Марина Постниковва

 

Тарелка кузнецовского фарфора.

 

Лето, а может быть, ранняя осень, но очень тепло. Рая … - почему собственно Рая, ее еще никто не назвал по имени, а она уже знала, что девушку зовут Рая - Рая тихонько выбралась на улицу, поправила соскользнувшую с плеча бретельку цветастого ситцевого сарафана, заправила за ухо выбившийся из косы тугой черный, скрученный в спираль локон.

Рая прошла вдоль высокой колоннады, отделявшей парадный подъезд дома от шумного проспекта, прокралась под окном первого этажа, в котором слышен был голос мамы, бурно обсуждавшей с мадам Голубинской, проблему подорожания сметаны. Теперь путь был свободен. Она сначала быстро пошла, потом побежала.

У входа на пляж дымилась небольшая жаровня. Пожилой седой грузин раскладывал над углями шампуры с шашлыками. Возле жаровни стоял паренек лет семнадцати, ковыряя босой ногой белый пляжный песок. На нем были надеты легкие летние брюки и полосатая спортивная майка, белый поварской колпак на голове и белый, но не первой свежести передник. У него была черная как смоль пышная шевелюра, торчащая из-под колпака, грузинский с горбинкой нос и горящие страстью глаза.

Старший грузин обратился к молодому по-грузински, из чего понять можно было, только что паренька зовут Реваз, и старший грузин на него сердится.

Реваз пробурчал что-то недовольным тоном в ответ, взмахнул рукой, взял со стойки тряпку и пошел под навес, где стояли столики.

-Реваз!!! – услышал он откуда-то издалека, и обернулся, бросил тряпку на стол, следом полетели передник и колпак, а сам Реваз кинулся к Рае, бежавшей к нему на встречу.

Старший грузин усмехнулся, сбрызнул шашлыки водой и пошел сам вытирать столы.

Реваз и Рая бежали вдоль пляжа, крепко держась за руки. И не было на земле такой силы, которая смогла бы их остановить в этот момент, и не было такой преграды на свете, которую они сейчас бы не преодолели.

 

Мира вошла в ванну, закрыла за собой дверь. Включила воду и посмотрела на себя в зеркало. Отражение снова не порадовало. На нее смотрела уставшая женщина с серым лицом и синяками под глазами. Мира убрала с лица волосы, умылась прохладой водой, ощутила некоторую свежесть, снова посмотрела на себя в зеркало.

-Голубушка, вы сойдете с ума, если не прекратите это. Ночи придуманы для того, чтобы спать, и вам надо спать - проговорила она, обращаясь к своему отражению.

Потом умылась холодной водой, встряхнулась и добавила:

-Жить тяжело, но нужно! Будем жить!

Через полтора часа Мира элегантно одетая, с эффектным макияжем и аккуратной прической сидела за столом своего офиса.

-Мироша, может быть, кофе выпьем? – спросила ее Тамара Соколова, подруга и коллега по работе, заглядывая в дверь.

Мира посмотрела на небольшую стопку документов на столе, на открытый на компьютере файл и сказала:

-Давай, не помешает.

Тамара внесла поднос с чашками и поставила его на стол, подала маленькую чашечку Мире и взяла вторую.

-Послушай, подруга, так нельзя, эта работа доведет тебя до дурдома или сведет в могилу. Знаешь, карьера карьерой, но нужно же и о себе думать.

Мира сделала глоток и ощутила приятный терпкий вкус настоящего крепкого кофе. Она с благодарностью улыбнулась Тамаре, которая умела не только варить настоящий кофе, но и поддержать в трудную минуту.

-Ты плохо выглядишь, девушка, пора завести нового любовника или выйти замуж, в конце концов, - продолжала свой сеанс психотерапии Тамара, - ну или, хотя бы съездить в отпуск.

-Какой отпуск, о чем ты говоришь, у меня квартальный отчет на носу, а я еще вчерашние проводки не разнесла до сих пор, прямо руки не поднимаются, не знаю, как себя заставить,- ответила Мира, потом подумала и добавила: - да и с прошлого отпуска прошло всего четыре месяца.

-Да, знаю, я твой отпуск, на маминой даче с детьми твоей многодетной сестры, - проговорила Тамара.

Мира улыбнулась и тихо проговорила:

-Она не многодетная, у Лены всего двое детей …

-Знаю, знаю, Ванечка и Аленка, которых, ты безумно любишь.

Мира снова улыбнулась и не сказала ничего, потому что она действительно очень любила своих племянников, детей младшей сестры Елены, которая была замужем за военным моряком и жила на дальнем севере. Каждый год Лена привозила своих сорванцов к маме, что бы дети могли за нормальное лето, а не северное, отдохнуть, окрепнуть, набраться солнышка, наесться ягод, яблок и всякой зелени в изобилии произраставшей на дачном участке у мамы.

Каждый год Мира брала отпуск и проводила его вместе с племянниками на даче, потому что маме одной справиться с ребятишками было не под силу.

-И что тебя сегодня мучило? – прервала Мирины воспоминания Тамара.

Мира пожала плечами, решая рассказывать подруге или нет? Решилась.

-Понимаешь, я и сном назвать это не могу, это настолько реально, как будто я стою рядом и наблюдаю все это.

-А снотворные, что я тебе давала, ты принимала? - спросила Тамара.

-Да, принимала, - ответила Мира, - но я и без них прекрасно засыпаю, и сплю всю ночь, а просыпаюсь, как будто всю ночь работала.

Тамара покачала головой и проговорила:

-Мироша, может быть тебе все-таки сходить к психотерапевту?

Мира пожала плечами и проговорила:

-А смысл? Я не знаю, чем он мне может помочь?

-Ну не скажи, у них там техники есть всякие – гипноз, сугестика, внушение?

-Мне и так уже кто-то достаточно внушает, что бы пускать в мою голову еще психотерапевта. Нет, Томик, я уж как-нибудь сама справлюсь.

-Мира, ну ведь это можно же решить, может прибегнуть к регрессивному гипнозу, и понять, что за информация к тебе приходит, откуда, и тогда можно будет понять, что с этим делать, а вдруг это кто-то просит тебя о помощи?

-Нет, - покрутила головой Мира, - это что-то другое.

Она поставила чашку на поднос и сказала:

-Все, иди мне работать нужно.

-Что значит работать, а рассказать? Я можно сказать вся в предвкушении очередного триллера, а она мне: «все иди».

-Сегодня был не триллер, - с вздохом проговорила Мира.

-Так, - взгляд Тамары приобрел заинтересованность, - а что тебе снилось сегодня? Ну? Ну? Неужели?

-Нет, - ответила Мира, - не то, что ты думаешь, секса не было.

-А что было?

-По-моему это история Ромео и Джульетты, только из нашей жизни. Ну, может не совсем нашей, но где-то рядом.

Тамара встала, взяла поднос с чашками и проговорила:

-И все-таки, девушка, замуж тебе пора.

Тамара вышла из кабинета, но в дверях оглянулась:

-А как их звали?

-Рая и Реваз.

Тамара пожала плечами и закрыла за собой дверь. Мира была благодарна подруге, она сегодня, как и всегда своей легкой болтовней смогла стряхнуть с нее тяжесть ночи.

Мира включила кондиционер, повернулась к компьютеру и целиком погрузилась в работу. Только работа, которой всегда было много, потому что работала она налоговым консультантом в независимой финансово-консультационной фирме с претенциозным названием «Ваш главбух», помогала ей забыться.

Мире недавно исполнилось сорок два года, она была не замужем, у нее не было детей, она была недурна собой и умела хорошо выглядеть. Она была, по-своему, счастлива. Жила спокойной и размеренной жизнью, была неплохо обеспечена, у нее были друзья, мама, сестра и любимые племянники. Другой жизни для себя она не представляла, да и не хотела. В прошлом были любовные треволнения и романы, в прошлом был неудавшийся брак. Уже все успокоилось, все улеглось. И ей нравилась такая жизнь, но … вдруг начались эти сновидения. И Мира не знала, как к этому относится. Реальность видения была настолько ощутима и осязаема, что просто так проснуться и забыть сон, было невозможно.

 

Рабочий день неуклонно клонился к закату. Мира начинала испытывать то неясное чувство, которое она испытывала каждый вечер. Приближался час одиночества, так она для себя назвала это время – от конца рабочего дня до отхода ко сну.

Нужно было идти домой. Нет, она любила свой дом, вернее небольшую трехкомнатную квартиру в элитном малоквартирном доме, которую три года назад выбрала для себя сама и сама ее обустроила и обставила, по своему вкусу, так чтобы ей было удобно. Это было ее убежище, ее нора, это был ее шалаш, в котором у нее был свой рай, и которому, как приложение не требовался «милый».

Мира не была пуританкой, время от времени у нее случались романы и увлечения, но всегда эти чувства были недостаточно сильны, чтобы ради них бросить устоявшийся устроенный, пусть одинокий, но свой мирок.

Мира выключила компьютер, надела пальто, взяла сумку и вышла в коридор заперла дверь своего кабинета и пошла на выход. На вахте она сдала ключ охране, расписалась в журнале и вышла на улицу.

«Ваш главбух» располагался в огромном офисном здании, где было еще около сотни таких же фирм, фирмочек, контор и различных учреждений.

-Мира, садитесь, я вас подвезу, - услышала Мира со стороны офисной автостоянки знакомый голос.

Это был Максим Кудельников, риэлтор одного из городских агентств недвижимости, которое располагалось в этом же здании. Они познакомились на одной из корпоративных вечеринок, тогда Мира позволила ему проводить себя до дома. А потом стала избегать встреч с Максимом, хотя Тамара, не одобряла ее поведения. Максим был немного моложе Миры, но выглядел он вполне презентабельно, по словам подруги. Среднего роста, всегда строго элегантно одет, очки в тонкой золоченой оправе и короткая стрижка. Максим ездил на «FORD» последней модели и не расставался с мобильным телефоном и карманным компьютером, делая там постоянно пометки.

Мира подошла к Максиму и сказала:

-Спасибо, Максим, но я хочу пройтись. Погода чудесная, а я целый день за компьютером.

-Вы правы, у меня тоже последнее время наблюдается острая кислородная недостаточность, разрешите тогда проводить вас пешком.

Мира пожала плечами и сказала:

-Ну, если вы никуда не торопитесь, то, пожалуйста, но имейте в виду, до моего дома около часу хода.

-Замечательно, я как раз сегодня никуда не тороплюсь, и с удовольствием прогуляюсь.

