В Ильин день, через пятнадцать минут, как открылось почтовое отделение в уральском поселке городского типа Веселовка, молодуха Рита, исполняющая функции телеграфистки и почтальона в одном лице, приняла по телефону телеграмму, затем приклеила текст на открытку с нарисованными ромашками и заспешила на окраину деревни, в дом к старикам Булавиным. ….Лет двадцать пять назад семейство Булавиных знала вся округа. Александра Егоровна, а ныне баба Шура, была прославленной матерью-героиней, подарившей миру девять сыновей и одну дочь. В советские времена Егоровну чествовали на собраниях, награждали грамотами и подарками, привозили к ней журналистов, делегации из района, просили поделиться опытом. Искренне удивляясь, как это она исхитрилась не имея педагогических навыков, вырастить такую ораву. Учитывая, что ни один из детей не пошел по кривой дорожке. Сыновья были трезвенниками, рукодельниками, жалостливыми ко всякой животине, не гнушались женской работы по дому и потому умные деревенские девчата, захомутали в любовь, одного за другим Булавинских отпрысков. И никогда об этом не пожалели. На все вопросы Александра Егоровна, маленькая, голубоглазая, отвечала прямо, с доброй улыбкой: « Любить надо. И мужа и деток своих. В любви растить, да в уважении друг к дружке. Тогда никакая пакость не прицепится. Да еще трудиться надо с малых лет. Безделье мозги плавит, душу чернит. Когда дел много, некогда о глупостях думать…» Отец семейства, Михаил Иванович был известен как хороший плотник и пчеловод. Держал он отдельную пасеку и столько любви и заботы вкладывал в своих пчелок, что за Булавинским медом шла настоящая охота. Приезжали люди из соседних городов и сел. Старик мед продавал задешево, и все производные тоже, включая и лечебный прополис, пергу, воск. Местные мужики перед праздниками упрашивали деда продать медовуху, рецепт изготовления которой, дед хранил в секрете, и как он её делал, никто не знал, но после даже самых обильных употреблений дедовой медовухи, не маялись мужики похмельем с головной болью. Первая пятерка сыновей была раскидана по всему бывшему Союзу. Старший, первенец Дмитрий жил в далекой Якутии. Погодки Николай, Александр, Анатолий и Сергей пустили корни на берегу Тихого океана, во Владивостоке. Единственная дочка Татьяна жила в Москве. Самый младший, Юра, обосновался в Новосибирске. А вот тройняшки, Володя, Андрей и Костя, никуда не уехали, остались в родной деревне, на радость отцу и матери. Дед Михаил, не смотря на свой возраст, был бодрым, крепким, легко разваливал колуном тяжелые кряжи для топки, очки не носил, был быстр на ногу и резко отличался от своих ровесников, что скорбно доживали свой век в немощи и не здоровье. Жили Булавины дружно, сами не бедствовали и другим в помощи не отказывали. Чем Бога Булавины прогневали, не понять, только в середине девяностых, погибли разом сыновья – тройняшки. Утонули. Поехали с ночевкой на озеро Тургояк, а назад не вернулись. Тела погибших сколь не искали – не нашли, только пустую лодку к берегу прибило. Вдовы остаться в поселке не захотели. Быстро продали дома, собрали вещи и под тихий плач осиротевшей матери, уехали вместе с детьми далеко - далече. Горе да беда в одиночку не ходят. Не успели старики оправиться после смерти сыновей и отъезда любимых внуков, как темной ночью вспыхнула огнем пасека, подожженная чьей-то недоброй рукой. Двойного удара дед Михаил не выдержал. Увезли его в районную больницу с инфарктом. Вернувшись, дед отстраивать заново пасеку не стал. Копошился по дому, в огороде, изредка брался срубить баню и то, если сильно просили. Баба Шура , если и раньше не сильно полной была, тут усохла до тростиночки, заскучала. Тем и жила, что мужа обихаживала, да ждала в гости в отпуск, остальных детей. Сыновья и дочь мать с отцом не забывали, хотя и приезжали погостить один раз в пять-шесть лет. Чаще не наездишься, расстояния большие - два лаптя по карте, как дед Михаил