она уже не работала как в былые годы, просто тянулась к своим, поддержать, посоветовать. Теперь вот вела младшего внука. Краем глаза отметив про себя это, Полина затормошила Мишку. Оставаться равнодушной к его присутствию она положительно не могла.

 

Грушевы, посадив помидоры на родительском огороде, перебрались на свой. Дед Борис привёз на тачке из теплицы ящики с рассадой. Сочно-зелёная, крепкая, с оформившимися жёлтыми цветочками, она уже несла в себе специфический запах зрелых плодов.

 

– Хорошо, – выдохнула Полина, с удовольствием вытащив один стаканчик из ящика, пересадила растеньице в лунку.

 

– Что это она там делает? Мотыга у неё, что ли? Выше головы её поднимает! – баба Надя приглядывалась к Цоихе.

 

Сёстры проследили за её взглядом. С другого ракурса ситуация у соседей показалась Полине ещё более забавной. Цоиха размеренными движениями заносила над своей головой орудие производства, рядом размахивала руками Минодора, а молодые мужики копошились перед ними на корточках. Голосов не было слышно.

 

– Не я одна заинтересовалась этим немым кино у соседей, – засмеялась Полина. – Мамка даже пошла узнать, что они в лунки сыплют, придёт – доложит.

 

На свою делянку обе Петровых вернулись одновременно. Минодора принесла с собой «трофей» – три крупных картофелины с соседнего огорода.

 

– Ранний сорт мне дали, говорят: «ранний-преранний». Отдельно посадим, проверю я этот «ранний».

 

– Мам, а чего она в лунки сыплют? И почему тётка Галя тяпает, а не сыновья?

 

– Да они сами хохочут. Серёжка взял ту тяпку, попробовал, а потом говорит: «Сама ты тяпай этой мотыгой, у меня сил нету её подымать!»

 

– Ну ничего себе... Мужики, называются...

 

– Да она сама за неё схватилась, говорит, легче, чем вёдра таскать.

 

– А вёдра-то с чем?

 

– Песок.

 

– Зачем - песок?

 

Минодора, оглянувшись, будто боясь, что её подслушают, выдала дочери только что приобретённую новость:

 

– Чтобы медведка семена не сжирала...

 

Полина опустилась на землю со смехом:

 

– Мы пепел сыплем, Цои – песок, Грушевы в угольную пыль картошку обмакивали, и всё против медведки!

 

– У нас такого песка нету, – начала причитать Минодора, – тоже бы насыпала. Проверить надо! Казаки зряшную работу делать не станут! Песок-то особый, с реки!

 

Полина смеялась, а Минодора спохватилась:

 

– У меня же опилки есть! Как же я про них раньше-то не вспомнила? – И, схватив пустые вёдра, заспешила на своё подворье.

 

Нежное треньканье птиц в округе перебивалось развесёлой песней: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…»

 

4.

 

Назавтра с утра вся округа высыпала в огороды. День занимался по-настоящему тёплым. Высокое, голубое, с воздушными облачными корабликами, небо будто олицетворяло собой саму весну. А воздух, этот тонкий, удивительный запах, эта аура пробуждения земли, кружила голову пьянящей свежестью. Вот она, крестьянская радость! Всеобъемлющая, подлинная, яркая! И при чём тут руки в мозолях и нудная боль в пояснице? Полина, разглядывая горизонт, настраивалась на работу, вбирая в себя это чувство лёгкости, полёта и счастья, словно купаясь в одной волне с пробуждающейся весной. И вдруг услышала:

 

– Поля, смотри, журавли полетели…

 

Сосед Селезнёв, всегда такой энергичный и бодрый, как-то очень печально замер, опершись на лопату. Она повернула голову. Высоко в небе был виден клин.

 

– Здорово как! – выдохнула в ответ Полина и ухватила свою мысль за хвост: «Дядька-то Вася в душе поэт!»

 

Прикоснувшись взглядом к высоте неба, пробила первую в этот день лунку. Земля на новой делянке была много мягче, рядки короче. Минодора принесла опилки, пепел. Работа продолжалась, иногда прерываемая вопросами о житье в Ростове. Полина отвечала односложно, думая о том, что…

 

Который год она помогает родне возделывать эту землю! И вроде бы всегда и всё одно и то же – тяпка, лунка, рассада, спину ломит, ан-нет, есть во всём этом какая-то новизна и неповторимое очарование. Оттого-то, наверное, и сам труд, тяжёлый и в целом неженский, переносится без особого надрыва – если по молодости, или в семье. Вот только мама уже немолодая, а всё суетится, всё хлопочет. Надо бы передохнуть, а не отдыхает. И всю жизнь так. А брат откололся как-то неправильно, ну и Бог с ним.

 

Огород метр за метром преображался. Вроде бы, чего особенного? – обычная грядка, без травинки, без живой краски. Но нет, это уже иная земля – засеянная, приласканная, рожающая.

