Собака подняла голову, вяло тявкнула и не спеша

засеменила. В

этот

ранний час она, в общем-то, ещё и не проснулась. Только по дороге

осознав, что её разбудила громко захлопнувшаяся калитка, она

знакомыми

тропинками поплелась на звук.

 

Вошедший был одним из жильцов многоквартирного двора. В знак

приветствия она ткнулась носом в его большой кожаный портфель. Нет,

там

были не продукты – запах машин, далёкой пустыни, смешавшийся запах

многих людей свидетельствовали о его возвращении из командировки.

Собака была убеждена, что там, в этой большой командировке, он, в

основном, и жил. Сюда же периодически приезжал немного погостить.

Поскольку она точно знала, что он её своим вниманием не удосужит,

вильнувший хвост скорее относился не к нему. Он больше говорил о

внутреннем её приятном расположении. Вытянув перед собой передние

лапы, она с удовольствием потянулась, завершив разминку сладостным

зевком.

 

Спать уже не хотелось. Необходимо было себя чем-то занять. В поисках

впечатлений она направилась в самую глубину двора, к сараям – там

всегда

можно было найти много интересного. На прошлой неделе, например,

соседка потрошила курицу. Нельзя сказать, что эта сцена способна была

спровоцировать голод. Прельщала исключительно возможность

понаблюдать, как совершается великий суд. Ей не раз приходилось

гоняться за этой разжиревшей птицей, которая была убеждена, что ей

дозволено гулять везде.

А эти бесконечные попытки снять пробу из собачьей миски? Поэтому

вопрос о наказании, единственно способный разрешить её противоречия с

наглой самозванкой, уже давно и вполне закономерно собаку волновал.

 

Таких вопросов за долгую жизнь у неё накопилось немало.

 

Несмотря на свой возраст, а собака была уже немолода, она временами с

удовольствием предавалась бездумным развлечениям. Гонялась,

например,

за мухой, а иногда – даже смешно сказать – как маленькая, за

собственным

хвостом. Оставалась робкая надежда, что эти сцены никому не доводилось

наблюдать. Сейчас же, как назло, её окликнула тётя Нюра. Слегка

пристыженная, с опущенной головой, собака поплелась навстречу.

Но, к счастью, тётя Нюра была не очень сложной душевной организации,

поэтому предосудительного в поведении собаки не увидела ничего.

Перед собой она несла кастрюлю супа.

 

Налив до середины миски горячую похлёбку, она довольно щедро

накрошила туда хлеб. Затем примяла горку и добавила ещё. Этой

женщине

надо было отдать должное – в жадности её ни в коей мере нельзя было

уличить. Вообще, отношения с каждым из жителей двора у собаки

складывались разные. Если говорить о тёте Нюре, то та была уверена, что

собаки существуют только для того, чтоб сытно их кормить два раза в

день,

а лучше – три. И с этой задачей она вполне справлялась.

 

Запах, который источала еда, вызвал у собаки прилив всепрощающего

добра. Она забыла о курице. Но ещё прежде она простила себя за глупую

детскую выходку. Да и не стоило это ребячество того, чтобы долго на нём

заморачиваться. Впереди предстоял целый день, который обязательно

преподнесёт ещё не один такой завтрак. Собака никогда не сомневалась в

том, что, хоть и по-своему, но её любил весь двор. От счастья и

предвкушения у неё увлажнился нос. Она низко пригнулась к миске и,

поджав хвост, с жадностью предалась поглощению – всё-таки, тётя

Нюра хорошо умела варить борщ!

 

Сытно поев, она почувствовала, как ей снова нестерпимо захотелось

спать.

Она не стала утруждать себя долгими поисками удобного места и вскоре

пристроилась в тени небольшого садика, в кустах. Да что там выбирать – в

этом дворе любой участок был для неё знакомым. Упав на правый бок

всей

тяжестью своего немолодого тела, она прищурила глаза. Дома, цветы,

трава

– всё затуманилось и постепенно стало расплываться. Тощие мушки

попытались сесть на кончик её носа. Взмахом головы она согнала их и с

наслаждением вытянула лапы – она уже почти спала.