определил. Лишь младший, баламут Юрка, навещал стариков почти каждый год. Про материнский подвиг бабки в нынешнее время начальство позабыло, стариков не беспокоило, и зажили они тихо и не приметно… Острая на язык, любопытная Рита, подошла к деревянным воротам, полюбовалась на раскидистую трехствольную черемуху, растущую в палисаднике перед домом, увидела открытые створки окон и в дом заходить не стала, хотя знала что не заперто, а просто дважды нажала на белую пипку звонка. Потом легко влезла на скамейку, что была врыта возле острозубого забора и зычно крикнула, обращаясь к любопытной красной герани, растопырившейся в глиняном горшке на белесом подоконнике: -Баб Шур! Выйди! Телеграмма тебе! Через минуту – две, старческая худая рука, откинула в сторону белоснежные тюлевые занавески, и в окошке появилось лицо хозяйки. На голове - неизменный белый платочек, с точечными горошинами, прятающий реденькие седые косицы. -Чего шумишь, Ритка? - осведомилась старушка, прикрывая ладошкой от утреннего яркого солнышка, подслеповатые глаза. -Выйди, говорю! Телеграмма! – повторила Рита и помахала перед собой красочной открыткой. -Охти мне, свят, свят… – запричитала бабка и отпрянула от окна. -Не бойся, баб Шур! Поздравительная! – крикнула Рита вдогонку бабке, но ту, как волной смыло. Ритка слезла со скамейки, оправила подол ситцевого сарафана и стала ждать адресата. В доме что-то громыхнуло, потом скрипнуло, звякнуло и затем, широко распахнув крашенные ядовито-зеленой краской ворота, перед Ритой встала запыхавшаяся бабка. -Что там? – с тревогой в голосе спросила Александра Егоровна. –Вот…Поздравленье вам! – ответила Рита и протянула бабке открытку. –Какое еще поздравленье? Прочитай, не томи душу! Я очки забыла! – попросила бабка. Рита развернула открытку, и быстро озвучила текст: –Мама и папа! Поздравляем вас с вашим праздником! Желаем здоровья, счастья, благополучия и долгих лет жизни! Извините, приехать не сможем. Дмитрий. Виктория. Всё. Баба Шура, услышав поздравление от своего первенца, на минутку задумалась, потом вдруг заулыбалась, засмущалась, поправила платочек на голове, и как бы невзначай, смахнула с глаз предательские слезинки. – Ну, уважил сынок…А я и запамятовала совсем…А Митька-то не забыл! – бормотала старушка. –А чё такое? – поинтересовалась Рита. Бабка взяла у Риты шариковую ручку, оставила закорючку на бланке, изобразив свою подпись, потом погладила Риту по плечу и ответила: –Да…Ничо…Наше дело…Семейное…Спасибо тебе… Затем, не прощаясь, развернулась и пошла в дом. Рита недоуменно пожала плечами, буркнула себе под нос: «Да пожалуйста…» и отправилась на свое рабочее место. На почту. Ещё через два часа Рита вновь заспешила к дому Булавиных. На этот раз она несла сразу четыре поздравительных открытки с одинаковым текстом, написанным как под копирку. Все поздравления были от бабкиных сыновей: Николая, Александра, Анатолия и Сергея. Риту заело любопытство. С каким-таким праздником дети родителей поздравляют она не догадывалась, конкретики в телеграммах не определялось, а узнать в чем дело сильно хотелось. Чтобы потом с сельчанами на эту тему посудачить. Поэтому вторично подойдя к дому, никого звать она не стала, а смело открыла ворота, поддев гвоздиком на шнурке, ржавую щеколду. Хозяина дома, деда Михаила, обычно сидевшего у раскрытого окна, войдя в дом Рита не увидела. Зато возле залавка неутомимой пчелкой трудилась баба Шура, заводя квашню в желтой, с васильками по краю, кастрюле. Рядом стояла глубокая тарелка с крупно нарезанными яблоками, присыпанными желтоватыми сахарными крупинками. По всему видно, собралась бабка пироги печь. По уютной кухонке плыл аромат куриного бульона. На электрической плитке, на большой чугунной сковороде, черной от времени, жарилась картошка. А в белой фарфоровой миске на краю стола, пускали пузыри маринованные опята. Только Рита собралась отдать телеграммы, как скрипнула за её спиной дверь, и в кухню