Они пошли вдоль улицы. Разговор не клеился. Максим начинал его несколько раз, задавая вопросы, но Мира давала односложные ответы, не требующие развития темы, и разговор снова зависал.

-Мира, - вдруг остановился Максим, - знаете, я сегодня не успел нормально пообедать, давайте сходим поужинать, вот сюда, например, - он показал рукой на яркую витрину ресторана с многообещающим названием «Трапезная».

Мира усмехнулась и пробурчала себе под нос:

-Кто девушку ужинает, тот ее и танцует.

-Что вы сказали? – не расслышал Максим.

-Нет, ничего, - продолжала улыбаться Мира, - спасибо, Максим, но я не люблю рестораны, и ужинаю я очень мало, а вы идите, пожалуйста, я доберусь до дома сама.

Максим как будто только и ждал этого разрешения, он поцеловал руку Мире и сказал:

-Простите, что не сумел быть вам интересным.

-До свидания, - ответила Мира и пошла своей дорогой.

Быть интересным. Интересно, а кто может быть ей интересен?

 

-Фрида, вы не понимаете, вам опасно оставаться здесь, вчера не верхней Никольской сожгли Бейтцев, позавчера на Тартанах сожгли Долевича, а что сделали с Рабиновичами, вообще говорить страшно, - говорила полная седая женщина в сером строгом костюме, маленькой шляпке с вуалеткой, маленьким редикулем на полной руке, в черных кружевных перчатках.

Фрида ходила по комнате, прижимая к груди младенца, продолжая его покачивать, потом остановилась и нерешительно проговорила:

-Я не знаю, Натан уехал, сказал, что будет через неделю, вчера приезжал от него приказчик привез деньги и сказал, что Натан задерживается.

-Фрида, милая, - женщина обняла Фриду за плечи и проговорила: - забирайте детей и уезжайте к мужу, где он у вас снова в Харькове?

-Нет, он в Москве.

-Езжайте, езжайте, устроитесь там, потом пройдет эта волна, и вернетесь домой.

-Ну, куда же я поеду, Клавдия Константиновна, здесь дом, мы только построили его, а дети? Куда я одна с ними у меня всего две руки, а они же совсем крошки. Иде три года, Лазарю полтора, а Доре третий месяц.

Фрида села на стул, посмотрела с нежностью на спящую малышку и сказала:

-Да и от себя не убежишь, приказчик вчера сказал, что погромы идут по всей стране, нас могут убить и на вокзале и в поезде, нет… - она решительно покрутила головой и добавила: - нет, если суждено умереть, так лучше здесь в своем доме. Вы думаете, что с такой внешностью и с таким паспортом, меня никто не узнает?

Клавдия Константиновна оглядела Фриду, действительно - черные как смоль бурные непослушные волосы, затянутые в небрежный узел на затылке, крупные почти круглые глаза, крупный с отчетливым рельефом нос и пухлые губы крупного рта – и неуверенно проговорила:

-Ну, нормальная прическа, одежда, немного пудры и никто даже не догадается, что вы еврейка.

Фрида прикусила нижнюю губу, прикрыла глаза и приготовилась произнести решительное: нет! Было заметно, как нелегко дается ей это решение, но, Натан сказал: «Жди меня дома», и она не смела, ослушаться мужа.

За окном дома послышался шум. Фрида вздрогнула и подняла глаза.

-Что это?

-Не знаю, - ответила Клавдия Константиновна.

Обе женщины подошли к окну, но в тот же момент отшатнулись. Клавдия Константиновна сжала в страхе руки и прошептала:

-Фрида, это погром.

 

Мира проснулась села на кровати, включила настольную лампу, взяла из коробки бумажную косметическую салфетку, обтерла лицо, шею, грудь. Положила салфетку на прикроватную тумбочку, взяла с тумбочки стакан с минеральной водой выпила.

Вчера у нее неожиданно прямо на работе поднялась температура, пришлось уйти с работы и взять больничный.

И снова какой–то необычный сон. Кто эти люди? Фрида, Натан, Клавдия Константиновна, Ида, Лазарь, Дора. Какие странные имена, явно еврейские. Среди знакомых Миры была только одна еврейка - подруга матери, ныне покойная Инна Соломоновна, да и та все время почему-то скрывала, что она еврейка, хотя, что тут скрывать? Подумаешь еврей, армянин, латыш, чукча – какая разница. Никогда в жизни для Миры не стоял национальный вопрос, она прекрасно уживалась с людьми любой национальности, лишь бы люди были хорошие. В классе за одной партой с ней вместе сидел татарин, а в институте самыми преданными друзьями и самыми галантные поклонниками были ребята родом из Сухуми, жаль, что это теперь заграница и там идет война, и нельзя съездить к ним в гости. Да и замуж она вышла за украинца, от которого, к сожалению, у нее осталась только звучная фамилия ….

Мира посмотрела на градусник, который только что вынула, температура была 38,6. Она стряхнула градусник. Взяла из пачки жаропонижающую таблетку, обнаружила полное отсутствие жидкости в стакане. Принять таблетку без воды было невозможно, она была растворимой. Придется идти на кухню.

Она откинула одеяло и опустила ноги, сразу попала в тапочки. Перевела дыхание, ощутила легкое головокружение, немного посидела, потом все же встала и пошла на кухню.

На кухне она налила воды в стакан, опустила в него большую круглую таблетку и села на стул, наблюдая, как тает таблетка, испуская целый сноп воздушных пузырьков. Часы на стене показывали половину третьего. Теперь до утра уснуть не удастся. На работу завтра можно не ходить, но завтра все равно очень тяжелый день – у мамы юбилей, маме исполняется 65 лет. К ней завтра придет целая куча народа, всякого рода - родственники, подруги – члены «клуба любителей детективов и женских романов», соседки, бывшие коллеги по школе. Нужно быть в форме, нужно много готовить салатов, начистить ведро картошки и нарезать целый мясной отдел колбасы. Хотя… это она, пожалуй, поручит машине в супермаркете.

Мира налила в большую миску воды, потом добавила в нее ложку уксусной эссенции. Взяла хлопчатобумажную салфетку, сняла сорочку, смочила салфетку в приготовленном растворе и обтерлась. Все, теперь обязательно станет легче! Она надела сорочку и поспешила вернуться в кровать.

 

Рая и Реваз стояли, прижимаясь к серой стене дома с колонами. Темнота скрывала их от посторонних глаз. Холодный пронизывающий ветер гонит их из этого укрытия.

-Реваз, милый, как же я без тебя, не уезжай, родной.

-Рая, поедем со мной, - проговорил Реваз с заметным грузинским акцентом.

-Я не могу, как же я оставлю маму, она же совсем одна, я не могу ее оставить, Реваз ну кто вас тронет? Твой отец шашлычник на пляже? - ответила Рая.

-А брат? – ответил вопросом Реваз.

-Ну, они же не узнают, что твой брат комсомольский секретарь.

-Глупенькая, - Реваз погладил Раю по голове и проговорил: - ты думаешь все такие же хорошие, как ты. Плохих людей много, завистливых много. Сандро ушел в партизанский отряд. Мы утром уезжаем с последним кораблем семей комсостава. Я тебя умоляю, пойдем со мной.

Реваз порывисто обнял свою любимую и горячо прошептал в ухо:

-Я люблю тебя, я хочу, что бы ты жила, я хочу, чтобы у нас были дети. Я прошу тебя, завтра будет последний корабль. Если ты не уедешь, это может плохо кончиться. Немцы и румыны уже на подходе. Рая, я тебя умоляю. Отец сказал, что мы выдадим тебя на мою сестру Нателлу, ты поедешь со мной.

Рая тихо заплакала и проговорила:

-Нет, я не могу. Не могу.

Реваз достал из кармана пальто небольшой сверток и протянул его Рае.

-Вот возьми, это деньги, отец передал, но я все равно буду ждать тебя завтра на пристани.

Он хотел уйти, сделал шаг, потом вернулся, порывисто обнял Раю и поцеловал.

Рая тоже обнимала Реваза за шею, крепко переплетя руки, и было понятно, что она не хотела его отпускать. Она прижалась к нему всем телом и прошептала:

-Пойдем.

-Куда?

-К нам.

-А мама?

-Она сегодня дежурит ночь в больнице.

-А мадам Голубинская?

-А она уже спит.

Они вошли в подъезд, таясь и прижимаясь к стене, прокрались к квартире, не включая света, прошли прямо в комнату, тихо закрыв за собой свет.

Они не слышали, как так же тихо закрылась дверь комнаты мадам Голубинской.

 

Мира вскочила и села на кровати, впервые в жизни ее напугал противный писк будильника. Поднять – подняли, а разбудить забыли. Мира пыталась проснуться, тряся головой и потирая глаза. Пора, труба зовет.

Она приняла очередную порцию жаропонижающих и болеутоляющих, выпила чашку витаминного чаю, оделась, затянула волосы в тугой узел, взмахнула два раза пуховкой и сказав своему отражению:

-Ничего нет лучше естественной женской красоты, - вышла из дома.

Сегодня ей понадобится автомобиль, ходить пешком сегодня, для нее было не очень удобно. Она подошла к гаражному боксу, устроенному прямо под ее квартирой, нажала на кнопку пульта. Автоматическая дверь поднялась. В достаточно большом гаражном боксе стояла миниатюрная двух дверная таёта, ярко-желтого цвета с огромной красной розой на капоте.

Ездить Мира не любила, побывав однажды в небольшой аварии, боялась теперь даже переходить оживленную улицу, но когда было нужно, значит, было нужно. Она нажала на кнопку пульта автосигнализации. Машина жалобно пискнула, рычажки, запирающие дверцы подскочили, разрешая Мире занять место у руля.

Первый пункт назначения супермаркет в двух кварталах от дома. Мира припарковалась на стоянке, вышла из машины и пошла к магазину.

-Здравствуйте Мира Львовна, - услышала она за спиной знакомый голос.

Мира обернулась. На крыльце, улыбаясь рекламной улыбкой, стоял Максим Кудельников.

-Здравствуйте Максим, - удивленно проговорила Мира, - как вы здесь оказались?

-А я здесь недалеко квартиру показывал клиенту, - ответил Максим, потом пригляделся к Мире, заметил, как она тяжело дышит, и предложил: - может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

Выражение его лица было такое сострадательное и внушающее доверие, а Мира так плохо себя чувствовала, что просто кивнула головой и вошла в магазин.

