У каждого из нас была своя река. Река нашего детства. У одного – широкая и полноводная, по которой сновали вверх и вниз юркие катера да величаво и неторопливо шли теплоходы. У второго – мелководная, извилистая, что плела кружева по равнине, укрываясь от взгляда постороннего ветлами да кустами, росшими по берегам. У третьего – горная, шумная и говорливая, славившаяся водопадами и порогами, с высоких круч несла она воды, пробивая дорогу между камнями и скалами, нависшими над рекой.

У нас тоже была своя река – Белая, стремительная и сердитая местами, с бурлящими перекатами, где жерех разгуливал, с глубокими сомовьими омутами, но в основном, ласковая, спокойная на плесах и в заводях, которых было великое множество и куда мы стремились, лишь только наступало долгожданное время.

И вспоминается первый звонкий клич, прозвучавший ранним утром во дворе:

– Пацаны, айда на Белую!

Распахивались окна, выскакивали на балконы заспанные ребята и, протирая глаза, кричали:

– Сейчас, выхожу!

– Меня подождите!

– Эй, не убегайте без нас!

– Ребята, а меня мамка не пускает!

А в ответ ему кричали мальчишки:

– Сиди дома, маменькин сыночек! – и звучал громкий веселый смех.

Двор затихал на несколько минут, а потом наполнялся звонкими голосами ребят, которые выскакивали из подъездов и торопились к беседке, что стояла посреди двора. Там находился наш сборный пункт.

Одни торопились, на ходу откусывая от большого ломтя хлеба, щедро посыпанного сахарным песком и намоченным сверху водой, чтобы он не сыпался с куска. Другие жевали хлеб со сливочным маслом или подсолнечным, который сверху посыпали крупной, сероватой солью. И сразу же раздавались крики ребят, стараясь опередить друг друга:

– Сорок один – ем один!

– Сорок восемь – половину просим!

Мальчишки, взявшие с собой простой хлеб и не успевшие крикнуть, с сожалением, но безоговорочно, делили пополам ломоть и отдавали друзьям. Кто успел произнести слова заветные, те съедали свой хлеб одни, с гордостью посматривая на остальных ребят. Этот закон дележки беспрекословно выполнялся. Если пожадничают, ребята, не задумываясь, присваивали такие прозвища, которые приходилось им носить долгие годы.

– Эй, все собрались? – разносился опять чей-нибудь крик. – Все, пойдем быстрее. Больше никого с собой не возьмем.

– Пацаны, подождите! – кричал опоздавший и, торопливо догонял нас, на ходу застегивая рубашку и небрежно заправляя ее в потрепанные штаны.

– Где пойдем? По какой дороге? Напрямую или через главные ворота? – направляясь к окраине города, спрашивали друг друга.

– Айда напрямую! Дорога короче и ближе до наших родников.

Свернув с дороги, мы наперегонки бежали по гравийке к крутому обрыву и съезжали с него к безымянной речушке, цепляясь за каждый бугорок, выступ. Не удержавшись на краю, кто-нибудь падал в ее воды под громкий, безобидный смех остальных мальчишек. И первые, кто успели спуститься к роднику, отфыркиваясь, пили ледяную, до ломоты, воду и не могли остановиться. Это особая вода – родниковая, бьющая из глубоких земных недр. Чистейшая, словно горный хрусталь и вкуснейшая, какую нигде и никогда больше не попробуешь.

Мы, словно завороженные, стояли и наблюдали, как мелкие песчаные кристаллики поднимались со дна под напором воды и, зависнув на мгновение, опадали, чтобы вновь взлететь – закружиться. Это были наши родники, ради которых мы делали крюк, чтобы напиться из них живительной влаги.

Но прошли годы, и не стало родников, безымянную речку засыпали, стерли с лица земли старенькую деревушку с кладбищем, что стояла тут не одну сотню лет, вырубили осинник неохватный, а на их месте появились улицы с домами многоэтажными. И проезжая, проходя мимо зданий – ульев, всегда вспоминается дорога к нашей родной речке…

– Слышь, братцы! Кто быстрее до старицы добежит? – разносился в утренней тишине чей-либо клич.