вошел дед Михаил, с полной сумкой набитой продуктами. Были там медовые пряники и конфеты, показывали красные щеки помидоры, гипнотизировала с этикетки балтийская килька, а в углу сумки предательски ловила солнечные лучи фольга бутылки с шампанским. Рита не выдержала. Забыв про телеграммы, развернувшись к деду, она с ехидцей в голосе спросила: –Чё празднуем, деда Миша? Дед посмотрел на бабку, та и глазом не моргнула, продолжала месить тесто. Дед Михаил повернулся к Рите, пожал плечами: –А я и сам не знаю. Шура моя, как писульку твою получила, враз заполошилась, а с какой нужды – молчит! Еды на целый взвод готовит. Еще щи не доели, а она стряпню завела. Мать! Может, скажешь, чего стряслось? Кого в гости ждем? По какому поводу? Баба Шура опять улыбнулась. Наскоро вытерла о полотенце испачканные мукой руки , подошла к мужу, прижалась к нему: –А сам нешто не помнишь…А, Миша? В сорок седьмом? В аккурат, на Ильин день? Что мы праздновали, а? Дед Михаил призадумался, затем обнял жену, прижал к себе: –У Катерины? Тетки твоей?...Вспомнил…Шура…Это ж столько лет прошло? Голубка ты моя…– и не стесняясь Риты крепко поцеловал жену в губы. Обернулся к Рите: – Ритка! Приходи вечерком к нам. Посидим. Отметим. И Гришу своего приведи. Не бойся, я ему медовухи налью. В прошлый год Юрка меду алтайского привез, так я сварил немного. Приходите. Рита всё ещё не понимала причину праздника. –Баб Шур! А за чё пить будем? День рожденья что ли? Дед, не отпуская из объятий жену, ответил: –Эка, глупая ты! Свадьбу играть будем! У Риты замкнуло в мозгах, она вытаращила глаза, кашлянула и робко спросила: –Чью? У деда лопнуло терпенье, отлепившись от жены, он подошел к замершей Рите, взял её за круглое плечико и стал подталкивать к выходу: –Давай, шлепай на работу. Часов в шесть, ждем. Поймешь потом. Рита, положив телеграммы на уголок стола, не сопротивляясь, вышла на улицу. Пока добрела до почты, поразмыслила и решила – зайдут с мужем вечером к старикам. Уважат. У них с Гришей только что медовый месяц закончился. Булавины на свадьбе были, да и подарок великолепный подарили – шелковый набор постельного белья. А по какой причине медовуху пить, не важно. Главное, чтобы за здравие, а не наоборот… На селе – что магазин, что почта играют роль информационного агентства. Любые полученные известия обсуждаются, комментируются и после дебатов выносится резолюция. Поэтому Булавинские новости Рита утаивать не стала, интерпретировав их по своему, тут же выдала бабке Рубалихе, что пришла на почту пенсию получить: – Баб Марусь! Булавинский Юрка женится! Свадьбу сегодня вечером играть будут! Нас с Гришей пригласили уже. Грузная краснолицая Рубалиха что в это время, слюнявила пальцами купюры, проверяя Ритину честность, замерла, потом закивала головой: –Ну и правильно…Давно пора…А то болтается мужик, что г…но в проруби… Братовья - то, приедут или как? –Нет. Телеграммки прислали, поздравили….Написали, что приехать не смогут. Далеко живут. Это сколь же денег надо только за билеты отдать, да еще с собой, да подарки… –Да…Забрались парни к черту на куличики…А Танька? Она же вроде в Москве? Ей ближе… –Танька…Баба Шура говорила, что она под Новый год мальчишку родила, как она с мальцом поедет? Рубалиха, посчитав деньги, сложила их в потертый кошелек, поправила очки на мясистом носе: –Спасибо, Рита, за пенсию. А к Шуре я после обеда загляну. Может помочь чего надо… Рита, подавив улыбку, согласно кивнула головой: –Конечно, баб Марусь… И только когда за Рубалихой закрылась дверь, хохотнула от души. Все в округе знали Рубалихину «помощь» . Она приходила к людям, садилась в уголок, требовала себе бутылочку винца и комментируя происходящее вокруг неё действие исключительно матерками, упивалась до отключки, не сходя с места… В полпятого Рита закрыла почту, повесила на дверь объявление –«переучет» и пошла домой, красоту наводить. Через час вернулся с работы Ритин муж, Григорий, что работал