Маршрутка постепенно подъезжала к нужной мне остановке, оставалось буквально минуты две, и я выкрикнул:

- На Жукова, пожалуйста!

-Харашэо,- с акцентом ответил водитель: приезжий из стран средней Азии, и остановил машину в кармашке. Я расплатился и вышел.

Я не был в этих местах уже года четыре, и не возвращался бы сюда вообще, но сегодня пришлось: мать попросила передать какие-то деньги нашей бывшей соседке по лестничной клетке.

Я перешел через дорогу и оказался перед серым, советского типа девятиэтажным домом, растянувшимся причудливым гормошкообразным зигзагом и полукругом закрывающим находящийся внутри квартал от посторонних глаз. С других сторон двор тоже был закрыт домами, но не такими же длинными, а обычными прямоугольными пятиэтажками.

Этот квартал был похож на своеобразную крепость. Дом с двумя большими арками представлял собой каменную стену с воротами, а остальные дома были некими каменными укреплениями. Вокруг всей вереницы домов шла автомобильная дорога – ров. Внутри этой крепости находился дом спорта и дом творчества – это были непосредственно крепости. За этими стенами была своя собственная жизнь, были свои законы и правила, свои нормы и порядки, было свое микрогосударство, которое было сокрыто великанами-домами от посторонних глаз, и знали про эту жизнь лишь те, кто вырос внутри этой крепости. Я в этой крепости вырос.

Я сбежал из этих стен четыре года назад, и был несказанно этому рад. Наша семья переехала из квартиры в этом «зигзаге» в совсем другую часть города. И вот, спустя четыре года я снова вынужден оказаться здесь.

Я подошел к одной из арок и на минуту остановился, чтобы обвести взглядом знакомый до боли фасад дома, дорогу, и магазины на первых этажах. Я застегнул куртку, закурил и вошел в арку по мокрому асфальту так, словно это была красная ковровая дорожка, а вместо фан-фар смешивались завывания ветра и музыки в наушниках.

Перед моими глазами стояло небольшое одноэтажное здание из красного кирпича – дом творчества, слева маленькая детская площадка, овощная лавка и почта, а справа так же детская площадка, но уже большая: с каруселями, качелями, турниками и песочницами, и большой газон.

Как только я оказался внутри этой крепости, меня сразу же начали посещать десятки различных картинок, образов, будто бы вырванных из фотоленты моего детства.

Вокруг этого дома творчества я, будучи совсем еще маленьким, играл в «войнушку» со своими сверстниками с нашего двора. У тех из них, кто побогаче были пластмассовые автоматы, стреляющие пластиковыми пульками, у меня была выпиленная из дерева винтовка с гвоздиком вместо мушки, сделанная в мастерской у отца-столяра. У остальных же были и вовсе обычные палки, которые лишь при большом желании можно было признать похожими на оружие. Но тогда нам это было безразлично, мы делились на команды, прятались в кустах, искали друг друга, устраивали засады, а потом бегали и кричали на весь двор: «Ты убит! Ты убит!» и подолгу выясняли, кто же все таки выстрелил первым, кто попал, а кто промахнулся.

На детской площадке справа, совсем еще дошкольником, я играл в песочнице, потом, чуть повзрослев, катался на качелях и каруселях, или лазил по лесенкам причудливых спортивных агрегатов, или же рвал одуванчики на газоне для двух живших у нас дома крысок.

На дороге, проходящей вдоль дома, редко ездили машины, и поэтому летом я со своим младшим братом часто выходил на нее покататься на самокате и велосипеде.

Все эти картинки бурным калейдоскопом проносились у меня перед глазами, пока я стоял, как окаменевший, в конце этой арки.

Я отогнал от себя волну ностальгии и повернул направо, чтобы пройти по тропинке, ведущей через детскую площадку к моему бывшему подъезду. Площадка немного изменилась за эти четыре года: добавилась еще одна песочница, ее огородили заборчиком, поставили новые качели, окрасили старые. Теперь выглядела она более чем привлекательно, но детей на ней не было. Пустую площадку покрывал реденький слой желтых и красных листьев, было немного прохладно, несмотря на ясное небо и солнце, было последнее воскресенье сентября.

