Генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну

от президента СССР М.М. Станового (копии: президентам, монархам и премьерам всех государств) 31.03.2014 г

 

Пишет Вам бывший секретарь Глазовского сельсовета, что на полуострове Крым, (на пенсии с января 1992 года), ныне

президент СССР – Михайло Маркович Становой.

Не знаю, как правильно обращаться. Нам, бывшим советским людям, господ величать ни к чему. А вот Генеральный

секретарь – привычно и роднит. Потому, думаю, Вы меня поймете правильно.

Предваряя суть, хочу признаться в умышленном должностном преступлении, совершеном мною в конце декабря 1991 года.

Работал я тогда секретарем Глазовского сельсовета в Ленинском районе Крыма…

 

27.12.1991г. с. Глазово. Крым

… Печка в сельсовете еле теплилась, отчего оба были в верхней одежде. На проливе лед закаменел. Петро Семенович

Вареник, председатель нашего сельсовета, поднял меня утром в пятницу для важного, как сказал, разговора.

– Такие дела, Михайло, нема уже СССРа. – И поведал мне страшную весть о великом предательстве и распаде великого

государства.

… Чай, который я налил Семёнычу в эмалированную, прокопчёную кружку, остыл, а мы сидели, молчали. Я, потому, что

мысли испарились от услышанного, а мозг отказывался поверить и осмыслить, Семёныч – от того, что уже осмыслил, и

ничего уже поделать не мог.

– Беда–беда, – выдавил, Семёныч. – Только нам с тобой еще и работа горькая предстоит. Задание нам, переписать все

селения, да большие и малые острова по линии Осовины–Ильич, через пролив. Примерно там, где раньше мост проходил.

Подними карты, приказы, кадастры да реестры, сам все знаешь. Батяня твой, помню, мост тот строил, а ты мальцом, как

щенок малый, рядом. Куда батя – туда ты. Мамка ваша, как ты родился, так и померла. Вот вы вдвоем – не разлей вода. Он

водолазом–то был лучшим в отряде, все дно да илы исследовал под опоры. Он под воду – ты на бережку. Как суслик

столбиком, помню… Семёныч опять замолчал, глядя в пол.

– Торопятся, ишь, разделиться дети собачьи, царьки ср…е. По телеку талдычат, мол СССР – искусственное государство,

надоело народам терпеть друг друга. Тлело, мол, и воспылало. А я так разумею, Михайло: тлеет везде. У англичан с

шотландцами, у американцев с неграми да индейцами, в Афгане – племена, не пойми кто, в Европе – вообще неразбериха.

Людям века нужны – притереться. Нет, Михайло, нет. Кто–то плеснул бензинчика в угли угасающие уже…

Помолчал.

– Делить сволочи будут: что Украине, а что России. Нас–то не спросют. У меня в Ильиче сестра, внуки у них. Серёгу

старшего знаешь. Изыскатель он. Мост собрались новый строить, а вон оно как: мост–то объединять людей должон. А они…

– махнул рукой. – Я и сам забыл: хохол я, русский, может татарской крови намешано. Деды мои издавна тут селились. Вон

Серега, какой чернявый. – Семеныч, будто и забыл обо мне. Говорил вроде сам с собою. Или с кем–то там. Смотрел в пол,

вспомнил войну, старый мост, по которому сам Сталин на ялтинскую конференцию и обратно прокатился, грозил кому–то

твердым заскорузлым перстом, опять вспоминал семью и Серегу, которые там, через пролив. Казалось, плачет, но

отвернулся, резко встал, вышел.

Вот тогда я задумал это дело. Пока, легкими очертаниями, зыбким туманом, что встает над проливом по утрам. Понимал,

что, вот такой я, небольшого чина, не Поддубный даже, просто сельсоветовский писарь – именно я должен хоть малой

толикой, но противостоять этой великой нелепице. Потому, как тайной обладаю. И не должен плакать старый Семеныч, что

пацаном ушел на фронт, и защищал не Оссовины и поселок Ильич, не Крым, не Керчь, не Украину и Россию в отдельности.

А шел умирать за нашу большую землю, и все народы, от Балтийки до Тихого океана. И не его вина в том, что творили люди

у власти, и же гады за пределами Родины. Он, как и миллионы добрых людей, любил эту Родину, защищал, обустраивал,

кормил. Была она не хуже земель заморских. Но рупоры народные, как нынче модно, несут с трибун да экрана иное. Чем

больше на своё помоев выльешь, тем денег больше, да чины покруче.

