История 1. Исходные данные такие: один профэссор, заслуженный на всю голову дядя издает учебное пособие и говорит лаборанту - вот тута рецензии, надо напечатать текст. Лаборант напечатала, приносит, он грит - а вот, сопстно, нужны еще подписи рецензентов, поди туда, не знаю куда... а не, знаю! вот сходите в костную клинику, подпишите у главврача, а еще на вторую базу, подпишите у доцента Вы-знаете-какого... но помни, Золушка! с 12-м ударом... ненене, это меня не туда занесло… но помните! подписи надо заверииииииить... Ну, когда лаборант в костную клинику ездила, по пути загорелся троллейбус, но суть не в этом, в этом карма. Узнав, где заверять подписи - в отделе кадров, лаборант звонит туда (хорошо, хватило ума) и спрашивает - у вас подписи рецензентов заверять? Отвечают - а как же, но! заверяет только сам рецензент, а всякие лаборанты да идут лесом. Таки приходит лаборант к заслуженному дяде и докладывает - вот подписи, вот печати, а заверять должны сами рецензенты, мне не заверят. И далее профэссор произносит фразу, от которой лаборант впадает в ступор секунд на 5, поскольку он говорит: А ЧТО ВЫ ОТ МЕНЯ ХОТИТЕ? (много матерщины, выпущено цензурой) Ничего от вас не хотят, ей-богу. Вас ИНФОРМИРУЮТ. История 2. Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати вторую историю... Так вот. Приходит к заслуженному профессору (постигшему вопрос жизни, Вселенной и всего остального) лаборант с бумагами и говорит человеческим голосом - вот это надо подписать, профессор же вопрошает капризным тоном - а што это? Лаборант молча тычет пальцем в заголовок - сводная ведомость по распределению поручений. Профессор говорит - а кто ее составлял? Лирическое отступление: лаборант составляла, ага! во сне увидела эту ведомость, как Менделеев свою таблицу, утром проснулась, подумала - а дай-ка начерчу и профэссору на подпись принесу. Лирическое отступление закончено. (...медитация, только медитация... инь и ян... дзен... спокойствие...) Лаборант, познавши великий контроль, говорит - составлял завкафедрой. На что дядя проф заявляет - это я подписывать не буду. А почему? - не выдерживает лаборант: интерес проснулся. А меня, говорит, цифры не устраивают. А буквы тебя устраивают? - подумала лаборант, но промолчала. Вы, говорит профессор, подумавши, мне эту бумажку оставьте, я цифры пересчитаю. Лаборант отвечает - мне ее сегодня в деканат вернуть надо, я вам копию оставлю. Да-да-да, оставьте копию, я сегодня занимаюсь космическими проблемами, но посижу и сверю цифры. Принесла ему лаборант через 10 минут копию. Сильно занятый трансцендентными проблемами профэссор сидит в компании трех габаритных докторов, занимающих весь объем учебной комнаты, и слушает песенки по компу. История 3. Помимо занятий наукой и написания учебных пособий, всесторонне талантливый профессор пишет книги. Мемуары там, юморески, стихи. Мужик фонтанирует, как неисправный водопровод, в течение многих лет. И все бы ничего, но сам он за эти годы не попытался освоить ни пишущую машинку, ни комп. А нафига, собственно, когда на кафедре есть лаборанты? Конечно, крепостное право отменили в 1861 году, но маститый ученый в школе прогуливал уроки истории, об отмене ничего не знает, вследствие чего холоп по мановению руки идет к профессору и получает для набора листки, исписанные почерком, до ужаса напоминающим кардиограмму при аритмии. Расшифровка занимает больше времени, чем сам набор текста. Последний лист формата А3 доконал. Исписанный вкривь и вкось без начала и конца, в жирных пятнах (вероятно, заворачивал бутерброды). Четвертушка сверху оторвана (вероятно, рот вытирал). Интеллигентный человек, говорите? Профессор? Движитель