В замке никто не ждал Мустангера. Старички слуги привыкли, что он появляется также внезапно и непредсказуемо, как и исчезает вновь. Король Август спрашивал у своих подданных о том, куда подевался Мустангер, но Жильбер отвечал, что тот, скорее всего, вернулся к свой лесной жизни, которая была ближе и привычнее ему, чем суета при дворе. У Августа было много дел, поэтому он не мог уделить время поискам Мустангера, тем более, что и сам, хотя и с легким разочарованием, разделял точку зрения Жильбера по поводу внезапного исчезновения своего сподвижника. Елира не ждала Мустангера по своей, только ей известной причине. Через три дня после отъезда своего возлюбленного она написала письмо, и вместе с двумя картинами отправила в его родовой замок. То есть, конечно, она ждала его, ждала каждый день, каждый час, каждую минуту. Но тотчас говорила себе, что, как она смеет надеяться на то, что он вернется, после того, как прочтет ее письмо, что она эгоистка, и не имеет никакого права ждать его. Но, все равно, вытирая, выкатывающуюся из-под ресницы слезинку, шептала: “Господи, хоть бы еще разок увидеть его!” Медведица шла на едва различимый, но такой манящий запах. Вначале он действительно был настолько слабым, что она шла на него безотчетно, лишь поддаваясь соблазну, но по мере приближения ее вел уже инстинкт хищника, потому что это был запах свежей крови. Она нашла его, и когда увидела и стала обнюхивать лежащего человека, она почувствовала еще один знакомый запах, и потом вспомнила, что это запах “того самого человека”. Она вырвала зубами две палки, торчавшие из спины, затем, ухватив зубами за одежду, поволокла его. Медведица подтащила его к небольшой лесной пещере, даже не пещере, а углублению, над которым навис каменный козырек. Закатила тело Мустангера под этот естественный навес. Это было хорошее убежище – корни большой сосны, росшей на покрытом мхом камне, образовывали с одной стороны забор, ограничивая вход под навес. Медведица прикатила еще два больших камня, полностью перекрыв доступ в убежище. Она спасала его от других зверей и, сама того не подозревая, похоронила Мустангера. Аудачио во весь опор скакал к лесной хижине, которую построил еще его отец, и которая стала для него вторым, если не первым, домом. После того как ему исполнилось 16 лет, он перебрался жить в эту хижину. Верные слуги, муж и жена, еще во времена детства Мустангер были престарелыми, а когда они воспитывали Аудачио, уже стали совсем глубокими старичками. Наверное, их век на земле должен был бы закончится раньше, но Аудачио продлил им жизнь, потому что они просто не могли оставить совсем одного маленького мальчишку, пока тот не научился заботиться о себе сам. Они не знали, что случилось с его отцом, но не очень-то на него рассчитывали. Когда их воспитаннику исполнилось шестнадцать, он уже был совсем самостоятельным юношей, и старички, до конца исполнив свой долг, спокойно и тихо умерли в один день. После смерти старичков, оставшись совсем один в своем родовом замке, Аудачио почувствовал желание разобрать и привести в порядок семейные бумаги и архивы, чтобы побольше узнать о своих предках. Так он и наткнулся на не вскрытую посылку, адресованную его отцу и пришедшую много лет назад. Аудачио открыл ее: в посылке лежали две картины и письмо. На одной был изображен его отец в черном плаще с вышитым драконом, в шляпе с плюмажем, усмиряющий мустанга, вставшего на дыбы. На второй картине красивая девушка с золотыми волосами стояла ночью на мосту. Почти полная луна, высунувшись из-за облаков, освещала ее лицо, а на темной неровной поверхности воды оставляла блестящую лунную дорожку, уходящую вдаль. Девушка на картине нарисована крупным планом, и создается впечатление, что ты стоишь совсем рядом с ней, не дальше вытянутой руки... Аудачило прочитал письмо. Он сразу догадался, что автором письма и обеих картин был один и тот же человек… эта рыжеволосая девушка, стоявшая на мосту лунной ночью. “Дорогой, Мустангер. Я должна была все это рассказать тебе, когда ты был рядом. Но я не могла – мне было так хорошо с тобой, что у меня не хватало сил омрачить и испортить эти прекрасные моменты. Там на мосту, и не только на мосту, но и много раньше, когда ты появился так внезапно под моим окном, да, в общем, для меня это не было внезапно, ведь, я все время ждала, что ты приедешь, уже тогда мне хотелось прижаться к