Памяти моей дорогой свекрови, Любови Ивановны Терпеловой, светлого и родного человечка…

 

Любовь Ивановна не любила посиживать у окна, как сиживают некоторые старухи. Но тут, загнанная ливнем в дом, нет-нет, да и кидалась к окошку, надеясь увидеть проблески в хмурых тучах, что нанесло с Москвы.

Здесь, надо заметить, в провинции, прилегающей к московской области, частенько подозревают москвичей в «диверсиях» и ругают на чем свет стоит, когда после массовых столичных гуляний небо тускнеет и угрожающего вида черные грозовые облака, налезая друг на друга, грохочут и рассыпаются обильными слезами над маленькими городами и пригородами.

- Москвичи облака разогнали! – убеждены провинциалы, поспешно спасаясь бегством от дождя.

Любовь Ивановна с отвращением слушала звуки дождевой воды льющейся в большую бочку из металлического желоба на крыше. Она не любила сидеть, сложа руки, и впадала в тоску, если по каким-то причинам не выполняла собственный план действий, намеченный на день.

И тут в двери постучали. На пороге стояла подруга, Лида Сверчкова.

- Льет как из ведра! - кивнула она на небо.

- А я картошку не успела посадить, - пожаловалась Любовь Ивановна.

Подруги прошли в дом. Но не успела Любовь Ивановна сообразить чаю, как в двери снова постучали. На пороге стояли два старика, братья Иван и Борис Замысловы.

- Ишь ты, лупит как! – кивнул на окно Иван Замыслов, снимая дождевик, плотный резиновый плащ.

Борис последовал примеру брата. Мокрые плащи оба оставили в сенях, на широком белом подоконнике. В прихожей стащили с ног резиновые сапоги с высокими голенищами, выбрали из обувного ящика, в котором всегда было сложено множество мягких тапочек, подходящие и, приглаживая седые волосы, с достоинством прошли в гостиную.

- Опять столичные тучи расстреляли, - нахмурился Борис, - и дождевые облака к нам прилетели.

Любовь Ивановна бросила на окно печальный, полный отчаяния взгляд. Тем не менее, по закону гостеприимства пригласила гостей отдохнуть в мягких креслах, включила телевизор.

По телевизору показывали московский парад и ясное небо.

- Я же сказал! – хлопнул по коленке Иван.

- А вы, почему на наш городской парад не поехали? – спросила у братьев, Лида. – Не пригласили?

Братья возмущенно переглянулись:

- Лида, какой парад, когда на дворе такой хлестопад?! – ответил за брата Борис.

- Ага, потом из больницы не вылезем! – подхватил Иван.

- Ревматизм хороший парень, привяжется, не отвяжется, - произнес рассудительно Иван.

- Что, парад? Нынче ничего не умеют, - вмешалась тут Лида Сверчкова, - вот, в сорок пятом был всем парадам парад!

- На Красной площади? – уточнила Любовь Ивановна.

- В Москве, - кивнула Лида. – До сих пор помню, как салюты и фейерверки по всей столице гремели, приходилось уши зажимать, чтобы не оглохнуть!

- Это же, сколько тебе тогда лет, было? – задумалась Любовь Ивановна.

- Пять лет!

- А мне было девятнадцать! – вспомнила Любовь Ивановна, - на оборонном предприятии и услышала про победу.

- А нам по двадцать четыре и победу мы встретили в Берлине! – гордо произнес Иван.

Борис только кивнул, рассеянно хлопая по карманам, в поисках курева.

- На, не мучайся, - протянула пачку сигарет, Лида.

- Такая молодая, а уже куришь! – ворчливо упрекнул ее Борис, но сигарету взял и отправился курить в сени.

- Значит, ты тыловичка? – задал вопрос, Иван, обращаясь к хозяйке дома.

- На оборонном трудилась, - кивнула Любовь Ивановна.

- А чего делала?

- Танки делала! – с горячностью произнесла Любовь Ивановна. – На печи не полеживала, в потолок не поплевывала, будь спокоен.

- Да, ладно, чего ты кипятишься? – развел руками Иван.

