Нет, надо же, опоздал. Обязательно было заходить в магазин перед самой отправкой автобуса?! Всё моя дурная привычка, - перед посадкой обязательно покупать сигареты. А водитель, как на грех, аккуратный попался, точь в точь по расписанию отправился, я-то выскочил из магазина, а за автобусом только пыль вьется, да лихо так. Сиди теперь кукуй до другого рейса. Н-да, делать нечего, сам виноват. В запасе около двух часов, чем время убить? Решил пройтись по базарчику, что расположился у автостанции, все развлечение. Разглядел немудрящий товар. Как обычно, торговали всем, что в дорогу нужно. Фрукты, овощи, подсолнухи, недалеко дымился мангал с шашлыком, бочка с квасом. Попил кваску, шашлык есть не стал, жирный уж очень, а желудком я слабый. Решил семечки купить, скоротать время. В это время послышался непонятный звук то ли плача, то ли рыка. Оглянулся по автостанции шел молодой, не сказать приличного (а уже близкого к нищенскому) обличия паренек, лет 23-24. Подошел к моей торговке и щербато улыбаясь, попросил:

- Баб Нин, дай на хлебец копеечку. С вечера ничего не ел.

- Ой, сынок, не расторговалась еще, подойди чуть позже.

- Ладно, баб Нин, потерплю. А ты, дед, - обратился к старику, что огурцами торговал, - не пожертвуешь овощем?

- Бери, сынок, - нехотя ответил старик, недовольно стрельнув глазами в мою сторону, ему явно было неудобно отказать при постороннем. Я протянул пятьдесят рублей:

- Держи, позавтракаешь.

-Спасибо, добрый человек. Баб Нин, на сегодня я у тебя денег не попрошу, вот пожертвовали, – и с этим паренек, засовывая в карманы два огурца, направился за угол автостанции. Я проводил его глазами и, примостившись с кулечком семечек возле торговцев, поинтересовался, кто таков давешний незнакомец.

- Вы не местный, - оживилась бабка, - оттого и не знаете этого бедолагу. Зовут его Андреем…

- По кличке Шаляпин, - встрял в разговор сосед торговец.

- Ну, скажешь ты тоже, Наумыч, у человека имя есть, - упрекнула баба Нина.

- Тю, Нина, Шаляпин – великий певец, вот человек не даст соврать, а Андрей на песнях помешался, голосит где не попадя, вот и дали такую кличку.

- А он и правда петь умеет, – извиняющее продолжила бабка, - его мать покойная все из него певца ладилась сделать.

- Да по нему и видно, что непростых кровей. Как же он докатился до жизни такой? – с удовольствием щелкая семечки, спросил я, они и, правда, были великолепными. Душистые и чуть сладковатые.

- Сын одной бухгалтерши. Одна воспитывала. Муж ушел, бросил ее.

- Поневоле бросишь, - пробурчал Наумыч, - она ж ему ходу не давала. Все по-новому, демократия - эмансипация. Сама все решения принимала. Михаил-то ее, простой шофер, рылом не вышел ей указывать. Да и городская она.

- Любила она сына, сильно любила, покойная. Все отдавала Андрею.

- Вот и рос баловнем, - так же пробурчал неугомонный Наумыч, - тронуть его не моги. Везде защищала. Набедокурит где, обязательно пойдет, где договорится, где припугнет. Характером-то железная. Втемяшилось ей в голову, что сынок ее «одаренней» всех, учителей в школе замучила прямо-таки, заставляла чуть ли хоровод не водить вокруг него, как же - «вундеркинд»…

- Ты, Наумыч, не наговаривай, Андрей и вправду был способный. А то, что защищала, так она же мать. Я сама кого хошь порву, если кто обидит моего дитё.

- Вот-вот, вот такая опёка и вышла боком. Везде дорога расчищена, ходи не хочу, камушек, где попадется, так мамка уберет, где холмик, так она же и выровняет. Не жизнь, разлюли-малина.

- Опять? Наумыч, это же материнская любовь, как не поймешь?!

- Понимать я понимаю. К этой бы любви еще отцовскую строгость примешать, глядишь, и вырос бы толковый паренек. Она же Михаилу и слова сыну поперек говорить не давала. Не то чтобы наказать. Голос повысил на сына за проделки, уже - тиран, деспот. Бился-бился Мишка за сына, сколько в полиции суток пересидел по ее навету, потом рукой махнул, ушел. Сейчас в другом районе живет. С глаз долой, чтоб сердце не болело.

