Ложка дегтя в бочке меда.

(Проблема коллективного музицирования)

 

Музыка ничего не говорит разуму:

это идеально структурированная бессмыслица.

Антони Берджесс.

 

Блеск сафитовых ламп и хрустальных люстр. Залы наполняются до отказа, очереди в коридорах не дают возможности пройти даже артистам. Ждут концерта. Выступает симфонический оркестр, но какой, к сожалению, ни один из слушателей не помнит.

Только что прозвенел последний звонок. Зрители рассаживаются в зале. Их глаза горят предвкушением. Они вопросительно и нетерпеливо озираются на сцену. На сцене множество стульев, пюпитров. В левом уголке сиротливо примостилась арфа. За кулисами слышится какое-то движение.

Допивая кофе, музыканты берут свои священные орудия труда и выстраиваются за дирижером, ожидая приказа. Легкий взмах уже не молодой руки, и сцена наполняется оркестрантами. Дождавшись тишины, внезапно появившийся ведущий говорит что-то очень возвышенное. Название оркестра и имя его дирижера утопают в бурных аплодисментах. Откланявшись, седой, худенький, но очень статный, дяденька поворачивается к оркестру и поднимает руки.

И вот из оглушающей тишины под едва уловимый взмах руки, высоко и полнозвучно зазвучали скрипки. Трубы и валторны тактично вторят им. Но не проходит и пары минут, как главенствующее место отвоевывает гобой, а после его заглушает колокольчик. Но потом скрипки снова берут свое. И так до бесконечности, вызывая настоящую бурю эмоций у слушателей, от простого упоения музыкой до жгучих слез.

Концерт заканчивается. Звучат бурные аплодисменты, свист и «браво». Зрители уходят, ублаженные великолепной игрой оркестра, так и не запомнив ни названия оркестра, ни имени дирижера, ни названия произведений.

Зал пустеет, и на сцене остаются лишь скрипач, назначенный ответственным за ноты для оркестрантов, два работника сцены и дирижер, сидящий на стульчике возле своего пульта. Тяжело дышащий, он в очередной думает об уходе на пенсию или отставке. И хватка не та, и сердечко что-то барахлит. Где там был валидол…

Очень многое, чем живет оркестр и каждый отдельный оркестрант в нем, находится далеко за пределами концертных залов. Постоянные изматывающие репетиции, спутанные ритмы, нестройность звучания, короткие обидные реплики дирижера. И все это изо дня в день, как порочный круг. Бесконечные ноты с тысячей ремарок и купюр. Но это кажется не конец. В аргумент к вышесказанному хочется привести историю о маленьком Вольфганге Моцарте: «Все детство Моцарта было непрерывной чередой выступлений и музыкальных занятий. На многочисленных концертах в разных уголках Европы чудо-ребенок развлекал великосветскую публику: играл на клавире с закрытыми глазами - отец закрывал ему лицо платком. Тем же платком закрывали клавиатуру, и малыш вполне справлялся с игрой. На одном из концертов на эстраду вдруг вышла кошка... Моцарт бросил играть и со всех ног помчался к ней. Забыв о публике, юный гений стал забавляться с животным, и на сердитый окрик отца отвечал:

- Ну, папочка, еще чуть-чуть, ведь клавесин никуда не денется, а кошка уйдет...»

Но меня, как немого наблюдателя всей этой бесконечной оркестровой суеты, больше волнуют другие вопросы. Одна из них – личностные качества дирижера. Дома зачастую даже над кошкой власти не имеешь, сколько не тыкай ее носом в ковер, на котором она устроила свой туалет. Как дирижеру удается столь огромный коллектив подчинить себе? Волей? Психологическим подходом к каждому оркестранту (я всегда путаю своих сестер-близнецов, а музыканты, кажется, вообще на одно лицо)?

Если вспомнить методику работы с творческим коллективом, коллективы бывают трех видов – любительский, учебный и профессиональный. Если с любительским и профессиональным оркестрами все вообщем-то понятно то, что касается учебного (школьного, студенческого) – для меня это становится загадкой. Что должен сделать дирижер или руководитель оркестра для того, чтобы «приструнить» детей, направить их короткое, как хвост бульдога, внимание на необходимый предмет, внедрить в их головки кучу всякой информации. А они же еще ее забывают! В эпоху Барокко музыкальный дирижер иногда стоя руководил оркестром, но это ещё не было тем дирижированием, которое мы знаем сейчас. Жан-Батист Люлли, отвечавший за музыку при дворе французского короля в 1600 гг., привык отбивать длинным шестом об пол ритм для своих музыкантов, но однажды он случайно поранил свою ногу, развилась гангрена, и он умер!

Вот что пишет кандидат психологических наук Чистяков в своей диссертации «Психологические особенности личности будущих дирижеров оркестра»:

Изучение профессионально значимых качеств личности будущих дирижеров показало: а) наличие значимой, динамичном взаимосвязи дирижерского мышления, эмоций и волевых качеств с профессионально-педагогической направленностью обучающихся дирижеров, б) возрастание высокого и среднего уровня данных компонентов в структуре личности будущих руководителей оркестров от 1-го к 5-му курсу, отсутствие низкого уровня среди выпускников рассмотренных вузов. в) существенную роль дирижерской практики, стажировки, учебно-профессионального опыта, общего и музыкального кругозора в формировании и развитии данных компонентов личности.

