Знаете, что я думаю? Думаю, маленьким девочкам не стоит хо-дить (а также ездить, летать и плавать) в гости к придуманным дя-дям. Вовсе не потому, что это может плохо кончиться. Не все дяди одинаково опасны!

Хотя Они говорят - "ужас как опасны". Они вообще много чего говорят. Говорят принимать таблетки, говорят, что Им хочется, что-бы я поскорее выздоровела (а разве я чем-то больна?!). Говорят, что мне нужно, просто необходимо написать про свое детство и про этого дядю в дневнике (а потом Они прочитают и скажут, что я это все придумала).

Так вот, маленьким девочкам не стоит ходить в гости к приду-манным дядям хотя бы потому, что потом их (девочек, а не дядь, ко-нечно!) заставят вести дурацкий дневник. А это печально, особенно если не умеешь писать.

 

Ничего. Я быстро научилась.

Когда-нибудь у меня хватит смелости рассказать о том, что при-думанный дядя (а его звали Эдуард) и его золотая рыбка (я пока ещё не придумала ей имя) хотели бы сохранить в тайне.

Но лучше начать сначала. Семнадцатого ноября (а это был я-пока-не-знаю-чей День Рождения) я придумала себе котенка, он ме-ня поцарапал, а потом убежал. Когда я пришла домой за лентой - хо-тела за-лен-то-вать (это слово я тоже придумала) царапину, Они спросили меня, откуда взялась кровь на моей руке. Я Им все расска-зала, Они, как всегда, не поверили...

 

Помню еще, как придумывала человечков из желтой и на ред-кость невкусной каши. Одинаковых не было (точно!), но они так по-ходили друг на друга - только я могла различать их и запоминать все имена, фамилии, звания...

Если человечкам становилось скучно, они собирались вместе и устраивали войну. Когда война заканчивалась, считали убитых и ра-неных.

Раненых лечили, а убитых сбрасывали обратно в тарелку.

Но я не хотела, чтобы отважные воины становились кашей, при-думывала новых человечков, злилась, когда они опять устраивали войну...

Когда Они приходили посмотреть, съела ли я кашу, человечки прятались - кто куда. Самые маленькие залезали в карман моего пе-редника. Целая армия пряталась за горшком, в котором медленно умирал фикус. Некоторые не успевали добежать до укрытия и рас-сыпались на мягкие комочки каши прямо на полу.

В общем, когда Они приходили посмотреть, покушала ли я, вся кухня была в каше.

Надо ли говорить, что каждый раз меня ругали и заставляли убираться?

 

Когда я была маленькой, я ненавидела детей из обычного (настоящего, поэтому неинтересного) дома, который всегда торчал где-то поблизости, улыбаясь во все тридцать два балкона (не знаю, почему их было, например, не сорок?). Дети ходили в школу с раз-ноцветными портфелями. На портфелях были рисунки. Мальчики предпочитали машинкам футболистов, девочки - цветочки бабоч-кам, а я...

У меня не было портфеля, и я ненавидела их всех.

Придумывала, как девочки станут проститутками, и им придет-ся постоянно снижать цены ввиду отсутствия спроса, а мальчики, ко-торые вроде и должны создавать спрос, будут тратить деньги род-ственников и друзей на «сиги», «яжку» и «пивас», при этом ещё умудряясь оставаться в долгу у наркокурьеров.

Потом поняла, что морального удовлетворения от созерцания будущих проституток и наркоманов не получу.

Но мне было очень скучно, и тогда я решила придумать дядю Эдуарда. Я плохо запоминаю имена, поэтому мне пришлось звать дя-дю Эдиком-Медведиком, что его жутко злило. Поэтому Эдик-Медведик вскоре превратился в величественного Эдуарда-Леопарда.

Когда Эдуард понял, что на детской площадке среди «этих от-бросов» нам делать нечего, он, как настоящий джентльмен, пригла-сил меня выпить чашечку кофе у него в гостях.

А вот о том, что произошло дальше, никто никогда не узнает, по-тому что «свидетели и участники заинтересованы в неразглаше-нии...» и так далее.

Зато я могу рассказать, как добиралась оттуда домой. Пока мы пили кофе, выяснилось, что Эдуард живет в городе, у которого есть куча заводских труб, торчащих во все стороны, как иголки ёжика, но нет названия. И это место жутко далеко от моей кровати.

Я придумала дорогу.

Встала у обочины, подняла вверх согнутый, как крючок, палец и стала ловить машину.

Тогда я выглядела странно - пышное розовое платье, подаренное Эдуардом, оставалось розовым только выше пояса, а ниже оно было в грязи, перьях, машинном масле и вообще неизвестно в чём. Навер-ное, это вызывало жалость. Или отвращение.

Сразу же рядом остановился большой грузовик. Дверь откры-лась, и оттуда выглянул бородатый мужчина. У меня в кармане было слово, и слово было "Авынедовезетеменядодома?". Я показала это слово мужчине, и он разрешил мне залезть в кабину. Мы поехали, всю дорогу водитель пытался узнать, куда конкретно меня везти.

Я стеснялась рассказать ему, где я живу, но надеялась, что куда-нибудь он непременно меня привезёт. Мы остановились у большого белого здания. Оно мне понравилось, и я обрадовалась, что буду здесь жить.

Теперь у меня есть своя маленькая комната с мягкими стенами и кровать без матраса.

И больше ничего нет.

Здорово, правда?

Постоянно забываю что-нибудь важное! Забыла рассказать, кто Они на самом деле!