 

04.03.2014г. о. Зыбкий, Керченский пролив. Раннее утро

Лодка уперлась в песчаную отмель маленького островка. Серега выпрыгнул первым, подал руку старику.

– Давай, Михайло Маркович, подсоблю.

– Ты лучше снасти возьми, да провизию, – сердито оттолкнул тот протянутую ладонь и сам выбрался на берег. За

восемьдесят старику, а еще ловок, силен. Глаза ясные. Ворчлив, только, больно.

Сергей любил старика и часто приезжал к нему порыбачить, послушать, как жили, когда–то вместе: два народа и два

берега, разделенные проливом. И, как хорошо – вместе, а басурмане заморские, всё пытаются рассорить их. Явно не татар

местных старик именовал «басурманами».

Матвей, ровесник и товарищ Сергея, стал подавать сети, рюкзаки, припасы, легкое подводное снаряжение, и скоро лодка

была разгружена и вытянута на берег. Поставили палатку.

– Давно я здесь не был, Михайло Маркович, – сказал он.

– Так ты в другой стране пока живешь, – ответил старик, – хоть и виден берег русский из Оссовин в мой бинокль. Вот ты

сейчас со мной рыбачишь, а рыбка то чужая, заграничная. Переплывешь с нею на свой таманский берег – вот те и

контрабанда.

– Ладно тебе, Михайло Маркович, – засмеялся Сергей, вдохнул полной грудью, подставил лицо солнцу и протянув руки небу

заорал, – Эх, хорошо–то как! Матвей, пойдем ставить «завод» на кефаль.

– Погодь, Серёга! Для дела я тебя позвал, мирового, можно сказать, масштаба. И ответственности великой.

– То–то смотрю, не в себе ты, Михайло Маркович, вернее – весь в себе. Или мысли глобальные одолевают? – хохотнул

Сергей.

– А, ты не смейся. Посмотрю, как хихикать будешь, когда тайну свою раскрою, – старик испытующе посмотрел на него, –

ты, Серёга, если бы Богом стал.., ну не совсем, конечно Богом, а сила в тебе великая была, чтоб, к примеру, враз океан

осушить, или вулкан ладошкой прикрыть, а он возьми и затихни, или…

– Погоди, Михайло Маркович, ты не заболел? Сам мужик практичный, и годков не тех, чтобы сказки сказывать.

– Молчи, сопляк эдакий, – взорвался Михайло Маркович, – не сказки это!

Помолчал утихая, сгреб песок ладонью, горсть высыпал медленно, следя за струйкой, ветром колеблемой, – кто дружок

твой Матвей?

– Матвей – физик профессор, что–то с квантовой механикой связано. Москвич, но сам наш. Вместе в Керчи школу

заканчивали, дружили, не разлей, а через лет двадцать, встретились. Было, что вспомнить. В отпуск приехал к родным.

– Физик? – старик задумался, – физик, это хорошо… Может и разберется.

 

27.07.1988г. Керченский пролив

– Запомни этот островок, Мишка, – серые, с красными прожилками от частых погружений, отцовы глаза смотрели необычно

серьезно. Тайна здесь великая сокрыта. Только мне известна да Богу. Тебе расскажу. Двенадцать годов уже, а у меня

работа, знаешь какая. Сегодня всплыл, завтра – катранам на обед…

Мишка смотрел на отца и не понимал его. Никогда тот не верил в Бога, старательно выпячивал это.

– Никому, Мишка, не могу доверить тайну эту. Тебе тоже не мог, но… вдруг со мной, что… А ты, все–таки, кровь родная.

Поймёшь, – он испытующе долго смотрел на сына. – Не знаю, выдержишь ли силу этакую. Вернее, сила–то она конечно –

вещь подчиненная. А вот поддашься ли соблазну – всех и вся под себя подмять? – опять посмотрел на мальчонку. – Одевай

свой маленький акваланг, сынок, и слушай меня внимательно, потом и посмотришь на игрушку эту, примеришь на себя.

Игрушка, висевшая на глубине двух метров, напоминала шарик для пинг–понга, прозрачный, как стекло, а в глубине –

зарево. Мишка осторожно протянул руку, боясь обжечься, но тепла не ощутил. Накрыл ладонью, потянул к себе, не

поддается. Дернул сильнее, стал расшатывать, насколько было возможным на глубине, влево–вправо, по вертикали,

помогая себе ластами. Предмет не сдвинулся. И – ощущение, смеется кто–то над его усилиями, по– мальчишески, не зло.

