Аквариум или несколько дней из жизни Василия Быкова, кузнеца из деревни Алексеевка

«Шумел камыш, деревья гнулись,

А ночка темная была,

Одна возлюбленная пара,

Всю ночь гуляла до утра»...

 

Недолог, ох недолог век мужиков живущих в небольшой деревушке Алексеевке, невесть когда появившейся на правом берегу мелководной уральской речушки Зюзелки. Идет такой мужик по улице: волос седой, взгляд потерянный, вместо лица, словно маска из грубого серого ноздреватого камня. Невольно подумаешь, что перед тобой старик, в свое время десятку по пятьдесят восьмой оттрубивший. Спросишь между делом,где воевал, за что срок тянул, а он бедолага, оказывается, даже полтинника не разменял. И не то, чтобы Алексеевские мужики больше меры спиртным увлекались, сушеные мухоморы на голодный желудок жевали, или допустим пыльцой конопли, поутру собранной, вперемежку с папиросным табачком особливо баловались. Отнюдь. В связи с отдаленностью от железной дороги с ее привокзальными буфетами, и от крупных населенных пунктов в которых наличествуют такие общечеловеческие блага, как магазины с винными отделами, водка на столах жителей этой деревушки появлялась довольно редко, в основном по большим праздникам. А самогоном (как-то уж так получилось) в деревушке вообще никто не промышлял. Вина фруктовые, наливочки сладкие, на ягодах лесных, грушах дичках, да на меду таежном намешанных, это было, а самогону – ни-ни.

Женщины же в Алексеевке, напротив, живут долго, стареют медленно, словно неохотно. До самой смерти оставаясь красивыми той неповторимой уральской красотой, доставшейся им от предков их дальних, казаков Яицких, да диких народов населявших Каменный пояс задолго до Ермака. Нет больше, пожалуй, таких красавиц на землях русских, как здесь, среди шиханов, да острогов уральских.

От чего произошло подобное неравенство между мужчинами и женщинами Алексеевки, в смысле долголетия, никто толком и не знает. Геологи из Москвы, в свое время останавливавшиеся в деревне на постой, говорили что-то пространное про радоновые родники, в изобилии бившие по обрывистым берегам Зюзелки, про неведомые разломы, про повышенный радиоактивный фон, про болезненное дыхание большого бездонного болота подходившего к самым огородам. При этом Москвичи глубокомысленно хмыкали в модно подстриженные бородки, загибали тонкие интеллигентные пальцы и, передохнув пару дней на душистом сене, ушли цепочкой в тайгу.

Старухи – травницы, в пику им, вещали шепотом про месть некой Золотой бабы, разбуженной от векового сна в семнадцатом году и наславшей на мущинскую половину грешного Алексеевского народишка, преждевременные хворь да старость. Почему и в чем провинились именно их мужики, старухи не уточняли, но как бы то ни было, мужей своих бабы чтили, берегли, прощая им их небольшие, мужские шалости.

...На высоком холме или лбу, как говорили местные, отец нынешнего кузнеца Василия Быкова, тоже, кстати, кузнец и тоже Василий, отгрохал большой просторный дом: первый этаж с высоким цоколем из серого гранита, а второй этаж из кедровых бревен, тщательно и старательно оструганных. А иначе нельзя…Настоящий кузнец в деревне, лицо уважаемое. Меха раздует – копеечка прилипнет, молотом махнет, пятачок. Кузница Быковых, просторная и теплая, стояла на самом берегу реки, возле мостков, где Василий Васильевич, мужик не только рукастый, но и не глупый, иногда брался за лоток. Золото оно всегда, при любой власти в цене. Главное с покупателем не обмишуриться. Иной раз лоток принесет и камушек самоцветный, на которые столь богата земля Уральская. Впрочем, и без золота Быковы не нищенствовали. Иной ледаша детина и ростом и силой Василия обгонит, а один черт, в руках таланту нет, еле сводит концы с концами. У Быкова талант был. Кузнецом он оказался превосходным, много способнее отца своего, явно тяготея к ковке художественной, виртуозной. Оттого-то и шли к нему в клиенты люди все больше зажиточные, на Урале уважаемые. А как же? Кому модные аксессуары для камина необходимы, кому латы рыцарские, средневековые, в последние годы в моду вошедшие, кому на кладбище оградка кованная.

Вот и сейчас, под небольшим, «легким» молотом кузнеца, раскаленная до белого каления металлическая заготовка, постепенно превращалась в полураскрытый бутон розы, изогнутый и шипастый стебель которой, должен увивать угловой столбик могильной оградки, что предполагалось установить на могилке супруги директора Челябинского гастронома.

Кроваво-багровый бутон, пшикнув паром в бочонке с водой, потемнел, покрылся бензиновыми, лиловыми разводами.

