СТАРАЯ ГВАРДИЯ НЕ СДАЕТСЯ

 

В меру упитанный кот Томас, в миру Томка, лежал на хозяйском кресле. Его большая голова с торчащими ушами была под подушечкой, так ему лучше думалось. Внук хозяина Венька уже час пытался заучить стихи про дуб у Лукоморья.

«И зачем это бедного ученого кота посадили на золотую цепь? – думал Томка, - вот если бы цепь была бы колбасная, а лучше сосисочная, был бы толк. Только вчера Иван Алексеевич принес «детские» сосиски. Они маленькие, цепочка из них нежная, а как па-а-хну-у-у-т, закачаешься. Угостил меня хозяин сосиской. Съел я ее быстро – вкуса не почувствовал, огляделся и спер еще одну.

- Вор ты, Томка, - сказал Иван Алексеевич, - вор. Драть тебя надо, да мне, дураку, жалко. Старые мы с тобой.

Вырвался я из его рук и сиганул под подушку.

- Так-то, так-то, вот и сиди там, ворюга. Долго еще ничего вкусного не получишь.

- Если ты выдержишь, - сказала дочка хозяина Даша.

«Как же, выдержит, завтра же подкинет что-нибудь – иди Томка, покушай рыбку. Добрый он, заботливый. Я что? Хоть и кот, но все понимаю. Вот Дашин муж Сергей - дрянь человек. Как напьётся, гоняет меня, бедолагу, вспомнить страшно. Изгнали мы его, все вместе изгнали, даже меня в суд носили. Как это было?

Ночь за окном, луна большая висит, мне улыбается, можно сказать, подмигивает. Погулять я вышел, за белой кошечкой захотелось поухаживать. Ну, сами понимаете. Мимо прошел пес Генри с хозяином. У Генри усы и бородка, ноги высокие, стройные. Красивая собака, гордая. Ходит, под ноги не смотрит, на нас, котов , никакого внимания не обращает. Вдруг из-за угла выехал на своем мотоцикле Сергей этот. Со свистом, с гиканьем. Генри остановился, зарычал да как на Сергея кинется. Куда только Сергеева храбрость девалась:

- Эй, хозяин, попридержи пса, загрызет ведь, - завопил он.

- На кой ты ему нужен? Прекрати шуметь, и он отойдет.

Это потом наш храбрец осмелел и кричал, что всех посадит, всех засудит. Генри что? Генри погулял, сделал дела свои и, гордо подняв голову, ушел с площадки. Уважаю.

Дома, Сергею показалось, что он король. Ворвавшись на кухню, накинулся на Дашу с кулаками.

Иван Алексеевич попытался защитить дочь, но не тут – то было, Сергей легко отбросил его к стене и рассвирепел. Нам с хозяином показалось, что сейчас, вот сейчас, он убьет всех нас. Я, конечно, не трус, но на шкаф прыгнул - от греха подальше, спину выгнул и ощерился. Вид у меня был страшный. А вдруг и он испугается?

Сергей схватил нож и размахивал им, как если бы дрался со стаей волков.

- Пошел вон из моего дома, - крикнул, поднимаясь с пола, Иван Алексеевич и кинулся ему на спину, - пошел вон, пьянь. Не смей дочь трогать, скотина.

Сергей закрутился, пытаясь сбросить тестя с себя:

- Убью, всех убью….

И в этот самый момент я перестал бояться. Крикнув что-то диким голосом, я совершил неимоверный скачок на голову придурка, вонзив в нее когти.

Что тут началось – Сергей крутился, вопил от боли, но мы сидели на нем, не отпускали. Очнувшаяся Даша, схватив сковородку, била обидчика по ногам. Кровь текла по его лицу и заливала выпученные глаза. Что-то обожгло мне бок. Даша ударила муженька по руке. Нож выпал и вонзился в пол. В дверь ворвались милиционер и соседи. Сергея связали. Я жалобно мяукал. Увидев мой окровавленный бок, Даша чуть не грохнулась в обморок. Меня перевязали полотенцем, поцеловали в лобик и повезли к врачу. Потом я долго стонал – больным притворялся, а меня курочкой кормили, не грызликами с запахом курицы, а настоящей курочкой – мягкой и сладкой.

Бедный Иван Алексеевич попал в больницу, и его долго лечили и ставили на ноги. А потом был суд, и меня, раненного, предъявляли судье как вещественное доказательство злодеяния.

Сел наш красавец надолго.

- Старая гвардия не сдается, - сказал Иван Алексеевич, - пойдем, ворюга, я тебе еще сосиску дам. Вояка мой…

А что я говорил?