Рождество на мыс Каменный приходит быстрее, чем в столицы. Дети ждут его с большим нетерпением. Сугробы лежат по улицам такие, что ни глаз, ни окон не видать.

Порою так задует, что только по верёвке и проберёшься: снизу толстый влажный наст – катком стелется; сверху – сильный мокрый ветер толкает в спину. Тут уж шагай – не зевай. И в школу не захочется.

Герман – хороший мальчик. Но ветра и холода – не любит. Дома хорошо. Тепло. Только сестрица слегка вредничает. Старшая. Вот и думает, что всё ей позволено. А школа… До неё ещё дойти надо.

Пока ветрено – можно и не ходить. Носом в стекло упрёшься – сугробы. Только с табуретки и выглядишь что-нибудь. Хорошо бы папаню выглядеть…

- Герка! Куда ты запёрся?! Свалишься с табуретки. – вот и маманя туда же.

- Не свалюсь. – огрызнулся Герка.

- А он у нас в Рождество шишки собирать собрался. В лес-то – никак. Пока всё не соберёт – от табуретки не отлипнет. Может, лентой для мух примотать? – изгаляется сестрица. Сама, поди, подарков ждёт!

- Людочка, Солнышко! Ведь и ты папаню ждёшь. Давай мы и тебя примотаем.

- Это вы всё колесите, да выглядываете. – она посерьёзнела. – А я и так вижу хорошо. Вон – идёт… - она улыбнулась. – И несёт в рукаве…

- Чего? Чего несёт-то?

- Не чего, а кого.

- Рыбу, наверное. – мать, подойдя к табуретке пригладила его чёрные непослушные пряди.

- Герка, в кого ты такой смуглый, да чёрный? И холода не любишь.

- В соседа! – угукнула сестрица. – И рыбу не ест. Бананов тебе?

- Мне бы… Ёжика. – Герка зажмурился. – Я б его молоком поил.

- Сосну кедровую поставили! Ёжика ему не хватает. – сестрица развела руками.

- Ну где там папаня-то? Ведь ты сказала – идёт. Врёшь… Как всегда – врёшь…

… Через пятнадцать минут щёлкнул дверной замок. Свежий ветер ворвался в дом. Заспешил к камину. Причесал языком прядки жёлтого пламени.

- Папаня! – радостно завопил Герка.

- Дедушко Мороз пришёл. – пробасил отец. – Разбирай гостинцы!

-… Ну-ка, мать, достань там в рукаве.

- Рыба? – ласково засуетилась хозяйка.

- Чистая рыба. – крякнул он. – Как заткнул в подкладку, так и прижухла.

- Мокрый, поди.

- Мокрый. – кивнул он.

… Та засуетилась, стаскивая с мужниной руки волглую дублёнку. На пол бухнулся сонный ошарашенный кот. Короткая чёрная шерсть его намокла и стояла дикими иглами, как у порядочного ежа.

- Тьфу! – брезгливо сплюнула на пол хозяйка. – Ты, дед, видно, умом тронулся.

Круглые жёлтые фары глаз вспыхнули, что такси, прибывшее к месту назначения, и тут же погасли.

- Мурзик. (отец огладил кота) – Вон как мурлыкает в тепле! – поглаживая, продолжал:

- Давно прибился. Всю дорогу за мной шёл. Я – по верёвке, чтоб не снесло. Он – по насту. Бултыхнется. Прочухается. И снова догоняет. Так и дошли.

- Дед… - хозяйка в замешательстве наклонилась к чёрной бедовой голове… - ёж твой ухи на ходу теряет. Смёрзли совсем.

- Ах ты, мать! Водочки плесни нам. А лучше – спиртику. Гангрены бы не было…

… Так и остался в доме кот, что ёж безухий. По ночам топал, шастал по дому. К утру – заворачивался в газету. И уж никто не смей его будить.

Однако, разбудили на беду.

Как-то утром в проёме двери, утопая в ондатровой шапке, едва не выпрыгивая из кацавейки, вся – в кольцах, при золотых часах, в рубиновых серьгах, замаячила, как бывалый матрос на палубе, Матильда Прохоровна:

- А-а!.. Вот вы где. Про вас бабка Нейман баяла:

- Ух-ты, тух-ты! Не тронь, порвут. Скажи!.. Страхи ночные… Кухаркины дети!