 

– Здравствуйте поближе, смотрите, как земля парует…– поздоровалась подошедшая тётка Валя, всегда поражающая Полину особой аккуратностью – в быту, в одежде, в работе и быстротой, с которой она расправлялась с делами.

 

Полина пригляделась. Над почвой стлался серовато-синий дымок. Не скажи соседка, она бы не обратила на него внимания.

 

– Мина, что ты в землю сыплешь?

 

– Золу… баню топили, чуть-чуть есть…

 

– А мы в этом году не запаслись, Вася болеет... У меня нынче семенная картошка не удалась. Очень много волосяной. И не знаю – почему?

 

Полина прислушивалась к разговору. Она уже давно знала, как и что нужно делать в огороде, но никогда не делала этого самостоятельно. Мама была её личным авторитетным агрономом, она любила облагораживать землю, вот только уставать стала раньше, чем успевала сделать намеченное.

 

Полина взяла у матери грабли и загребла лунки, потом прокультивировала междурядья. И снова взялась за тяпку. Спина уже давала о себе знать, а на ладонях мозоли становились всё ощутимее. Подумалось: «Неужели выдохнусь раньше, чем засадим огород?» Разухабистое «...всё отберут у казака, гуляй, казак, гуляй пока...» вторило её сомнениям. На сердце как-то защемило по-особому остро, singer пел про Россию до семнадцатого года, а такое ощущение, что про 90-е. Что-то ещё будет с нами в нашей стране?

 

От философских мыслей её оторвала Минодора.

 

– Пойдём передохнём, дочурка.

 

– Ма, ты иди. Чай поставь. Есть я не хочу, а чаю выпью…

 

– Нельзя, дочка, так работать и не есть.

 

– Не хочу, мам. Ты иди. Я потом приду.

 

– Завтра совсем работать не сможешь.

 

– Ты думаешь, у меня сил нету? Есть у меня силы, смотри, – и Полина ускорила свой темп работы.

 

– Ладно уж, охолонь, завтра на тебя посмотрю, – ответила Минодора.

 

Полина разогнула спину. Посмотрела на соседские огороды. Везде, кроме как на огороде брата, работали дружно, семейно. Детвора вовсю помогала родителям. Подумалось: «Как и мы в своё время...»

 

Над чёрной почвой кружили вороны, выуживая из комьев земли дождевых червей. Она взяла в руки землю, сжала в кулаке, почувствовала тепло и мягкость, стала лепить человечка. В небесах щебетали птицы, солнце светило по-весеннему нежно, магнитофон развлекал всю округу привычной историей «Каким ты был, таким остался…».

 

От нового витка её заоблачных мыслей оторвала Минодора, снова позвав обедать. С лёгкостью юной девушки Полина пошла на зов.

 

5.

 

Послеполуденное солнце выглядываю сквозь ветви, что росли во дворе соседей. Ясность неба разливалась и нежилась над всей весенней землей. Птицы возвращались к гнёздам.

 

Лунка, вторая, третья... двадцать пятая. Лунка, вторая, третья... двадцать пятая. Пробив три ряда, Полина взялась за вёдра с пеплом и картошкой. Наклонившись, шла по междурядью.

 

– Добрый день, соседка! – приветствовал её Сергей, который тоже ходил к своей родне огородами. – Без тебя тут не обходится!

 

– Конечно, не обходится! – бодро откликнулась Полина.

 

Сергей катил перед собой ручной моторизированный плуг. Солнце припекало. Сбросив верхнюю одежонку, Полина снова взялась за тяпку.

 

Вскоре Сергей уже возвращался назад, к тестю, без напряга вышагивая вслед за плугом.

 

– Ух ты, здорово! А я только два ряда успела посадить, а ты, видать, уже под всю свою картошку канавки вырыл...

 

– Полечка! Давай он и тебе пробьёт! Серёжа, заворачивай! – распорядилась тётя Валя, сновавшая на своём огороде, между грядок с саженцами томатов.

 

– Ой, я не знаю... – только и успела выговорить Полина, – а Сергей уже разворачивал плуг вдоль выкопанных рядов на её участке.

 

Борозда легла глубоко и ровно, отвалив по обе стороны комья влажной земли. Полина виновато улыбалась. Сергей обошёл абрикос и развернулся на финишный круг, когда появилась Минодора с вёдрами картошки.

 

– Ай, молодцы! Вот спасибо! Серёжа, покупай материю и приходи, я тебе брюки сошью!

 

– Да ничего не надо, сажайте.

 

– Спасибо, Серёжа, ой, спасибо!

 

Неожиданный помощник ушёл, а Полина рассмеялась:

 

– Так вот надо! А я ведь только чуточку его задела, и даже, кажется, без задней мысли.

 

Над округой неслось могучее: «Распрягайте, хлопцы, коней…»

 

…Это было в ту далёкую и щедрую на надежды весну 1996-го года, когда все представители старшего поколения нашей округи ещё были живы...