Памяти Майи Михайловны Плисецкой

 

Случайно ли,

именно в мае,

Когда зацветает лоза,

В цветущие створы рая

Упала с Земли слеза?

 

Так затворилась в небе,

Сделав прощальный круг,

Белая девушка-лебедь

С крыльями вместо рук...

 

* * *

 

Майское тело Майи

(плачь, Родион Щедрин!),

Пением сон повивáя,

Как ветхую матерь Рахиль*,

 

Прúняла белая стая

Ангелов,

несть числá,

И в майские створы

Майю,

Медленно унесла.

 

Рахиль (от древнееврейского — «овца») - библейское имя одной из прародительниц еврейского народа

Рахиль Михайловна Мессерер – мама Майи Михайловны Плисецкой

 

Фотография с солнцем на память

 

Фотография в сепии жёлтой.

Перед камерой - я и она,

И какая-то древняя молодость,

Что была нам когда-то дана...

 

Я подумал: "А кто тот четвёртый,

Тот, нажавший курок спусковой,

И в корпускулах правильно-чётких

Зафиксировал миг беззаботный,

Будто бабочку острой иглой?"

 

Старомодный потешный гербарий,

Пожелтевших мгновений кадриль

Я в полуночи перебираю,

Вновь вживаясь в потёртую быль.

 

Где-то там, за протоками времени

Кружит илистый водоворот.

Я стою ещё смертью не беленый

В серебристом мерцании вод.

 

Моя девушка в розовом платье

Машет с берега тонкой рукой.

А смешной Paparazzo крылатый,

Прячась в золото солнечной ваты,

Нажимает "курок спусковой"!

 

Пружинка

 

Сколько здоровья ходит вокруг,

Жизни пружинит стая.

Девушка, здравствуйте, как вас зовут?

Не отвечайте, я знаю.

 

Ваши ответы мне не нужны

Пусть помолчат слова.

Я провалился сквозь Ваше «Вы»,

И кружится голова.

 

В лице молодом различаю я

Иссохших столетий ил.

Помню, как мать целовала меня,

И как отец уходил…

 

Девушка, милая, Вам не понять

Слов моих наверняка.

Просто я мир захотел обнять,

Празднуя дней века!

 

Гроза в Коктебеле

 

Как всплеск акварели Волошина,

Стёртой в пигмент метелью

С неба слетало крошево

В расщелины Коктебеля.

 

Плавью сиреневой краски

Грома раскаты мазистые,

Макс, волшебник гривастый,

Кистью взмахнул и выстроил.

 

В чайку впорхнул из мисочки

Двуокись титана белую,

А в море по абрису с кисточки

Глауконит можжевеловый…

 

Ах, акварель, ах, лялечка,

Краски остывшей лужица!

В небе душа скитается,

Над телом, как птица, кружится.

 

Волошин, дружище вèковый,

Не пролетайте мимо.

Вам посылаю сквозь времени млеко

Фото моей любимой.

 

Любовь

 

Любовь умна, но нет нужды

В уме, когда бушуют страсти.

Влача разорванные снасти,

Выходит разум из игры

 

И гибнет вскоре. Чей черёд

Искать любовь в уловках смерти?

Нажива смерти – злое сердце

И медленный извилин ход.

 

Добрейший сторож в духе злобы

Сам расточает закрома,

Смывая краешек ума,

Из глаз в стекающую воду.

 

Ум погружается в пучину,

Где властвует лишь крови бег…

Так гибнет ветхий человек

Простым ударом смерти в спину.

 

О дружбе

 

Бывших друзей, прикинь, не бывает.

Дружба – явление впрок.

Завтра как сложится, кто его знает,

Выпорхнет дней голубок.

 

Птицу проводим мысленным взглядом,

Есть или нет – где нужда?

Кто-то другой к вам подсядет рядом,

Выпьется дней вражда.

 

Верно, проходит ума помраченье.

Века не вечен раздор.

Не перестанут качаться качели,

Стирая судьбы приговор.

 

Разлука овалом сожмётся в вечер,

Ты скажешь таксисту: Гони!

И друг твой будет к тебе навстречу

Мчаться сквозь строй ГАИ.

 

И вы на мосту, разводящем крылья,

Не в силах сдержать коней,

Вжимая друг в друга автомобили,

Сомкнёте остаток дней.

 

Бывших друзей, прикинь, не бывает,

И тут не нужны слова.

Две половинки моста, оттаяв,

Вновь образуют овал…

 

Они прожили вместе большую судьбу

 

Они прожили вместе большую судьбу,

Разделив пополам долголетье,

Иссыхая под солнцем на берегу,

Как рыбацкие ловчие сети.

 

...как-то утром приснилась им времени мзда

Сном любовников, корочкой сладкой,

Они тихо во сне приоткрыли глаза,

Друг на друга взглянули украдкой.

 

Паутина морщин не морщила лоб,

В придыхании не было горя,

И вино мудреца не испила любовь

Из шелома житейского моря…

 

Щебетала секундная стрелка в саду

Многолетий служебные тайны.