Или это все-таки проблема оркестранта?

Идет репетиция государственного симфонического оркестра, дирижер по сотому разу заставляет

переигрывать одно и то же место:

- Вторая скрипка, опять вы сбиваетесь с темпа! Еще раз с семнадцатой цифры!

Играют снова. Дирижер опять недоволен:

- Стоп, стоп, стоп! Флейта, здесь не ля, а ля-бемоль! Еще раз.

Литаврист не выдерживает и в знак протеста остервенело колотит по всем своим барабанам и

литаврам. Дикий грохот, все замирают в оцепенении... Дирижер обводит тяжелым взглядом оркестр,

долго молчит, потом спрашивает:

- Ну, и кто это сделал?

 

Если посмотреть обратную сторону монеты, то крайними всегда остаются музыканты-оркестранты. Попытка найти козла отпущения всегда приводит к тому, что дирижер начинает винить себя в том, что произведение не звучит, сколько бы он не прилгал усилий, или обвиняет в непрофессиональности свой коллектив. Что же делать?

Частенько в неформальной обстановке среди музыкантов слышишь новоиспеченный анекдот: «А для чего вообще нужен дирижер? Чтоб защищать оркестр от дементоров!» (Гарри Поттер). Но я, как наблюдатель, замечаю, что без дирижера произведения никогда бы не зазвучали. Творческий коллектив без художественного руководителя очень сильно напоминает библейское сказание о Вавилонской башне: один не понимает другого, потому что говорят на разных языках. Музыкант не может навязать свое слышание музыки другому музыканту, так как тот слышит ее иначе. И если каждый будет играть, превнося свое музыкальное ощущение, не считаясь с другим коллегой, то вместо музыки получится сплошная какофония. Цыганское веселье омрачается неисполнимым пассажем тромбонов. Для этого и существует дирижер – он слышит и чувствует не только музыку, которую делают оркестранты, но и попытки оркестрантов как-либо «раскрасить» свою партию.

Дирижер сделал все, зависящее от него, но произведение не звучит. Он чешет свою седую голову, недоуменно озираясь на оркестр. Так и хочется замахнуться на кого-нибудь дирижерской палочкой. И вот кто-то едва заметно, но почти в упор сидит перед дирижером и нагло не играет, другой устраивает игру в «поймай меня» и так далее. А что вы хотели от детского оркестра? И с этого момента начинается великая война дирижера с разыгравшимися оркестрантами. Снова начинается порочный круг – длинные утомительные репетиции, непонятные ритмы, нестройность звучания… Ох, сколько же усилий несчастный дирижер вкладывает в музыку, пока музыканты лениво, почти сонно играют на священных орудиях труда, пьют кофе и ждут очередного концерта.

И все-таки меня волнует не проблема взаимосвязи дирижера и коллектива, а – коллективное музицирования. Что делать, если во время ансамблевой игры один из музыкантов абсолютно не может играть, не выделяя себя? В чем проблема такого ансамблиста – нехватке внимания к себе или полнейшая абстрагирование от коллектива? Что предпринять в этой ситуации, на которую так и хочется повесить ярлык «ложка дегтя в бочке меда»? Попытаться извлечь эту «ложку дегтя» или аннулировать всю «бочку»?- найти нового ансамблиста или заставить весь ансамбль подстроится «тугослышащего» музыканта?

Мне, как наблюдателю, приходилось видеть музыкантов, которым действительно сложно играть в ансамбле. Зачастую они великолепные сольные исполнители, но все что касается коллективного музицирования – как говорится в простонародье «туши свет». Неужели они хотят приковать внимание слушателей к себе, стараясь спрятать коллег на задний план? Или им действительно сложно, в течение многих лет сольной практики, привыкнуть к коллективу? Мне, как музыканту, который большую часть своей творческой деятельности провел в ансамблевой игре, сложно представить себя в их шкуре и понять их чувства. Ансамблевая игра развивается годами, если конечно музыкант предрасположен к коллективному музицированию.

А если ему это не дано природой? Вложенные желания и усилия не приносят результат. Что тогда предпринять коллективу? Зачастую коллектив меняет «нерадивого» музыканта во имя сохранения ансамбля, или… выстраивает тысячу мелочей (инструментовка, фактура, средства музыкальной выразительности), но оставляет этого ансамблиста. На безрыбье и рак неплох.

Но если ситуация совсем критичная, тогда на помощь приходит третье лицо – дирижер – и решает эту проблему каким-то своим особым способом. Помогает это ансамблю или нет – вопрос риторический. И вообще проблема «ложка дегтя в бочке меда» будет существовать до того момента, пока не появиться холодный прямолинейно запрогромированный разум робототехники.

 

После каждого такого концерта вы должны идти в церковь и просить у Бога прощения. И на храм жертвовать не забывайте