Недоброе добро

 

В купейном вагоне поезда дальнего следования было свежо и уютно. Белоснежные шторы были широко распахнуты, и за толстым, пыльным окном резвилась ранняя, веселящая душу осень.

 

Помимо миловидной женщины, лет сорока трёх – сорока пяти, в купе, на верхней полке, с открытыми глазами и спиной к двери лежал измученный длительной болезнью мужчина по имени Иван. Приблизительно такого же возраста, как и его попутчица, он, с самого начала её появления в таком своеобразном, закрытом пространстве, не проявил ни малейшего желания познакомиться с ней. Такое нетактичное поведение по отношению к женщине было нетипичным почти для всех нормальных мужчин, но наш герой упорно играл роль «спящего» пассажира около двух часов.

 

В то же время уверенная в своей неотразимости дама тоже никаким образом не проявляла себя и без особого интереса рассматривала «донжуанские» принадлежности «однокупейника». Так, перед ней, на столике, «лицом» вверх лежала красочно оформленная книга с интригующим названием « 50 знаменитых любовников». Закладкой страниц служила фотография, на которой можно было увидеть, вероятней всего, его самодовольную физиономию в окружении трёх сексуально-озабоченных девиц. По насмешливой улыбке пассажирки можно было догадаться, что она прекрасно ориентируется в сложившейся обстановке. Ведь кроме его «любимого» в купе не было больше мужчин-конкурентов и что эта ситуация, в принципе, давало ему право взять свою жертву измором, понапрасну не тратя свои силы для льстивых сюсюкающих прелюдий.

 

Прекрасно зная цену своему хорошо сохранившемуся телу, будущая «жертва» сразу решила расставить все точки в конце так и не начавшегося предложения. «Или он свежеиспечённый импотент, - не вслух насмехалась она, - или – таинственно- больной, или просто – «голубой» красавец. – Скорей всего он больной и больной, скорей всего, на голову. Других вариантов быть не может, - заключила она, - томно прикрыв свои небесные глаза аккуратно подкрашенными веками, которые плотно закрыли взор своей хозяйки под тяжестью шикарно обработанных, длинных ресниц. – Посмотрим, как он поведёт себя дальше, когда к нам в купе подсядет какой-нибудь настоящий мужчина».

 

Но проходило время, мелькали километры, менялась свежесть бесконечных полей на пыль городов и станций, а в их купе так никто и не постучался. Сам «единственный» тоже упорно молчал и просто делал вид, что спит.

 

«Ах, тайная дорожная романтика: где ты? – еле слышно донёсся до него её журчащий шепот. – Где вы, случайные встречи? Где вы, горячие страсти?»

 

Незнакомцу следовало бы практически развить озвученное желание женщины: не такой уж он был больной. Вернее, он больным уже и не был – скорее выздоравливающим. Но – страсти, ох уж эти страсти! Как они ему опротивели за длительное время его интенсивного «лечения».

 

«Страсти, страсти выйди, вылейся от раба Божьего Ивана из буйной головы, из густых кудрей, из ясных очей, из ретивого сердца, из рук, из ног, из жил и стожил, из белого тела, из красной крови, из чистого живота. Не я выливаю страсти, а выливает Матушка Пресвятая Богородица со всеми ангелами, архангелами, хранителями и покровителями».

 

Как часто он слышал эти слова заговора из алчных уст знахарок и волшебников! Как часто по его «буйной» голове, «ретивому» сердцу и другим органам катались куриные яйца, которые, после экзекуции, сливались в стакан с водой и превращались в какой-то страшный сгусток, якобы, отравляющий его жизнь. Как часто он с горечью думал, так и не сумев после таких «лечений» подняться с больничной постели: если бы из всех яиц, выкатанных на моём «белом» теле, сжарить яичницу, можно было б накормить, как минимум, половину всех детей в нашем областном центре!

 

И это была не шутка! Потому, что болезнь Ивана активно протекала сезонно, строго с конца весны и до начала сентября! Симптом был только один: ужасное головокружение и рвота. Естественно врачи, из года в год, ставили всё новый и новый диагноз, безустанно пичкали его организм разнообразными таблетками и капельницами, мучили «неходячего» больного бесконечными анализами и обследованиями. Но всё было тщетно, а болезнь отступала сама, в строго указанное время. Понятно и логично, что его родным и близким, исчерпав возможности медицины, приходилось искать спасение у народных целителей, экстрасенсов и прочих волшебников.