электриком в клубе. Прямо с порога выдал новость: –Рит! Прикинь, в администрации, у Потапова, Юрка Булавин воюет! Орет, за километр слышно! Рита, в это время подводила черным карандашом бровь, и на мужа даже не оглянулась. Через пару секунд, оглядев себя в зеркало со всех сторон, убедившись, что она не отразима, как кинодива, ответила: –Ну и правильно воюет. Женится человек, а Потапов, поди опять в закон тычет. Может в документах чего не правильно. Ты же знаешь, наш Иваныч дотошный, жуть! –Кто женится? – не понял Гриша. –Да Юрка! Я сегодня пять телеграмм Булавиным отнесла. Братья поздравляют. А дед Михаил на торжество нас с тобой лично пригласил. К шести пойдем. Давай, собирайся. Рубашку я погладила, костюм тоже. И галстук не забудь! Я уже и подарок приготовила. Помнишь, нам двойной сервиз подарили? Вот, задарим. Посуда вещь в хозяйстве нужная, всегда пригодится…Гриш! А ты невесту то, Юркину видел? Гриша глядел на жену и молчал. Судя по выражению лица, в его сереньких клеточках шел мыслительный процесс, но полученные сведения от жены, не складывались в одно целое с увиденным. Гриша спросил: –Ритка! Ты ничего не путаешь? Ты с чего взяла, что Юрка женится? Он на Иваныча наседал, чтобы тот стариков Булавиных торжественно зарегистрировал! Баб Шуру и деда Михаила! Их, а не себя! Рита округлила глаза: –Да ну! Это что же, они столько лет прожили, а регистрироваться только сейчас захотели? Во, прикол! Оба пенсию сто лет получают, а свадьбу перед похоронами решили сыграть? Молодожены, блин! Потом еще раз глянула на себя в зеркало и добавила: –Раз такой расклад, мы к ним не пойдем. Чё смеяться то. Пусть с Рубалихой празднуют…Пошли лучше в кино. Гриша полюбовался на жену, подошел к ней, стиснул своими лапищами Ритины ладошки: –Дуреха ты, Ритка…Нельзя так к людям относится. Я стариков уважаю. Раз пригласили, значит пойдем. А в кино успеем. В другой раз. Я сейчас переоденусь и к Юрке на помощь пойду. Нет такого закона, чтобы возраст на регистрацию влиял. В любом случае, бабе Шуре же больше восемнадцати? Значит, пусть женятся. Рита возразить не успела. Получила от мужа страстный поцелуй и пока в себя приходила, Гриши и след простыл… Рита уложила приготовленный подарок в сумку , глянула на часы, поняла что запаздывает и закрыв дом, отправилась к Булавиным. Но подойти к дому не смогла. У Булавинских ворот было столпотворение. Почти все сельчане стояли плотно, негромко переговаривались…Рита протиснулась сквозь толпу, в передние ряды и увидела черную «Волгу» с открытыми дверцами, чуть поодаль «Рафик» с надписью на борту –«Телевидение», машина участкового стояла рядом. В свободном от толпы пространстве, прямо возле широко распахнутых ворот, бегал с телевизионной камерой субтильный паренек, направляя объектив в разные стороны. Симпатичная моложавая женщина, в строгом костюме, держа в руках букет, переговаривалась с мэром Потаповым и Рита, только приглядевшись, узнала в ней Булавинскую Татьяну. Рита покрутила головой, ища мужа. Не нашла. Но дергаться не стала: придет, куда ему деться. Прошло еще минут десять и вот, из ворот собственного дома вышли, держась за ручки, принаряженные старики Булавины. Александра Егоровна в голубом летнем платье, с рюшечками да оборочками на длинном подоле. Седые косицы превратились в гладко зачесанные назад волосы, украшенные на темени парой заколок с искусственными голубыми цветами. В ушах ловили солнечных зайчиков золотые серёжки. Михаил Иванович, в черном костюме, в белой рубашке, с голубым галстуком выглядел настолько представительно и внушительно, что Рита замерла от восхищения. Старики встали перед толпой. Потапов, передав Татьяне какие-то бумаги, оглянулся на паренька с камерой, кивнул ему и обратился к чете Булавиных: –Дорогие Михаил Иванович и Александра Егоровна! Сегодня, второго августа, две тысячи двенадцатого года, мы приглашаем вас на торжественную повторную регистрацию вашего брака, который длится