Я подошел к подъездной двери и выключил музыку в наушниках. Далее следовало три коротких гудка – писка и на экране домофона красным загорелось «105». «А я жил в сто шестой» - вспомнил я и нажал на кнопку вызова. Несколько монотонных звонков прервались женским голосом из динамиков:

-Да?

-Тетя Зоя, здравствуйте, это Влад Наумов, меня мама попросила вам передать…- не успел я договорить, как раздался звуковой сигнал и дверь открылась.

-Заходи, заходи!

Я вошел внутрь. В подъезде ничего не изменилось за прошедшие четыре года. Те-же зелено-белые стены, те-же надписи на них, те-же почтовые ящики на стенах, тот-же лифт, те-же наркоманы на первом этаже.

Я вызвал лифт, спустя минуту двери распахнулись, когда я вошел в тесную желтую, тускло освещенную клеточку воспоминания навалились вновь, так же неожиданно, как и в первый раз – словно сосулька с крыши, упавшая на голову. Сознание так же покинуло меня, реальность заменилась реалистичными образами.

Я учился в третьем классе, в тот день я вышел из дома и зашел в лифт, чтобы пойти на учебу, как вдруг, не доехав до первого этажа, лифт остановился и в него вошли два высоких панка. У них были большие черные ботинки, джинсы со множеством нашивок, на которых были нарисованы логотипы музыкальных групп, которых я тогда не знал, кожаные куртки, украшенные огромным количеством металлических клепок и шипов, серьги в ушах и проколотые губы, а на головах стоящие ирокезом и крашенные в зеленый и красный цвета волосы. Их вид настолько взбудоражил меня, настолько понравился мне, что потом я постоянно мечтал увидеть их снова, и даже сам пытался ставить себе волосы ирокезом воском, когда ходил на школьные дискотеки, за что меня там, конечно же, не любили. Потом уже я стал панком, общался с ними, слушал такую музыку и так-же одевался, но на тот момент я мог об этом только мечтать.

Школа, в которую я шел в тот день, находилась совсем недалеко от дома, минутах в пяти ходьбы, я отучился там первые четыре года.

Сначала я учился в 1 «б» классе, но потом учителя посчитали меня несколько умнее других и меня перевели в 1 «а», где меня почти сразу невзлюбили.

Я пытался наладить отношения с новыми одноклассниками, но они относились ко мне нейтрально или открыто враждебно, а поэтому отношения я смог построить далеко не со всеми. В итоге я общался с такими же непринятыми отщепенцами, как и я: игроманом Андреем и художником-самоучкой Ваней. Я рассказывал им разные выдуманные истории, Ваня показывал свои рисунки, которые он рисовал прям на уроках, а Андрей приносил новую музыку на своем современном телефоне и рассказывал об играх. Перед моими глазами до сих пор встает периодически Ванин рисунок воробушка, из за которого на него очень сильно накричала наша учительница, помяла рисунок и выкинула. Ваня плакал, достал рисунок и развернул, а затем убрал в какой-то учебник. Мне тогда было очень жаль Ваню, и я, как и он, был очень зол на учительницу, которую с охотой поддержал остальной класс.

Нас троих очень не любили. Компания из спортсменов, так называемая «элита» класса не любила нас особенно сильно, и пока остальные просто игнорировали нас, они нас били и по-всякому издевались. Нас били на переменах, в коридорах и в туалете, нас били после школы, во время прогулок, у нас забирали наши вещи и обзывали, сильнее всего доставалось Ване. Давать отпор мы боялись, потому что они были сильнее, и их было больше, а жаловаться мы не хотели, а потому – терпели. В конце второго класса родители Вани перевели его в другую школу и нас осталось двое, хотя давление, к удивлению, ослабло, и с нами даже начали общаться, хоть и продолжали издеваться.