Ребята карабкались на обрыв и, стремглав, неслись к большим ветлам, что склонились над старицей да над узеньким металлическим мостиком. Поникли деревья, опустив свои ветви-косы до самой воды, сквозь которую были видны густые заросли водорослей, вытянувшихся по течению и шевелящихся, будто пальцы-щупальцы, да мальки – сеголетки поблескивали серебряными боками.

Сгрудившись у перил, мы надолго застывали на мостике, и не могли насмотреться на мир подводный – царство его жителей. И не задумывались над тем, что каждое мгновение, каждая секунда увиденной картины, откладывались в наших маленьких душах. Прятались в укромные уголки сердец, оставаясь там, на долгие годы, и напоминали о себе в минуты раздумий, в минуты, когда начинаешь вспоминать самое дорогое, что в нас заложила природа, заложило детство наше безмятежное.

И вновь мы торопимся по узкой тропинке. Обжигались крапивой. Обдирали руки о ветви колючие, что склонились над тропкой. Кусты, покрытые капельками утренней росы, осыпали нас прохладным дождем и, заливаясь смехом веселым, мы быстро пробегали мимо них, и попадали в густой ельник, что стройными рядами тянулся на многие километры вдоль нашей реки.

А воздух, каким невозможно надышаться. Смолянисто – терпкий, тягучий, смешанный с влажным запахом земли и молодой порослью травы, он обволакивал нас, заставляя двигаться медленнее, чтобы мы могли насладиться силой животворящей, данной нам природой – матерью. И мы замедляли шаг. Невольно, не думая, что даже этот запах, привкус земли родной, осаждается в наших душах, чтобы напомнить о себе через многие-многие годы.

Притихшие, мы выходили на заливные луга, где вовсю уже поднялось разнотравье с вкраплениями первых, полевых цветов. Рассыпавшись по нему, мы выискивали дикий лук, влажный от утренней росы и немного с горчинкой, который съедали тут же, наклоняясь в поисках новых стрелок, не замечая, что уже добрались до реки, пока, наконец, не раздавался громкий крик:

– Кто первый воду греет?

Мы срывали на бегу рубашонки, потрепанные штаны, шаровары, скидывали обувь, и наперегонки бежали к реке, сверкающей под утренними, ласково-нежными, лучами солнца. Поднимая каскады радужно-блестящих брызг, визжа и смеясь, ныряли в холодную, словно родниковую воду и стремительное течение несло нас к висячему мосту, находившемуся неподалеку.

Выбравшись возле него, мы лежали на берегу замерзшие, покрывшись кожей гусиной, с губами синюшными, и разговаривали, звонко смеялись, любовались древними Уральскими горами, одетыми в темные, густые леса с проплешинами светло-зеленых полян. Смотрели на нашу речку, на узкие островки, сплошь заросшие ольхой, ивняком да тростником. Лежали, не думая, что привязываемся сердцами к неповторимым картинам гор, к излучинам реки, к ее стремительному бегу, что вдаль несла свои воды. Влюблялись в нашу речку просто за то, что она есть – река нашего детства.

За долгие годы, многих друзей судьба забросила в другие города и страны, где они остались доживать свой век. И теперь она, река – этот небольшой уголок малой родины, где мы были безмерно счастливы, сохранится лишь в нашей памяти.

Но те, кто остался и не покинул родные места, при встрече всегда будут вспоминать реку нашего детства:

– А ты помнишь…

– Еще бы! А ты не забыл, как…

– Частенько вспоминаю…

И они расходились в разные стороны, пряча от посторонних озорные огоньки, вспыхнувшие от теплых воспоминаний.

Да, осталась в душе, в самом затаенном уголке сердца память о той нашей речке, которую мы пронесли через жизнь и бывает, наступают минуты, когда вспоминаешь друзей, детство милое и беспечное, и нашу незабываемую речку, к которой мы неслись стремглав.