Сегодня под селом Крайнее Саратовской Области убили последнего единорога. Мы несколько часов тащились на внедорожнике через облетевший ноябрьский лес по кровавому следу, пока не наткнулись на канаву в которой лежал магический зверь. Розовый мех был извалян в грязи, из-за чего единорог сливался с серо-желто-коричневой поздней весной, в его глазах застыла безысходность. Никифоров, выйдя из машины, спустился по глинистой стенке и отряхнул руки. - Ну что, добегался? – обыденно обратился он к единорогу, проверяя патронник карабина. – У собак сегодня будет пир… Единорог ничего не ответил. Обычно он процитировал бы что-нибудь из великих или даже зачитал сонет, но сейчас он только тяжело дышал, истекал кровью и не отрываясь смотрел на Никифорова. Малоприятное зрелище. Из ружья, с моими навыками, я мог застрелить разве что себя, а смотреть как это делают другие не избавляло от чувства причастности к тому, что я считал преступлением. Я пришел только по тому, что хотел посмотреть на живого единорога в последний раз, почувствовать его ауру: даже когда он доживал последние минуты своей жизни, рядом с ним мир словно становился светлее. До того как единорогов начали истреблять во избежание бюрократической волокиты по признанию “личностей не относящихся к человеческому роду”, людей даже водили на сеансы терапии аурой единорога - помогало при депрессии и тревожности. Вот и сейчас приятное тепло разливалось по всему телу, а тяжелые мысли заменялись дорогими воспоминаниями. Краткосрочное умиротворение прекратилось выстрелом, который распугал ворон, с карканьем заметавшихся в ветвях голых деревьев, и его место заняла холодная пустота. Мы вернулись в Крайнее с тушей уже затемно. Когда я, устало разминая на ходу затекшее тело, заковылял по направлению к моей даче, меня остановил Никифоров. - Вот, – сказал он, передавая мне что-то твердое завернутое в салфетку, - десять грамм. - Спасибо. – механически пробормотал я, неудасужившись спросить о том, что внутри. Дача встретила меня гробовой тишиной и спертым запахом старой мебели. Кое-как сняв с себя верхнюю одежду и обувь, я развернул салфетку, в которой оказался срез рога. Свойства ауры единорога заключались в его роге, и некоторые экспериментаторы придумали употреблять его, чтобы испытать те же ощущения, что и от нахождения в ауре животного. Так как в роге заключается вся магическая сущность, то эффект от его употребления – прямой билет в нирвану на срок от шести до двенадцати часов в зависимости от дозировки. В среде просвещенных людей это называлось “дунуть в рожок”. Так как эффекты воспринимаются минуя тело живого единорога, нормально источающего ауру, то ощущения от “раздувания рожка” отличаются от живой ауры тем же, чем вкус настоящего яблока от концентрата вкусовой добавки для яблочной жвачки. Я растолок рог в ступке и засыпал его в стакан с водой. Выпив и сморщившись от отвращения, я не раздеваясь лег на диван - хотелось забыться как можно скорее. Забыть про то, что единорогов больше нет, про то, что завтра наверняка будет дождь и сельская дорога превратиться в непроходимое болото, про то, что после завтра идти на работу… Через пол часа знакомое чувство теплоты стало вновь разливаться по телу, только в этот раз оно усиливалось резкими скачками. Теплые воспоминания, несущиеся перед глазами, начали искажаться, становится приторно-приятными карикатурами на настоящую ностальгию. Тепло нарастало и нарастало до тех пор, пока пульсирующим потоком не смыло мое сознание, уносясь в ядовито-оранжевую даль. Я проснулся утром с тошнотой и головной болью. Блеклый свет облачного осеннего утра едва проникал в комнату через помутневшие от времени стекла окон. Солнце взошло на небо еще на один день, освещая мир, в котором исчез последний единорог. |