 

Собака, действительно, была немолода. Ей казалось, что она существует

ровно столько, сколько существует это окружение: дома, деревья, люди –

всё то, что составляет её жизнь. Ответа на очередной вопрос она не

знала:

кто для кого? Дома ли для неё, или – она для них. А, впрочем, людей,

возможно, тоже мучает вопрос, стоят ли они выше окружения? Или – не

мучает. Они, скорее всего, уверены в своём особенном предназначении.

Смешные, но это их право. Не стоит их разубеждать. Во всём

обманываться

– это их выстраданный выбор. В конечном счёте, они – такое же

производное природы, как и он сама. Но если им так легче, пусть

продолжают утешать себя этой бредовой мыслью.

 

Правда, среди жильцов двора встречались и вполне адекватные люди. Они

не заблуждались в своём предназначении. К примеру, Толик – муж тёти

Нюры. Он, кстати, идеально ей подходит. Особой привязанности к нему

собака никогда не испытывала, но, при этом, всегда чувствовала его

удивительную доброту. Она не сомневалась в том, что если ему когда-

нибудь посчастливится стать обладателем сахарной кости, первым

движением его души будет желание поделиться с собакой. Но, поскольку

это счастье на него никогда не обрушивалось, то и делиться пока было

нечем.

 

Подобный тест собака часто применяла, пытаясь разобраться в сущности

людей. Хотя – она зевнула – с дядей Толиком пример был неудачным. Там

всё решала тётя Нюра, поэтому судьба деликатеса была бы с самого

начала

предопределена. Разрубленная на несколько кусков, она должна была

частями оказаться в этой миске. И не состоялось бы никакого праздника –

был бы банальный трёхдневный обед.

 

Лёжа в кустах, собака всё же не спала, она полудремала. Подёргивающим

веком она отмечала все перемещения, которые происходили во дворе.

Сначала резко хлопнула калитка, знакомая походка выдала – это были

свои. Не стоили внимания и возгласы двух кошек, она их хорошо знала –

те

никогда не ладили между собой. Кошки – это, вообще, особые создания.

Ни

по каким параметрам их невозможно ставить вровень себе. Но сейчас ей

совершенно не хотелось рассуждать на эту тему. Ей было очень хорошо от

сытного обеда и не было малейшего желания эту сладостную идиллию

ломать.

 

Однако встать всё же пришлось. Ещё одна соседка, тётя Таисия, закончив

дома утреннюю уборку, прямо с порога опрокинула ведро. Ну, что за

невежество – вода, конечно же, успешно миновав дорожку, благополучно

подтекла под лапы. И даже немного намочила хвост. Правда, больших

претензий к тёте Тасе собака никогда не предъявляла. Они с ней жили в

этом мире как-то параллельно. При всей своей природной доброте эта

женщина была лишена женского счастья. От неё бесконечно уходил муж.

Но при каждом его возвращении та обязательно его прощала. Собака

этого

никак не могла понять. Ведь, в общем-то, красивая женщина, а

посмотрите

на него. Ну, хорошо, даже если не принимать во внимание внешность, но

ведь он же весь пропах одеколоном! И то печенье, которым он вчера,

пошатываясь, пытался её угостить – собака замедлила ход, борясь с

подступившим отвращением – как же оно отдавало «Тройным

одеколоном».

Из вежливости, конечно, собака прихватила печенье зубами, но, немного

отойдя в сторону, там же и оставила его - под забором. Может, у кого-

нибудь будет хуже с обонянием. У птиц, например. Или, ещё лучше – у

кур!

 

Только теперь она почувствовала сильную жажду – сытный завтрак дал о

себе знать. В этот момент она пробегала мимо колонки. Огромная лужа,

застрявшая в камнях, источала прохладу. Сейчас, ей казалось, эта лужа

должна была стать слаще всякого супа. Но как же она могла забыть один

важный

нюанс? Большие камни, омываемые холодной водой, своей свежестью в

знойный день привлекали не только собаку. Здесь обитал гудящий рой ос.

Воплощённое зло представляли собой маленькие гадкие создания. Их

существование она тоже никак не могла оправдать. Её копилка

«непонятных вещей» снова напомнила о себе. Но сейчас, по понятным

причинам, собака не была философски настроена. Теперь её не истина

интересовала – ей просто очень хотелось пить.