Василий осмотрел все еще влажную и горячую, железную розу, удовлетворенно хмыкнул и, отложив ее на дощатый верстак, вышел из кузни.

Кузнец разулся, прошел по мосткам и сев на теплые, занозистые доски, с облегченьем погрузил опухшие и уставшие ноги по самые щиколотки в прохладную воду.

Погоды в эти июльские дни стояли необыкновенные. На синем, бездонно синем небе, словно прибитое, торчало огромное, ослепительно белое солнце. Воздух настолько чист и прозрачен, что на противоположном берегу Зюзелки, на гранитных откосах, отчетливо видны не только ящерки, лениво раздувающие морщинистые свои бока, но и вкрапления небольших, черных кристалликов турмалина.

Тишина на деревню опустилась необычайная. Вот перестал Василий стучать по своей наковальне и кажется, что Алексеевка основательно вымерла. Ни корова не взмычит, ни собака не взлает. Разве что иногда, некстати, совсем не ко времени, хрипло прокричит одуревший от духоты кречет, да коротко проблеет старая, чуть живая коза Марфа, которую днями на пролет, пасет на заливных лужках, ниже по течению реки, точно такая же древняя старуха, имени которой уже никто из сельчан и не помнит.

Вздохнул Василий удовлетворенно, поднялся и, оставляя на мостках темные влажные следы босых ног, направился в кузню. Розы розами, но скобы, да штыри для родной Алексеевки тоже нужны. Оно конечно проза, но план есть план.

- ...Дядя Вася. Дядя Вася! Вас в Златоуст приглашают. Кажись, награждать собираются.

Почтарка - толстая, рябая девка, из соседнего села, можно сказать разтетёха, бесстыдно вытирая потное свое лицо подолом пестрого, пыльного платья, протянула Быкову большой конверт темной, плотной бумаги. Василий остановился в дверях, неуверенно вытер руки о штаны на заднице, и присев на корточки вскрыл конверт.

На развороте открытки, белой мелованной бумаги, каллиграфическим подчерком кто-то старательно вывел красными чернилами:

« Уважаемый тов. Быков. Вы приглашаетесь в ДК «Металлист» гор. Златоуста, для награждения почетной грамотой и вручения памятного подарка за победу в конкурсе «Лучший в профессии», проведенном в 1997 г. среди (кузнецов) Челябинской области». Церемония награждения состоится 20 июля 1998г. в 14.00час. в помещении актового зала ДК «Металлист».

Председатель комиссии и член жюри, нач. цеха ДМЦ-2. Тараван. В.И. 18.07.1998г.

- Ишь ты, церемония…

Усмехнулся Василий не без гордости и начал раздеваться. Оно и понятно, какая теперь работа, когда церемония?

Искупавшись тут же, возле мостков, он старательно, до жгучей красноты, мылом и мелким речным песочком оттер руки. Сапожным ножом вычистил черноту из-под ногтей и, перекинув одежду через плечо, как был в трусах, пошел домой.

 

…Награждаемых собралось довольно много, человек двести. Был даже официант из ресторана «Южный Урал» и переводчик с японского. Василий если честно, не мог и предположить, что совсем рядом с ним живет столько мастеров своего дела. После церемонии награждения, все, под присмотром молодого, юркого паренька с кожаной папкой в руках, спустились на первый этаж, где уже стояли накрытые столы. На спинках стульев белели листочки с фамилиями и профессиями.

Впрочем, ни накрытые и сервированные столы, сверкающие ножи и вилки, ни Столичная водка с винтовыми пробками, ни даже стул с листочком и надписью на нем: «В.Быков. Кузнец», ничего так не поразило Василия, как огромный аквариум, стоящий в фойе, на двух тумбах, аккурат под пенопластовым профилем Ленина , выкрашенным бронзой .

Большие, с ладонь, рыбины, необычайных раскрасок, широко раскрывая мясистые губы, лениво и важно плавали среди яркой зелени водных растений, нимало не обращая внимания на кузнеца, припавшего к стеклу. В самом дальнем углу аквариума, на крупном песке лежал макет затонувшего корабля, с поломанными мачтами и позеленелыми парусами. Из раскрытого трюма корабля ртутной струйкой поднимались пузырьки воздуха.

- Ах ё…- Заворожено выдохнул Василий и вновь закружил вокруг аквариума.

…Вернулся в родную Алексеевку Василий только через три дня.

Лизавета, супруга кузнеца уже было собралась кидаться на поиски загулявшего кормильца, как вдруг во двор их дома задом въехала грузовая машина с городскими номерами.

- Что, заждалась, мать? А я вот он!...