Матвейка посмотрел на отца, который дал знак на всплытие. На берегу отдышался. Смотрел на отца и вопросы, много

вопросов читались на мокром подростковом лице.

– Я, Мишка, не знаю ответов, знаю одно: с ним можно разговаривать. Не сразу ощутил, почти не понимаю его, как и Оно

меня. Хотя – язык здесь ни при чём. Мы разные. Придется тебе общаться с ним, – батя помолчал, опять взглянул,

продолжил, – Силу он в себе содержит огромную, предлагает её, но пробовал… – мне ее не взять. Не подхожу. Иди ныряй…

 

Вселенная. Безвременье

… Взрыв разметал тело и вселенную на кварки, родилась новая Вселенная. Я был этой Вселенной и она была мной. И были

мы единым целым миллиарды лет. И в каждом атоме был Я, в каждом фотоне, нейтрино, камне, траве, любом существе. Я

знал всё! Мог слепить целый мир, звезду превратить в прах, взорвав или сжав, превратив в точку…

И, ещё я, что я мальчик, который находится на маленьком островке посреди пролива, живет без матери в маленьком

поселке строителей моста. А мир разделен на государства, большие и малые, живут в них люди, которые никак не могут

ужиться вместе. В мире, где живу – много бед и несправедливостей. И правят здесь сила и ложь, ум и добро – не в почете. У

многих детей нет мам. Или умерли, или их убили, или они бросили своих детей. И могу всё изменить! Я здесь высшая сила и

Бог! Стоит только мне подумать и всё исправится. Я уничтожу злую и лживую силу, а добрые люди будут жить в мире и

согласии. Если поссорятся – я их помирю, не станут мириться – силой заставлю. Я ведь – Бог!

И тогда я увидел Его! Мальчик играл между двух бран в бесконечности, среди бесчисленного количества им подобных. Он

выуживал из пустоты светящиеся блестки, разно переливающиеся в вакууме, тщательно подбирая, соединял особым клеем

в шарики.

– Кварки, – произнес он, перекатывая слово во рту, словно леденец. – Кварки, кварки, – повторял он с удовольствием, и

смеялся. Славно так, довольный собой. Смешная ямка на подбородке растягивалась от улыбки. Шариков становилось все

больше, они плавали в пустоте, сталкивались, создавая причудливые структуры, соединялись, разбивались вдребезги,

взрывались фейерверками. А мальчик смеялся. И продолжал творить. Структуры сливались в облака, которые мальчик

раскручивал в плоские спирали. Более мелкие сливались в спирали покрупнее.

В центре некоторых образовались плотности, загоравшиеся ярким светом, а в рукавах, появлялись уплотнения помельче,

вращались вокруг центральных. Спирали были разными по величине и форме, и ему хотелось порядка. Ладошками он

равнял их, пытаясь сделать конструкции одинаковыми, но появился другой мальчишка. Чумазый, с торчащими рыжими

вихрами и дерзкими глазами.

– Ты где был? – спросил первый.

– Там, в темноте, – ответил дерзкий.

– Нам нельзя туда, – взволновался первый.

– А, мне интересно. Страшно, но интересно. Там тайна. Дай мне поиграть, – потребовал он.

– Я хочу достроить дом, – ответил первый. – Не мешай мне.

– Дом? Для кого. И где твои жильцы? – захихикал второй.

– Я их создаю, – ответил первый, – слеплю.

– Это не только твой конструктор, – разозлился второй, – я тоже хочу поиграть.

– Я дострою и поиграешь, – упрямился первый.

Он конструировал из шариков сложные соединения. Выбрав из них четыре, наиболее подходящих, соединил в нить, скрутив

из нее вытянутую спираль. Ему нравились спирали.

Подумав, свил вторую, соединив между собой перемычками. Конструкция понравилась, и мальчик продолжал вить двойные

спирали.

– Это и будут мои жильцы, – произнес он довольно, – плодитесь и размножайтесь, – добавил он, выпуская двойные спирали

в пространство.

Второй мальчишка подошел ближе, будто заинтересовавшись, а затем со злым наслаждением принялся раскидывать

большие спиральные облака в пустоту.

– Пусть ты их больше не увидишь, и пусть летят они, куда им вздумается.