тебе, растрепать твои кудри, хотелось, чтобы ты крепко обнял меня, поцеловал и не отпускал долго-долго. Но что делать, когда ты понимаешь, что сама во всем виновата. Я должна рассказать тебе всю правду и мне будет легче, если ты прочитаешь это в письме. Сейчас ты, наверное, еще скачешь на восток к своему замку. Я только что закончила картину «Лунная дорожка». Ты стоял на мосту со мной и видел эту красоту живьем, так что сможешь сравнить картину с оригиналом. Мне захотелось написать ее твоими глазами, чтобы ты вспомнил ту ночь. Когда я писала ее, слезы текли у меня из глаз, потому что я все время помнила, как я жестоко поступила там на мосту. Прости, если можешь. Но я не могла, моя душа разрывалась на части, я больше всего на свете хотела услышать слова готовые сорваться с твоих губ, но… я не могла этого допустить. Ну, вот опять слезы, сейчас я залью письмо, и чернила расплывутся. Я, вообще, стала очень слезлива, такого раньше со мной не бывало. Не смейся, правда, я всегда была довольно мужественна и не давала спуска своим обидчикам. За это я и поплатилась. Ты знаешь Эрвина. Мы вместе с ним учились в школе. Еще там он обидел меня. Он не верил, что я могу рисовать не хуже, а лучше его, и поэтому украл и уничтожил мою лучшую детскую картину. Мне хотелось доказать всем и ему, что я хорошо, лучше его рисую, и что я такая замечательная. Господи, как это глупо. Только встретив тебя, я почувствовала, что такое любовь – ты не пытаешься казаться лучше, ты не хочешь ничего никому доказывать, ты просто паришь, и от счастья переполняющего тебя, ты становишься лучше, но без неестественных усилий, не от ума, а от сердца. Мы были вместе с Эрвином в подполье. И я добилась своего – он стал считать меня лучшей, он влюбился в меня, но я-то не люблю его, а цена, которую я заплатила за свою победу – это непреодолимая преграда, вставшая на пути моей настоящей любви, любви к тебе. Мы не можем любить друг друга, я не могу обманывать тебя и не могу обременять тебя. Ты, наверное, уже догадался, хотя я пишу очень сумбурно, все потому что мне очень-очень горько. Ты уже понял, что я ношу ребенка – ребенка от нелюбимого мной человека. Вот, я и написала это. Если ты дочитаешь до этого места, ты, наверное, проклянешь меня, потому что я из-за гордыни была вначале нечестна с Эрвином, а потом и с тобой. Прости, прости, прости и забудь меня. Нет! Я пишу тебе - забудь, но посылаю картину, на память. Женская логика. Сожги ее и забудь. Но знай - я люблю тебя.“ Когда Аудачио нашел это письмо, он еще не знал наверняка, умер или жив его отец. Подсознательно он чувствовал, что Мустангера нет в живых. И не только потому, что отец не появлялся уже больше десяти лет. Он просто чувствовал это. Несмотря на то, что отец провел с ним чуть больше недели, когда Аудачио едва исполнилось пять лет, воспоминания об этих днях остались самыми яркими и отчетливыми из его раннего детства. Он помнил хижину отца и, отправившись в лес, нашел ее. Он помнил и историю с медведицей ее детенышем. Медвежонок вырос в огромного бурого медведя, но тоже не забыл своей встречи с маленьким человеком. Хотя прошло много лет и Аудачио, и медвежонок выросли и сильно изменились, но они сразу узнали друг друга, когда встретились в лесу. Наверное, медвежонок узнал в Аудачио того маленького человечка по запаху, а Аудачио скорее просто почувствовал, что это тот, с кем было связано самое яркое воспоминание детства. От медведя он окончательно узнал о смерти своего отца – тот привел его на могилу Мустангера, сделанную медведицей. Прошло еще десять лет. Аудачио жил в своей хижине в лесу. Лишь изредка он наведывался в замок, странствуя по королевству. В хижине он сделал тайник, куда перевез из замка две картины, письмо и некоторые бумаги отца. Их было не много, на одной из них был начерчен, видимо, рукой Мустангера, план подземного хода, ведущего во дворец короля. Главное, что на этом плане было четко указано местонахождения колодца, который служил входом в подземелье. Аудачио, с того момента, как только прочитал письмо золотоволосой художницы, адресованное его отцу, захотел разыскать автора. И вот спустя десять лет ему это почти удалось. Он обладал каким-то особенным чутьем. Возможно, это следует назвать шестым чувством, которое вроде бы без видимой причины безошибочно вело его туда, куда влекло его сердце. Иногда он мог чувствовать, что где-то происходит или