В третьем классе у нас появилось два новых ученика: Вася и Сергей. Они были буквально противоположны друг другу: Сергей – худощавый спортсмен-задира из богатой семьи, а Вася – сильный, спокойный мальчик из бедной. Вася был старше нас на два года, потому что поздно пошел в школу и оставался на второй год, он гулял со своим старшим братом, от которого научился воровать, драться, курить, пить и нюхать клей, и чему потом научил нас: меня и Сергея.

Мы сдружились, потому что их тоже невзлюбили, и часто собирались у меня дома. Мои родители работали допоздна, а младший брат до самого вечера был в продленке в садике. Мы сами готовили себе какую-то еду, пили разбавленный водой тройной одеколон и другой алкоголь, который находили у родителей, нюхали клей момент, курили украденную у дедушки одноклассника «балканскую звезду» и слушали рок с дисков моего отца. Мы чувствовали себя взрослыми, сильными и какими-то особенными. Девочки из класса стали тянуться к нам, мы обрели некоторое уважение.

Теперь нашу компанию уже не гнобили так сильно, Вася заступался за меня, а его все боялись, Сергей был посмелее и мог постоять за себя сам, хотя это, обычно, не требовалось. Иногда все же случались драки, но я, поддерживаемый друзьями, дрался один на один, и иногда даже побеждал. Конечно, внутри нашей компании тоже иногда были ссоры, пару раз мы ссорились с Сергеем и даже дрались, но после одной из драк, где мы неплохо поколотили друг друга , после этой драки он сказал, что я на самом деле сильнее, чем кажусь со стороны. После этого мы больше не ссорились.

Мы иногда прогуливали уроки, обычно по субботам, или убегали с продленок. Хотя я, в отличие от Сергея и Васи, учился хорошо.

Весь учебный год все было хорошо, но летом, когда Вася и Сергей разъезжались кто куда, я оставался один, и меня гнобили вновь. Они вновь издевались надо мной, звали гулять, а затем убегали, вновь били. Я ненавидел их, а они меня презирали. Я хотел заслужить их уважение, а они использовали это, и издевались с новой силой.

Я не знал из за чего они так относились ко мне: из-за того ли, что я лучше учился? Из-за того, что лучше всех читал стихотворения наизусть? Из-за театрального кружка, в который я ходил, или из-за того, что у меня были очень длинные волосы? Может быть из-за того, что я слушал другую музыку? Или потому, что я спас летучую мышку, которую они забрасывали камнями в арке? Я не знал.

В начале четвертого класса Вася ушел в другую школу, в связи с переездом семьи, а Сергей переметнулся к врагам. Я снова остался один, и был очень расстроен, я даже плакал, помню, до того мне было плохо. Ведь меня ожидал последний год самых жестоких моих гонений и издевательств надо мной. Но я отвлекся.

Двери лифта распахнулись, и я оказался на девятом этаже. Напротив от меня была дверь моей бывшей квартиры, слева квартира тети Зои, а справа – квартира бывшего одноклассника и предводителя моих врагов – Саши. Иронично , что главный ненавистник и объект ненависти жили по соседству и часто бывали друг у друга в гостях, потому что родители этих детей хорошо общались.

Я повернул налево и постучался в квартиру сто пять. Тетя Зоя почти сразу открыла дверь:

-Ой! Влад! Прям не узнать! Заходи, чай хочешь?

Я зашел, но раздеваться не стал:

-Здравствуйте, нет, спасибо, я тороплюсь…

-А голос то как изменился, совсем взрослый стал, возмужал! Тебе сколько лет сейчас?

-Семнадцать вот будет.

- Совсем большой! Мужик! В армию скоро пойдешь!

-Нечего мне там делать…Тетя Зой, вот мама просила деньги за мясо отдать, вот, возьмите.

-Спасибо, чай точно не хочешь?

-Ой, нет, извините, тороплюсь.

-Эх, жалко, ну ладно… Но вымахал то как! Невеста то есть?

-Нет еще, успеется. Ну ладно, пора мне, до свидания…

-Ну давай, Владик, пока! Маме привет, приходите в гости!

-Хорошо, передам, придем, до свидания! – ответил я и вышел, дверь за мной захлопнулась. Как же я ненавидел это «Владик», до боли, как будто мне все еще десять.