-У моей мамы сегодня день рождения, юбилей, - проговорила она, - а я себя так паскудно чувствую, если вы никуда не торопитесь…

-Конечно, конечно, я с удовольствием буду вашим носильщиком, официантом и мойщиком посуды, - услужливо проговорил Максим, - и с превеликим удовольствием познакомлюсь с вашей мамой.

Они закупили несколько килограммов салатов, несколько сортов колбасы, мясных и рыбных деликатесов, фрукты, сладости и кондитерские изделия.

Когда тележка, до верху нагруженная продуктами подкатила к машине Миры, Максим оценивающе поглядел на нее и на покупки, и сказал:

-А вы думаете, все это уберется в этого конька-горбунка?

Мира улыбнулась и тихо ответила:

-Если бы вы только знали, что я вожу в своей машине, вы бы не удивлялись.

Мира не стала вдаваться в подробности того, как использовала свою машину в период осенних заготовок овощей, когда ей приходилось привозить картошку, капусту и другие овощи маме и всем ее подругам.

Они уселись в автомобиль. Мира запустила двигатель и сказала:

-Ну вот, останется только все это разложить по тарелкам, расставить на столы, и приготовить горячее.

- А что вы делаете на горячее? – спросил Максим.

-Обычно это тушеная картошка с мясом.

Максим поглядел на часы и проговорил:

-А во сколько собираются гости?

-Через три часа, - проговорила Мира.

-Мы не успеем, - решительно проговорил Максим, - предлагаю купить готовое горячее.

-Как это? – удивилась Мира.

-Все очень просто, едем сейчас в ресторан «Домашний обед», сколько гостей будет у вас?

Мира пожала плечами и проговорила:

-Человек тридцать.

-Прекрасно, берем тридцать пять порций картошки с мясом, останется и только разогреть.

Мира удивленно улыбнулась и проговорила:

-Максим мне вас сам бог послал, вы настоящее сокровище.

В этот день Максим удивлял ее еще не раз. Он оживленно беседовал с гостями Маргариты Альбертовны – мамы Миры, пел вместе с ними песни их молодости и убил всех на повал, когда прочитал стоя на одном колене оду в честь юбилярши.

Когда гости разошлись, Максим убрал всю грязную посуду со стола, раздвинул мебель и пришел на кухню с предложением:

-А давайте я буду посуду мыть, а вы вытирать.

-Максим, вы золото, - проговорила Маргарита Альбертовна, - потом внушительно посмотрела на дочь и прошептала: - он женат?

-Не знаю, - ответила Мира так же шепотом.

-Мира, очень, очень положительный молодой человек, обаятельный и кажется, влюблен в тебя.

-Мама!

-А что такого я сказала? – она оглянулась на Максима, азартно намывающего очередную стопку тарелок, и еще ближе приблизившись к Мире, проговорила: - девочка моя еще ничего не поздно, моя мама родила меня в сорок три года…

-Мама, ты была десятым ребенком в семье.

Маргарита Альбертовна хотела что-то возразить, но в этот момент к ним подошел Максим и поставил на стол очередную стопку чистых тарелок, потом вернулся к мойке и принес еще одну тарелку отдельно. Это была большая тарелка под супницу.

Он поставил тарелку на стол и сказал:

-Извините, но это очень расточительно использовать кузнецовский фарфор для застолья, место этой тарелки на выставке или в музее.

Мать и дочь переглянулись. Мира взяла в руки тарелку. Это была старинная тарелка, с тонким нежным рисунком, с волнистой кромкой. На дне тарелки образовались тонкие паутинные трещинки, но, не смотря на это, выглядела она прекрасно. Эту тарелку Мира помнила с детства, как бабушкина тарелка.

Мира перевернула тарелку дном вверх. Максим показал пальцем на клеймо на дне. Клеймо представляло собой царский герб – двуглавый орел, под ним буква «Т», под ней фамилия и инициалы М.С. Кузнецова».

-Это все что осталось от большого сервиза? – спросил с улыбкой Максим, - надо хотя бы ее сберечь.

-Эх, Максим, - проговорила Маргарита Альбертовна, потом осеклась и спросила, - вы позволите мне вас так называть?

Максим умиленно улыбнулся, поцеловал руку Маргарите Альбертовне и проговорил:

-Вы мадам, можете меня называть так, как вам захочется.

-Спасибо, Максим, так вот я не знаю, каков был этот сервиз, мне досталась только эта тарелка. Это все наследство моего мужа от его родителей.

-У-у-у, а они были состоятельными людьми? – удивленно протянул Максим.

Маргарита Альбертовна рассмеялась и проговорила:

-Какое там состояние, когда мы поженились, мать моего мужа была старой больной парализованной женщиной, она когда-то была хорошей портнихой, но когда я ее узнала, она уже ничего не могла делать. И жила только на то, что приносили люди, пока Левушка был в армии. Единственное богатство в том доме с земляным полом была швейная машина Зингер и вот эта тарелка. Машинку потом украли после смерти Дарьи Никитичны, а тарелка вот осталась.

-Мама, а дед? Кем был наш дед? – спросила Мира.

-Дед, про него я и вовсе ничего не знаю, он погиб, вроде бы, - неуверенно сказала Маргарита Альбертовна, - в первые дни войны, еще до рождения твоего отца. Левушка то же ничего о нем не знал, от отца ему осталась только фамилия Шеметов.

-Да смутное прошлое, - проговорила Мира.

-Ой, - махнула рукой Маргарита Альбертовна, - нечего там смутного нет, и вообще там ничего нет, умерли все и все. То ли дело наша родословная, от купцов третьей гильдии известные были по всей Волге, торговали на всех поволжских ярмарках.

-Ух, ты, - искренне удивился Максим, - какая прелесть.

-Максим, перенесите, пожалуйста, тарелки в сервант, - вмешалась в их разговор Мира, пока мама не села на своего любимого конька, рассказывая о том, как прекрасно и замечательно жили они в своей деревне.

Тот вечер закончился вполне предсказуемо:

-Я вас провожу?

-Пожалуйста.

-Может быть, пригласите на чашечку чаю?

-Извините, я очень плохо себя чувствую, и очень устала.

-Ну, что же, всего вам самого доброго и до встречи.

-Спасибо, вам Максим, за помощь и до встречи.

Они расстались у подъезда. Мира, не чувствуя ног от усталости, поднялась в свою квартиру и буквально рухнула в постель.

Ночь была тяжелая, отдельные отрывочные сны тревожили ее, но общая картина не складывалась. У нее было ощущение, как будто она стояла в толпе народа. Ей что-то кричали со всех сторон. Люди старались перекричать друг друга. Она видела огонь, и ощущала себя внутри пожара. Она слышала выстрелы и ощущала, как падает куда-то вниз, проваливаясь, сквозь кровать, сквозь землю, все ниже и ниже, и летит и летит. Весь этот кошмар проходил, и становилось легче дышать. И совсем легко стало, когда она увидела себя, сидящей на невысоком, покрытом густой ярко-изумрудной зеленью холме. За спиной у нее виднелось яркое голубое небо, сливающееся с таким же ярко-голубым морем. На руках она держала младенца.

Разбудил ее звонок домофона. Мира села в кровати, не сразу соображая, сон это или она все-таки уже проснулась. Булькающий сигнал домофона подтвердил, что это явь.

Она подошла к входной двери и сняла трубку.

-Кто там?

-Мироша, это я, впусти, пожалуйста, - это была Тамарочка Соколова.

Мира впустила Тамару и пошла снова в спальню. Надела большой махровый халат и пошла на кухню ставить чайник.

Через минуту из прихожей послышалось:

-Мироша, это я, я уже здесь.

А еще через минуту они вдвоем сидели на кухне за красиво накрытым столом.

-Мироша, скажи честно, как ты себя чувствуешь? - спросила Тамара.

Мира пожала плечами, потрогала голову тыльной стороной ладони и ответила:

-Не знаю, ночью думала, что помираю, так ужасно было мне, а сейчас … вроде ничего.

Тамара тоже потрогала лоб подруги и проговорила:

-Нет, температуры у тебя нет, значит, кризис миновал. Знаешь, что подруга, ты переработала, и должна отдохнуть. Вот, это тебе, - она положила на стол конверт.

Мира взяла конверт в руки, открыла его, там была увесистая пачка денег.

-Что это? – спросила она.

-Алексей Николаевич, (это был хозяин их канторы) решил отправить тебя в отпуск. Это премия и две недели отпуска тебе вне графика.

В голове у Миры роились мысли о недоделанных отчетах, и недообслуженных клиентах, но она одарила подругу равнодушным взглядом и сказала:

-А какого черта, в самом деле, памятник мне никто не поставит, а когда дают надо брать.

Тамара с облегчением вздохнула и сказала:

-Фу, ну, слава богу, а я уж приготовилась тебя долго уговаривать. Куда поедешь? Слушай, может в Турцию, сейчас в Анталии такая красотища, море чистое, народу мало, отдохнешь на полную катушку.

-Нет, Турцию я не люблю, - покачала головой Мира.

-А куда, слушай, может быть в Египет? А там говорят такие мальчики, - проговорила Тамара заговорщическим тоном.

-Нет, не хочу, мальчиков мне и здесь хватает.

Мира сидела, задумчиво глядя перед собой. Тамара откусила конфету, сделала глоток чая и проговорила:

-Слушай, а может, тебя на экзотику потянуло, вот Танюшка Федорова из клиентского отдела в прошлом году ездила на ГОА, слушай, это говорят, вообще рай на земле.

-Нет, там змеи, я их боюсь, я поеду в Израиль, - проговорила с улыбкой озарения на лице Мира.

-Куда? – удивленно открыла рот Тамара, - там же бомбят, там террористы.

-Фигня война, главное маневры, - с азартом проговорила Мира, - ну-ка дайка мне желтые страницы.

Тамара пришла проводить ее и на вокзал. Она заботливо протянула Мире небольшую бумажную сумку, в которые обычно упаковывают подарки и сувениры, и проговорила:

-Вот возьми, это мы с девчонками тебе собрали, все, что понадобиться тебе на пляже.

Мира улыбнулась, обняла подругу и сказала:

-Ну, что вы, я же не навсегда уезжаю, вернусь через неделю.

-Не торопись, отдыхай, как следует, ты нам нужна здоровая и трудоспособная, - улыбаясь, проговорила Тамара, - это просил тебе передать Алексей Николаевич, так и сказал, передайте Мире Львовне, что мы ее очень ждем.