 

Падающая вода соблазнительно играла на солнце. Собаку заинтриговал

изгиб радуги, застрявший в переливах, образовавшихся из водопроводных

брызг дождя. Она подошла ближе и инстинктивно встряхнула шерстью –

жёлтая стая поднялась. И этого короткого времени ей хватило. Какое же

это

наслаждение – вода в жаркий день! А вот теперь уже точно, включив

скорость, можно было побыстрей убегать. Она почувствовала

удивительный

прилив сил.

 

Иногда она, действительно, ощущала себя молодой. Быстрые ноги.

Желание порезвиться. Как правило, это случалось в тот момент, когда она

видела детей. А они в этом дворе были главным достоянием.

 

Бегая с мальчишками, она чувствовала себя мальчишкой. Кстати, и они её

принимали таким же членом игры. «Казаки-разбойники», догонялки – она

не уступала никому. Оговаривая условия игры в войну, назначали её чуть

ли не главной. «Враги» просили не подслушивать. Обижались, когда она

всё же обнаруживалась рядом. Тогда, громко возмущаясь, выходили из

засады – переигрывали игру.

 

С девчонками, наоборот, расслаблялась. Можно было немного отдохнуть.

Они прыгали по расчерченным на асфальте классикам. Их заливистый

смех

собаке всегда казался чем-то осязаемым. Она его воспринимала, как

продолжение растрёпанных косичек, летящих бантов. Нет, всё же нельзя

было исключать её женского начала, ведь когда-то она тоже была

матерью.

Вся эта ребятня, в конечном счёте, напоминала ей о собственных

щенках...

Нет-нет, не надо ни о чём сентиментальном... Подобные воспоминания

всегда вызывали у неё прилив щемящих чувств.

 

Резко переложив морду на другую лапу, собака постаралась поскорее

переключиться на какой-нибудь новый объект. Рассеянным взглядом она

следила за перемещением старой коробки из-под некогда ярких

ароматных

леденцов. Её спина уже давно перегрелась на солнце. Ей даже

показалось,

что на асфальте появились плывущие миражи. От этого реальная картинка

происходящего постепенно расплывалась...

 

Мелькающие прямо перед её носом ноги девчонок... Вычерченный мелом

домик, касающийся собачьих лап... Маленькие пушистые комочки, её

щенки, скорее ещё не ходили, они неуклюже переваливались по земле.

Мягко падая и вставая, они почти не видели ничего. Теряя направление,

они натыкались тупыми носами друг на друга. А особенно удивлялись,

когда перед ними вырастал такой же маленький, смешной братский

хвост...

 

К этому нежному чувству собака старалась не прикасаться. Она сохраняла

его в самой глубине своей души. Но, всё же, знание о нём, ежеминутное

присутствие в себе, при всей завуалированности приобретёнными

чертами,

окрашивало будни и давало силы жить...

 

Да – собака вздохнула – как же это было давно! Теперь они, скорее всего,

сами мамы...

 

Она подняла голову, навострив уши. Наполненный песком железный

коробок, прошаркав по асфальту, пролетел мимо неё. Что ж, надо

вставать.

Она была уверена, вряд ли растерянным девчонкам удастся отыскать его в

траве. Куда же они пошли? Смотрите – вот он! – собака ткнула носом.

Смеясь и отбирая его друг у друга, они затеяли новую игру. Ну, как тут не

помочь? В азартный визг девчонок включился лай собаки. Условия игры

теперь переменились. Выкрикивая имена, они каждой по очереди

перекидывали коробку. Собака откликалась и на своё. Ей, как обычно,

приходилось бегать дальше всех.

 

Своё имя она воспринимала не дословно. Она ловила определённый

неповторимый звуковой ряд. Последний открытый гласный продолжался

особенно долго. К нему подтягивались остальные и получался очень

убедительный, почти как у индейцев (о них она знала, опять же, из игр),

перекатистый клич. Это и было обращением к ней.

 

А, в общем-то, имя было простое. Не то, что у соседской собаки. Ту звали

–

Чарли. Собаку всегда возмущало, как можно давать имя, которое не

определяет пол. Этого-эту Чарли она, почему-то, сравнивала с комнатным

цветком. Хотя, в принципе, всё понятно. У заморского цветка никогда не

было конуры. Он жил в доме. На прогулку его выводила хозяйка.

Особенно

умилительна была сцена, когда зимой, кутаясь в шарф, Мария

Александровна ожидала его у порога. «Цветок» же, дрожа всем телом и

проваливаясь в снег, бежал, тем временем, к ближайшему забору. Но ещё

в

большей степени собаку поражал другой факт. Как же это удавалось

таким

маленьким глазкам-бусинкам вмещать в себя такой Огромный Вселенский

Страх!