– Ты не дал мне их упорядочить, – огорчился первый мальчик, и ямка на подбородке его слегка задрожала.

Второй схватил в охапку двойные спирали и стал пучками разбрасывать их в стороны.

– Пусть догоняют твои кривые домики, всё равно они злые и будут ненавидеть друг друга, – засмеялся он.

– Это неправильно, – сказал первый. – Когда–нибудь они станут такими, как мы с тобой, – повторил он, грустно наблюдая

за удаляющимися творениями. – Только не надо им мешать, и не нужно за них решать. А домики свои они найдут.

– Нам и вдвоем хорошо, – ответил дерзкий, и опять исчез в темноте. А мальчик продолжал играть.

– Кварки, – вспомнил он, снова перекатывая слово, словно леденец. – Кварки, кварки, – повторял он с удовольствием, и

улыбался. Затем взглянул на меня.

– Я дал тебе попробовать Силу, – сказал он. – Что ты решил?

– Ты ведь – Бог? – спросил я.

– Бог? – удивился, – нет конечно. Я – Строитель. Создатель, если хочешь.

– Почему же ты не вмешаешься, если ты Создатель? В мире столько плохого. А у тебя Сила.

– А, вдруг, не прав окажусь?

– Ты накажешь зло и поддержишь добро. Если не хочешь, разреши это сделаю я.

– Я пробовал, – грустно сказал мальчик. – Знаешь, когда начинаешь решать за других, они возвращаются к тому же самому

состоянию и очень быстро. Потому, что не взрослеют. Свой мир они должны строить сами. Исправлять свои ошибки – сами.

Тогда они научатся и будут Создателями.

– Как ты? – спросил я.

– Когда–нибудь, как я, – согласился он. – Помнишь, как отец попросил тебя отремонтировать розетку?

– А, я сказал, что не умею и меня ударит током. А он ответил, что если не попробую, никогда не сумею этого сделать.

– А теперь?

– Теперь я могу починить розетку и свой велосипед.

– Вот видишь, ты уже Создатель.

– Как ты?

– Ну почти, как я, – засмеялся. – А шарик, пусть остается с тобой. Ненадолго.

 

04.03.2014г. о. Зыбкий, Керченский пролив. Утро.

… Матвей нырял и нырял, пока воздух в баллонах не кончился. И после этого нырял без снаряжения. Он, доктор наук,

профессор, видный специалист в области квантовой механики, не мог даже на йоту продвинуться в том, чтобы понять, что

собой представляет этот, застывший под водой предмет. И предмет ли. Вынырнув в последний раз, выбрался на песок и

напрямую спросил, – что это, Михайло Маркович?

Старик указал корявым, заскорузлым перстом на берег, а Матвей и Серега, с изумлением увидели, как водная гладь

поднимается плоской тончайшей стеной, над волнистой поверхностью.

– Это сила. А теперь, брось в меня камень, – попросил старик. Матвей даже не засмеялся, понимая, как это серьезно, и

легонько бросил в него гальку. Она стукнулась в полуметре от туловища Михайло Марковича.

– Да не бойтесь, кидайте сильнее. И каменюки берите побольше.

Матвей бросил в старика камень, эффект повторился, затем Серега. И началась потеха: камни летели отскакивая от

невидимой преграды, один за одним.

– Я могу делать почти всё. Могу летать, где и как угодно, могу солнце погасить, могу и хочу людям помочь. И не нужны

электростанции с ЛЭП, нефть и газ не нужны. Только думаю рано еще всё даром людям получать. Сами! Сами ко всему

дойти должны. Начнем с малого. Да и игрушка эта у нас временно гостит. Что бы понимали: все можно сотворить самим.

Будет у тебя, Матвей, время на потеху, но немного, изучай.

– И как же ты людям помочь собираешься? – спросил Серега. И рассказал им Михайло Маркович тайну свою, про остров…

 

14.04.2014г. Нью–Йорк. Полдень.

– Господин Генеральный секретарь, – его помощник Мери стояла в дверях.

– Да, Мери? Вы что–то хотели?

– Вы недавно просили, чтобы по четвергам, я приносила выборочно почту не от организаций и официальных лиц.

– Да, Мери, помню. И что Вы мне сегодня принесли.

– Я думаю это актуально, господин Генеральный секретарь. Это письмо от некоего Станового из Крыма. Который

подписывает его, как… ПРЕЗИДЕНТ СССР. Видимо – очередной сумасшедший.