-Томусь, а кому он передал моих клиентов?

-Никому, сам ведет, мне только поручил бумажки оформлять, да курьерскими полномочиями наделил, но только по твоим клиентам.

Мира удовлетворенно улыбнулась, ее клиенты были в надежных руках. С Алексеем Дмитриевым ее связывала студенческая юность. Алексей был одним из ведущих экономистов области. Занимал высокий пост в областной администрации, но политика дама капризная - сменился губернатор, пришлось и Алексею Николаевичу искать новое место. Он, не долго думая, организовал свою фирму и позвал на место своего зама по налогам Миру. Мира в то время работала налоговым инспектором, и к моменту приглашения от Алексея, просто осатанела от безденежья, от работы без выходных и отпусков, от бесконечно меняющегося законодательства, и от налогоплательщиков, у большинства которых во всем и всегда был виноват налоговый инспектор. Поэтому и приняла его предложение без малейшего сомнения, оставляя 10-ти летний стаж работы в налоговых органах и солидную должность начальника отдела.

-Томик, слушай, ты, когда пойдешь в «Арсенал», внимательно проверяй все бумаги и бери опись, у них на редкость безалаберная секретарша. Она всегда теряет документы…

-Так, ты в отпуске, все, марш в вагон, и завтра, как долетишь - обязательно позвони.

 

Мира взяла экскурсионный тур, который включал в себя ежедневные экскурсии по достопримечательностям Израиля, и три дня на пляже. Сегодня подходил к концу второй пляжный день, еще завтра, но он уже не считается, потому что был днем отъезда, и все - в холодную Россию. Сейчас она уже жалела, что не взяла двухнедельную путевку, можно было бы еще понежиться на горячем солнышке. Но что сделано, то сделано, да и всегда лучше - поев оставаться немного голодным.

Мира ушла с пляжа. После обеда, поддавшись уговорам гида, совершила поход на городской рынок. Зачем пошла? Ей ровным счетом ничего было не нужно. Она немного походила вдоль ярких рядов, лениво разглядывая товары, и потихоньку отстала от своих спутников.

Она пошла пешком к гостинице, по набережной, наслаждаясь последним теплым днем и отдыхом, наконец, утомившись, присела за столик небольшого уличного кафе. К ней подошел официант и слегка, склонившись в поклоне, что-то спросил на иврите.

-Кофе, пожалуйста, - устало ответила Мира.

-Пожалуйста, - ответил официант на чистейшем русском языке.

Мира немного удивилась, но ограничилась улыбкой. Официант удалился. Мира откинулась на спинку легкого плетеного кресла и принялась созерцать морской простор, открывающийся с террасы кафе.

-Разрешите с вами познакомиться, - услышала она над собой знакомый, но уже почти забытый, довольно приятный мужской баритон.

Дыхание Миры замерло, она подняла голову и обомлела. Над ней, слегка склонившись, стоял ее бывший муж.

Они расстались с ним почти двадцать лет назад, прожив чуть больше года. Муж подарил ей красивый любовный роман, шикарную свадьбу, романтическое свадебное путешествие. Год легкой беззаботной жизни в квартире, подаренной родителями мужа. Потом он так же легко изменил ей с ее близкой подругой, но этого Мира простить ему не смогла, и соответственно после этого был развод. Мира ушла из его жизни, вычеркнув навсегда из памяти этот неудавшийся брак.

-Лиманский, что ты здесь делаешь?

Лиманский поцеловал Мире руку, присел в кресло рядом и проговорил:

-Тот же вопрос я мог бы задать и тебе, так что ты здесь делаешь?

-Я здесь отдыхаю, а ты?

-А я здесь работаю, - ответил Лиманский.

В это время собравшиеся на небольшой эстраде музыканты начали разогревать публику легкой музыкой. На эстраде появился администратор кафе. Он деловито постучал по микрофону и вкрадчивым голосом с легкой грассировкой проговорил по-русски:

-Дорогие друзья, я обращаюсь сейчас к тем, кто понимает меня, а таки специально говорю по-русски, для вас сегодня…

Мира слушала администратора и смотрела на, загадочно улыбающегося, Лиманского. Что за подвох? Что-то здесь не так. Мира слышала, как сильно стучит у нее сердце, а рука с чашкой кофе так и повисла в воздухе.

-Последняя гастроль, только сейчас, только для вас, с песнями нашей молодости, - проговорил администратор, растягивая слова, - собственной персоной – Борис Лиманский, прошу любить и жаловать.

Сказал и жестом указал на Лиманского. Оркестр заиграл «Одессу», раздались аплодисменты, Лиманский поднялся со своего места, подмигнул Мире и пошел к эстраде.

Лиманский пел полтора часа почти без перерыва. Он пел те песни, которыми когда-то в молодости покорил ее и еще немало девичьих сердец. Голос у Бориса был не сильный, но приятного бархатного тембра и бардовской интонации. Начиная со второй песни зал начал подпевать. Оказывается Мира случайно забрела в ресторан, где собирались бывшие русские и куда с удовольствием любили заглядывать многочисленные русские туристы.

Борис закончил свое выступление песней Олега Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Публика неохотно, но все-таки отпустила Бориса, и он вернулся к Мире, которая все еще сидела с расширенными от удивления глазами.

Он присел за столик, налил себе воды, сделал глоток и проговорил:

-Что-то в горле пересохло.

-Стареешь Лиманский, раньше мог часов пять без передышки петь, - проговорила Мира, улыбаясь с легкой издевкой.

-Да я и сейчас больше бы мог, так ведь эти жи… пардон, евреи не дают мне петь больше, вернее петь можно, платить не хотят.

К их столику подошла пара, мужчина и женщина пожилого возраста и извиняющимся тоном обратились к Борису:

-Борис Аркадьевич, мы так благодарны вам за ваше творчество, вы снова подарили нам молодость, мы хотим пригласить вас к нам в гости, мы здесь уже двадцать лет живем, и Россию ездим часто, но такого удовлетворения еще никогда не получали.

Борис встал, было заметно, что искренние слова бывших соотечественников его тронули, он поцеловал руку женщине, пожал руку мужчине и проговорил, слегка дрогнувшим голосом:

-Спасибо, за приглашение, но я завтра улетаю в Россию, извините концерты, концерты…

-Так ты теперь у нас, значит, артист? – с улыбкой спросила Мира, когда они покинули кафе.

Лиманский молча кивнул головой, и потом добавил:

-Да, и артист тоже.

-Я никак не пойму, ты здесь живешь или там?

Лиманский остановился, засунул руки в карманы объемных белых штанов, легко качнулся с носки на пятки и проговорил:

-А я и сам не пойму, у меня гражданство российское, а живу я в Украине, а работаю иногда в Израиле.

-Живешь в Причерноморске?

-Угу, - гмыкнул в ответ Лиманский, потом почесал затылок и проговорил: - Мирка, а ты какая была, такая и осталась, такая же молодая и красивая, как будто и не было этих двадцати с лишним лет. Помнишь, как у нас с тобой все начиналось?

Мира посмотрела на Бориса. Он изменился, но … нельзя было сказать, что он постарел, подурнел. Нет, он приобрел некоторую вальяжность, слегка потяжелел, в его образе появился некоторый лоск. А в остальном, он был такой же, как и раньше – двухметровый гигант, с длинными черными, правда, уже с проседью волосами, красивые тонкие черты лица, черные густые брови, синие от пробивающейся щетины щеки, белый льняной костюм, белые легкие туфли. Он всегда любил красиво и дорого одеваться, он всегда любил выглядеть, как манекен в витрине магазина. Он всегда любил блеснуть, и первое впечатление, которое он производил на девушек - ослепление, а потом была гитара или фортепиано, или аккордеон, и не одна девушка устоять перед ним не могла, но не Мира.

Мира была первой красавицей на своем экфаке. Высокая, не просто стройная, а как-то особенно изящная. Каждый изгиб ее тела подчеркивал женственность и непревзойденную грацию в движениях, в позе. Она выгодно отличалась от своих сверстниц, еще слегка угловатых и не сформировавшихся. Образ довершала длинная черная коса, спускавшаяся ниже пояса и огромные черные глаза в обрамлении пышных черных ресниц. Именно поэтому Борис Лиманский, учившийся на два курса старше, и выделил ее из толпы первокурсниц.

Сначала он думал, что это будет легкая добыча. Да так бы, наверное, оно и было, если бы Мира не была влюблена во французского певца Джо Дасена.

Когда Борису не удалось с первого, и со второго, и с третьего захода покорить сердце гордой красавицы, он применил «ход конем» - он разузнал у подружек Миры о ее музыкальных пристрастия, выучил песню Дасена и на одной из вечеринок запел по-французски, очень очень похоже на Дасена.

Мира усмехнулась и пропела:

-Ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла…

Борис сконфужено улыбнулся, почесал затылок и проговорил:

-Не забыла.

Некоторое время они шли молча, вспоминая каждый о своем. Первым от воспоминаний очнулся Борис.

-Ты здесь надолго?

-Нет, завтра уезжаю? – ответила Мира.

Борис остановился и спросил:

-Мирка, как ты жила эти годы? Как ты сейчас? Замужем?

Мира пожала плечами и ответила:

-Нет.

-Почему?

Мира снова пожала плечами и ответила:

-Не знаю, наверное, мне хватило одно брака с тобой.

Борис взял ее за плечи и заговорил:

-Ты меня так и не простила?

Мира высвободилась и ответила:

-Ты о чем? Простить можно было человека, который оступился, ошибся, совершил проступок, но ты же супружескую измену никогда не считал проступком или ошибкой, это для тебя всегда была норма жизни. Я приняла это, как данность, но не захотела с этим жить. Ты это понял?

-Понял, - угрюмо проговорил Лиманский.

Они снова некоторое время шли молча, а теперь первой молчание нарушила Мира.

-А как ты живешь? Женат?

Борис остановился, с шумом втянул воздух обеими ноздрями и проговорил:

-Нет, знаешь ли, совершенно холост.

Мира засмеялась и усомнилась в искренности слов бывшего супруга:

-Ой - ли? Ты и холост?

-Да, я и холост, представь себе, не сложилось – не сбылось. Понимаешь, я всех женщин люблю, что бы отдать себя любимого, какой-то одной женщине. К тому же все женщины хотят, что бы любили их, а я всегда хотел, что бы любили меня.

Мира снова весело рассмеялась и сказала:

-А милашку Бобочку любит по-настоящему, только мамочка, кстати, как она?