- Из кабины выскочил счастливый, полу пьяненький Василий, в парадно выходном костюме и сапогах. Обслюнявив поцелуем щеку Лизаветы, кузнец сунул в руки растерявшейся супруги большой сувенирный ключ от города Златоуста и кинулся открывать дощатый кузов.

В кузове, к странного вида козлам, обитым войлоком, поблескивая изумрудно-зелеными срезами, полулежали, привязанные широкими, брезентовыми ремнями большие листы витринного стекла.

- А это зачем, Вася?

Лизавета ткнула сувенирным ключом в сторону стекла и на всякий случай всплакнула.

- Надо Лизонька! Надо...- Быков коротко хохотнул и что-то крикнув шоферу, полез в кузов.

2.

...Постепенно в самой большой комнате дома кузнеца, так называемой зале, на раздвижном полированном столе, начал вырисовываться каркас большого аквариума.

Стойки с кованными розами, те самые, что заказал Быкову овдовевший директор гастронома, Василий безжалостно укоротил и соединил между собой металлическим уголком.

Елизавета, жалея полированную столешницу, обиженно хмыкая, первое время еще пыталась снимать каркас аквариума со стола на пол, но с каждым днем металлический остов , украшенный кованными цветами и виноградными листьями, обрастая все новыми и новыми деталями, становился все красивее, но одновременно и тяжелее, и и наконец пришел день, когда она уже не смогла его даже сдвинуть, настолько тяжел стал недоделанный еще аквариум.

Василий в последнее время стал задумчив и по особенному тактичен с Лизой. Ну вроде как на поминках. Та хоть и плакала ночами, и для виду журила супруга вместе с его новой непривычной для простого деревенского мужика забавой, вновь вернулась к прежней жизни, тем более, что огурцов в это лето случилось видимо невидимо, солить не пересолить...

Посадив стекла на смесь мела с олифой, Василий , кузбасслаком, тонкой кисточкой, тщательно выкрасил все металлические элементы аквариума. Черный с бликами цвет каркаса, придал аквариуму вид законченный, вычурный. В чистых стеклах, надраенных зубным порошком, отражались вечерние, лиловые окна, рогатая люстра висевшая по центру комнаты, недовольное лицо супруги.

- Эх Вася, Вася. Игрушку себе завел...Ужо вся деревня над нами потешается. Мол Василий, кузню на ящик стеклянный променял. Ну что молчишь? Ты когда в кузнице последний раз был? Когда горн разжигал? Совсем как мальчишка...Дождешься, уволят тебя

Василий отмахнулся, включил свет и сел на стул, откровенно любуясь своей работой, чуть слышно напевая любимую песню матери, про камыш, который шумел.

...Елизавета постояла минуту у него за спиной, успокоилась глядя на тяжелые, усыпанные веснушками плечи мужа, нагнулась, поцеловала его в макушку и ушла на кухню, к своим огурцам. В душе она понимала, что мужнины «заскоки», скорее всего следствие её, женской несостоятельности, бесплодия.

В первый год их с Васькой брака, она забеременела, быстро, на раз, но под рождество, подскользнувшись на наледи у колодца, ударившись большим уже животом, потеряла не только первенца, но и возможность рожать в будущем. Василий по первости переживал, с лица аж сошел, но с годами боль поутихла, обида на сволочную судьбу рассосалась да и в кузнице работы прибавилась — слава о талантливых руках Василия, по всему Южному Уралу разнеслась. Однако местная ребятня, как будто чувствуя в Быкове неизрасходованную отцовскую любовь, словно пчелы у прокисшей браги вились вокруг кузнеца. Кто-то за ласковый взгляд мужика был готов день деньской раздувать тугие меха, кто-то подбрасывал уголек в бушующее пламя горна, а кто-то просто сидел на чурбачке, зачарованно глядя на то, как до белого каления раскаленный металл медленно но верно превращается в звонкие подковы, тяжелые тракторные шкворни, колючие скобы.

Вот этих-то пацанят и привлек к «работе» кузнец. Собрав их у себя во дворе, он что-то долго и обстоятельно внушал ребятам, а после одарив каждого карамелькой в промокшей, липкой обертке — отпустил, шлепнув для ускорения по задницам самых неторопливых.

Весь следующий день, двор Быковых напоминал цыганский табор.

Ребята с ведерками, банками и целлофановыми пакетами, в которых билась та или иная живность стояли в очереди возле крыльца, ожидая строгого суда Василия.

Кузнец, в линялой синей майке, трико с вытянутыми коленями и калошах на босу ногу, тщательно осматривал мальчишечью добычу, что-то безжалостно отбраковывал, а с чем-то уходил в избу.