- Ты… Кто? – выйдя, Герка хлюпнул носом и тут же отёрся рукавом.

Та аж подскочила:

- Какой наглец! Не ты, а Вы.

- Мы – тут с Мурзиком. – невозмутимо продолжал Герка. – А ты… - кто?

- Вы! – Матильда Прохоровна. Твой классный руководитель. – она для пущей убедительности ткнула себя пальцем в грудь.

- Классный?.. – он кисло улыбнулся и тут помотал в стороны головой, затем зашёл сзади, сбоку. И вдруг выдал:

- Ты тут одна. Чего припёрлась?!.

Матильда в негодовании раздула ноздри. Кацавейка её, распахнувшись, вывалилась в проём двери. Ондатер лихо завалился на сторону, обнажив рыжий «локон страсти»:

- Мать… Где? Подонок!.. – она уже не сдерживаясь, орала во весь свой крашенный рот, заведенный аж до самого носа ярко-алым акульим бантом. По комнате загрохотали.

- Я… Вот она. – Алиса Ивановна, виновато вытирая руки, переступила порог: - Что случилось-то, Матильда Прохоровна?

Та аж задохнулась:

- Ты ещё спрашиваешь?!,

- Не ты, а Вы. – мягко поправил Герка.

- Ты?!. - у Матильды перехватило дыхание.

- Вы. – настоятельно и тихо продолжал Герка.

- …Обнаглели совсем. Четверть кончается. А сынок ваш только дважды в школе показался.

- Я бы мог туда с корью прийти… - Герка улыбнулся. - Цветной такой… Вместе веселей.

- Ты!.. – Матильда едва выпыхнула.

- Вы. – спокойно поправил он.

- … Идите Матильда как вас там?.. – Алиса Ивановна в сердцах бросила на стул полотенце.

- Прохоровна! – крикнула Матильда. – А как зовут тебя… и в классе-то никто не знает…

Высокая фигура отца огромной плотной тенью притушила отблески бесноватого камина.

- Я – Герман! – мальчишка приосанился уперев руку в бок, - Викторыч. Значит – победитель.

Отец удивлённо вскинул глаза. Войдя, мягко подвинул с порога «руководителя», громыхнув:

- Победитель, ядрёно сало! Не драли давно?!. Так ить быстро… - ошарашенный Герка затравленно вжал голову в плечи, с ходу заполучил «леща» и тут же вынырнул, упёршись носом в рыхлое Матильдово пузо.

- Ах ты! – она резко взвизгнула, всеми кольцами вцепилась в круглое оттопыренное ухо и – пошла таскать по комнате «победителя».

Да не тут-то было.

Кулёк под телевизором зашевелился. Мурзик приоткрыл один глаз. Насторожился… Сизое отмороженное ухо выползло из куля. На пол полетели куски драной газеты, тёмной шерсти.

На всей скорости кошачье «такси» рвануло вверх. Жёлтые «фары» пыхнули. Визгливая женская сирена разрезала воздух. Герка растерялся: «Люси!».

- Чего надо? - Старшая сестрица, вытаращив огромные, белёсые, как у рыб, глаза, усмехнулась, глядя на Матильду.

… Безухий «ёж», усевшись поудобнее на Матильдиной голове, с чувством топтал рыжего ондатра.

Люси невольно улыбнулась во весь рот. Обнажились её очаровательные белоснежно-голубо-жёлтые зубки в четыре ряда. Как у истых рефаимов:

- Герка! – она с тоской клацнула зубами: - Пожрать бы…

Матильда, завопив, качнулась в сторону и… рухнула на прибитого снеговой влагой прижухшего ондатра.

На полу лежало рваное ухо в золотой серьге. С рубином. Над ним, улыбаясь во все четыре ряда зубов, маячила Люси. Хозяин дома сочувственно наклонился к поверженному притихшему «руководителю»:

- Эй, Прохоровна, подбери! Нам чужого не надо.

Мурзик лениво зевнул и снова завернулся в газету.

Январь, 2013г.