должно вот-вот случиться какое-то важное события, которое может повлиять на всю его жизнь. И тогда он несся туда ведомый невидимой силой. Так было и в истории с Кауфманом. Аудачио почувствовал, что где-то недалеко идет неправедный бой, и он появился как раз вовремя, чтобы помочь здоровяку в неравной битве. А потом тоже чувство подсказало ему, что этот купец приведет его к золотоволосой художнице, и что в день Карнавала ему надо будет воспользоваться планом подземного хода, найденного в бумагах отца. Только сейчас, когда он скакал за картиной в свою хижину, Аудачио вдруг осознал, сложив два и два, что Нести, которую он нашел, несмотря на то, что была как две капли воды похожа на золотоволосую художницу с картины “Лунная дорожка”, никак не может быть ей. Ведь, картина и письмо были написаны двадцать лет назад, а Нести тогда либо еще не было вовсе, либо она была младенцем. Как только Аудачио вышел из бамбуковой гостиной, чтобы отправиться за картиной-двойником, Полицмейстер, сделав наклон всем своим достаточно грузным телом в сторону Короля, вполголоса проговорил: - Ваше Величество, позвольте распорядиться, чтобы мои люди проследили за этим юношей. Он очень опасен. - Нет, уважаемый Полицмейстер, - ответил Король. – Он вернется. И вернется так быстро, как быстро сможет домчаться самый быстрый конь королевства до его дома и обратно. Уверен, что ваши люди просто не поспеют за ним. - Но Ваше величество, по-моему, мои люди не раз, в том числе и сегодня, доказывали свой профессионализм и преданность. - Да, господин Полицмейстер, ваши люди хорошие профессионалы и преданы вам и своему королю… Но никакой профессионализм и никакая самая верная преданность не смогут соперничать с настоящей любовью. Он, безусловно, безумно влюблен в нашу гостью. Нести покраснела и опустила глаза. - А разве, она не наша пленница? - возразил Полицмейстер. - И если Вы, Ваше Величество, решили, что она не виновна, и Вы вашей королевской властью прощаете ей все ее ммм… проступки, то, по крайней мере, она все-таки будет заложницей до возвращения Всадника? - Нет, конечно, Вы никакая не заложница, - обратился Король к Нести. - Но я очень прошу Вас остаться на несколько дней погостить в моем дворце. Тем более, что у меня будет к вам одно поручение. В этот момент зашел слуга и доложил о прибытии Наиглавнейшего Художника. - Пусть заходит, - сказал Король. Вошел Наиглавнейший Художник, церемонно поклонился Королю, затем более небрежно кивнул Полицмейстеру и, наконец, перевел взгляд на третьего человека, находившегося в зале. Ничто, наверное, не смогло бы произвести на него большего впечатления. Даже если бы он вдруг увидел перед собой бога с мефистофельским хвостом и рожками вместо нимба, то и это не поразило бы его так сильно. Перед ним, как он подумал в первый миг, увидев знакомый плащ и шляпу, стоял Мустангер, но взглянув ему в лицо, он тут же убедился в своей ошибке и увидел, что это Елира. Все смешалось у него в голове. Он даже не смог сдержать, вырвавшегося возгласа: - Елира! Король оборвал его: - Эту девушку зовут Нести. И она утверждает, что неплохо рисует. А это по вашей части, уважаемый Наиглавнейший Художник. И я хочу, чтобы немедленно во дворец было доставлено все необходимое для того, чтобы Нести смогла писать портреты. - Но, Ваше Величество, - забормотал еще не пришедший в себя Наиглавнейший Художник, - Вы же знаете, что картины пишут лишь члены Гильдии… - Я - король в этом королевстве, и я повелеваю, чтобы немедленно во дворец были доставлены, краски, холсты и… что там еще нужно, короче, все необходимое и непременно самое лучшее. Слышите меня! И обратившись к Полицмейстеру, добавил: - А Вы, распорядитесь, чтобы ко мне немедленно доставили того заморского купца и мальчишек, о которых вы говорили. - Ну-ка, рассказывайте мне все начистоту, как было дело, - сказал Король, строго взглянув на Крысолова и Дэймона, когда их вместе с купцом доставили во дворец. Мальчишки стояли и рассматривали носки своих потрепанных башмаков. - Что, языки проглотили? Говорите. - Мы же уже все рассказали, - залепетал Крысолов. - А теперь рассказывайте все мне, - повелел Король. - Ну, мы гуляли и вдруг увидели подозрительного дядьку, - начал Дэймон. - А что же в нем было подозрительного? Крысолов покосился на купца и сказал: - Да посмотрите сами, какой он огроменный, да и разве у нас носят такие штаны. Мы сразу