 

«Стра-сти, стра-сти» - отбивали магический ритм стальные колёса поезда. «Страсти, страсти» – отстукивало ещё не уставшее любить мужское сердце.

 

- Если я не ошибаюсь, молодой человек, - вдруг прервала купейную тишину женщина, уязвлённая тупой инертностью попутчика, - вам, в числе немногих других, очень нравятся особи противоположного пола с милым именем Татьяна. – Так вот: я и есть та самая Таня.

 

Попутчик наконец-то открыл глаза, повернулся к ней лицом и, якобы, без интереса окинул взглядом навязчивую особь, которая продолжала сидеть на своём месте с плотно закрытыми глазами. «Нестандартная, - тут же отметил он, находя в её фигуре некоторые выдающиеся очертания. – Интересная, но посмотрим, что она будет дальше».

 

И, несмотря на своё желание спуститься к ней на нижнюю полку, он просто хрипло отозвался:

 

- Иван.

 

Тогда глаза Татьяны открылись и увидели то, что хотели – обличие мужчины. Быстренько отметив симпатичные черты гладко выбритого лица, она сразу выделила низкие губы своего обидчика, из которых одна была мясистее другой. Обладатель такого «букета» должен был быть рабом красивых женщин и плотских сладострастий. Вмиг встрепенувшись, она приподнялась и подала ему свою ароматную ручку. К её показной радости он протянул свою правую руку, и лёгкое рукопожатие, вроде бы, послужило знаком к потеплению отношений. Их сближению способствовало ещё и то, что поезд, подходящий к очередной станции, вдруг резко затормозил, и женщина, не вынимая своей руки из его руки, чуть было не врезалась головой об верхнюю полку. Хорошо, что Иван оказался весьма расторопным: свободную руку он выбросил навстречу её плеча, тогда как Таня, по инерции слегка качнувшись в сторону, вместо плеча нечаянно подставила свою бушующую грудь.

 

- Простите, - просто сказал Иван, - резко одёргивая свою шаловливую руку.

 

- Спасибо, - так же коротко ответила она, и мужчине было совсем не понятно, за что на самом деле его поблагодарили?

 

Но, странно – на этом их мимолётное общение опять закончилось.

 

Вскоре, когда Татьяна демонстративно вышла на какой-то станции, чтобы купить журнал с кроссвордами, Ивану вновь пригрезились образы лечащих его целителей.

 

Вот перед больничной кроватью Ивана с металлической рамкой, изготовленной по форме буквы «Г», прохаживается именитый экстрасенс Семён Иванович. Упитанный, среднего роста пожилой мужчина, с хитрыми, как у кота, полузакрытыми глазами вращает в руке эту рамку то по часовой стрелке, то – наоборот, и бормочет себе под нос одну и ту же фразу:

 

- Надо же! Стопроцентная блокировка! Ай-я, я-й! Стопроцентная блокировка!

 

Таким чудным способом диагностируя болезнь, он, не назвав диагноза, вскоре сказал, обращаясь к жене больного:

 

- Через три-четыре сеанса у него будет всё в порядке. У меня уже были больные, которые длительное время самостоятельно не ходили – я их всех вылечил! А причина этой заразы только одна – порча! – уверенно добавил он. – И порочные женщины…

 

Походив по больничной палате ещё пару минут, Семён Иванович самодовольно улыбнулся, глядя на больного:

 

- Ну-с, молодой человек, вы чувствуете, как вам становится всё лучше и лучше?

 

«Да, я чувствую, вернее, точно знаю: передо мной стоит циничный шарлатан и мошенник», - хотел было сказать ему в глаза Иван. Но, переведя взгляд на свою гражданскую жену Л., которая с восторгом и надеждой смотрела на лже-целителя, передумал и вслух сказал, неверя ни единому своему слову:

 

- Спасибо, но мне кажется, моё самочувствие улучшится только после второго вашего пришествия.

 

Получив свои «законные» деньги за сеанс, экстрасенс, не простившись, поспешно вышел вон.

 

Странно, но в тот же самый день, через пару часов после ухода Семёна Ивановича, в палату к Ивану привели ещё одну целительницу: так сказать, для усиления эффекта от первого «лечения».

 

Пожилая женщина с маленькими и очень мягкими руками присела на кровать к больному и сразу приступила к делу. Бубня про себя какие-то туманные слова, она вонзала свои миниатюрные пальчики в разные места безвольного тела, частенько отрывалась от «работы» и с упоением всемогущего мага рассказывала о своих многочисленных удачных излечениях самых безнадёжных больных.