– Давай его мне, Мери. Правило есть правило. Да и денек сегодня наполнен такой нудной официальщиной. Попробую

развлечься, а если повезет с содержимым, развлеку коллег на очередном светском сборище.

… – как я уже упоминал, мною совершено преступление, товарищ Генеральный секретарь. Но, ввиду того, что государства,

гражданином которого я состоял, в настоящее время не существует, я не несу ответственности за данное деяние,

совершенное двадцать три года назад. Международное законодательство на меня не распространяется, так как государство,

от имени которого я говорю, не представлено ни в ООН, ни в других структурах мирового сообщества…

 

– Мери, это действительно смешно. Идите домой, поздно, я дочитаю его до конца.

 

14.04.2014г. Нью–Йорк. Вечер

… – Вот, господа! Такое письмецо. Дочитываю при Вас, – развлекался в кругу видных политиков и их жен, блистающих

нарядами и драгоценностями, Генеральный секретарь ООН в зале фуршетов. – Читаю дальше: … Итак, товарищ

Генеральный секретарь, в декабре 1991 г. мною была сокрыта от переписи, и исключена из кадастров часть территории

бывшего СССР, а именно остров Зыбкий, расположенный в Керченском проливе, площадью около четырех квадратных

километров.

Теперь официальная часть: Территория этого острова объявляется мною территорией Союза Советских Социалистических

республик. Любое государство мира может войти в структуру данного образования, в качестве суверенного, принимающего

его законы, пока еще не писанные, тезисы прорабатываются компетентными специалистами, гражданами СССР. Любое

посягательство на данную территорию считается актом агрессии, дающим право на адекватный отпор. Наше государство не

посягает на территории других суверенных образований, не препятствует их добровольному вхождению в состав СССР.

Любое, вошедшее в состав СССР государственное образование, суверенно, по исходу референдума.

Данный пункт вносится на согласование ООН, как главное условие, для внесения его в основы международного права.

Каждый этнос, населяющий определенную исторически территорию – равноправен, с правом на собственные решения, без

вмешательства извне.

Ещё один обязательный пункт: полное уничтожение ядерного вооружения.

Вас развлечет это письмо, товарищ Генеральный секретарь, и в подтверждение того, что наше государство сможет себя

защитить, предлагаю НАСА, Роскосмосу, обсерваториям мира, которые Вы сумеете оповестить, обратить внимание на

участки околокосмического пространства с координатами… Шесть отработавших спутников, принадлежащих США, России,

Китаю, Индии, Канаде, Германии, которые будут уничтожены во время официального приема в Вашей резиденции, сегодня

в 19.45 ч. по Гринвичу. Тогда же прекратит функционировать всё ядерное вооружение на планете. Останутся просто пустые

болванки.

Подпись: Президент СССР Михайло Маркович Становой.

– О, Господи, – насмешливо воскликнул один из чиновников, – истекла ровно минута от времени назначенного

ультиматума. – Как жаль, что мы не стали свидетелями применения столь мощного оружия.

– Господин Генеральный секретарь, – Мери протягивала ему трубку телефона закрытой связи, – вы просили руководителя

НАСА связаться с вами в назначенное время.

– Да, я слушаю, – ухмыляясь проговорил международный чиновник в трубку, а гости, смотревшие на него, с изумлением

отметили, как тоненькие бровки Генерального взлетают вверх, и хмурятся, стирая с лица легкую улыбку.

– Вы смеетесь надо мной! – вскричал он, – Не может этого быть! Все обозначенные цели?! – спросил он обреченно, и

видимо получив подтверждение, произнес, – банкет окончен, господа! … Как и старый миропорядок, – добавил он

неуверенно, – наступает новая эра, господа. Время, когда не мы диктуем правила…

 

Вселенная. Безвременье.

Мальчик опять играл в бесконечности. Его дерзкий братик сидел рядом. Дружно они перебирали детали конструктора.

– А они забавные, – засмеялся дерзкий, – неожиданно–нелогичные, какие–то. Интересно наблюдать, как они начинают свой

путь, еще интереснее посмотреть, чем всё закончится.

– Чем бы ни закончилось, это – их путь, – улыбнулся первый.

– А шарик, ты им оставил? – спросил дерзкий.

– Ненадолго. Пусть изучают. Они уже близки к созданию примитивного аналога.

– А, если они ...?

– Пусть сами.

– Ну, если ты так уверен…

Братья захихикали и исчезли.