науки? Ну-ну… История 4. На кафедре зазвонил телефон. Лаборант берет трубку и слышит: - Это врач Имярек вас беспокоит. Ну надо же, думает лаборант, узнав дядю профессора по первым нотам его голоса. Штоп тя перекосило. - Я вас слушаю. Далее задается очень странный вопрос: - Скажите, а как в железнодорожной больнице одеваются в халаты? Лаборант сильно тормозит. Ну как одеваются в халаты там врачи? Как и всюду: суют руки в рукава и застегиваются. - Не поняла вас. - Нет, что мне с халатами делать? Порвать на полосы и повеситься. - Я повторяю - не поняла вас. Вам нужно халаты списать или что? - Нет, кто мне их стирать будет?! Вона чо! Это уже проходили. - Да уж не я, - отвечает лаборант. - А в чем проблема? Надо договориться с отделением? Из отделения стираные халаты возвращаются жеваные и с оттенком желтизны. Дядю профессора это не устраивает, что лаборант отлично знает. - Кто у вас сестра-хозяйка? - продолжает допрос лаборант. - Я сейчас схожу и договорюсь. Молчание. Лаборант ждет. Ждет. Ждет. Она долго может ждать, надо ней не каплет. - Я уточню и вам перезвоню, - рожает, наконец, дядя профессор и кладет трубку. Думаете, перезвонил? Ха-ха! История 5. Врывается дядя профессор на кафедру в самом начале рабочего дня, лаборант только-только куртку успела повесить в шкаф, и вопрошает: - Где мои белые тапочки?! Начало хорошее. Замечательное начало просто! Лаборант, правда, растерялась на пару секунд (в голове мысль - куда это ты собираешься в белых тапочках? неужели, наконец-то, на пенсию и дальше по мануалу?), потом спрашивает, осторожненько, чтобы не спугнуть: - Какие-какие тапочки? Он понял, что выразился не так, уточняет: - Ну мягкие немецкие тапки... 43-го размера. Ах, 43-го... это, конечно, упрощает поиск. Нашла она тапочки - в черном-черном углу, под черной-черной папкой с отчетами, и ничего они не белые были, а грязные, как помойные кошки. Видимо, он помнит их молодыми... История 6. Пригласил лаборанта дядя профэссор для сурьезного разговору. Вот, говорит, будем мы с вами планово работать над учебным пособием - и дает солидную такую пачку бумаги, исписанную профессионально неразборчивым почерком. Ну учебное так учебное, подумала лаборант, взяла бумаги и поперлась на кафедру. Садится лаборант за клавиатуру, берет первую страницу, а таааааам... Эпитафия, панегирик, эпиграмма, эпиталама... Нихрена себе учебное пособие по медицине! Этак он скоро труд по поэтике русской речи притащит. Подумала лаборант и решила, что достали ее иезуитские хитрости профэссора, желающего, чтобы его опусы набирали на халяву в рамках трудовой дисциплины. Потому, набрав пару страниц, лаборант написала слезное электронное письмо заведующему кафедрой. Письмо выглядело примерно так: "Уважаемый Иван Иваныч! Сегодня Имярек Гантелевич дал мне печатать свой труд (см.ниже), сказав, что это учебное пособие. Должна ли я брать и печатать этот опус, который, по моему скромному мнению, ни к учебному пособию, ни к научному труду в области медицины не имеет никакого отношения. Будьте добры, выскажите свое мнение". И приложила лаборант набранное. Ответ последовал незамедлительно. "Поздравьте его с Новым годом и пожелайте подобные труды издавать самому, а вам достаточно того, что вы делаете по учебному процессу, если только это не будет оплачено дополнительно - например 200 руб/страница, - конечно же, это не относится к учебным пособиям. Иван Иваныч". В двух словах переписку можно описать так: "Мну тут профэссор какую-то хрень принес!" - "Да пошлите вы его в пешее эротическое". История 7. Все пакости на кафедру сваливаются с утречка, проверено. Исключений нет. Итак, влетает в самом начале