 

- Вот недавно, - надавливая на мочевой пузырь Ивана, хвасталась она, - один мужчина не мог без адской боли сходить в туалет по маленькому. Ни один врач не мог ему помочь, куда и к кому он только не обращался. Мучился бедняга, пока не попал ко мне на приём. – И что вы думаете с ним было? - увлеклась рассказом старушка, больно надавливая ладонью в район печени. – Обычный сглаз! Его сглазила молодая любовница! Вот и у тебя, Иван, что-то похожее на это. Полная блокировка! – добавила она, и больной, нехотя, улыбнулся.

 

«Надо же, - подумал Иван. – Ведь совсем недавно с меня сняли «стопроцентную блокировку! Как же могла на смену ей прийти «полная» блокировка? Бедный я, бедный! Порченый, перепорченный, сглазенный и стопроцентно блокированный!»

 

Целительница, заметив улыбку пациента, приняла это на счёт своего удачного «снятия сглаза и порчи», то есть за мгновенное выздоровление.

 

- Ну вот, видишь Л., - обращаясь в жене Ивана, пролепетала бабуля, - Ваня уже идёт на поправку. Ещё пару сеансов и будет, как новенький!

 

Приняв честно заработанное подношение, волшебница, вместе с Л., покинула палату…

 

Вдруг вагон резко качнуло, и поезд стал быстро набирать ход. Иван медленно приподнялся и слез с верхней полки: хотелось пить. Не успел он взять со стола бутылку минеральной воды, как в купе появилась Татьяна.

 

- Да не пейте вы эту отраву! – проговорила она, бесцеремонно отодвигая подальше бутылку «миргородской». – Вот, возьмите – натуральный гранатовый сок! Полезный всем, как женщинам, так и мужчинам! Особенно помогает сонным и инертным особям.

 

Иван, за годы совместной жизни с Л., привык к типу женщин, которых можно смело назвать мужчиной. Нет, подкаблучником он не был! Но, сезонно болея, ему всё чаще и чаще приходилось считаться со своей временной немощью и, в связи с этим, приходилось принимать всяческую, даже малейшую помощь от Л. Тогда-то в их отношениях стали чётко просматриваться две, ярко выраженные, линии. С одной стороны, Иван, видя и болезненно воспринимая её часто нерадостные заботы-старания, стал считать себя человеком неполноценным и полностью зависимым от неё. С другой стороны, Л. всегда, при удобном случае выставляла напоказ свою значимость и жертвенность не только перед ним, но и перед его родственниками, знакомыми, коллегами. «Мол, смотрите: я выхаживаю его уже не первый раз, и если бы не моё усердие, он, наверняка, уже не жил бы на этом свете!»

 

Одновременно с этим Л., во время болезни Ивана частенько говорила ему:

 

- Смотри, все твои болячки – от порчи! А порчи эти – от твоих баб! Я вожу тебя по больницам и разным целителям не для того, чтобы ты после выздоровления снова гулял от меня с другими женщинами! Всё, что я делаю для тебя – нужно нам обоим! Ты должен понять: мы нужны друг другу! А имена всех женщин в твоём телефоне, я вытерла.

 

- Но в нём же было много номеров коллег по работе! – возмущался Иван.

 

- Обойдёшься, - говорила она, поглаживая мужа по жёлтой руке…

 

Сейчас Иван тоже не стал спорить с женщиной и принял из рук Татьяны порцию сока.

 

Допив содержимое кружки, мужчина благодарно кивнул:

 

- Спасибо, было очень вкусно и питательно.

 

Далее эта своеобразная пара довольно рьяно принялась разгадывать кроссворды. Не уступая друг другу в эрудиции, они так гармонично выглядели, что, казалось, вот-вот и в их сердцах вспыхнет любовь! Нужен был только небольшой повод, мизерный намёк. Хватило бы одного томного дыхания, одного прикосновения руки. Всё решила бы её открыто-нежная улыбка или его один единственный, но страстный взгляд.

 

Но они так увлеклись журнальными разгадками, что напрочь позабыли о простой житейской загадке, называемой тайной ночи.

 

Время подходило к полуночи, когда первая спохватилась Татьяна. Она отбросила в сторону журнал и выглянула в окно.

 

«Какая ночь! Я не могу.

 

Не спится мне. Такая лунность.

 

Ещё как будто берегу

 

В душе утраченную юность.»

