Что хочет автор. Литературные конкурсы

Это произошло уже довольно много времени тому назад. Я изнурен психически. Изнурен. Но здоров, по мнению компетентной комиссии. По их заключению - излечен, и имею все шансы успешно социально адаптироваться за короткое время. Никогда не чувствовал себя больным или здоровым в этом отношении, просто всегда поступал последовательно, по своим убеждениям. Теперь же чувствую себя изнуренным. И теперь я на свободе.

Забавно, но там, в несвободе, у меня было много свободного времени. Много читал о круге вечного возвращения. «Идея Вечного Возвращения, эта высшая формула утверждения, самая высокая, какую только можно постичь». В этом что-то есть. Как сейчас со мной, будто бы – жизнь после жизни.

* * *

Запись в дневнике, хранящемся в тайнике: «Неделю назад отменил хлорпромазин, обосновал риском развития поздней дискинезии. Еще не знаю, для чего понадобилась эта маленькая ложь, но случай, несомненно, интересный. Хочется получить более ясную картину симптоматики. Позже, думаю, назначить перициазин. Продолжаю наблюдать. Также хочу опробовать когнитивно-бихевиоральные методики».

* * *

Это место в овраге, пространство между старой дамбой с обмелевшим заросшим водохранилищем, кладбищем на крутом бугре с одной стороны и изрытым склоном с другой, отрезанное от цивилизованной части города высокой железнодорожной насыпью. Здесь мечется мой дух, материализовавшись в крылатого лысого уродца, непременно с перепончатыми черными крыльями, морщинистой кожей, узловатыми конечностями с увеличенными суставами и, конечно же, с огромным свисающим членом, почти двухметровым, которым в своем надрывно-тяжком неровном зловещем полете он задевает за обрывки проводов на кривых столбах, за ветви старых засохших деревьев, обламывая их. Подолгу высиживая на высокой насыпи на рельсе в ожидании подходящего стечения обстоятельств, всматривается в окрестности. А при приближении поезда, нехотя взлетая с железнодорожного полотна, прежде чем наберет высоту, долго волочит член, шурша им по гравию. Покружив, возвращается на место, выжидать и высматривать. Тут всегда поздняя осень, воздух прозрачен и нет ярких красок.

Он здесь для того, чтобы изнасиловать всех живых существ в округе. С легкостью проникает в их сны. Но и наяву от него спасения нет. И это не шутка. Пусть они называют его демоном. Между собой и для себя. Да, пусть так. А в уголовных хрониках опишут как-то более привычно, банальными терминами по понятиям их унылой реальности – убийство, изнасилование, расчленение, осквернение…

Дистанцию от дома до оврага я всегда преодолеваю быстрым шагом за шесть минут. Это было важно знать, чтобы ориентироваться по обстоятельствам. Обстоятельства могли быть самые разные, как запланированные, так и спонтанные, непредсказуемые, но о шести минутах я помнил всегда. Туда, обратно, минута чтобы сделать. Моего тринадцатиминутного отсутствия бывало, даже не замечали. Как бы вышел в туалет или на кухню или покурить. А так - «весь вечер вместе смотрели футбол». Люди в форме потом называли это на языке своей реальности « твердое алиби».

Здесь в овраге, по ту сторону железнодорожной насыпи, куда другим детям из квартала доступ был запрещен строгими родителями, меня впервые посетило это ощущение дежавю. Тогда я не знал, что это означает, и не знал самого этого слова. Это было еще до школы. И впоследствии, узнав, избегал произносить его, оно вызывало отвращение своим звучанием, своим сочетанием букв иноземного происхождения. Кстати, такое же мерзкое инородное слово, как и алиби. Но новизну того ощущения я запомнил на всю жизнь.

Тогда район будоражили слухи о неадекватном парне из соседнего частного сектора, «белобилетнике», как говорили, которого не взяли в армию, потому что он «того». О том, что он ловит кошек и собак, и вешает, знали раньше. Но последний его «подвиг» заключался в том, что, поймав крупную собаку, вроде овчарки, повесив, содрав шкуру, не исключено, что еще с живой, он после этого совершил с ней половой акт. «Трахнул», как выражались старшие пацаны во дворе. Прямых свидетелей этого события я не знал, но все, кто пересказывал историю, уверяли, что узнали непосредственно от того, кто видел собственными глазами «через забор» или «в щель в заборе». История была приукрашена несколькими пикантными деталями, которые каждый из пересказчиков излагал по-своему.

И вот в шестилетнем возрасте, стоя над лужей ржавой железистой воды, на дне оврага, размышляя об этой расправе над собакой, я вдруг очень четко вспомнил, что это уже было со мной, в этом самом месте, только «спустя» лет двадцать тому вперед. С этого момента, возможно, началось развитие моего, так сказать, глубокого альтернативного взгляда на жизнь в обществе себе подобных. Но не помню свое отражение в воде той лужи, было ли оно. Не помню.