догадались, что он иностранный шпион. - К тому же у него был огромный баул, и картина, - добавил Крысолов. - Отпустите нас, Ваше Величество, мы не виноваты, - вдруг законючил Дэймон. - А почему Вы украли у него картину? - Как почему? Ведь он шпион. Значит, он стащил картину. - Мы хотели вернуть ее в гильдию художников, - добавил Крысолов. - А как картина оказалась у тебя? – обратился Король к купцу, - И, вообще, как ты, заморский подданный, очутился в нашем королевстве? - Ваше Величество, я часто бываю в вашем королевстве по торговым делам, и на это у меня есть верительная грамота от вашего министра торговли. Картину действительно стащили эти сорванцы, а где я ее взял, сказать не могу. Несси, стоявшая в глубине зала, выступила вперед: - Это я подарила картину господину Кауфману. Он всегда был добор ко мне. Купец, до этого не видевший, что Несси тоже в зале, проговорил: - И Вы здесь, дитя мое. Как же они нашли Вас? Клянусь честью, я ни словом, ни взглядом не выдал Вас. Король обратился к Полицмейстеру: - А как этот господин беспрепятственно разгуливает по нашему королевству? Ведь, как мне известно, все наше королевство отгорожено от других стран, и никто не может ни выехать их него, ни заехать? Полицмейстер слегка пожал плечами: - Ваше Величество, я бы не хотел это обсуждать здесь и сейчас. Тем более, как Вы видите, грамоту выдал министр торговли. - А я хочу знать здесь и сейчас, - оборвал его Король. – И Вы, как Главный Тайный Полицмейстер, должны быть в курсе всех дел, которые происходят в королевстве. Отвечайте. - Ваше величество, Вы совершенно правы, граница нашего королевства окружена стеной и охраняется денно и нощно. Никто их наших граждан не может выехать за пределы королевства, и чужеземцам закрыт въезд к нам. Но… есть небольшие исключения, без которых, увы, не обойтись. Например, морские гребешки, которые так любит Ваше Величество, никак не раздобыть в нашем королевстве, и мы их покупаем у соседей. - Не делайте из меня идиота, я прекрасно знаю, что мы обмениваем, продаем и покупаем товары у наших соседей. Но весь обмен происходит на границе, в специальных местах, и ведает этим министр торговли. Но при этом иноземцы не ступают на нашу землю. Полицмейстер развел руками: - Вы опять совершенно правы, но и из этого правила бывают исключения. - Конечно, бывают, - подхватил купец, - вот и ваш министр торговли несколько раз бывал в нашей княжестве. Да, если мне не изменяет память, то и Ваш Полицмейстер бывал вместе с ним. - Обо всем этом Вы, Полицмейстер, доложите мне вместе с остальными министрами на Совете, который вы должны собрать немедленно, - повелел Король. - А вас, - он обратился к Нести, - я очень прошу написать мне портреты этого купца и мальчишек. Они будут позировать Вам. - Я, конечно, напишу их портреты, но позировать мне не нужно. Я могу написать их по памяти. Отпустите их домой, Ваше Величество. - Хорошо. Всыпьте мальчишкам по десять подзатыльников и отведите их к родителям. А господина Кауфмана я попрошу еще задержаться у нас в гостях. Пока Аудачио мчался во весь опор обратно во дворец, Нести заканчивала портрет господина Кауфмана. На картине был изображен момент, когда этот великан попал в очередную передрягу, о которых он так много рассказывал Нести. Он отбивался сразу от пятерых врагов, обступивших его в каком-то трактире. Купец занес над головой длинную деревянную скамью и готовился бросить ее во врагов. Несмотря на такой сюжет картины, в лице Кауфмана читалось благородство и становилось ясно, что дерется он за правое дело. Портреты мальчишек были готовы еще раньше. Нести нарисовала их сидящими на ветках большого дерева. Картина не оставляла сомнений в том, что невзирая на их малолетство, они уже в совершенстве овладели навыками мелкого уличного воровства. Но также можно было увидеть, что эти навыки и привычки они обрели исключительно из стремления к романтике и приключениям. Увидев эту картину, Король приказал немедленно снова привести к нему Дэймона и Крысолова. Как только их привели, он сказал им: - Ведите меня к вашему тайнику. Крысолов и Дэймон не могли скрыть своего удивления. Каждый с упреком посмотрел на другого. Неужели друг выдал их священную тайну, которую они поклялись не раскрывать даже под пытками, даже под страхом смерти. Король подмигнул им: - Если покажите тайник и поклянетесь, что больше никогда ничего не украдете, даже булавки, то