Я вызвал лифт и поехал обратно, походу дела вновь вставляя наушники в уши и включая музыку, агрессивный панк-рок хлынул мне в мозг. Я быстро вышел из подъезда, закурил, и быстрыми шагами направился в сторону остановки. Я хотел как можно быстрее убраться из этих мест.

Я шел обратно той же дорогой, и проходя посередине детской площадки еле услышал какой то крик сбоку, я не останавливаясь достал наушник, и точно, сбоку кричали:

-Влад! Влад! Наумов!

Я непроизвольно обернулся на крик, сбоку ко мне приближались два парня, я узнал их. Это были Саша и Вова, те самые, которые больше всех издевались надо мной четыре года подряд, именно из-за них я ушел в другую школу, как только мне предложили – после четвертого класса, а потом еще три года избегал всяческих встреч, пока не переехал отсюда вовсе.

-Здарова! Ты че тут? Как дела? Где живешь сейчас? Где учишься? – осыпали они меня вопросами, как только подошли. Вид их был весьма дружелюбен, они говорили так, будто встретили старого друга, а не врага, или они все то, что было, воспринимали как шутку? Вова протянул руку.

Внутри меня все дрожало, в сознании самым ярким образом вспыхнула картина: четвертый класс, зима, после школы весь класс, все мальчики и девочки, кроме меня, собирались идти играть в «царь горы» на снежную гору, что находилась за школой. Я собирался идти домой, но тут Вова с Сашей подошли ко мне и позвали идти вместе со всеми. Я подумал, что это своеобразный знак примирения, дружеский жест и согласился. Сначала все это было лишь игрой, и не выходило за ее рамки, но потом, через минут десять, я понимаю, что все они целенаправленно сталкивают меня. После этого они начали закидывать меня снежками и кусками льда, а потом, когда я собрался было уходить, отобрали мой рюкзак и начали перекидывать его друг другу. Я разозлился совсем, и когда рюкзак кинули Вове, стоявшему ближе всего ко мне, я набросился на него. Через несколько секунд они повалили меня на землю и избили, сильно, на глазах у всего класса. Какая-то женщина, проходящая рядом, разогнала их, и я пошел домой: побитый, оборванный и страшно униженный. Я всегда приходил домой униженным, но настолько – впервые. Я пришел и принялся мыть одежду, чтобы родители ничего не узнали, я хотел отомстить сам. Родители не узнали, а я так никогда и не отомстил…

Прошло уже семь лет с того дня, но воспоминания так сильно ударили мне в голову, что мне показалось, будто бы все это было вчера. Меня захлестнула волна ненависти, злобы, обиды. Кровь пульсировала у меня в висках.

В голове проносились мысли о том, что теперь я уже не тот маленький, хилый, длинноволосый трусливый мальчик. Я стал сильнее, взрослее и смелее. Я должен был им отомстить. Должен.

«Когда бьют по правой щеке, подставь левую». Я должен быть выше этого, я должен быть выше, чем они, ведь я умнее. Я не должен уподобляться им, использовать из же методы!

Мне казалось, что время застыло, и я думал уже минут десять, все было как в Американском кино, замедленная съемка. Воздух сгустился, я выпал из времени. Образы всех унижений, все подробности, все четыре года пролетели перед глазами так явственно, будто я посмотрел фильм про самого себя. Но прошел всего лишь миг.

Я приподнял голову, Вова все еще держал руку, я посмотрел ему в глаза – он улыбался, он смеялся надо мной в душе, они тоже все это вспомнили сейчас…

Ненависть захлестнула меня с новой силой, жажда мести душила меня: «Нет, теперь я вторую щеку не подставлю, я кину камень в лицо, я изменился, теперь у меня хватит сил стереть улыбку с его лица!»

-Эй, Влад! – окликнул меня Вова.

Я сделал полшага к нему, выпрямляясь на ходу, и, вложив всю свою злобу и ненависть в руку, ответил на рукопожатия, представляя, как разбиваю ему лицо. Нет. Я выше…Я все еще трус...