Еще не рассеялась в воздухе утренняя дымка, еще не выветрился запах ночной сырости и сонного города, а из больших динамиков, выставленных около магазина, бодро вещало радио. Станция, была явно молодёжная, потому что с интервалом не более десяти секунд раздавались характерные «жеребячьи голоса». В голове Панкрата они почти сливались в одно сплошное «иго-го». Это немного раздражало и не давало сосредоточиться на главном, на покупках. Панкрат ни за что бы в такую рань не пошел на рынок, и если бы это было возможно, он бы туда вообще не ходил. Но накануне позвонила его восьмидесятилетняя бабуля, которая отказывалась питаться продуктами из супермаркета.

 

Это была та самая бабуля, которая, тридцать лет назад посоветовала, а точнее настояла, назвать его таким чудным именем. Сама-то она носила самое обыкновенное – Нина Михайловна. Какие только прозвища не порождало в детские годы имя Панкрат. Самыми прилипчивыми, из которых оказались Панкреатин и Пан-кретин. Последнее нет нет, да и проскальзывало в его взрослом настоящем. Временами Панкрат обижался, а чаще мирился с этим, потому, что и сам считал себя неудачником. Шутка ли, близилась та временная черта, что зовется «возрастом Христа», а в его жизни не было ничего примечательного. Незначительная должность менеджера в магазине бытовой техники никак нельзя было назвать достижением. Ни карьеры, ни семьи, ни даже подружки не было у Панкрата. Всему виной, считал Панкрат, была его робость и застенчивость, а еще страх, а иногда даже ужас, который внушала ему окружающая среда.

 

Его пугали незнакомые собаки, грубые разговоры и толстые тетки, торгующие на рынке. Всего этого с избытком хватало в том месте, куда он направлялся. А еще там вдоль торговых рядов, среди покупателей бродила юродивая, пугающая его больше других фобий. Эта была женщина неопределенного возраста, и зимой и летом всегда в стареньком плаще, выгоревшем на солнце и приобретшем шафрановый цвет одеяния буддийского монаха. Страшна она была во время припадков. Однажды она сильно испугала Панкрата, неожиданно закричав за его спиной: «Я палач, я палач!» При этом сумасшедшая неимоверным образом изгибалась, размахивала руками и вообще, казалось, она исполняла какой-то дикий танец.

 

-Только бы не столкнуться с ней, только бы «пронесло», - думал Панкрат.

 

На секунду зажмурившись, он шагнул под арку рыночных ворот.

 

Благополучно отоварившись провизией для престарелой родственницы, Панкрат вернулся домой. Отгул, взятый по случаю приезда бабушки, пришелся очень кстати. Кроме встречи бабули, в планы на сегодняшний день входил отдых от посещения городского рынка. Панкрат улегся на скрипучий диван, намереваясь вздремнуть. Ему приснился кошмар: прекрасная лебедь с короной на голове, вдруг превратилась в рыночную юродивую, размахивающую топором к которому прилипли окровавленные перья. Панкрат покрылся липким потом и неизвестно, чем бы это все закончилось, но его разбудила бабуля. Старушка громко стучала в дверь, игнорируя электронный звонок с двенадцатью мелодиями. Увидев потного Панкрата, она заголосила:

 

- Ты, что, милый, с перепою что ли? Совсем тут распустился, вот Митька тоже пил, так ему отец всыпал и он перестал.

 

- Ба-а-а, так Митьке шестнадцать лет…

 

- Ну, раз ты такой запойный, - не слушала его бабушка, - даже и не знаю, что делать. У Клавдии племянница померла, думала, ты меня на похороны проводишь.

 

- Да не пью я, - возмутился Панкрат и тут же спохватился, на похороны идти не хотелось. Мертвецов он тоже побаивался.

 

Но было поздно. Бабуля засекла словесного воробья, и её морщинистое лицо просияло улыбкой.

 

- Вот и славно, а то я уже испугалась.

 

- Как же, испугалась, да она ведь ничего не боится, - с завистью подумал Панкрат.

 

Покойница лежала в гробу под старомодной тюлью чуть желтоватого оттенка. Её редкие светлые волосы, словно птичий пух, шевелись на сквозняке. Еще с порога почуяв что-то недоброе, Панкрат на свинцовых ногах сделал шаг и замер. В ногах у покойницы лежал смутно знакомый предмет шафранового цвета.

 

- Маришка всегда носила этот плащ, вот, решили его с ней в гроб положить, - сообщила какая-то старушка.

 

Панкрату вспомнился недавний сон.

 

- Надо же, я никогда не замечал её лица, не знал имени, я только представлял её каким-то чудовищем, а теперь она умерла и лежит такая тихая… А сколько ж ей лет? – задумался Панкрат.

 

- И не болела ведь. А как помирать стала, говорит, от тоски я погибаю. Суженый мой где-то рядом проходит, да видно боится подойти, - доносился откуда-то издалека до Панкрата скрипучий старушечий голос, - ей всего-то тридцать первый годочек пошел, - проскрипела бабулька, словно в ответ на мысли Панкрата.

 

Неожиданно ему вспомнилась девчонка в красном плаще, с которой он случайно столкнулся у входа в рынок. Это было лет пятнадцать назад. Начинался дождь и Панкрат решил переждать его под аркой рыночных ворот. Дождь шел, не прекращаясь около получаса. Все это время Панкрат переглядывался с белокурой незнакомкой, но заговорить он так и не решился. Дождь закончился, и он зашагал из-под арки в сторону своего дома.

 

Какие-то смутные воспоминания заполнили мозг. Дальше все было как в тумане: тихое шушуканье престарелых родственниц и соседок, вынос тела, канареечного цвета катафалк с мерно дребезжащими стеклами, проплывающие за окном крашенные и облезлые кресты бесконечного кладбища. Панкрат вздрогнул от стука комьев земли о гроб, уже спущенный в могилу. Они так сильно стучали, что казалось, будто гроб пустой или это вовсе и не гроб, а барабан.

 

- Барабан был плох, барабанщик - бог! Та-ра-ра-а-а! – неожиданно даже для себя заорал Панкрат.

 

Бабульки охнули, могильщик поскользнулся и чуть не упал в могилу. На лицах его товарищей было написано неодобрение и в то же время некая солидарность. Баба Клава укоризненно покачала головой.

 

-А говорила, что не запойный…вон, нализался уже, и когда только успел?

 

Наталья Михайловна с Клавой взяли Панкрата под руки и засеменили к автобусу c жизнерадостной расцветкой.

 

Могильщики, сделав свое дело, распивали водку, принесенную Клавдией, и вели неспешный разговор.

 

- Вот откуда он узнал про барабан не пойму, - не унимался тот, который накануне едва не упал в могилу, я же в музыкальной школе семь лет отучился.

 

- А чего же музыкантом не стал?- вопрошали захмелевшие приятели, - ты ври, да не завирайся, мы такие же музыканты, как и ты!

 

- Дураки вы все, я же правду говорю, а не сложилась моя музыкальная карьера, потому что в армии контузило, из-за таких вот охламонов как вы. Вся жизнь под откос, какие там уж барабаны…, - даже всхлипнул контуженный.

 

Водка заканчивалась, скудная закуска тоже, стали расходиться.

 

Панкрат лежал на своём любимом диване и смотрел невидящими глазами в выцветшее за лето небо. Впереди его ждала новая, необыкновенная, насыщенная чужими событиями жизнь.