Борис вздохнул и сказал:

-Стареет, последнее время сильно сдала, каждый день говорит: «Боже, боже на кого же я оставлю своего маленького мальчика».

Миру насмешило то, как Борис передразнивал свою маму. Это действительно была интересная женщина, по южному яркая и обворожительная, сумасшедшая мать, готовая в любой момент лечь на рельсы ради своего «маленького мальчика». Она каждый месяц приезжала в тот город, где учился ее Бобочка, привозила ему на месяц чистые сорочки, нижнее белье, носки и даже носовые платки. Что бы ее мальчик, каждый день был чисто одет и чувствовал себя уверенно. Даже когда Мира и Борис поженились, Юлия Борисовна продолжала приезжать каждый месяц, но теперь она не возила чистое белье, а в первые месяцы проверяла, как Мирочка ухаживает за ее мальчиком, в конце концов, ее это удовлетворило. Она научила Миру готовить много вкусных блюд, которые любил Бобочка, а когда Мира и Борис приезжали в Причерноморск, она с Мирой ходила по всем знакомым и говорила, что это Мирочка жена Бобочки, просто золотая девочка.

Борис вдруг оживился:

-Мирка, когда ты, ты говоришь, домой?

-Завтра, а что?

-Слушай, поедем со мной, мама будет очень рада.

Мира испуганно отстранилась от него и, слегка задыхаясь от волнения, проговорила:

-Куда? Ты с ума сошел, нет-нет, я не могу, мне домой надо, у меня работа, мама…

-Мама? Слушай, я дурак, - Борис хлопнул себя по лбу ладонью и спросил: - Маргарита Альбертовна, как я мог про нее забыть, слушай, я дурак, как она?

Мира снова снисходительно улыбнулась и проговорила:

-Все в порядке, отметила юбилей на днях, живет полной жизнью, нянчит внуков, работает в саду, обожает детективы.

Они прошли еще несколько метров и оказались у входа в отель, где жила Мира.

-Вот мы и пришли, спасибо, что проводил, я очень рада была тебя повидать, передавай привет Юлии Борисовне, и прощай.

Мира махнула рукой и пошла в вестибюль отеля, даже не оглянувшись.

 

Мира стояла у большого старинного трюмо и расчесывала свои прекрасные длинные волосы. Это она делала каждое утро, но не перед старинным трюмо, а перед современным зеркалом туалетного столика. Необычность момента ее немного насторожила, Мира опустила руки, и заметила, что на ней старинная ночная сорочка с красивыми кружевами, а на столике трюмо стоит свеча в красивом бронзовом подсвечнике. Мира улыбнулась, и мысленно задала себе вопрос: «Что это?». Она посмотрела за свое отражение в зеркале и увидела там, за своей спиной, деревянную лестницу темно-красного цвета, с красивыми резными перилам, потом она оглянулась, и уперлась взглядом в глухую стену комнаты.

Мира проснулась и села на кровати. Сердце бешено колотилось, голова слегка кружилась, а руки дрожали.

Опять сон. Этого не было ни разу за все время отпуска. Она прекрасно отдыхала, после экскурсий уставала так, что засыпала мгновенно, как только голова ее касалась подушки.

Неужели снова, боже, сколько же ее будет мучить это…

Мира вышла на балкон. Жаркое солнце еще не распалило воздух, дышать было легко и приятно. Мира села в кресло. Волнение постепенно улеглось, но странный сон никак не отпускал.

Когда странные сновидения стали посещать Миру, она купила себе сонник Миллера и старалась там найти ответы на свои вопросы, но не один из ее снов не подходил под описанные в книге сновидения. В сегодняшнем сне было несколько моментов, описание которых она точно в этой книге видела. Но сама книга осталась на работе. Мира посмотрела на часы, Тамарочка уже на работе, хотя именно ей эта книга была не нужна. Когда Мира принесла книгу в офис, Тамарочка изучила ее от корки до корки и теперь работала толковательницей слов у всех своих подруг.

Мира вернулась в комнату и взяла телефон, набрала номер.

-Мироша, как я рада тебя слышать, ты уже вылетаешь? Тебя встретить с поезда? – затараторила подруга, не давая Мире вставить ни слова.

-Здравствуй Томочка, и я рада тебя слышать, - проговорила Мира, - я вылетаю в двенадцать, встречать меня не надо, я сама прекрасно доберусь, у меня к тебе дело, слушай, посмотри, пожалуйста, в соннике, к чему снится расчесывание волос?

-А кто расчесывал волосы? – спросила Тамара.

-Я.

-Да-а? Я тебя поздравляю, дорогая, - проговорила Тамара, с особой интонацией в голосе, - если молодая красивая женщина расчесывает во сне свои великолепные волосы, то …

Тамара многозначительно замолчала, и тогда Мира поторопила подругу:

-Томик, трафик идет.

-Ладно, ладно, - согласилась Тамара, - это сулит ей легкомыслие в поступках, в которых она, … к сожалению, позже раскается.

-Да? – Мира задумалась, потом, вспомнив, спросила: - а лестница? К чему снится лестница?

-Лестница? О! Это хороший сон, лестница это всегда движение вверх, это повышение и улучшение, я тебя поздравляю, отдых пошел тебе на пользу.

-Спасибо, Томик, спасибо и пока, до встречи.

Мира отключилась и вернулась на лоджию. До отъезда еще есть время. Можно спокойно собрать вещи, позавтракать, еще разок окунуться в море и домой. Так она и сделала.

Мира сдала ключ от номера горничной, которая обслуживала ее номер и пошла на первый этаж, где в вестибюле собиралась их группа для переезда в аэропорт.

Еще на последнем пролете лестницы она услышала разговор двух мужчин на русском языке на повышенных тонах. Один из голосов она узнала и поспешила к стойке администратора.

У стойки Лиманский громко спорил с администратором.

-А я вам говорю, таки поглядите еще раз, она должна быть в списках, я сам ее вчера проводил до вот этого самого порога.

-А я вам говорю, что такой постоялицы в нашем отеле нет.

-Да как это нет, если есть, - горячился Лиманский.

-Да почему вы не допускаете, что девушка вас просто продинамила? – проговорил администратор, возмущенный самонадеянностью этого зрелого красавчика, выглядевшего как курортный плейбой, которых маленький неброский администратор терпеть не мог.

-Это не девушка, это моя жена, - прокричал Лиманский, и с неприкрытой угрозой в голосе проговорил: - и я вас оч-ч-е-ень прошу, поглядите в свой проклятый компьютер еще раз, там должна быть Шеметова Мира Львовна, моя жена.

Мира рассмеялась и подошла к Лиманскому сзади, положила ему руку на руку и тихо проговорила:

-Бывшая… бывшая жена, Лиманская Мира Львовна.

Ее слова оказали на Бориса эффект разорвавшейся бомбы. Он стоял ошарашенный на столько, что был не в состоянии произнести ни слова, он тяжело дышал, открывая и закрывая рот, как рыба на берегу.

Мира посмотрела на администратора, его реакция была резко противоположной. Он сиял, как начищенный пятак, довольный, что нахального клиента кто-то так тихо и так основательно осадил.

Мира улыбнулась и сказала:

-Да, да, дорогой, а что тебя так удивило, я оставила твою фамилию, и так и живу с ней.

Борис с шумом выдохнул и прохрипел:

-Не ожидал, не ожидал….

-Да ладно тебе, - махнула рукой Мира, - ты зачем пришел проводить меня решил?

Лиманский, наконец, окончательно пришел в себя, после бурной эмоциональной схватки с администратором и от неожиданной новости, услышанной от Миры, и проговорил:

-Нет, я спешил, боялся не успеть, я пришел тебе сказать, что ты не летишь с этим самолетом в Москву.

-Да? – удивилась Мира, - это еще почему?

-Сейчас, - Лиманский достал из кармана телефон и набрал номер, послушал, и проговорил: - мама, мама, не кричите, я нашел ее и говорите с ней сами.

Сказал и сунул трубку Мире в руку.

-Что? Что? – удивилась Мира, приложила трубку к уху и проговорила: - алле?

-Мирочка, деточка, здравствуй родная, как я рада тебя слышать, - это был воркующий низкий грудной голос Юлии Борисовны.

Мира растерялась, но все же проговорила:

-Здравствуйте, Юлия Борисовна.

-Мирочка, золотая моя девочка, я тебя умоляю, я уже очень пожилой человек, мне осталось совсем немного, не сегодня-завтра я буду умирать, я тебя умоляю прямо на коленях, ты просто обязана приехать и навестить меня…

-Юлия Борисовна, это невозможно, я должна ехать домой.

-Кому и сколько ты должна? Если все дело в Марочке Мольбертовне, то я сейчас же ей позвоню и отпрошу тебя, ну я тебя умоляю…

Миру насмешило это уже забытое прозвище, которое Юлия Борисовна придумала для Маргариты Альбертовны, много лет назад. Она была старше мамы Миры, поэтому на правах старшей называла ее Марочка, но, однажды услыхала, как Маргариту Альбертовну один из учеников назвал Мольбертовной, ей это понравилось. И потом она так и называла свою новую родственницу Марочкой Мольбертовной. После развода Миры и Бориса, мамы еще какое-то время поддерживали связь, но потом в суете повседневных забот потерялись и связь прервалась.

-Но у меня билеты… - робко возразила Мира, понимая, что сопротивление бесполезно, противостоять Юлии Борисовне было невозможно.

-О, это даже не волнуйся, деточка, Боря все устроит, короче я готовлю утку, и жду вас к ужину.

Попрощаться Мира не успела, трубка откликалась только короткими гудками. Мира подняла глаза на Бориса, ожидая увидеть насмешку в глазах, но на этот раз интуиция ее подвела. Борис даже не улыбался.

-Ну и? – спросил он.

-А разве это возможно? – ответила Мира вопросом на вопрос.

Теперь Борис улыбнулся и проговорил:

-Ничего невозможного для нас на свете не существует.

 

Борис быстро устроил все формальности. И чрез час Мира уже садилась в самолет. Миру немного удивляло поведение Бориса. Когда раньше они были вместе, ей все время было с ним тесно. Лиманский обладал одной не всегда приятной особенностью – он занимал собой все пространство вокруг себя. Он как газ, заполнял весь предполагаемый объем. Если это была компания, то он был центром этого мероприятия, если это был субботник, то он непременно брал на себя руководство всей работой, и что самое интересно, люди принимали его игру и делали его своим лидером. Но на долго Бориса не хватало, он не мог заниматься чем-то одним более или менее продолжительное время. Взлететь, вспыхнуть, как фейерверк… и уйти на подзарядку, таков был Борис Лиманский. Однако к его чести стоит отметить, что и сам он никогда не стремился к каким-то высотам. Он не был карьеристом, он не копил деньги, он всегда был легким и веселым человеком, с которым хорошо только в праздник, а в будни он закисал, хандрил и непременно искал повод для очередного праздника.