рабочего дня взмыленный ассистент, правая рука дяди профессора, и вопиет: - ААААА... Свершилось! Профессор вчерась рецензию написал, надо срочно!.. Срочно! В темпе марш-броска сбегать в канцелярию, сделать копию и поставить печати на копию и оригинал. Ямщик, не гони лошадей. Опомнились 29 декабря. - Угу, - говорит лаборант, не особо спеша, - а заверять не надо? Ассистент задумывается, затем сияет ликом своим: - ОЙ, надо! Надо заверить у ученого секретаря, потом поставить печати, потом вернуть сюда... а завтра тут будет Гантелевич, он принесет адрес, вы запакуете все это в конверт, снова отнесете в канцелярию и попросите отправить. Разработчики квестов "Фоллаута", утритесь. Лаборанту си-и-ильно, до потери пульса нравится перспектива беготни по канцеляриям 29 и 30 декабря, однако одевается и идет. Предварительно делает у знакомых ксерокопию, зная, что в универе нихрена не отксерят (и да, она оказалась права). На квест ушло изрядно времени: то не было ученого секретаря, то нужного человека в канцелярии. Наконец заверила, поставила печать и получила опыт и карму. На следующий день утром приходит лаборант на работу, приносит бумаги. Дяди профессора нет. 9.30. Дяди профессора нет. 10.00. Дяди профессора нет. 10.30... Ну вы поняли. в 10.50 наблюдается явление Гантелевича. Лаборант бодро бежит к нему. Бумаги, говорит, заверены, что с ними дальше делать. И после его ответа понимает, что профессор в шаге от лютой насильственной смерти. - А я адрес завтра привезу! - радостно говорит он. - А 31 у нас нерабочий день, - устало отвечает лаборант. - Распоряжение ректора. Противу ректора не попрешь, поэтому с мрачной миной профессор начинает рыться в сейфе и - о, чудо! находит адрес. Рецензия запаковывается в конверт, и лаборант прется в канцелярию. А туда не ближний свет бегать. Снег, пурга... Лаборант идет... Приходит. Там сидят девушки, уже украшенные к НГ и сильно похожие на снегурочек. - Здрасьте, - говорит лаборант, отряхивая снежный прах, - с наступающим. Наш профессор вышел из коматоза и повелел отправить письмо. Вышла. Смотрит на часы: до обеда канцелярии оставалось 20 минут. Успела! Успела!!! Чтоб ты пропал, дядя профессор, не испортил ты предновогодний день. История 8. И бысть день страшен, ибо пришла бывшая лаборантка дяди профессора на кафедру в гости (нынче она в отделении на полставки эпикризы печатает) и говорит - тебе профессор петицию оставил. Где оставил, пусть там и лежит. А она смеется и продолжает: сейчас я краткое содержание перескажу. Пункт первый: ввиду начала занятий до 1 февраля наполнить комнаты мебелью. Угу, только ключи от комнат оставил бы... Составляется ответ на первый пункт петиции: ввиду отсутствия ключей для отпирания позапертых дверей наполнение вышеуказанных комнат, находящихся внутри за позапертых дверей, в отсутствие ключей для отпирания оных не представляется возможным, т.к. вышеупомянутые ключи, надлежащие для отпирания позапертых дверей вышеназванных помещений подлежащих наполнению вышеуказанной мебелью, находились вне досягания ввиду их нахождения в неизвестном месте, поскольку информации о местонахождении оных ключей не было предоставлено... Пункт второй, оглашает гостья, надлежит продолжить набор текста учебного пособия... Хорош! - обрывает ныне действующий лаборант и задает вопрос - это то самое учебное пособие про эпитафии и эпиграммы? Профессор - травматолог, если что. Ага, радостно отзывается гостья. Так. Снимаем панамки в память о погребенном заживо разуме дяди профессора... Мы его потеряли. История 9. Нигде так не проявляются барские замашки, как среди профессорского состава медфака. Думается, это идет из операционных: «Ассистент, скальпель!», «Ассистент, зажим!», «Ассистент, зашивай!» и из отделений: «Катенька, отнеси в стирочку мой халатик… и принеси его обратно, не забудь». Ассистенты все адекватные, доценты – через одного, но доктора-профессора, особенно кто за 70, – это, дамы и господа, тушите свет. И свято убеждены, что если они написали бумажку со своими повелениями, всё само рассосется. Вот щас лаборант взмахнет волшебной палочкой – и мебель переедет, антресоль весом полтонны взовьется на шкаф, а шмотки, забытые завотделением на подоконнике учебной комнаты, окажутся у него в кабинете. Действительность куда прозаичней. Итак, выполняя повеление дяди профессора, спускается лаборант в ординаторскую - а где преподаватели, интерны, ординаторы? А нет никого. А как мебель доставить? А как хотите. Пошла лаборант к больничным грузчикам, те говорят, мы ужасно заняты, мебель таскать не можем, а придем к вам после 11-ти. Смотрит лаборант на часы - 10. Ладно, подождем-с. Ну, как водится, 11.30 - их нет, с 12 до 13 у них обед. В 13.15 снова вояж к грузчикам - двое пьяныееееее в сисю, а третий, трезвый мальчик субтильного сложения, мрачно мусор вывозит. Идет лаборант снова в ординаторскую и о, удача! ловит за рукав одного преподавателя, не в добрый час зашедшего на работу. Пошли, говорит, Антон Васильевич, мебель таскать. Он вздохнул, оглянулся, отловил не успевшего удрать клинорда, и пошли всем дурдомом за мебелью. На больничной каталке перевезли все эти древние гробы, именуемые столами и тумбочками (эт не тумбочки, эт целые тумбы!) сгрузили в комнаты и разошлись, уставшие и злые. Следующим днем пришла лаборант, в одно лицо и с некоторым напрягом передвинула и поставила как надо столы и стулья, выцепила плотников, те повесили стенд, доску, починили антресоль и, проникнувшись женскими слезами, придвинули на место тумбы-надгробия... Ушла. Ушла с мыслями, что если волшебный на всю голову дядя профессор еще раз оставит петицию, то сам будет объясняться с пьяными грузчиками и ловить плотников. Может, шмякнется с неба на землю? История 10. Пенсию зря не дают… Ну хорошо-хорошо, этот постулат относится не ко всем. Некоторые пенсионеры ого-го! Наверное. Но, дамы и господа, работать в возрасте под 80 чревато. Вот ей-богу, чревато. Особенно преподавателям. Например, можно забыть, что у тебя экзамен. Что, не верите? А зря: наш дядя профессор забыл. Потом врал, что в пробке застрял, но мы-то знаем, что в это время пробок нет. Ага. А еще можно в документации напутать и в ведомости оценки не проставить. И с рук сошло. Почему нет? Заслуженный же… на всю голову. Все косяки потом лаборанты разгребают – студентам звонят, с деканатом объясняются. И все-таки пенсию зря не дают. Так вот. Посетила дядю профессора светлая идея, до которой ни Эйнштейн, ни Ньютон бы не додумались (по причине наличия у них здравого смысла) - а давайте мы антресоль над дверью в учебной комнате повесим. Пусть плотники прибьют доску, сделают крепеж, и, значит, антресоль присобачим. НАД ДВЕРЬЮ, ГОСПОДА! Тяжеленную двухметровую антресоль. На перегородку с мягким покрытием. Гениально! Дать патент на изобретение и проводить на пенсию. С почетом. И да, вести под этой антресолью. История 11. Повадился дядя профессор ходить к лаборантам чай пить. Смотрят лаборанты грустно на уменьшающиеся запасы чаю, кофию, сахара и конфет, и черная печаль одолевает их. Сам профессор, получающий не меньше 40 тыров по предварительным подсчетам, не принес ни пакета чаю, ни куска сахару, ни конфеты. Пошел ты в Р’льех, Ктулху тентакли вылизывать, злобно подумали лаборанты и убрали все, что можно, оставив зеленый чай и сушки. Другим днем профессор героически