 

- Вы знаете: чьи эти замечательные стихи? – спросила она, вновь и вновь демонстрируя свой богатый кругозор.

 

- Признаюсь, что я не знаю, кто автор. Но смею предположить, что это – Есенин.

 

- Браво, молодой человек, вы всё-таки ни в чём не уступаете мне. Но, может быть, вы уступите мне хотя бы купе, пока я переоденусь ко сну?

 

И Иван, молча, вышел из купе.

 

Облокотившись обеими руками об стекло, и бесполезно всматриваясь в оконную темноту, ему вдруг вспомнились другие строки признанного русского поэта:

 

«Там, где капустные грядки

 

Красной водой поливает восход,

 

Клененочек маленький матке

 

Зелёное вымя сосёт.»

 

«Странные и непонятные слова, - в который раз по этому поводу думал Иван, сам мало-помалу балуясь стихотворчеством, - а мне, почему-то, нравятся. Кстати, - сам себе напоминал он, - из-за любви к этим строчкам меня чуть было не положили в психушку».

 

И это было правдой в тот период, когда ему, в очередной раз, в каком-то году, вновь поставили новый диагноз – психический. Надо же? Наряду с такими болезнями, как: нарушение мозгового кровообращения, остеохондроза шейного позвонка, нарушение венозного кровооттока, синдрома позвоночной артерии, наконец, болезни Миньера, и вдруг, нате вам - невротический синдром! Вот тебе и «клененочек с маткой», вот тебе и «зелёное вымя»! Когда один из докторов услышал эти строки, он тут же дал команду исследовать пациента как следует. Тогда его спасло от лечения у психиатра сам сборник Есенина, где были напечатаны эти строки…

 

Минут через десять Иван тихо постучался в дверь своего купе. Услышав томное «войдите», он вошел вовнутрь, и лёгкий аромат женских духов вскружил ему голову. Мужчина, втягивая в себя немного выпирающий наружу живот, не стал сразу подниматься на вторую полку, а присел на свободную нижнюю – напротив лежащей женщины. Спать не хотелось, и он тупо уставился на свою попутчицу. А она, в отместку за недавнее его равнодушие, делала вид, что засыпает.

 

Так в тишине прошло некоторое время, пока его не разрезал твёрдый голос Татьяны:

 

- Может – массаж? Ночной массаж не изволите?

 

Иван от неожиданности вздрогнул и покраснел. Ему и вправду в последнее время регулярно делали точечный тайский массаж. Миловидная женщина так искусно разминала все органы его обессиленного тела, что не встать, после этого, он просто не имел права.

 

- Но ведь вы же легли спать и, наверное, устали? – слабым голосом нехотя запротестовал мужчина. – Отдыхайте, я тоже сейчас лягу.

 

Но не тут-то было. У Татьяны были совсем другие виды. Она проворно поднялась с постели, поправила свой атласный, голубой халат и открыла рядом стоящий небольшой чемоданчик.

 

- Ложитесь! – совсем не властно скомандовала она. – Я сейчас достану целебные мази и сделаю из вас здорового, но не опасного монстра.

 

Ошеломлённый таким поворотом Иван и не подумал исполнять команду, во все глаза разглядывая соблазнительную фигурку случайной массажистки. А она в это время протёрла влажной салфеткой свои руки и выставила на столик дюжину разных тюбиков и флаконов.

 

- Я категорически настаиваю на том, что Бог специально для меня ниспослал профессиональную массажистку. Да ещё и в купе. Без лишних попутчиков. Без вашего ревнивого мужа и моей вездесущей жены.

 

Глупые слова так и сыпались с губ Ивана до тех пор, пока Таня не уложила его на полку вниз лицом, предварительно сняв с торса футболку.

 

- Ну, во-первых, у меня нет ревнивого мужа, как, впрочем, и неревнивого. Во-вторых, у вас тоже нет никакой жены, во всяком случае, такой жены, от которой захотелось бы уезжать неизвестно куда и зачем.

 

- А в третьих будет? – спросил ещё более обескураженный мужчина, почти веря в ясновидение и женское колдовство.

 

- Нет, третьего не дано, молодой человек. Да и зачем оно нужно это «третье»? Разве тех двух обстоятельств недостаточно для удовольствия, или, если хотите, для счастья?

 

Иван был полностью с ней согласен, но ничего не сказал, полностью отдавая своё тело на такое приятное растерзание, как массаж…

 

А дальше было то, чего не было бы в любой другой обстановке.