Сегодня Борис был не таков. Он был сосредоточен и деловит, он занимался оформлением документов и багажом, он был немногословен, и предупредительно вежлив со всеми. Таким Мира его никогда не видела. И ей было интересно наблюдать за Лиманским. Она все время пыталась угадать, что это: маска или Лиманский просто постарел?

-Лиманский, что с тобой? – спросила Мира с улыбкой.

-А что? – с искренним недоумением переспросил Борис.

-Ты не подшучиваешь надо мной, не пристаешь к стюардессам, ты даже не заказал выпивку?

Борис внимательно выслушал все вопросы Миры, кивая головой в такт ее словам, при этом на лице его не было даже намека на улыбку, потом зацепился за последнюю фразу Миры, и только тогда лицо его несколько оживилось, и он спросил:

-Ты хочешь выпить, а что тебе заказать, - он нажал на кнопку вызова стюардессы, девушка в синей униформе подошла к его креслу, Борис скосил взгляд на бэйдж стюардессы и проговорил: - Галочка, будьте любезны, угостите нас коньячком.

-Какой желаете? Грузинский, дагестанский, армянский, французский?

-Французский, - проговорил Борис и повернулся к Мире, - что-нибудь еще?

Мира улыбнулась и покачала головой. Стюардесса отошла. Мира смотрела на Бориса, он почувствовал ее взгляд, повернулся к ней и спросил:

-Что? Что ты так смотришь на меня?

-Я тебя не узнаю, - сказала Мира, - что с тобой случилось, куда делся человек-праздник, человек-фейерверк, ты похож на бухгалтера.

-Значит, похож? – переспросил Лиманский, помолчал и добавил: - ты угадала, я и есть бухгалтер.

Мира ужасно удивилась, подняла брови и спросила:

-А как же концерты, гастроли, поклонники и поклонницы?

Лиманский махнул рукой и проговорил:

-А это так, Марик Беркович, мой друг детства, он давно переехал в Израиль, он хозяин того кафе, вот он и приглашает меня отдохнуть. Два раза в год я летаю туда, отдыхаю, живу у него, выступаю в его кафе, а что и мне приятно – молодость вспоминаю, и ему полезно – он количество посадочных мест увеличивает в два раза.

-А где ты работаешь бухгалтером?

-Да, так в одной фирме, скучно и неинтересно.

-Значит, пригодилась первая профессия, ты же не хотел связываться с экономикой.

-Не хотел, - он пожал плечами, немного помолчал, потом проговорил: - да я мечтал о карьере актера, участвовал в самодеятельности, пытался выступать с сольными концертами, а потом грянула перестройка, и вдруг потребовались бухгалтеры. И я стал бухгалтером.

-А как на личном фронте? Как оказалось, что ты не женат?

Лиманский снова пожал плечами и проговорил:

-Я был женат четыре раза, у меня пятеро детей четыре сыночка и лапочка-дочка, но теперь я живу с мамой, и не спрашивай почему.

-Почему? – упрямо спросила Мира.

Лиманский развернулся к ней всем корпусом, выражение его лица немного напугало Миру. Борис приготовился сказать ей что-то очень гневное, но в этот момент к ним подошла стюардесса и проговорила:

-Ваш коньяк.

Мира натянуто улыбнулась стюардессе, и взглядом указала Борису на пришедшую. Он выдохнул и, обернувшись к стюардессе, одарил ее чарующей улыбкой, взял бокалы, поблагодарил девушку. Стюардесса ушла, Борис протянул бокал Мире, а свой выпил залпом, потом стал дышать ровней. Мира пила коньяк маленькими глотками и не спускала взгляда с Бориса.

-Я не ужился ни с одной из трех своих последних жен только потому, что …

Он замолчал, не решаясь произнести последнюю фразу, и Мира сделала это за него:

-Потому что, как и первой изменял им.

Борис сник, опустил глаза, тяжело вздохнул, помотал головой отрицательно и тихо проговорил:

-Нет, я своим женам не изменял…

Мира засмеялась и продекламировала:

-Лиманский был примерным мужем, Лиманский женам верный был, тогда я не понимаю!?

-Чего тут не понимать, ты думаешь, какой должна быть женщина, что бы ежедневно по несколько раз выслушивать от моей мамы, что «Мирочка была лучше, Мирочка готовила вкусней, Мирочка стирала чище, Мирочка, Мирочка, Мирочка ….».

Мира засмеялась, и чем больше возмущался Борис, тем заливистей смеялась Мира, на них уже начали оглядываться другие пассажиры.

Насмеявшись вволю, Мира откинулась на спинку кресла, достала из сумки носовой платок и зеркальце, вытерла глаза, сделала глоток коньяку и серьезно проговорила:

-Ты здорово пародируешь свою маму, и … способность к выдумке ты тоже не утратил.

Борис вздохнул и сказал:

-Это не выдумка, и ты в этом убедишься сама.

-Каким образом?

 

Борис ничего не ответил, но, войдя в большую квартиру родителей Бориса в центре Причерноморска, Мира сразу поняла, что имел в виду Борис. На большом старинном комоде, стояло много фотографий. Много фотографий было и на стенах гостиной, но явной доминантой в этой экспозиции была большая свадебная фотография Миры и Бориса.

Мира бросила на Бориса вопросительный взгляд и получила в ответ утвердительный кивок.

Юлия Борисовна долго не отпускала Миру из своих объятий, охая и ахая, вздыхая, вытирая слезы и смеясь одновременно.

-Мирочка, деточка, какая ты красавица, как будто и не было этих несчастных 20 лет.

Потом был невероятно вкусный и обильный ужин, разговоры, воспоминания о прошлом. Мира с удовольствием отметила, что Юлия Борисовна практически не изменилась, и Борис на какое-то время стал прежним – он шутил, рассказывал анекдоты, пел и читал стихи, а потом ему позвонили и он, извинившись, вышел из комнаты. Через десять минут он заглянул в комнату и сказал:

-Девчонки, вы тут без меня не скучайте, я буду через час.

Борис ушел. Обе женщины как-то сразу погрустнели, как будто солнышко закрылось тучей. Юлия Борисовна в растерянности стала передвигать тарелки на столе, перекладывать приборы, поправлять скатерть. Мира первой нарушила молчание.

-Куда он пошел?

Юлия Борисовна махнула рукой, потом встала, открыла балкон взяла с подоконника пепельницу, сигареты и зажигалку и вернулась к столу.

-Не куришь? – спросила она у Миры.

-Нет.

-Молодец, а я так и не могу бросить.

Она вставила сигарету в красивый янтарный мундштук, прикурила сигарету, выпустила струю дыма и сказала:

-На работу. Они оборвали мне весь телефон: «когда вернется Борис Аркадьевич, когда он приедет?». Хорошо хоть я сумела утаить от них его новый сотовый номер, и они дали ему спокойно отдохнуть. Теперь мы его с тобой не увидим.

-Почему? Неужели его работа требует столько времени? – удивилась Мира.

Юлия Борисовна удивленно глянула на Миру и спросила:

-Он таки тебе не сказал, кем он работает?

Мира пожала плечами и проговорила:

-Он сказал, что работает бухгалтером в одной фирме.

Юлия Борисовна многозначительно покачала головой, подняв глаза к небу, и спросила:

-А в какой фирме не сказал?

-Нет.

Юлия Борисовна медленно-величавым жестом положила сигарету в мундштуке на хрустальную пепельницу, поднялась со своего места, прошла к комоду, открыла верхний ящик, достала оттуда небольшой фотоальбом, достала из него одну фотографию и вернулась к столу. Она положила фотографию на стол перед Мирой, и пристально посмотрела на Миру, ожидая эффект произведенный фотографией.

Фотография на Миру действительно произвела ошеломляющий эффект. На фотографии Юлия Борисовна сидела в кресле, а рядом с ней стоял, положив руку ей на плечо, Борис. Он был в военном мундире с погонами полковника, а груди были награды. Чего-чего, а такого Мира никак не ожидала.

Мира подняла взгляд на Юлию Борисовну и спросила:

-Он что военный?

-Он полковник ФСБ.

Сказать, что Мира была удивлена, ничего не сказать, она была потрясена, а ее собеседница напротив - была удовлетворена произведенным впечатлением. Юлия Борисовна уселась на свое место, снова взяла сигарету и молча продолжала наблюдать за Мирой.

-А жены и дети? – растерянно спросила Мира, - он мне сказал…

-Что был женат три… или четыре раза? – насмешливо переспросила Юлия Борисовна.

-Четыре, вместе со мной…

Юлия Борисовна вздохнула, затушила сигарету в пепельнице и проговорила:

-Нет, деточка, Борька больше ни разу не женился, он после института вернулся сюда, пошел работать в финуправление, потом его пригласили в КГБ в отдел борьбы с экономическими преступлениями, и пошло… Афганистан, северный Кавказ, Чечня. Когда он снова вернулся в Причерноморск, я думала, что все успокоится и появится надежда на семью, на спокойное счастливое будущее. Ну что ты его пригласили в службу безопасности банка, и все… я снова потеряла сына.

Зазвонил телефон, Юлия Борисовна сняла трубку.

-Рада вас слышать, чем могу служить?

Мира улыбнулась и с удовольствием про себя отметила еще раз, что Юлия Борисовна не изменилась, она осталась такой же веселой, немного эксцентричной, и невероятно обаятельной.

-Да моя дорогая, конечно, я сейчас же к вам приеду, что вы говорите? А, хорошо, хорошо, конечно.

Юлия Борисовна положила трубку и обернулась к Мире.

-Мирочка, детка, ты, вероятно, устала, располагайся, отдыхай, а мне нужно отъехать на пару часов.

Мира посмотрела на часы, они показывали половину десятого ночи.

-Куда это вы собрались на ночь глядя, я никуда вас не отпущу… одну, - категорически заявила Мира.

Юлия Борисовна снисходительно улыбнулась, и проговорила:

-Ах, моя дорогая, я теперь одна хожу только в туалет, посмотри в окно, я под круглосуточным наблюдением.