 

И, кстати, два слова о родословной. Хозяйка, каждый раз рассказывая о

своём цветке, очень сложно называла его породу. У собаки же и по этому

поводу был свой взгляд. Знатность рода не всегда бывает гарантом ума. И

это был тот самый случай. Она знала одно: если ей когда-нибудь

необходимо будет определить порог собачьего IQ, то за единицу

измерения,

конечно же, она примет «чарли». И именно потому, что более глупого

создания ей никогда в жизни не приходилось встречать.

 

Своего же происхождения она никогда не стыдилась, хотя была из

простых.

Мать – дворовая, всю свою жизнь честно прослужила людям. От неё ей

достался низкий рост и пронзительные, рыжие глаза. С отцом дело

обстояло

сложнее. Он долго был из уличных, но, когда заметили и оценили его

физические возможности и ум, его определили на служение хозяевам, и

уже до конца своей жизни он преданно охранял доверенный ему дом.

Более

давняя семейная история канула в вечность, но, судя по её лохматой

длинной шерсти, можно было предположить, что не каждая из её прабабок

была безупречна в связях. Как же всё это было давно!..

 

Её экскурс в историю нарушил громкий голос бабушки Хаси. Он, кстати,

разрушил ещё более важное занятие – игру детей. Они в это время были

настолько увлечены происходящим, что настойчивое приглашение к обеду

оказалось услышанным только ею. Поскольку собака была самой старшей,

она и рассуждать могла лучше других - уважение к себе бабушка

заслужила

долгой прожитой жизнью, ослушаться её не представлялось возможным -

игру необходимо было завершать.

 

Бабушка Хася же ко всем относилась одинаково – все, включая собаку,

для

неё были детьми. А детей, она считала, надо баловать. Именно поэтому,

каждый обед она устраивала мини-праздник – в самый разгар игры,

проголодавшимся, выносила разные яства. Если можно было бы выбирать,

то больше всего прочего дети любили её пирожки.

 

Она появлялась на крыльце, не спеша расправляя фартук. На этом

возвышении-пьедестале её хорошо можно было разглядеть даже издалека.

В её живот упирался небольшой эмалированный тазик. Собачье сердце в

надежде замирало... Похоже, и на этот раз она не обманулась. Ноздри

собаки активно заработали... Нет-нет, ну конечно-же, она не ошиблась,

обоняние её не подвело. Вафельное полотенце, которое было хорошо

детям

знакомо, покрывало ароматную горку горячих, только что извлечённых из

масла пирожков.

 

Нетерпеливо застучав хвостом, собака облизнулась – до чего же мешала

слюна! С ней совершенно невозможно было справиться! Тем не менее, она

так и не сдвинулась с места – первые порции она снисходительно

уступила

малышне.

 

Все были рады образовавшемуся перерыву. Для бабушки же это было

хорошей возможностью немного передохнуть. Она ловко подхватывала

пирожки цепкими пальцами – её руки за долгую жизнь стали устойчивы к

горячему – и, раздувая щёки, старалась охладить каждый из них.

 

Наконец, детвора угомонилась. На лету поймав свой пирожок,

собака отошла. Она положила его рядом с собой и оглянулась - все игроки

теперь были сосредоточены на еде.

 

Правда, первая же попытка снять пробу её разочаровала – десерт

перевернулся на песке. Ещё только этого ей не хватало! Выйти из

недвусмысленного положения помог опыт. Аккуратно подхватив пирожок

зубами, она хорошенечко его встряхнула. Убедившись, что

первоначальная

свежесть лакомству возвращена, она с лёгкостью подкинула его и

поудобней захватила всей пастью. Раскушенная начинка в очередной раз

подтвердила – бабушка всё же кудесница, пирожки, как всегда, удались!

 

Остаток дня пролетел быстро. Никто и не заметил, как постепенно начало

темнеть. Это было время, когда фантазия детей особенно разыгрывалась.

Кстати, они никогда не забывали и про неё. Своей изобретательностью

дети

заражали - ну, разве можно было усидеть на месте, когда такое

разворачивается! И она в очередной раз становилась таким же, как и они,

членом игры.