- Все равно, Наумыч, согласись, Ирина все делала, чтоб ее Андрей счастлив был, – не уступала баб Нина.

- Ничего не скажу, дом полная чаша. Каждую копеечку в дом. Андрей как сыр в масле катался. Дом большой, машина есть, - жених завидный, песни под гитару поет. Девки около него, как вокруг новогодней елки, чуть ли не в ладоши хлопают. А достался он непутевой.

- Это правда, женился молоденьким по глупости, чай двадцати годков ему еще не было и при этом неудачно. Откуда он ее привез, Бог весть. Правда, красивая, тут не отнимешь. Мать на радостях, такую свадьбу отгрохала, ипотеку взяла молодым новый дом ладить, да еще машину в автокредит ему оформила. Сама все кредиты платила. Ой, мучилась бедная, не дай Бог никому, - перекрестилась баб Нина.

- А он, что, не работал что ли? – удивился я.

- Так работать ему было некогда, все учился. Уж не знай, сколько институтов переменял. Везде вышибали за неуспеваемость. Хоть за мамины деньги в вузе учишься, а занятия посещать надо. Тут еще жена подвернулась, – ответила бабка, утираясь платочком.

- Эх, уродит же чёрт таких лентяек, - с досадой сказал старик, - Ни двор подмести, ни обед сварить, ни посуду помыть. Одна забота дождаться, когда мать в клюве принесет. Придет Ирина к сыну в полдень, думает, проснулись, встали, а там еще и конь не валялся. Спят. Ну и давай им обед варить, как же дети голодные. Сколько говорил Иринке, чего повожаешь, пусть сами поживут самостоятельной жизнью, скорее научатся. Покачает головой и скажет:«Они еще молоды, помочь надо». Хоть кол на голове теши. А то без нее помрут.

- Ну и дальше что? – спросил я.

- Ну а дальше, Ирина заболела раком. Болезнь живо ее скрутила. Когда открылось, уже на последней стадии было. Не спасти. Похоронили ее. Андрей-то на удивление не шибко горевал. Напился только на поминках. Беда, не ходит одна, каждая за собой семь бед ведет. Посыпалось на него. Судебные приставы машину отняли за долги, ипотечный дом банк отобрал, да еще Андрей должен остался. Мамкин дом продал за неустойки, штрафы, купил поменьше жилище. Почитай за год всего лишился. Жена видит такое дело, живо развелась да уехала к своей мамке. Вот и остался один-одинешенек. Ни тебе дома нормального, ни тебе работы. Перебивается кое-как, где подсобит одиноким бабкам, те накормят, да копеечку дадут. Вот и ходит кругами по своим бедам.

- Отца надо было вовремя слушать, а не бабьей блажью маяться. Отец худому не научит. Михаил толковый был хозяин, только Ирина своей любовью парня попортила.

- Э-э, мужики, все вы задним умом крепки. А Михаил ее сбежал. И не маши на меня руками Наумыч, все равно не переубедишь. Ишь ты, - «с глаз долой, чтоб сердце не болело»?! – передразнила баба Нина, - Иринка уж три года как в земле лежит, сын бомжует, что ж сердце его не ёкает? Хоть бы раз наведался да порасспросил, глядишь и сынок не скатился бы. Все вы мужики одним миром мазаны, чуть, что в кусты, одни бабы виноваты, – заключила старушка.

- Ты на Мишку то не тяни, старая, - обиделся Наумыч, - ты чего это…- и закашлялся.

- Что, сказать нечего, аж поперхнулся, - победно заулыбалась баба Нина. Старик пытался прокашляться, жестами давая понять, что спор еще не кончился, как тут подал сигнал мой автобус. Я быстро попрощался с собеседниками и поспешил занять свое место, не хватало еще раз опоздать. Из окна отъезжавшего автобуса я видел продолжающегося словесный диспут двух пожилых людей. Кто из них победил в этом поединке, так не узнал. У каждого своя, правда и своя истина. Вот и пойми эту жизнь, где с каждым ее шагом зарождается чья-то судьба, итог которой зачастую заканчивается драмой. Как угадаешь? Ни начала, ни конца этой головоломке.