Что за странные сети на берегу

Им обоим приснились случайно?

 

Чудесный лов

 

Спит дитя.

Ночные тени

Разметали бронзу бра.

Ангел свил над колыбелью

Белый полог в два крыла.

Чуть подрагивают веки,

Лобик чист и нов.

В этом хрупком человеке –

Мой Чудесный лов...

 

Спи, дитя,

Тебе приснится

То, что снилось мне.

Очарованные лица,

Небо в тишине,

Тёплая, большая мама,

Вся из молока,

И цветущая поляна –

Господа Рука!

 

Где-то там, за горизонтом,

За курганом крыш

В топь рубиновую солнце

Спряталось, как мышь.

Всё притихло пред тобою

В час небытия.

Спи, дитя,

Твои покои сторожу... не я!

 

И колышет саженцы бархатная мгла,

А во мгле проталины - звёзды да Луна.

 

Любовь - житейская ошибка?

 

Не получается, любя,

Испить житейское снадобье:

То солоно, то горечь дня,

Как боль, подступит к изголовью.

 

То кажется, что отлегло,

И нет нужды искать причины.

То крошится любви зело

На сотни колких величинок.

 

Так глазурованный фарфор

Из рук неопытной служанки

Скользит и между двух опор

Вдруг бьётся вдребезги. А жалко!

 

Искусствоведы и врачи

Его по сколам собирают,

Предмету возвращая тип.

Но суть предмета исчезает.

 

Не получается, любя,

Испить житейское снадобье.

Сколь ночью хочется огня,

Столь днём - зашторить изголовье…

 

* * *

 

От умника услышав про

Любовные противоречья,

Беги из города его,

Забудь губительные речи!

 

Поверь мне: умнику пенять,

Что солнце защищать от ветра.

Беги! Любовь не потерять

Всего важнее - помни это!

 

Холм у моря

 

Из травертиновых седин

Холм высится передо мною.

Я слышу, как шумит волною

О кромку берега под ним

 

Морской прилив. Латая склон,

Дорожка прячется в деревья,

И ветер теребит, как веер,

Листву пирамидальных крон.

 

Я поднимаюсь. Впереди

Струится благо. То и дело

Я останавливаю тело

На голос сердца: "Погоди!.."

 

И с каждым шагом, как могу,

Откладываю встречу с морем,

Где волны обо мне заспорив,

Уж пенятся на берегу.

 

Мне дорог старый травертин

Холма и поздняя прохлада,

И оркестровые цикады

В росистых россыпях травы.

 

Но море ластится, и я,

Песок в протекторы впечатав,

Иду. А пенистая слякоть

Крадёт следочки бытия.

 

В ночь на праздник...

 

В ночь на праздник умерла собака,

Верный сторож, преданное скерцо.

Стыдно в Рождество Христово плакать,

Ублажая любящее сердце.

 

Стыдно на Рождественские святки,

Пригласив товарищей к столу,

За окно выглядывать украдкой

И по-волчьи, глядя на Луну,

 

Выть о друге...

А на самом деле

Плакать в голос о себе самом

И в пустом заснеженном вольере

По щекам размазывать геном!..

 

Знаю-знаю,

Время - лучший лекарь,

Скоро на Крещенскую сочель

Я войду, как в Божию аптеку,

В ледяную русскую купель,

 

Но сейчас,

В Рождественских заботах

Разливая коньячок сполна,

Чую, как "слезит" холодным потом

Другом не прикрытая спина.

 

Улица счастья

 

Перебираю, как старые книги,

Наши с тобою свидания в прошлом.

Крылья стремительной греческой Ники,

Те, что в музеях тверды и изношены,

 

Зрят многочисленные посетители,

Предполагая: «Они настоящие!»

Да, дорогие, они восхитительны,

Но - только копии. Что за несчастье

 

Мне привалило разглядывать слепки

Торса и крыльев твоих неподвижных?

Фото летящей богини нелепо,

Если запомнилось видео! Ты же,

 

Пылью музейной покрытая,

в слитках

Бронзы, остывшей за тысячелетия,

Не обнаружишь и тени улыбки

Ники, бегущей сквозь грозное метео...

 

* * *

 

Бросив поломанный ветром скользящим

Зонтик, смеясь, укрываясь газетой,

Ника бежала по улице счастья!

Тсс, вы в музее,

ни слова об этом.

 

Ожидание в Шереметьево

 

О времени забыв на полчаса,

Я очарован тайной ожидания.

На полчаса из тела бытия

Перемещаюсь мыслью тайной

 

По крышам Шереметьевских палат

В оставшиеся сотни метров неба,

Сквозь восхитительный металла сплав,

К тебе на борт, умом стяжая небыль!..

 

Твой самолёт скользит на дифферент.

Нетварное уже твореньем полно.

И я земной благословляю плен,

Эфира возмущая волны!