уже шестьдесят пять лет! Прошу… Речь мэра заглушили аплодисменты и восторженные крики земляков: –Молодцы! Поздравляем! Дед Михаил! Целуй баб Шуру! Горько! Потапов, лысый, низкорослый толстячок с круглым животиком, сделал жест рукой, призывая к тишине. И повторил: –Прошу в машину, молодожены! Татьяна подошла к матери, обняла её, поцеловала в сморщенную старческую щеку, подарила огромный букет из трепетных нежных белых роз. Потом потянулась к отцу, тоже поцеловала и подталкивая засмущавшихся стариков, усадила их в машину. «Волга» фыркнула дымом и медленно поехала к зданию администрации. Парнишка с камерой перестал снимать, подбежал к своей машине, быстро нырнул в неё и поехал за «Волгой». «Газик» участкового пристроился за телевизионщиками. Народ поспешил следом. Рита, устав держать в руках тяжелую сумку с сервизом, зашла на подворье к Булавиным, аккуратно поставила сумку в летние сенцы и подумав, что все интересное может произойти без её участия, припустилась бежать. Успела вовремя. Видимо, устроители праздника все заранее просчитали или стариков везли по кругу, но когда Рита, запыхавшись, подбежала к кирпичному зданию с развевающимся на крыше триколорным флагом, черная «Волга» только выруливала на площадь. На крыльце здания администрации виновников торжества ждали двое мужчин. Первый – Ритин муж, Гриша. Принаряженный, чисто выбритый. «И когда успел?» - мелькнула мысль у Риты. Вторым был последыш Булавинского рода – Юрий. Сорокалетний крепыш с проседью в шевелюре. Булавин на вытянутых руках держал поднос с хлебом – солью. Машина подъезжала медленно, словно давая возможность подтянуться к площади всем желающим участвовать в праздничной церемонии. Рита подсуетилась, протиснулась через сельчан и встала рядом с крыльцом, при этом приветливо улыбнувшись мужу. Мол, вот она я! Туточки! Черная «Волга» остановилась, но Булавины не вышли из неё, пока вновь не появился парнишка с телекамерой. Затем из машины вышел Потапов, потом Татьяна и наконец, молодожены. Мэр поднялся на ступени крыльца, прямо перед Юрой, попросил тишины. Неизвестная Рите девица, видимо приехавшая с телевизионщиками, в короткой юбке, ярко накрашенная, подала Потапову микрофон и встала рядом. Сергей Иванович откашлялся и обратился к супругам: –Михаил Иванович! Александра Егоровна! Узнав о вашей знаменательной дате, мы сначала решили поздравить вас в мэрии, но потом решили, пусть ваше праздничное событие будет принародным. Вы заслужили эту честь. Не каждой семье удается дожить до «железной» свадьбы! Это значит, что ваша любовь, что объединила вас в начале вашей семейной жизни, не исчезла с годами. Не потускнела под гнетом неприятностей, её искра не потухла в пору беды, а лишь ярче и сильнее разгорелась и превратилась в жаркое пламя, что обогрело не только ваших детей, но и всех, кто долгие годы прожил с вами…. Стоящий рядом с Ритой мужик, хохотнул и прошептал соседу: –Во шпарит, Иваныч! Не хуже, чем в телике… Сосед отозвался: –Точно, Федька. Рита шикнула на мужиков и стала слушать дальше. Потапов еще минут десять перечислял все подвиги и заслуги четы Булавиных, желал всех благ, потом выдохся, начал повторяться и смутившись, сунул микрофон в руки накрашенной девицы. Та поправила рукой взлохмаченную рыжую шевелюру и коротко объявила: –Это…Ну…Может кто из ваших скажет? Ну…Чё нибудь… Ритка плюнула с досады. Это ж надо было этой крашеной кикиморе такой хороший душевный настрой порушить своим «нуканьем»…поразмыслив секундочку, Рита решила выступить с речью, но её опередили. Юрий Михайлович Булавин, передал хлеб-соль стоявшему рядом Грише, спустился со ступеней, откашлялся и тихо, почти шепотом сказал: –Маманя…Батя…Спасибо вам за все…За то, что родили и вырастили…За доброту вашу сердечную и понимание…За поддержку, когда жизнь, чтоб ей…в дугу гнула…За все…Дай Бог каждому мужику такую жену иметь, как ты, маманя…Ты ж золото у нас…Высшей пробы…И батя тебе под стать…Поздравляю