 

От тепла и немыслимых прикосновений женских ручек Иван вдруг размяк и… стал говорить о своём тайном, наболевшем, едва пережившем прошлом.

 

- Да, вы правы, я сбежал от своей гражданской жены, которая не один раз, можно сказать, спасала меня от смерти.

 

- И в чём же проявлялось это спасение? – заинтересовалась Татьяна, продолжая разогревать спину пациента специальной мазью.

 

- Она ухаживала за мной, как за младенцем, когда я по три месяца был прикован к постели. А поскольку мою болезнь никто из врачей распознать не мог, ей приходилось прибегать к некоторым ухищрением, чтобы я согласился на тот, или иной эксперимент.

 

- Очень интересно, продолжайте, - как заговорщица проговорила женщина, мягко вонзая свои небольшие ноготки в его плечо.

 

- Она то и дело поставляла в мою больничную палату всё новых и новых целителей, которые, исключительно все подряд, рассказывали о своих многочисленных победных исцелениях, вплоть до оживления из мёртвых, но меня поднять с постели так и не смогли. Зато все они исправно брали за свою «работу» деньги, очищали моё тело и мой дух от «стопроцентной» порчи и «бесовского» сглаза, и хором уверяли жену и меня, что я уже здоров, несмотря на то, что мой организм был с ними абсолютно не согласен.

 

- Так кто же бежит от такой заботливой и доброй женщины? – как будто бы с иронией спросила Татьяна. – Такая жертвенность – редкое качество для современного человека, особенно, если этот человек находится в «гражданском» статусе.

 

- Вы правы, конечно. Но, видите ли, всё это богатство перечёркивалось тем, что она, с одной стороны, лечила меня, а с другой – убивала.

 

- Ещё интересней, продолжайте, прошу вас.

 

- Я удовлетворю ваше любопытство, если вы честно признаетесь мне: кто вы?

 

- Я – потомственная массажистка, хирогномик, физиогномик, хиромант и просто – никому неведомая ведьма. Устраивает такой ответ?

 

- Что значит «никому неведомая»?

 

- Это значит, что никто из людей не знает об этом. Кроме вас. Но вы – другое дело.

 

- Почему?

 

- Потому, что вы меня уже никогда не увидите. Только сейчас вам непременно нужно продолжить свой рассказ, пока я не закончу делать массаж.

 

- Понимаете, - покорился женщине Иван, хотя, после таких таинств, у него сразу возникли существенные вопросы, - моя гражданская жена сильно меня ревновала. Ко всем и ко всему. Так, вначале всех моих прибытий в больницах, она, в первую очередь просила врачей обследовать мою кровь на СПИД и другие венерические заболевания. Далее, она всем запрещала посещать меня, особенно женщинам. Но самым убийственным для меня было то, что она постоянно жаловалась мне на свою усталость, на жару, на то, как тяжело ей приходится разрываться между работой, домом и мной. Мне на самом деле было жаль её, и я, неходячий больной, ещё острее чувствовал себя неполноценным, зависимым и обязанным ей.

 

- Я думаю, - вмешалась в исповедь Татьяна, - ваша женщина больше радовалась вашему нездоровому состоянию, чем здоровому. Кроме того, я не удивлюсь, если она всех целителей и экстрасенсов подговаривала, чтоб они говорили, что вся ваша болезнь – это сплошная порча. И порча эта – от женщин. Поверьте мне: такое добро имеет совсем другое название и не приносит людям ничего хорошего, а скорее – наоборот. Ведь её добро не приносило вам облегчения?

 

- Нет, не приносило, вы правы. Тем более, она не раз повторяла мне, что лечит и ухаживает за мной последний раз. Ну, в том смысле, что, если я, после выздоровления, буду снова гулять с женщинами, помогать мне она больше не будет.

 

- Неужели вы такой неустрашимый бабник, что не испугались таких угроз? И вообще – вы гуляли от неё? Она заставала вас в объятиях с другой женщиной?