На склоне оврага роща. Формально она даже считается парком. Там было дерево, спиленное метрах в полутора от земли. Мало кто задумывался, что это за высокий пенек и почему так сделано. Но я знал. Это на нем повесился в прошлом году школьник. Дерево спилили по высоте роста самоубийцы. Существует такая традиция. Ведь хоть «кого-то» нужно «наказать» за случившееся. С тех пор в моих снах с инфернальными полетами в этой роще спилены все деревья. По высоте ростов и детей и взрослых.

А на самом дне оврага, на берегу ручья остатки каменной опоры разрушенного железнодорожного моста. Прямоугольная форма, внушительные размеры и кладка из природного камня придают ей сходство с башней средневекового замка. Местные альпинисты-любители, своего рода - также самоубийцы, за неимением в наших краях естественных скал и горных вершин, активно карабкаются по ней, ввиду отсутствия смысла жизни. И пусть опора высотой лишь метров двадцать, она отняла жизней доморощенных скалолазов не меньше, чем тот Эльбрус. Облетая вокруг нее, я вижу этот завал тел у подножия, всех за все истекшее время и тех, кого эта судьба еще ждет: раскинутые в стороны, неестественно подвернутые руки и ноги, кровь из размозженных черепов стекает вниз по камням и окрашивает воду в ручье.

На самом деле эти места ничуть не опасны и вовсе не прокляты, как может показаться. Все, кто повстречали здесь смерть, будь то от ножа в пьяной руке встречного незнакомца на тропинке или под колесами проходящего поезда, лишь оказались в определенное время при стечении определенных обстоятельств. Так же, как много лет назад шестиметровый вал из воды и льда, прокатившийся по дну оврага и смывший несколько тысяч жителей вместе с домами, явился для них неожиданным стечением обстоятельств. Впрочем, об этом сейчас никто уже не помнит. Может быть, сам овраг запомнил. Говорят, овраги сами по себе интересные места в отношении выхода наружу и преломления тонких энергий на срезах и обнажениях геологических пластов и наслоений разных эпох. И это энергетическое излучение несет в себе какую-то информацию, неподвластную времени. Несет, по крайней мере, для того, кто способен ее ощущать или хотя бы уловить отголосок эха. И стоя над не пересыхающей лужей с ржавой каймой по кромке берега, принимать это ощущение за поганое декадентское «дежавю».

Я люблю этот овраг. Просто так, не докапываясь до причин.

В последний наш разговор, помнится, отпускал шутки:

- Расскажу вам еще кое-что. Кроули распинал жабу. Я же распинаю червей. Одного вертикально вдоль столбика, а другого, покороче, по перекладине горизонтально. Считаю, это более богохульно, а значит, и более действенно.

Если мастурбировать в полночь на кладбище, а затем, уняв частое дыхание, прислушаться, можно услышать смех мертвецов. Как в тупых сериалах за кадром, только не хором, тише и подлее. Негромкий смех из-под земли, хихиканье. Они насмехаются над твоей ничтожностью и бессмысленностью. Вы, доктор, не пробовали? Нет, я сам тоже не пробовал. Но когда выйду отсюда, может быть, попробую. Интересно проверить.

Рад, что вы понимаете мой юмор. Да, надеюсь, больше не встретимся, по крайней мере, не здесь и не при таких обстоятельствах.

После подумалось, а ведь и правда, доктор, может быть, встретимся. При других обстоятельствах…

«Мама, я дома!»

«Но куда же ты? Не успел придти!»

«Я скоро, пойду, пройдусь по району, многое так изменилось за это время!»

Кривлю душой. Мне насрать на то, что построен новый квартал, открылось два новых магазина, а наш старый закрылся на ремонт, на то, кто женился, кто сдох, кто переехал. Через шесть минут я в овраге. Эту дистанцию я всегда преодолеваю быстрым шагом за такое время. Стоя над лужей ржавой железистой воды, смотрю в нее, но не ищу отражения. Жду знакомого ощущения. Ведь я живу только им. Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это? Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это? Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это? Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это? Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это? Убить, содрать кожу, трахнуть. Каково это…

Интересно проверить.

* * *

Запись в дневнике, хранящемся в тайнике: «Моя любовь к познанию вновь взяла верх над всем прочим. Вчера выписал больного Т. из учреждения, но продолжаю его наблюдать. Разумеется, негласно. Осознаю, что поступил незаконно и нарушил врачебную этику, но исследование течения его болезни представляется мне более интересным с научной точки зрения, нежели его излечение. Поведет ли он себя, оказавшись вне контроля, на фоне развития синдрома отмены седативных препаратов, так, как я прогнозирую, верна ли моя теория? Интересно проверить.

Пришлось солгать, дав заключение о состоянии полной ремиссии заболевания. Иначе меня бы просто не поняли».

06,08.08.2012

Belarus

Разнообразный мир (эпилог)

Истории о настоящей любви (эпилог).

- На сегодня это все?

- Кажется, да.

“Запись”, нажатие “Стоп”. По громкой связи:

- Сестра, подготовьте газовые камеры.

- Слушаюсь, пан доктор.

Остальным:

- Вот так, уважаемые коллеги. Вот так. А иначе меня бы просто не поняли...