вас…Живите еще сто лет! Чтобы в окошках наших под черемухой, всегда огонек светился…Чтобы знать, что есть дом, где тебя любят и ждут…Чтобы ваша любовь для других примером была…Эх!!! Чего там! Горько!!!! Люди дружно подхватили Юркин призыв: –Горько! Горько! Горько! – скандировала толпа. И Михаил Иванович, улыбнувшись, нежно поцеловал супругу… –Вот! Вот! Объявляем вас мужем и женой! – заорал Гришка и тут же добавил: –Граждане! Сельчане! Просим пройти всех в школьную столовую! Отметить надо такое событие! Что надо человеку чтобы душа пела? Чарку водки, хорошую компанию и повод для радости…Гуляли сельчане Веселовки с размахом, широко и весело, чествуя, вполне заслуженно семейную пару. Говорили им много добрых слов, шутили без злобы, желали долгих лет и здоровья…Скоро и баян голос дал, развернув меха на всю ширь и вздрогнула ночь от задорной частушки… Никто не заметил, что старики, как бы, не надолго выйдя из-за праздничного стола, обратно в столовую не вернулись. Шли они по улице держась за руки, звезды над головами озорно подмигивали супругам, освещали путь. Подойдя к дому, Булавины сели на скамеечку, передохнули. –Устал, Миша? – спросила мужа Егоровна. –Да…Не то что устал…Так…Зря это Танька затеяла…Шумиху эту…Посидели бы дома, тихонько, по семейному…Как Юрка предлагал…Нет, кучу народа всполошила…Весь день мы с тобой, что клоуны в цирке…Тьфу… –Будет, Миша! Успокойся…Татьяна как лучше хотела…Слышал, как обещали с администрации нам шифер на крышу выписать…Бесплатно…Юраша бы и перекрыл… –Обещали…Обещанного, знаешь…А Юрка наш молодец! Старшими сынами горжусь, а этим особо…Помнишь, как тебя инсульт долбанул? И я на ту пору в больнице был, ничем не смог помочь… А он…С ложечки тебя кормил, в баньке парил, мужик, а не погнушался… –Верно…Если б не Юрка, гнили б мои косточки уж лет пятнадцать…А он спас, выходил…Маманю свою…А семью потерял…Полгода со мной возился, какая баба стерпит…Вот и Ирка его…Пождала маленько, да и фьють… –Ничего, мать, Юрка мужик боевой! Мы с ним в прошлый год беседу вели, так он знаешь что сказал? Не хочу, говорит, батя, по нужде жениться. Хочу такую найти, как маманя наша….Чтоб по любви…На всю жизнь… –Найдет ли? Уж сколько лет в бобылях ходит? Мается, горемыка…Девки-то нынче – оторви, да брось! –Найдет, Шуронька…Верю, что найдет…Зря мы что ли жизнь-то прожили? Не может такого быть, чтобы поскребыш наш в одиночках ходил…Найдет! Какие его годы, он тебе еще и внуков быстро состряпает! Баба Шура заулыбалась: – И то, он шустрый… Старики замолчали. Приклонила к мужниному плечу седую голову Александра Егоровна, вздохнула. –Миш! Помнишь, как в сорок девятом тебя по доносу арестовали? Три месяца в камере просидел… –Помню, Шура…Хорошо, следователь честный попался…Разобрался быстро…Отпустил…И картохи твои помню, что в передачке мне носила…Эх, и не верится даже, сколь на наши души пережить всего пришлось…Выдюжили, не сломались…Я, Шуронька, в любых передрягах, только о тебе и думал…К тебе вернуться хотел…Если бы не ты… Обнял крепкой рукой жену Булавин. Еще что –то хотел сказать, не успел. Подошел Юра вместе с Ритой и Гришей. -Вот они где! Я ж говорил, домой пойдут! Дома лучше! Правда, батя? –А Татьяна где? – спросила Егоровна. Юрка рукой отмашку сделал: –Да ну её!!! Сидит, с телевизионщиками беседует… Юрка присел на корточки, положил ладонь на колено матери. -Маманя! Ну их всех! Пусть без нас гуляют! А мы по нашему, по Булавински…Тихо, мирно...Спой, мам! Свою, любимую… Александра Егоровна погладила сына по голове, улыбнулась мужу и запела: –Сронила колечко….со правой руки-и-и, забилось сердечк-о-о-о о ми-и-л-о-ом дружке… Рита прижалась к любимому мужу и стала мечтать о том, что через много лет, сохранят они свои чувства, и будут с Гришей, так же неразлучны, как старики Булавины. Лилась над спящим селом песня. Старинная, горькая…Люди слушали её и улыбались, потому что нет на свете такой силы, чтобы разрушить настоящую любовь… |