Мира подошла к окну и выглянула из него. Под окном стоял дорогой черный автомобиль представительского класса, возле машины стоял высокий крепкий молодой мужчина.

-Это ваша охрана? – спросила Мира.

-Это мой конвой, - воинственно произнесла Юлия Борисовна. – Хотя знаешь иногда и они бывают полезны, например, сегодня, когда мне нужно было на базар, вот этот самый мальчик таскал все мои сумки и что самое главное, когда он стоит у меня за спиной, то всегда удается очень удачно поторговаться.

Мира засмеялась, наблюдая, как Юлия Борисовна приладила на голове шляпку и взяла в руки сумочку, поняла, что сейчас останется в чужом городе и в чужом доме совершенно одна, и это ее … нет, не напугало, а немного расстроило.

-Юлия Борисовна, скажите мне хотя бы, куда вы едите, или это у вас как у Бориса служебная тайна?

Юлия Борисовна подошла к Мире взяла ее за руки и, улыбаясь, проговорила:

-Я как будто вернулась на двадцать лет назад, и ты и Борька, и все в порядке, я счастлива.

Она отпустила руки Миры и пошла к выходу.

-Вы мне так и не ответили, проговорила ей в спину с нотками обиды в голосе Мира.

Юлия Борисовна задержалась в дверях, не оборачиваясь, спросила:

-Ты, правда, не устала?

-Правда, - встала со своего места Мира.

-Собирайся, - приказала Юлия Борисовна и вышла в прихожую.

Садясь в машину, Юлия Борисовна кивнула шоферу и сказала:

-Гена, как обычно.

Гена молча помог дамам разместиться на заднем сидении, беззвучно закрыл дверцы автомобиля, сам быстро вернулся за руль, и через мгновение машина мягко сдвинулась с места.

Они миновали несколько улиц, выехав из центра, потом свернули на небольшую улицу с явно довоенными постройками и остановились возле серого трехэтажного дома с мощными круглыми колонами по скругленному фасаду.

Машина остановилась на небольшой стоянке возле низенького палисадника, отгораживавшего окна первого этажа от тротуара, небольшой клумбой с низким кустарником. Гена вышел из машины, помог выбраться Юлии Борисовне, Мира вышла сама с другой стороны. Быстро подошла к Юлии Борисовне и встала рядом.

На улице уже немного стемнело. В вечерних сумерках дом, освещаемый уличным фонарем, казался величественным и немного мрачноватым. Вход в дом прятался за колоннами и тоже освещался всего одной лампочкой.

Юлия Борисовна показала на освещенное окно на первом этаже.

-В этой квартире когда-то я жила, давно, сразу после войны. Здесь живет моя старая соседка, она совершенно одинока, ей 96 лет. Я ее навещаю.

Мира понимающе кивнула головой. Они прошли к подъезду. Внезапно Мире показалось, что ее кто-то окликнул. Она вздрогнула и остановилась. Огляделась по сторонам. И дом, и колонны, и окно, и улица, и сумерки, все было странно знакомо и в тоже время неузнаваемо.

-Что случилось? – спросила Юлия Борисовна.

Мира усмехнулась и сказала:

-Не знаю, впервые такое испытываю, кажется, это называется дежавю.

-Тебе кажется, что ты здесь уже бывала? – спросила Юлия Борисовна.

-Угу, - ответила Мира, - по крайней мере, я это уже где-то видела, может быть в кино.

-Возможно, - немного растерянно проговорила Юлия Борисовна, а потом добавила: - Здесь часто снимают кино.

Женщины вошли в подъезд, резкий кошачий запах ударил в нос, три ступеньки вели на большую площадку, с которой вверх плавно уходила полукруглая лестница.

Юлия Борисовна уверенным шагом подошла к единственной двери на площадке. Своим ключом открыла дверь и прошла через просторную прихожую в большую освещенную комнату.

-Познакомьтесь, - предложила Юлия Борисовна, - это моя любимая соседка Нина Ивановна, а это моя любимая сноха Мирочка.

Нина Ивановна сидела в кресле у окна, рядом с ней на столике стояла чашка и лежала открытая книга, на шее у старушки висели очки на цепочке.

Старушка выглядела реальной иллюстрацией к «Пиковой даме» - белые редкие волосы, сморщенное сухое лицо, уставшие глаза под тяжелыми веками, теплая шаль на плечах и слегка подрагивающие руки.

С первого взгляда на нее, трудно было определить, живая она или экспонат музея восковых фигур. Когда Юлия Борисовна представила Миру, старушка подняла потяжелевшие веки, посмотрела на Миру, и глаза ее стали еще шире, выражение лица приобрело вид испуганной медузы из мультика.

-Где вы ее нашли? – голос у старушки был тихий, похожий больше на шепот.

Юлия Борисовна присела рядом с креслом старушки и достала из сумки аппарат для измерения давления, надела ей на руку манжету и нажала на кнопку электронного устройства.

Когда Нина Ивановна задала свой вопрос, Юлия Борисовна, не глядя на Миру, ответила:

-Даже и не поверите, в Израиле.

-Значит, они все-таки встретились, - прошептала Нина Ивановна.

-Да, и совершенно случайно, - проговорила Юлия Борисовна, - ну вот, Ниночка Ивановна, все в полном порядке, вы зря волновались, с вашим давлением можно в космос летать.

-Спасибо, Юленька, ты настоящий друг. Послушай меня, сегодня я умру, ты, пожалуйста, сожги все фотографии письма, не хочу, чтобы кто-то видел все это.

-Ну, что вы такое говорите, живите на здоровье, - начала говорить Юлия Борисовна.

Ее прервала Нина Ивановна:

-Спасибо тебе, деньги на похороны знаешь где, все что останется и мои драгоценности - возьми себе, и распорядись, как хочешь… что-то я совсем не о том, ты и так все знаешь. Девочка, подойди ко мне.

Последние слова она обратила к Мире. Мира вопросительно посмотрела на Юлию Борисовну, та утвердительно кивнула головой. Мира подошла к Нине Ивановне и присела рядом с ней на диван.

Старушка долго смотрела на Миру молча. Потом сказала:

-Я пыталась все исправить, но я не знала, где искать… я просто…. Я понимаю, что виновата, но я дорого заплатила за свое малодушие. Бог меня простил, он дал мне встретить тебя и увидеть, что все в порядке. Теперь я могу спокойно умереть. Помогите мне лечь, хочу умереть лежа.

-Нина Ивановна, я, пожалуй, заночую у вас сегодня, - сказала с тревогой в голосе Юлия Борисовна.

-Нет, Юленька, иди домой, ты им теперь нужней, прости меня девочка, - проговорила Нина Ивановна, глядя на Миру.

Мира молчала, она не знала, что ответить, за что она должна простить или не простить старуху. Она снова вопросительно посмотрела на Юлию Борисовну, и та снова утвердительно кивнула головой.

Мира пожала Нине Ивановне руку и сказала:

-Да, я прощаю вас.

-Спасибо, и от Алика тоже спасибо. Теперь уходите.

Она закрыла глаза и затихла. Мира испуганно посмотрела на Юлию Борисовну. Юлия Борисовна подошла, укрыла старушку пледом, потом махнула рукой и пошла к выходу, Мира пошла за ней.

На улице Юлия Борисовна сказала:

-Не обращай внимания, у нее сон и явь смешиваются, реальность и фантазия совместились. Она всегда так быстро засыпает. Завтра я навещу ее, не волнуйся.

У дома их поджидал сюрприз. Рядом с их машиной стояла другая машина, это был черный хамер.

Юлия Борисовна посмотрела на хамер и делано-сердито проговорила:

-Он даже маленький всегда мог разыскать меня, где бы я не была.

Из машины вышел Борис и подошел к своим дамам.

-Мама, вы опять гоняетесь по городу ночью. Вы, мне кажется даже не доктор, или я ошибаюсь, ну что вас заставляет разыгрывать из себя «скорую помощь»…

-Борис, не смей со мной так разговаривать, - сердито проговорила Юлия Борисовна, - да я не врач, но измерить давление автоматической машинкой может даже дурак, и зачем ты приехал за мной сюда, мы прекрасно добрались бы до дома и без твоей помощи… хотя, - она на мгновение задумалась, подошла к сыну и проговорила: - хорошо, Бобочка, что ты за нами приехал.

Потом она подошла к водителю Гене и пошепталась с ним. Вернулась к Мире и Борису и сказала:

-Все, я Гену оставляю здесь, а мы поедем домой.

-Зачем Гена должен оставаться здесь? – спросил Борис.

-Ниночка Ивановна очень плохо себя чувствует, пускай он подежурит под ее окном, - ответила Юлия Борисовна.

-Ну, хорошо хоть не у ее постели, эта вечная старуха еще нас переживет, сколько ее помню, столько она болеет, столько же вы мама ездите к ней.

 

За окном была глубокая ночь. Уснуть Мира так и не смогла, то ли насыщенный событиями день, не давал возможности расслабиться, то ли странные слова совершенно незнакомой старухи, то ли подсознательный страх заснуть и снова увидеть сон.

Мира встала с кровати, накинула просторный атласный халат, в который ее обрядила Юлия Борисовна и вышла на балкон.

Перед ней расстилался прекрасный вид ярко освещенной набережной, под самым балконом рос огромный с широкими темно-зелеными листьями каштан, начинающий зацветать крупными белыми свечками. С моря доносился свежий морской запах.

-Что не спится?

Мира вздрогнула от неожиданности. Повернула голову в сторону, откуда послышался голос.

-Это я, - сказал Борис, - я не приведение, не пугайся. Просто мой балкон тоже выходит на эту сторону.

-И тебе тоже не спится? – успокоившись, проговорила Мира.

-Да, не спится.

Мира не видела Бориса, поэтому подошла к перегородке разделяющей балконы и заглянула за нее. Борис сидел в кресле и со своего места прекрасно видел Миру.

-Что-то слишком много всяких событий произошло за последнее время, и слишком они волнительные, - проговорил Борис, – знаешь, когда жизнь идет тихо и спокойно, а потом вдруг происходит нечто такое, что переворачивает всю твою жизнь вверх тормашками….

-Это Афганистан и Чечня – тихо и спокойно? – с подковыркой спросила Мира.

Борис сконфуженно крякнул и проговорил:

-Мама.

-Слушай, я все время хотела тебя спросить, почему ты маму называешь на «ВЫ», - спросила Мира.