Елизавета, сидя на табурете удивленно наблюдала, как в большом, наполненном чистой дождевой водой аквариуме вырисовывался необычайно красивый, завораживающе-таинственный уголок подводного мира. Возле большой коряги, на четверть присыпанной песком, ползали голубовато-зеленые, пучеглазые раки. По изумрудно зеленым водным растениям ползали витые улитки прудовики, а золотисто зеленые линьки и плоские, серебристые карасики, лениво шевеля жабрами залегли у дна, у дальнего стекла. На маленьком плотике, вырезанном из липовой плашки, сидела ярко-зеленая лягушка и ошалела взирала на свой новый неведомый ей мир.

Небольшая лампочка на четверть погруженная в воду, наполняла аквариум таинственным, мерцающим светом, и лишь лакированные, черные жуки плавунцы словно родились и выросли здесь, шныряли вниз и верх, среди зарослей элодеи.

Полюбовавшись на творение рук своих, довольный кузнец вышел на крыльцо и оглядев в ожидании замерших ребят, махнул рукой.

- Заходи ребята, только чур, по стеклу не стучать. Увижу — накажу.

Малышня с криком и визгом влетела в избу и тотчас же замерла пораженная увиденной красотой.

- Ну как, здорово? - Спросил затихших ребят Василий, а сам подошел к Лизавете и ласково положил ей на плечо свою тяжелую руку:- Тебе-то как, нравится?

- А то...- Прижавшись к мужу шепнула она и глянув на ребят, в молчании окруживших аквариум, поспешила на кухню, постряпать блинов на скорую руку.

3.

И вновь над деревней поплыл веселый звон кузнечного молота. И вновь к Василию Быкову косяком пошли клиенты — любители художественной ковки. И вновь в семье Быковых все пошло на лад - одно лишь раздражало покладистую супружницу кузнеца: и днем и ночью, возле аквариума вертелись дети: шумели, смеялись, да пол, старательно выскобленный чистюлей Лизаветой, топтали и пачкали безбожно.

Василий, слушая жалобы супруги, лишь посмеивался, да целовал за ушком, тающую в его объятиях Лизавету.

- Не журись, Лиза. Все славно. Пусть бегают, все лучше, чем по сараям махоркой баловаться.

Лизавета соглашалась, молчаливо любуясь супругом, но ребят в обуви в избу больше не пускала, заставляла разуваться в сенях.

- Ничего Васенька, они не в обиде. Пущай к культуре с детства привыкают.

- Пущай.- Коротко соглашался Василий, сидя на крылечке с давно уже погасшей папироской. Говорить много не хотелось, уж больно красив был этот кусочек родной уральской глуши в свете приближающейся осени.

…- Дядя Вася. Дядя Вася. У тебя там в аквариуме твоем такое творится, просто ужас!

Соседский мальчишка, глухо гремя большими, отцовскими кирзачами с криком ворвался в кузню.

Быков, как был в промасленной, пропахшей коксом и дымом робе, посадив мальчишку к себе на плечо поспешил домой.

4.

За стеклом, на песке, в последних конвульсиях бился карасик, все чаще и чаще обессиленно переворачиваясь брюхом к верху.

Рыбку облепили жуки-плавунцы и мощными челюстями отхватывали от обессиленной жертвы довольно крупные куски плоти.

- Эй вы! Что ж вы суки делаете!? - Василий пальцем постучал по стеклу, пытаясь отпугнуть жуков.

- Да сколько можно!? А ну ка...

Быков еще сильнее стукнул по стеклу аквариума, да не рассчитал видимо: под тяжелым, обручальным кольцом, сработанным Василием собственноручно из советского серебряного рубля, стекло глухо хрустнуло, изошло сеткой длинных, зеркалом блеснувших трещин и лопнуло.

Тридцать пять, двенадцати литровых ведер воды, ухнули на грудь растерявшегося кузнеца, опрокинули его и отбросили к противоположной стене.

Елизавета, вбежавшая в дом на крики мужа, увидела его уже спокойно сидевшего на залитом водой полу, среди стекольных осколков, прыгающих по половицам рыб и расползающихся в разные стороны раков.

Василий, увидев супругу, улыбнулся, слизал с оцарапанного пальца выступившую кровь и выудив из промокшей папиросной пачки поломанную, разбухшую от воды папироску бросил виновато.

- Ты мать, приберись тут слегка. Уж больно сыро. Того и гляди пол поведет.

Потом поднялся, примерился и прижав к животу порушенный аквариум, с трудом вытащил его из дома.

Вечером, когда о произошедшем напоминали лишь потемневшие от воды половицы, на половичке, брошенном на просторное, крашенное суриком крыльцо дома Быковых, сидели двое: Василий, и его законная супруга Лизавета: смотрели на ночное звездное небо, вдыхали прохладный осенний воздух и вполголоса пели любимую песню матери Василия про камыш, который шумел и деревья, которые естественно гнулись...