Маленький садовый домик с покрытой мхом крышей, аккуратно побелённый и сияющий чистотой и уютом, утонул среди старых яблонь, абрикосов и персиков.Вдоль длинного забора тянулись виноградные лозы, едва удерживающие крупные чёрные гроздья винного винограда, казавшегося на вид сладким и сочным, а на самом деле имевшего терпкий кисловатый привкус.В глубину сада уходила ровная, словно по линейке нарисованная, тропинка, которая вела к курятнику, где копошились суетливые куры, и ярко раскрашенный всеми красками природы петух важно выхаживал вдоль и поперёк, иногда окриками наводя порядок в своём семействе. Девятилетняя девочка стояла на коленях возле деревянного забора, покосившегося от старости, и протягивала в щель руку, вызывая суматоху среди кур.

-Лёня, посмотри, какой красивый петух! А куры! Они похожи на раскормленных голубей. Как ты думаешь, они умеют летать?

- Аня, ты что, первый раз кур увидела? - послышался удивлённый вопрос мальчика, который был на пару месяцев старше Анюты и поэтому очень важничал.

Саша улыбнулась, с любопытством прислушиваясь к разговору детей, помахала дочке рукой и подошла к дубовому столу, стоявшему под грушевым деревом.

-Какие громадные помидоры, - воскликнула она и взяла одну, взвесив её на руке, - наверное, полкилограмма весит, не меньше.

-Саша, ты всё такая же восторженная, как и раньше, всему удивляешься, как ребёнок! Пора бы повзрослеть, тебе уже 30 лет! - укоризненно посмотрела на гостью Лена.

-Это что, много?

-Конечно, почти полжизни позади.

-То есть как – полжизни! Ерунда какая-то! Я ещё и не жила! Всё суетилась, бегала, торопилась куда-то, последние три года даже отпуск не брала, не было времени для отдыха.

-Вот я и говорю: пора остепениться, осмотреться вокруг, найти себя.

-Себя-то я давно нашла, вот только с личной жизнью не везёт.

-И не повезёт, пока не поймёшь, чего хочешь. Небось о рыцаре мечтаешь?! А они давно перевелись, надо реально смотреть на вещи – тебе нужен нормальный человек, который мог бы твоей Аньке отца заменить.

-А ты сама-то, как на этот мир смотришь?

-Я розовые очки давно сняла. Сначала тоже в облаках витала, о любви мечтала, замуж не вышла, выскочила. Думала, что у меня всё будет не так, как у других. Так оно и получилось: уже на второй день после свадьбы я перестала узнавать своего тихого, спокойного Шурика. Впрочем, тихим он остался, только от этого мне было не легче. Целыми днями с бутылкой обнимался, на работу только изредка ходил.Я ничего не могла понять, ведь знала его достаточно долго. Никогда не могла бы подумать, что он алкоголик. Мы часто бывали в компаниях, но он пил всегда ровно столько, сколько я, может, пару рюмок, не больше. А тут ещё его бабка стала меня со свету сживать своими капризами: то в комнате беспорядок, то суп невкусный, то ещё что-нибудь придумает. Как-то раз я салат приготовила, она в нём вилкой ковыряется, спрашивает: «А это что такое?» «Ананас», - отвечаю,- рецепт новый в календаре прочитала». Не успела договорить, как вилка в меня полетела, я от страха аж подпрыгнула. «Ты что, не знаешь, что у меня на ананасы аллергия?» - завизжала старуха,- уморить меня хочешь?» От неожиданности я не смогла ничего ответить.

А дальше – больше. Я как-то заглянула в бабушкин альбом и увидела там свадебную фотографию,но, к сожалению, не нашу.Точнее говоря, Шурик там присутствовал в качестве жениха, а вот невеста, как я ни всматривалась в ее изображение, была на меня не похожа. Красивая девушка, только взгляд у нее не просто грустный, а какой-то очень уж печальный. Представь, Саша, что я испытала в этом момент? Я почувствовала, как любовь исчезла, и наступила такая пустота и безнадежность, что на минуту показалось: вот жизнь на этом и закончилась.

-А как же ты решилась с ребенком уйти от Шурика?

-Я ушла, когда Лени еще не было, он родился на следующий день после нашего развода, на два месяца раньше срока. Фамилию я ему сначала свою дала, а потом Паша его усыновил. Так что мой сын – Леонид Павлович Савинов.

-А Леня знает что-нибудь о своем отце?

-Знает о его существовании, не более того. Пока никаких вопросов не задает. Да и тот даже не поинтересовался, кто у него родился, а ведь мечтал о сыне. Первая-то жена родила ему дочку, так он так осерчал, что на порог её с ребенком не пустил.Я когда узнала об этом, сразу свои вещички собрала и – к маме в Ялту; не стала ждать, когда история повторится. Очень боялась, что мой ребенок тоже окажется ненужной обузой для своего отца.

-Лен, и чего ты такая невезучая? Сглазили тебя что ли? Может бабка его тебе что-нибудь подсыпала?

-Бабка, между прочим, мне вслед столько проклятий послала...берегись.Только всё наоборот вышло – началась другая жизнь.

-Что значит, другая?

-Я изменилась, и все вокруг изменилось. Теперь уж меня никто и никогда не обманет. Судьба научила меня в людях разбираться: никому не доверяю, кроме одного человека, Павла. Он у меня проверенный.