Их трое. Я не знаю, есть ли у них имена, поэтому придумала са-ма - Мокрая Швабра, Длинные Брюки и Белые Туфли. А ещё я не уверена, что Они существуют выше колен. Нет, это просто я боюсь поднимать глаза.

Когда приходит Мокрая Швабра, я сижу на своей кровати без матраса и рассматриваю пол. Пол очень красивый! На нём много разных пылинок, пятнышек, трещинок... Иногда в трещинке прячет-ся какой-нибудь жучок или паучок.

Швабра просит меня поднять ноги, и я подчиняюсь.

Через пару минут Она уходит, хлопая дверью, и я понимаю, что всё кончено.

Аккуратно опускаю ноги на мокрый пол.

Как же он уродлив! Как отвратительно блестит!

Цокают по абсолютно стерильному полу Белые Туфли. Чаще все-го их обладательница проходит мимо. Но Туфли все равно внушают страх.

Длинные Брюки - врач. Противный!

Коротышка, но штанины не подворачивает. А может, специально покупает длинные.

Появляется именно тогда, когда мне меньше всего хочется его видеть, начинает задавать идиотские вопросы своим писклявым го-лосом, заставляет есть невкусные таблетки.

Точно! Все из-за него. Это он запретил мне придумывать.

До чего не люблю, когда мне что-то запрещают!

Врач Длинные Брюки виноват в том, что я:

 

1. Вместо невкусных таблеток придумала вкусные. Квадратные. Разноцветные. С экстрактом дельфина. (Врач, пытаясь понять, откуда я беру вкусные таблетки, заглядывал под кровать, в карманы моего придуманного халата и туда... Туда, куда обычно посылают.)

2. Ела вкусные таблетки, а невкусными плевалась.

3. Придумывала птиц, а потом отпускала.

4. Прятала придуманных слонов под кроватью без матраса.

5. Написала записку: "патамушта Вы мне надаели".

6. Придумала дверь на потолке и ушла через неё.

 

За дверью была дорога. Мимо проносились автомобили.

Я махала руками, плакала, кричала, что хочу домой, показывала не-приличные знаки в зеркала заднего вида, корчила рожицы водите-лям, ругалась, хрипла, плевала в лобовые стекла - все зря. Никто так и не остановился.

Я была босиком. Ноги мёрзли, а придумать обувь не получалось.

Отчаявшись, бросилась под колеса. Грузовик закричал, зажму-рил глаза (столкновения не последовало), осторожно посмотрел во-круг и с облегчением выдохнул, когда понял, что остановился в мет-ре от меня.

Дверь открылась, приглашая войти.

Кто-то на небе улыбнулся и вынес приговор: «пожизненное при-ключение».

Вот так начались мои скитания.

От машины к машине, от человека к человеку.

Зачем-то пила пиво с дальнобойщиками в придорожных забега-ловках.

Зачем-то начала принимать наркотики (тоже вкусные такие таб-летки, но не придуманные).

Зачем-то платила поцелуями (и не только) за километры пути. А иногда просто так, бесплатно, целовала чьи-то (неважно) мокрые от пота, пахнущие куревом, липкие губы.

Зачем-то (может, за компанию?) ездила туда, куда совершенно не хотелось. А куда хотелось, не знала.

Так было до тех пор, пока красивый мальчик на новеньком бле-стящем автомобиле не пригласил замуж. Согласилась.

Ночевала дома. Готовила еду. Родила дочь.

Это было неинтересно.

Потом придумала чужого мужа. Это был человек, которому я не боялась смотреть в глаза. - Задумавшись, я замолчала.

- А дальше? - спросила маленькая зелёная девочка, моя дочь. Её чудесные глаза (они были зелёными, как и всё остальное) тоже не будили во мне того древнего страха, который испытывает животное, поймав человеческий взгляд.

А дальше...

Ночью мне не спалось, милая моя Зеленоглазая девочка. Я по-шла на кухню заварить чай, а по дороге придумала чужого мужа.

Ему, наверное, тоже не хотелось спать.

Я спросила, как его зовут.

Оказалось, его жена была ленива настолько, что даже не приду-мала имени собственному супругу.

Чужой муж заплакал, и мне пришлось поить его горячим чаем, а потом вместе мы стали придумывать ему имя.

Я знаю много имен. И они все произносятся так, что во рту ста-новится сладко. Но я знаю еще одно имя, и оно пахнет полынью. И это имя - Свет.

Свет.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, но тут я услышала чьи-то шаги.

За секунду до того, как на кухню вошел мой собственный муж, Свет исчез, и мы остались в полной темноте.

- С кем ты разговаривала? - спросил муж.

- Со Светом.

- Ненормальная, - он покрутил пальцем у виска и пошел спать.

Вот так закончилась эта сказка, Зеленоглазая.

Нет.

Во-первых, это не сказка. А во-вторых, ещё рано. Ещё не конец.

Видимо, я слишком ненормальная для того, чтобы мирно сидеть (а может, седеть) дома.

Я снова придумала дорогу.

Но теперь я точно знаю, куда я еду, зачем, почему, и - наизусть - ответы на тысячу похожих вопросов.

Куда: куда-нибудь.

Зачем: чтобы любить.

Почему: потому что кому-то обязательно нужно, чтобы его лю-били.

Мне теперь ничего не страшно.

Кого встречу - обнимаю.

Хожу босиком, в чудесно пахнущей рубашке огромного размера и восхитительно дырявых мужских трусах.

Я очень люблю людей, а дальнобойщиков и поэтов - особенно.

У меня всё хорошо.

Дневник больше не нужен, спасибо.

Сейчас я выброшу его в канаву с прекрасными репейниками и дивной грязью.

Но перед этим напишу одно слово.

Это слово и будет - "конец".