 

Действующие лица игр, как правило, были одни и те же. (Как, впрочем, и

взрослым в своём взрослом спектакле зачастую приходится играть одну и

ту

же роль). Если речь шла о «войне», то разведчицей, понятное дело,

становилась собака. Кто, как не она, мог также ловко пробираться сквозь

непроходимую гущу кустов? Гибкое тело, крепкие ноги – она была по-

прежнему молода.

 

Но каждый раз, когда собака добиралась до цели, история повторялась.

Истошный крик младшей группы «врагов» выдавал сам себя – и собака

сдавалась. Она не умела также долго, как дети, верить в условности

жизни.

Радостно завиляв хвостом, она кидалась навстречу - трудно было

отказаться

от искушения облизать их испуганные и, в то же время, счастливые лица.

Но и это ещё не было завершением игры. Завораживающий шелест бумаг

был единственным оправданием её ожиданий. Собака никогда не

сомневалась в том, что кусочек припасённого сухого пайка достанется и

ей.

 

Сегодня же намечались прятки. Пока дети «пересчитывались», используя

самый разнообразный каламбур, собака нетерпеливо топталась на месте.

Она была совсем не прочь побегать в темноте в поисках какого-нибудь

дальнего укромного уголка. Однако, самые сложные испытания её

ожидали

впереди - мыслимо ли, в этой засаде неподвижно и тихо сидеть.

 

Вот и сейчас её терпение было на самом пределе. Она искренне не

понимала, как можно так долго их искать. Ей пришлось приложить

неимоверные усилия, чтоб подавить в себе желание залаять. Застрявшее в

горле рычание было единственным, что нарушало тишину.

 

Поблескивающие в темноте глаза выдавали присутствие в кустах собаки,

которая демонстративно игнорировала маленький указательный пальчик,

прижатый к детским губам. Ну, что тут понимать – она и без них знала,

что

голос в этой ситуации категорически нельзя подавать.

 

Её тяжелое дыхание сливалось с дыханием ребёнка. Вырывающийся стук

сердца, почему-то, отдавался в ушах. Детская ручка крепко обхватывала

её

шею. Они сидели, голова к голове, объединенные общим заговором. И всё

же есть определённая прелесть в детской фантазии! И она опять

вспомнила

о своих собственных щенках.

 

В этот момент собака услышала знакомый голос. Замерев на секунду, она

попыталась его распознать. Ну конечно же, она не ошиблась. Это был

голос

её самой близкой подруги. Да, что там подруги! – Этот голос принадлежал

той, которая была для неё единственной родственной душой.

 

Собака заметалась. Как всегда, ситуация несправедливо ставила её перед

выбором. С одной стороны – совершенно не хотелось оставлять игру, ведь

сейчас начиналось самое интересное. Но, с другой – она не могла

ослушаться, ведь тётя Нина (а это была именно она) заменяла ей и

подругу,

и хозяйку. Она выпадала из категории людей или собак. Хотя?..

насколько

мог бы человек приблизиться к собаке, настолько это воплощение в ней,

безусловно, состоялось.

 

Нет, сейчас это не было выбором! При всём разнообразии приобретённых

черт в их родословной никогда не оставалось места предательству. К

сожалению, не придётся вместе со всеми заканчивать игру. Навострив

уши,

она ещё раз прислушалась - нет, игнорировать приглашение было нельзя.

Ловко высвободившись из детских объятий, она со всех ног понеслась.

 

-- Ну хватит! Успокойся! – та тихим голосом её приструнила. Собака

суетливо крутилась у её ног.

 

Тётя Нина никогда не говорила громко. И вообще, далеко не всегда у неё

информацию передавали слова. Очень часто ей достаточно было просто

взгляда. А, случалось, срабатывал буквально один, незначительный жест.

Отношение к происходящему она могла выразить кистью руки – вот так

(!!!), в смысле, «не связывайся», если собака собиралась залаять на

чужого.

А глаза продолжали: «Да не стоит он того! Пусть идёт себе – куда шёл!».

 

Она всегда делилась с собакой самым сокровенным. Поправляя очки,

убирала за ухо выбившуюся прядь. Бывало, эти откровения заканчивались

слезами. И тогда, взяв на себя инициативу по спасению подруги, собака

как-то по-особенному, по-своему её жалела. Сопереживала, утешая своим

молчаливым присутствием; поддерживала, очень преданно глядя в глаза.