 

- Ни с кем она меня не заставала, по крайней мере, в постели. А гулял я от неё или нет, скажу так: чаще нет, чем да. И то был с дамами только потому, что меня бесили её вечные подозрения и скандалы. Одним словом, я всё же решился и ушёл от неё. Если мне суждено умереть от моей неизвестной болезни, то лучше я умру от неё, чем от глупой ревности доброй женщины. И меня совсем не смущает, что я своим уходом, лишаюсь комфорта, домашнего уюта, достатка и её своеобразной любви…

 

- Да, молодой человек, теперь я уверена, что вы абсолютно правы. Добро, если оно доброе, не знает корысти и злости. Истинное добро исходит из доброго сердца и не требует ответа или, тем более, платы. Этому, кстати, учит и Библия, и об этом неустанно трубят лучшие умы человечества. Но добро, которое требует отдачи, ожидает отплаты и жаждет зависимости того, кому оно принесено, может вызвать если не агрессию, то, во всяком случае, совсем не доброе добро. Такое добро, увы, называется злом…

 

Ночной встречный поезд своим диким рёвом разбудил Ивана и ослепил его своим ярким светом. Ничего не понимая, он привстал и с трудом разглядел Татьяну, вытирающую свои руки влажной салфеткой. Тупо соображая, что ему приснилось, а что нет, мужчина вопросительно смотрел на женщину, но та только улыбнулась ему и согласно кивнула головой.

 

- Так мне всё это не приснилось? – спросил он, сам не зная, что имеет в виду.

 

Вместо ответа женщина, не отбрасывая одеяла, легла на своё место и слегка притушила свет.

 

Помолодевший от массажа, Иван вдруг осмелел, и хотел было примоститься рядом с Татьяной. Какого же было его удивление, когда послышались такие слова:

 

- Я рада, что теперь вы практически здоровы и свободны. Но это совсем не обязывает вас делать то, что вы вдруг захотели сделать. Идите к себе и до утра не приближайтесь ко мне: иначе я покусаю вас и отберу назад вашу мужскую силу.

 

Иван повиновался, недовольно взбираясь на свою верхнюю полку. «Чёрт возьми, - удивлялся он, - как такое может быть? Я заблаговременно и специально выкупил три места в этом купе и загадал: любой человек, кто станет моим единственным попутчиком, будет или моим другом, или моей подругой. Я всего ожидал, чего угодно, но о таком… чуде – даже не мечтал. Это было выше всякой фантазии, ярче любой мечты. И, чёрт возьми, я, кажется, влюбился и уже совершенно здоров».

 

А Татьяна, вероятно, давно спала, или, скорей всего, делала вид, что спит. Она лежала спиной к Ивану и уже заранее знала, что утром её будет ждать вполне заслуженный сюрприз.

 

Возможно, ей понравится этот сюрприз, наверное, она оценит приготовленный мужчиной ароматный кофе и, быть может, коснувшись своим прелестным носиком букета алых роз, скажет:

 

- У вас на ладони я отчётливо видела букву «Л» и сопутствующие её характерные линии. У вас были роковые женщины, имена которых начинались с этой буквы. Поверьте: их больше не будет в вашей жизни. Зато будут другие, вероятней всего ими станут: Лиля, Лиза, может быть, Линда или Лолита. Но мне кажется, вы обретёте жизненный покой с женщиной по имени Людмила. Хотя у вас есть другие пересекающиеся отметины, которые, увы, обрекают вашу жизнь на одиночество…

 

- Вы это говорите к тому, что Татьяна – героиня не моего романа?

 

- Почему же? С Татьянами у вас как раз всё было и будет хорошо. Но кроме романтики ничего большего не ищите. Я тоже романтик и даже больше того. Но взаимности от меня не ждите. Хотя…

 

- Что? – с надеждой на возможную близость с такой удивительной женщиной спросил он. – Вы сказали «хотя» - и что?

 

- Мне ничего не мешает ответить вам взаимностью. Но тогда, может быть, я захочу продолжения. Не факт, что этого захотите и вы. И тогда вам придётся бежать и от меня, отвечая банальным злом на моё внезапное добро.

 

- Почему вы так думаете?

 

- Потому что уже совсем скоро моя станция, и я на ней выйду. С собой я вас не зову, а вы не догадаетесь настоять на этом. Вернее, вы захотите составить мне компанию, когда меня рядом уже не будет. И потом, молодой человек, не забывайте, что моё имя не имеет ничего общего с женским именем, начинающим с буквы «Л». Поверьте: я никогда не ошибаюсь…

 

Вот и всё. Татьяна всё сделает точно так, как сказала. А влюбчивый Иван ринется за ней следом и совсем скоро потеряет её в небольшом потоке незнакомого городского вокзала.

 

Как так могло произойти, я не знаю. Наверное, так захотела она, чтобы сохранить в его душе добро. Добро к доброй женщине, которая никогда не скажет ему: «мой».

 

Ноябрь 2011 С.Гость