-И как же ты его проверила?

-Да никак. Просто он стал отцом моему ребенку, а мне не только мужем, но и надежным другом. Верю ему. Он не предаст.

-А как же любовь? Ты что-то о ней ничего не говоришь?!

-Слова! О любви разве надо говорить?! Её чувствовать надо!

-Счастливая ты, Лена!

-Ну, вот: то невезучая, то счастливая..,- рассмеялась Лена.

Саша сидела на скамье, наблюдая, как ловко резала подруга овощи для салата, и обдумывала, как бы незаметно перевести разговор на интересующую её тему. Лена, будто угадав ее желание, стала рассказывать о старых закомых, и Саша почувствовала, как краска прилила к щекам, и сердце сжалось от желания и, в то же время, от страха услышать о том, ради кого она вернулась сюда, в этот маленький южный городок, через много-много лет одиночества.

Она никак не могла сосредоточиться на длинном подробном рассказе о жизни всех их общих друзей, о которых вспоминала только тогда, когда думала и мечтала о том, как вернётся в то счастливое и отверженное ею самой время. Мелькали знакомые имена, какие-то жизненные сюжеты, обычные, однообразные, и она чувствовала, что всё это нисколько не трогает её. Было стыдно от того, что хотелось прервать подругу, торопя ее: « Расскажи о нём, всё остальное не имеет для меня никакого значения.» И, наконец, сквозь пелену, закрывшую её от мира ненужных вопоминаний, пробились слова:

-Саша, а ты помнишь Сергея? Ну, у вас ещё вроде любовь «случилась»!

-Да, помню, - едва прошептала молодая женщина, почувствовав, как безысходность и тоска разливаются по телу.

-Знаешь, а он умер, - спокойно сообщила Лена, - несколько лет назад. Такой молодой! Не знаю, что случилось.

Лена говорила и говорила, но её слова потеряли всякий смысл. Саша смотрела на её руки, занятые привычной работой, и эта обыденность и равнодушие не могли вывести её из оцепенения.

 

«А я ничего не почувствовала. Нет, это невозможно, я должна была почувствовать! А теперь? Что же будет теперь?» - думала Саша, глядя на щель в деревянном столе, и эта щель то сжималась, то становилась бесконечно глубокой, как пропасть, устремившаяся вниз.

-Все мы когда-нибудь умрем, с этим ничего не поделаешь. Кто-то раньше, кто-то позже, но никто не избежит этого,- продолжала Лена, не отрываясь от работы.

«А что я скажу Ане? Я же обещала познакомить её с отцом,» - спрашивала сама себя Саша, и ей казалось, что весь мир слышат её боль. Но все звуки исчезли, и только Ленины слова падали как тяжёлый град, безжалостно разрушая все надежды.

-Да, я, конечно, помню его, и эту полудетскую любовь. Так всё было красиво и необычно. Только я почему-то думала, что это всё случилось слишком рано, я не была готова, у меня были какие-то другие планы. И мы отложили всё «на потом». Только это «потом» почему-то никак не наступало, не хватало времени что ли? А постепенно как-то всё поблекло, ушло в тень, растворилось. И лицо его стало забываться, и голос...-медленно заговорила Саша.

-Что было, то было. Нечего ворошить прошлое, тем более что человека-то уже нет, и ничего после него не осталось, - решительно заявила Лена.

-Почему ничего осталось? – улыбнулась Саша и показала на дочь, бегущую к ней с прижатым к груди цыплёнком.

-Мама, мама! Я еле успела спасти его от толстой кошки, которая приходит к курятнику поохотиться.

-Ты молодец, девочка, главное – успеть все сделать вовремя, а то может быть слишком поздно.

Лена, опустив руки, сидела, неотрывно всматриваясь в раскрасневшееся лицо Ани. И постепенно в нём проступали знакомые черты – прямой, чётко очерченный нос, слегка опущенные уголки губ и большие светлые глаза, утонувшие в чёрных длинных ресницах.

-Как же я раньше не догадалась, - прошептала Лена, - девочка же похожа на него.

-Мне надо было обо всём сразу ему рассказать, ещё тогда. И всё могло бы сложиться по-другому - обняла подругу Саша, - а я думала, что у меня ещё будет время. Вот и дождалась...

 

Через несколько дней Саша с дочкой возвращались в Москву. Вечер был по-южному прохладный, и трудно было поверить в то, что целый день светило жаркое солнце, и каблуки проваливались в расплавленный асфальт. Лена стояла, кутаясь в тёплый платок, и повторяла:

-Ты прости меня, Сашенька, прости! Я же ничего не знала! Что теперь будет? Что будет?

-Будем жить дальше... Одни. Не переживай, мы справимся...

-Анечка, иди ко мне, я хочу тебе что-то подарить, - сквозь слезы проговорила Лена и протянула девочке чёрно-белую фотографию, - это твой папа.

Девочка внимательно посмотрела на фото и прошептала: «Он самый лучший!»

-Конечно, деточка. А он всегда так же говорил про твою маму: «Она самая лучшая!»

Аня прижалась к матери, и Саша, почувствовала, как вместе со слезами уходит из ее души щемящая тоска, уступая место тихой грусти по безвозвратно утерянному прошлому.