Она ловила малейшие изменения настроения. Их диалог не был доступен

посторонним, поскольку он был основан на доверительном отношении

двух

понимающих, родственных сердец.

 

Проходило какое-то время, и глаза у подруги просыхали. В глубине двух

морщинок зарождался намёк на смех. Тётя Нина никогда не была лишена

юмора. И вот уже она с большим преувеличением вспоминает соседского

кота, нелепо попавшего утром в собачью миску с супом – такое логическое

завершение получила его очередная погоня за наглым, шкодливым

воробьём.

 

Собаку всегда напрягало плохое настроение подруги. Она успокаивалась

только тогда, когда видела, что у тёти Нины, наконец, всё хорошо. С этой

минуты она позволяла себе с головой погрузиться в сумерки и

порассуждать

на отвлечённые темы. А этих тем у неё было бесконечное множество. В

таком молчаливом согласии они зачастую проводили остаток дня.

 

Обрывки её мыслей, так и не получившие оформления, терялись в

мерцающей россыпи звёзд. И только некоторым удавалось зацепиться за

большую медведицу. На какое-то время они зависали, но, в конечном

счёте,

их постигала та же участь. Так и не дождавшись откровения, они

превращались в очередную загадочную звезду.

 

А иногда их вопросительные интонации перекликались со звуками,

которые, напротив, происходили где-то совсем рядом с ней. Вот и теперь,

чьё-то невидимое присутствие дерзко ворвалось в диалог, состоявшийся у

собаки с самой собой. Яркими красками оно пыталось соединить

несоединимое.

 

Собака прислушалась. Эти звуки были ей знакомы. Довольно скоро их

убедительно-земное происхождение разоблачило звонко поющего и

притаившегося в ночной траве сверчка.

 

Чуть наклонив голову набок, собака изменила угол зрения. Она надеялась,

что новый ракурс поможет ей, наконец, в звёздном небе увидеть

рациональное зерно. Однако, и эта попытка оказалась безуспешной – её

взгляд в очередной раз соскользнул в пустоту.

 

Ни осязаемое звуковое воплощение, ни состоявшееся объединение

пространств так и не помогли ей ответить на глобальные вопросы. А,

может, вообще все эти уличные фонари, деревья, люди – всего лишь

отражение той неизведанной действительности, которую несёт далёкий

свет... свет от упавших звёзд?.. Собака окончательно запуталась!

 

Кстати, ещё на один очень важный вопрос она до сих пор так и не нашла

ответ. Для чего людям нужны слова? Они так часто пользуются этим

искусственным изобретением! Ей нередко приходилось слышать людей,

для

которых слова были исключительно целью заполнения пространства. Она

задумалась. А может, у них так же, как и у собак, бывают болезни!?! Тогда

эта болезнь была самой распространённой из них.

 

Симптомы же её зачастую проявляются с раннего детства и заключаются в

непереносимости тишины. Больные нуждаются в любом сотрясении

воздуха. Это может быть гром, землетрясение.... Или – произносимые

слова.

Они выбирают третье. И в этом случае вибрирующая пустота для них

никогда не несёт никакого смысла.

 

Собака перевела взгляд на подругу. Та тоже, подмигнув, улыбнулась во

весь рот. Да, к счастью, не все этим недугом страдают. Собаке

посчастливилось встретиться с одной из них. В этом смысле, тётя Нина

была

абсолютно здорова. Их обоюдное взаимопонимание держалось на

совершенно других китах.

 

В общении с ней не было необходимости прикидываться «умной» в

понимании этого слова большинством людей, когда от неё требовалось

выполнение приказа: «Дай лапу!», «Встать!», «Сесть!». А, ещё лучше:

«Принести палку!», «Служить!» – Зачем?!? Собака никак не могла этого

понять!!!

 

Хозяйка бережно почесала собаку за ухом. Движением головы та с

удовольствием откликнулась на подобное проявление любви.

 

Нет, не всё так страшно в этом непонятном мире!

Есть всё-таки среди людей достойные собаки!

 

От избытка чувств она резко застучала хвостом по земле и, слегка

заскулив, прослезилась.

 

Только сейчас она поняла, как быстро и незаметно пролетел день. А когда

наступила ночь, они – каждый на своём месте – глубоко и очень крепко

заснули...