ТЫ ЧЬЯ? - Чья это у нас девочка такая хорошенькая? - Я мамина, - и через паузу добавила, - и папина. А ты чья? - Я тоже мамина, но уже не папина, - вздохнула я. - А я еще бабушкина и дедушкина, - похвасталась малышка. - А ты? - Нет, я уже не бабушкина и не дедушкина, к сожалению. - Почему? Я замялась. Как бы ей помягче и понятнее объяснить. Маленькая ведь совсем. - Они уехали очень далеко. - В другой город? - Нет, на небо. Девчушка задрала голову, с сомнением разглядывая лазурную июльскую синь. Потом припомнила что-то и огорошила вопросом: - УмерлИ? - Умерли, - подтвердила я. – А ты откуда знаешь про умерших? - У нас кот Мишанька умЕр, мама сказала – ушел на небо. А вдруг они на тебя сверху упадут? Наш Мишанька упал, только ма-а-а-ленький стал, совсем котеночек. Мама говорит, он там переродился. Вдруг твои бабушка с дедушкой и с папой переродятся и с неба к тебе упадут, маленькие. Фантазия у неё заработала: - Ты будешь их нянчить, молочка давать из сосочки. - Очень может быть, - подумала я. - Родится внучок или внучка с душой моих ушедших родственников, и буду с удовольствием нянчить. А кроха уже активно развивала свою мысль. В дело пошли памперсы, игрушки. - А если они слушаться не будут, - ты их будешь наказывать? – поинтересовалась фантазерка. - Нет, конечно. - Почему? - Ну, они-то меня не наказывали. - Никогда – никогда? - Никогда - никогда. - Ты что никогда не баловалась? - Баловалась, конечно, - засмеялась я, - но они терпеливые очень были, как-то без наказаний со мной договаривались. - А какими словами? – недоверчиво поинтересовалась девчушка. - Разными. - Ну, какими именно, - настаивала она. - Не помню я. А тебе зачем? - А вот зачем. Я их маме с бабушкой скажу, чтобы он со мной договаривались, - победно заявила догада. - Хорошо, я постараюсь вспомнить и в следующий раз тебе обязательно скажу. - А ты не забудешь? Бабушка вот все забывает. Мне очень нужно. Ладно? - Ладно. И она побежала по своим важным, интересным делам, а я осталась со взрослыми, скучными. Я ВСЁ ЕЩЁ ЕСТЬ - Ты что тут делаешь? Две завернутые внутрь лапки, пуговка пупа на барабанчике животика, пуговка обгоревшего носика, васильковые любопытные глазенки, панамка набекрень. - Слушаю. - Кого? - Всех. - Тут же нет никого. - А ты? Задумался. Морщит пимпочку носа, чешет ободранную коленку. - Без меня ты кого слушала? - Море. Замер. - Оно же не разговаривает. - Оно шумит. Слушает. - Как же оно шумит. Я когда шумлю, знаешь, как громко. - Оно по-другому шумит. Послушай. Слушает приоткрыв от напряжения рот. - Ф-ф-ф, плям, ш-ш-ш! - Точно! Волны поднимаются и бегут к нам: «Ф-ф-ф-ф». Ударяются о берег: «Плям!». Откатываются назад, шуршат камешками: «Ш-ш-ш!». «Васильки» цветут, сияют от восторга. - А это что такое: «И-и-и»? - Чайки кричат. - Кому? - Друг другу. Или от огорчения, когда рыбу упустят. Рыбачат. - Как же они без удочек рыбачат? - А у них клюв, вместо крючка, вместо удочки, вместо … - … спинига. - Вместо спиннинга. - А ещё что слышно? - Мама тебя зовет. Вскидывает головенку: - Где?! - Да вот же. Взволнованный голос приближается: - Алеша-а-а-а. Косолапит на зов. Всё, меня больше нет. Вдруг оборачивается: - А ты не уйдешь? Ещё будешь тут? - Ещё буду. - Я вернусь. Будем слушать? - Будем. Я всё ещё есть. Он вернётся, и мы будем слушать море. |