даю слово Короля, я сохраню ваш секрет. - А еще я знаю, чем занять ваши буйные головы. Довольно мы сидели за высокой стеной. Я хочу посмотреть мир, и мне понадобятся такие шустрые помощники. А еще я собираюсь построить корабль, чтобы по реке выйти к морю и отправиться в дальние путешествия. Мне кажется, со временем, из вас могут получиться неплохие моряки. Аудачио проскакал без остановок до хижины и обратно, и вернулся через два дня с портретом Мустангера. Король поставил портреты рядом. Можно было сказать, что написаны они были под копирку: положение лошади и всадника повторялось на обеих картинах с точностью до мельчайших деталей, задний план тоже был одинаковый, выражения на лицах всадников – одни и те же, и лошади одинаково обнажали зубы под напором трензеля. Но при этом, сразу становилось видно, что картины написаны двумя разными художниками – две разные руки, хорошо чувствующие холст и краску, каждая своими, присущими ей, мазками написали один и тот же сюжет. И еще одно объединяло эти портреты – безошибочно можно было сказать, что художницы, писавшие их, были влюблены - влюблены в своих персонажей. - И кто автор этого портрета? – спросил Король. - Женщина, которая в молодости была очень похожа на Нести, и время ее молодости совпало с молодостью моего отца. Вот ее автопортрет в лунную ночь, - И Аудачио показал картину «Лунная дорожка». - А еще она любила моего отца, - добавил он. - В этом нет ни малейшего сомнения, - сказал Король, - Ее любовь написана в этом портрете. - Мне кажется, отец тоже любил ее. А звали ее Елира. В этот момент в зал вошла Несси: - Я закончила работу над портретом господина Кауфмана, Ваше Величество. - Дорогая Нести, - начал Король, - Вы и ваши картины открыли мне этот мир по-новому. Благодаря им я смог увидеть людей, такими, какие они есть на самом деле. Я назначаю Вас королевским художником, и Вы будете писать портреты моих министров и придворных, а я сразу увижу, достойны ли они своих постов и чинов. Вы будете писать портреты подозреваемых, и станет ясно, виновны они или нет. У вас особый дар видеть людей и раскрывать на картинах их сущность. - Ваше Величество, я не смогу писать портреты ваших министров. Я рисую то, что мне хочется. Эти мальчишки показались мне интересными, а моего старого знакомого господина Кауфмана я давно собиралась нарисовать, потому что он приятный человек и всегда был добр ко мне. Я живу совсем одна без отца и матери. В восемнадцать лет я приехала в город, а до этого жила в деревне у двух милых старых людей. Я знала, что они не мои родственники, но они дали мне приют. Отца я не знала никогда, мать тоже плохо помню. Помню только, как она расчесывала мои волосы, когда я была совсем маленькая. Помню, как она подарила мне глиняного медведя на день рождения. Мама сама вылепила его, правда, потом он у меня разбился. - Ой, - вдруг воскликнула Нести, прерывая воспоминания, - я чуть не забыла, ведь сегодня у меня день рождения. - Это замечательно, - сказал Король, - мы отпразднуем его во дворце, по-королевски. - Мне сегодня исполняется двадцать лет, и у меня с раннего детства хранится конверт, на котором написано, что я должна вскрыть его в день своего двадцатилетия. Если бы вы знали, сколько раз мне хотелось заглянуть в него раньше, но в последний момент я останавливала себя, потому что мне становилось страшно. Вдруг, если я нарушу это указание, случиться что-нибудь непоправимое. Я догадываюсь, что это письмо от моей мамы. Но сегодня, я могу вскрыть конверт. Я не просто могу, я должна поскорее сделать это. - Но прежде, чем Вы прочтете письмо, могу ли я тоже сделать Вам предложение? – спросил Аудачио, и продолжил: - Мне кажется, что я знаю и люблю вас давным-давно. Нет, на самом деле, это, конечно, не так. Потому что я точно знаю, что с того момента, как я действительно увидел вас в кабинете Полицмейстера, весь мир изменился для меня. Да. Я полюбил Вас тогда, именно в то мгновение, когда свалилась маскарадная шляпа, и ваши чудные золистые волосы упали на плечи. Я предлагаю Вам руку и сердце и прошу Вас стать моей женой и хозяйкой замка моих предков, а в придачу и лесной хижины моего отца. Я люблю Вас. - Пожалуй, мое предложение не выдержит конкуренцию с этим, - пробормотал Король. – Но королевский бал по случаю вашего двадцатилетия, и вашей свадьбы мы непременно устроим сегодня же. Это мое королевское повеление. |