- Глядите-ка, парад в нашем городе показывают! – ткнул пальцем в телевизор, возвратившийся в гостиную, Борис.

- Куда деваться, под зонтиками, в плащах, а народу много, - прокомментировала Лида, с сомнением наблюдая за зрителями и мокрой пожарной техникой неторопливо проползающей по небольшой площади города.

- Опять военные машины не нашли! – высказала с досадой, Любовь Ивановна, - Не парад, позорище!

- Но парад, все-таки, - вздохнул Иван.

- Зря, не пошли, - затосковал Борис, - может и не вымокли бы, на рыбалку же ходим и в дождь, и в слякоть, а тут такой праздник!..

Любовь Ивановна направилась в кухню, приготовила праздничный обед по-стариковски – макароны с куриными котлетами и салат из свежей зелени.

- Лида, достань-ка бутылку наливочки из серванта! – велела она подруге. – И рюмки!

Накрыла в гостиной стол праздничной белоснежной скатертью, перелила наливку из бутылки в хрустальный графин. Вместе с братьями Замысловыми слазала в погреб, достала пузатые запыленные банки с солеными помидорами. Одним словом, организовала застолье.

Первый тост: «за Победу», выпили стоя. Второй, за погибших, не чокаясь.

- А помнишь, Люба, - воскликнула Лида, - как твою оборонку фашисты бомбили да попасть не могли?!

- Ни разу не попали! – подтвердила Любовь Ивановна.

- Зато вокруг воронок нарыли бомбами, видимо-невидимо, ни пройти, ни проехать, - рассмеялась Лида.

- Зенитчицы бомбардировщиков сбивали мастерски! – улыбнулась Любовь Ивановна.

Братья Замысловы слушали, не перебивая.

- А после войны пленных фашистов гнали в лагеря, на окраину, - говорила, между тем, Лида, - шатались гансы, друг друга поддерживали.

- Голодали, - согласилась Любовь Ивановна.

- Мороженой свеклой их кормили, - оживленно жестикулировала рюмкой, Лида.

- Самим есть, было, нечего, - подтвердила Любовь Ивановна, - а тут еще пленных корми!

- И все же, - вмешался Иван, - наш город выглядел живым!

- Как это, живым? – опешила Лида.

- Не разрушенным, - пояснил Иван.

- Уж мы на руины насмотрелись, - заметил Борис.

- А как нас немки боялись! – весело добавил Иван.

- Думали, мы с клыками!

- Как это, с клыками? – удивилась Лида.

- Пропаганда у них такая была проведена, - пояснил Иван, - русские, мол, чудища, сожрут и не подавятся!

- Немки рыдали от ужаса, когда нам на пути попадались, - смеялся Борис.

- Неужели, они были такими глупыми? – продолжала удивляться, Лида.

- Что ты хочешь, если в течение нескольких лет им внушали, какие русские плохие и злые, едва ли не каннибалы! – вздохнул Иван.

- Немецкие дети голодали, - говорил Борис, - мы, по возможности, их подкармливали солдатским пайком.

- Дети не виноваты, - пристукнула ладонью по столу, Любовь Ивановна, - дети не в ответе за грехи родителей!

Третий тост, за всех детей и русских, и немецких, за детей любой национальности, любого цвета кожи выпили с пожеланиями, произнесенными, как заклинания, как молитвы.

- Дай Бог им мирного неба над головой! – с чувством произнес Иван Замыслов.

- И никогда не узнать боли от потери родных! – добавила Любовь Ивановна, бросая взгляд на галерею черно-белых фотопортретов на стене, где были запечатлены люди из прошлого. Каждый портрет был украшен искусственной зеленью и под каждым виднелись подписи, сделанные из белого картона: Владимир, Леня, Коля, Петр, Яков…

- Чтобы никому из детей не узнать, никогда не узнать, как это трудно, носить осколок от снаряда, - потирая грудь в районе сердца, - печально пожелал Борис Замыслов.

- И дожить нам всем до семидесятилетия Победы, до следующего года продержаться! – воскликнула Лида Сверчкова и добавила, поглядев на заплаканное окно. – Солнышко, чтобы тогда светило над всей Россией!..