Марин умер. В лазурное небо Впились губы сосновых досок. Сигареты трепещутся нервно И глаза раздирает песок. Мы не верим! Не верим! Не верим! Но реальность нас лупит под дых: Его тело лежит, плесневея, И не просит ни есть, ни воды. Улыбаясь, он смотрит с портретов: Для чего, мол, вы здесь собрались? Разве может быть важным все это Для того, кто лишь пепел и слизь? Он был всех нас мудрее и старше, Очень многим он в жизни помог… Он оставил мечты о Наташе В миллиардах затертых томов. Он не тряс перед всеми елдою, Не был признан врачом как дебил… Жил он скромно: питался едою И всегда безответно любил. Умирал он вдали от любимой – Оттого все быстрей и больней – Может, сердце и ныне бы билось, Доведись ему рядом быть с ней… На минуту пред смертью опомнясь, Он взглянул, по привычке, в окно, - И изрек его гаснущий голос: - Мне кирдык! До свиданья, говно! |