выпил полчашки зеленого чая с сушкой, оглядел бедный стол и свалил в ординаторскую. *** Таки есть на кафедре доцент, он тоже от дяди профессора ушел недалеко, а в общем, оба они работают в тесном сотрудничестве с матерью их деменцией. Короче говоря, принесли как-то в пятницу на кафедру тортик под конец дня, поэтому от тортика успели откромсать 2 кусочка и оставили его в холодильнике до понедельника. В понедельник народ приходит на работу. А шо у нас к чаю? А тортик же! Открывают холодильник - тортика нет. Закрывают холодильник, читают заклинание материализации, открывают - не, нету тортика. КТО ВЗЯЛ ЦЕННЫЙ ПРОДУКТ?! Под Иерихонские трубы праведного гнева вопрошают заинтересованные лица. А я этот тортик, тихо отзывается из уголка доцент, в субботу уборщице отдал. Я БОЯЛСЯ, ЧТО ОН ИСПОРТИТСЯ! Штоп ты сам испортился. Початый торт... уборщице... Не, измельчали нынче доценты... История 12. Виват профессоре! Херр профэссор прелестен. Говорит, жуя сухарик: - Надо сходить в типографию и забрать книгу. Типография находится в главном корпусе, в подвале... ...а там ездит маленькая девочка на трехколесном велосипеде и всем печально сообщает: "Фредди дома", заканчивает его мысль лаборант, но вслух произносит: - Я знаю, где типография. Сколько экземпляров будет? Между прочим, законное любопытство, поскольку книги тащить на своем горбу. - Не знаю, - отвечает профессор, жуя второй сухарик. - А как называется книга? - Не знаю. Ты сейчас издеваешься или идиотничаешь - вот в чем вопрос. - Кто автор? - Вы у Анны Ивановны спросите. Лаборант оглядывается. - Где Анна Ивановна? - Не знаю. Чип и Дейл, единые в лице заведующего гипсовой, спешат на помощь: - Анна Ивановна на сегодня отпросилась, завтра будет. О, конкретика пошла, а то прям как в сказке: поди туда - с трудом знаю куда, принеси то, не знаю что. Мысленно матерясь, лаборант покидает ординаторскую и идет ждать всеведущую Анну Ивановну. Явление всеведущей Анны Ивановны произошло на следующий день после того, как херр профессор едва не подавился третьим сухариком. - Анна Ивановна! - прочувственно говорит лаборант. - Мне велено книгу из типографии забрать, авторов я вычислила методом исключения, а названия никто не знает. - Я тоже не знаю! - радостно докладывает Анна Ивановна и вместе с лаборантом идет терроризировать авторов. Авторы название тоже вспомнить не могли. После сурового перекрестного допроса выяснилось, что первое слово названия "Эволюция", что несколько смутило участников выпытывания, потому как книга была целиком и полностью посвящена проблемам современной травматологии. Внезапно на лаборанта снизошло озарение: а если глянуть в прошлогодний отчет по науке? Вдруг там есть. И - бинго! Нашлось. Итак, с кровью и потом определив название, а также сделав экзаменационные ведомости и посмотрев на часы (они милостиво показывали конец рабочего дня), лаборант решила, что за книжками пойдет послезавтра, потому как завтра надо бы сделать то, это, вот это, ага и еще во-о-о-н то - ох**ть, дайте две. Однако на следующий день с утра была такая чудесная погода, что лаборант подумала: это, вот это и ох**ть, дайте две подождут до понедельника, а схожу я в типографию. Пошла, взяла эту книжку, 6 несчастных экземпляров, потащилась на работу. Там лаборанта встречает встрепанная Анна Ивановна с воплями: - Аааааа! Срочно в типографию! Книжка! НУЖНА СЕГОДНЯ! Лаборант отвечает: - Скажите, пжлста... когда херр профессор мявкал, что надо идти за книгой, почему он не сказал, К КАКОМУ, Б**ДЬ, ДНЮ?! Таки да, слово "б**дь" вырвалось, но Анна Ивановна ничуть не смутилась. Обрадованно забирая книги, она буднично произнесла: - Ну з*ёб у него, з*ёб. |