Борис ответил не сразу, но потом проговорил:

-Я не знаю, так было принято в ее семье, в семье отца, у нас всегда родителей называли на «ВЫ». Моя мама звала на вы свою маму, так было принято, и я с этим родился, и меня всегда немного коробит, когда люди называют на «ты» родителей, а когда грубо относятся к ним, меня просто бесит.

Мира ничего не ответила, она просто подумала, что ей всегда нравились отношения матери и сына Лиманских, и если бы у нее были дети, пожалуй, она бы отношения с ними строила так же.

-Давай выпьем, - вдруг предложил Борис.

-Давай, - согласилась Мира.

Борис ушел в глубь комнаты и вернулся через минуту с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Потом он просто перешагнул невысокую перегородку между балконами и оказался с Мирой рядом. Он поставил на столик бутылку и бокалы, и закрыл дверь балкона.

-А это еще зачем? - удивилась Мира.

-Мама, - тихо проговорил Борис, показывая в глубь квартиры, - ей тоже не спится сегодня.

Они осушили по бокалу сладковатого шипящего напитка. Борис разломил шоколадку и половину протянул Мире.

-Как в Абрау-Дюрсо, - сказал Борис, - помнишь?

Мира кивнула головой, конечно, она помнила, это было их свадебное путешествие. Тогда она была абсолютно счастлива… почти как сейчас.

-Мирка, а ты замуж выходила? – спросил Борис.

Мира поставила бокал на подоконник и ответила:

-Нет.

-Ну,… у тебя же был кто-то?

Мира пожала плечами и подумала: «Считать ли несколько мимолетных романов «чем-то с кем-то» или нет».

-Можно сказать, что не было, - ответила она вслух.

-Почему?

-Некогда было.

-Карьеру делала?

-Да, если можно назвать карьерой должность главного госналогинспектора с мизерной зарплатой и безразмерным рабочим днем.

Борис засмеялся и спросил:

-Так ты фининспектор,

Гражданин фининспектор!

Простите за беспокой

Спасибо...

не тревожьтесь...

я постою...

У меня к вам

дело

деликатного свойства:

о месте

поэта

в рабочем строю, – процитировал Борис Маяковского.

-Нет, к счастью я уже пять лет, как служу частному капиталу.

-И как нравится?

-Нравится, - не совсем уверенно сказала Мира, - нравится получать такую зарплату, на которую я могу спокойно покупать все что хочу, нравится жить в красивой удобной уютной квартире, нравится ездить в отпуск за границу, нравится быть независимой ото всех.

-А любовь? – спросил Борис.

-Любовь? – Мира пожала плечами и произнесла: - любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Борис снова засмеялся и проговорил:

-Но что-то ведь тебя не устраивает в твоей новой жизни, я же вижу.

Мира посмотрела пристально в глаза бывшему мужу и проговорила:

-Это тебя твоя прежняя профессия сделала таким проницательным.

В это время скрипнула дверь в комнате Бориса. Борис и Мира улыбнулись, и Борис проговорил:

-Это у меня наследственное, а если серьезно, Мира, почему такие грустные глаза, - говоря это, он взял ее за руку, слегка сжал ее и прижал к своей груди, при этом голос его стал сентиментально-романтическим.

Мира посмотрела в глаза Бориса, решая сказать ему или нет? Она высвободила свою руку и сказала весело:

-Шампанское такое вкусное, налей-ка еще.

Борис наполнил оба бокала. Протянул бокал Мире. Борис догадался, что Мира в нерешительности. И решил подтолкнуть ее на откровенный разговор.

-А я тоже хотел тебя спросить, кто тебя так чудно назвал, ну что это за имя такое?

Мира удивилась неожиданному повороту разговора, снова пожала плечами и ответила:

-Я не знаю, как-то никогда не задавалась этим вопросом.

-А я все время спрашивал себя, какой национальности твое имя?

Мира на миг задумалась, откусила шоколадку и проговорила:

-А ты считаешь, что оно какой-то национальности? Я думаю это просто выдумка советского периода, поскольку я родилась в 1964 году, когда борьба за мир была основной во внешней и внутренней политике советского союза, мой дорогой папа назвал меня Мирой.

-Ага, такая версия, значит, - задумчиво проговорил Борис.

-А почему тебя это так заинтересовало? – спросила Мира.

Борис почесал затылок, усмехнулся и проговорил:

-Когда я поступал на службу тогда еще в КГБ, анкету мою, как ты понимаешь, проверяли по самому высокому счету. Соответственно спрашивали и о бывшей жене, когда кадровик услышал твое имя, сказал: «жена еврейка – не служить тебе в органах», к счастью он оказался неправ, национальный вопрос на моей карьере никак не отразился.

Мира удивленно улыбнулась, никто и никогда еще не называл ее еврейкой, за цыганку принимали, за узбечку, за испанку, но еврейкой никогда не называли.

-Интересно, - проговорила Мира задумчиво, и эта неожиданность подтолкнула ее к решению, - знаешь что, пойдем ко мне в комнату, мне с тобой поговорить надо.

-О! – Борис выпрямился и серьезно спросил: - разговор серьезный?

Мира снова задумалась и кивнула в знак согласия.

-Тогда лучше, пойдем – погуляем, - предложил Борис.

-Куда? – удивилась Мира.

-Да, хотя бы к морю.

Мира вошла в свою комнату, Борис вошел вслед за ней. Мира повернулась к нему с вопросительным взглядом.

-Я отвернусь, - закончил мысленный диалог между Мирой и Борисом: «А ты куда? Сюда. Мне надо переодеться…».

 

Они возвращались домой утром уставшие и одновременно отдохнувшие, проведя ночь у моря. Мира все рассказала Борису о тревожащих ее снах и о том, что сегодня вечером испытала странное чувство дежавю. Борис пообещал узнать все, что только можно о тех людях, которые приходили в ее сны.

Путь от моря к дому шел через небольшой рынок. Торговцы свежей зеленью, овощами, фруктами и рыбой раскладывали свой товар. Возле ворот рынка пожилая женщина оборудовала торговое место из тарного ящика и крепкой деревянной табуретки. Она как королева на трон уселась на невысокую табуретку, поставила перед собой ящик, на ящик холщевую сумку. Из сумки она вынула газету и стакан. Газету она разорвала на несколько одинаковых небольших прямоугольников и начала скручивать их них кулечки. Потом эти кулечки она начала наполнять жареными семечками, черпая их из холщевой сумки граненым стаканом. Набирая очередную порцию, торговка каждый раз скидывал назад в сумку, примерно четверть стакана.

Из ворот рынка не торопясь, покачивая пышными юбками, вышла старая цыганка. Подошла к торговке семечками, взяла у нее кулек с семечками, и так же не торопясь вальяжно, продефилировала дальше. Торговка рассердилась на нее, на что цыганка почти не обратила внимания, просто махнула вверх рукой, сердито проговорив:

-Ашен, Тоня, ашен, заплачу, не беспокойся, ты же меня знаешь.

Потом она заметила проходящих мимо базара Миру и Бориса и, улыбаясь, кинулась к ним:

-Ай, миленькие, ай любименькие, ай сам бог мне вас послал, ай вижу, вижу, пара вы, ай какая пара, - улыбаясь беззубым ртом, проговорила цыганка, - подари денежку детям на молочко, а я тебе судьбу предскажу.

Мира узнала ее - цыганка Шура была достопримечательностью местного рынка, она жила здесь всегда, и гадала всем. Однако местные жители знали ее и умели отказаться от ее услуг. Самыми сытными для Шуры были месяцы интенсивного туристического сезона. Тогда ей удавалось за день погадать трем-четырем клиентам, а в остальное время Шура кормилась у торговцев базара взаймы, хотя никогда никаких долгов с нее никто не спрашивал.

-Шура, отойди, - внушительно проговорил Борис, - ты меня не узнала, что ли?

Шура пригляделась к Борису, прищурив глаза, потом посмотрела на Миру и сказала:

-Ты Бориска, Юленькин сын?

Борис кивнул утвердительно.

-А это кто ж с тобой, такая красавица, ты никак жениться решил? Ай, какая, - цыганка осматривала со всех сторон Миру, причмокивая языком, - ай, какая, твоя бабка, наверно, за русским жила, оттого и ты такая красотка выросла.

-Ты чего болтаешь, - рассердился Борис.

-А чего ты сердишься, если цыганка за русского пошла, то только по большой любви, а только от такой любви такие красивые детки родятся.

-Какая цыганка, - удивилась Мира, - я русская, у меня и мама и папа русские были.

Шура снова оглядела Миру с ног до головы и, качая головой в недоумении, проговорила:

-Мама и папа, у тебя может, и русские были, а вот бабка твоя из вольного племени.

-Какого такого вольного племени? – засмеялся Борис, - Шура вольным племенем евреев же называют.

Шура сосредоточилась на кульке с семечками, выискивая в нем, видимо, что-то особенное, или стараясь уйти от ответа, но без конца бурча себе под нос:

-Ах, какая большая разница, подумаешь еврейка, цыганка, русская…

Мира и Борис ушли от разговорчивой цыганки, и она тут же потеряла к ним интерес, переключившись на следующую туристку, идущую с пляжа.

Домой они возвращались в решительном настроении немедленно начать поиски. Но еще издалека увидели стоящую у подъезда машину, на которой вчера вечером Мира и Юлия Борисовна ездили к Нине Ивановне.

За рулем никого не было, и около машины Гена не стоял. Борис нахмурился и, взяв Миру за руку, поспешил в дом.

Юлия Борисовна сидела на стуле и вытирала платком заплаканные глаза. Гена стоял около нее со стаканом воды.

-Мама, что с вами? – взволнованно кинулся Борис к ногам матери.

-Борис, мадам Голубинская умерла. Ты представляешь, Мирочка, как сказала вчера, так и померла. Я утром Гене позвонила, попросила зайти к ней…

-Я позвонил в дверь, дверь не открыли, - начал свой рапорт Гена, обращаясь к Борису, - получил разрешение от Юлии Борисовны на проникновение в помещение и обнаружил труп старушки на диване. Немедленно вызвал скорую помощь, которая и констатировала ее смерть. Тело переправлено в ритуальное бюро, для проведения необходимых мероприятий.

Пока Гена рапортовал о проделанной работе, Мира мучительно старалась сообразить, что ее поразило в словах Юлии Борисовны, что показалось таким знакомым. Борис заметил состояние Миры, но сейчас утешение требовалось его матери.

-Мама, от меня какая помощь требуется?

-Боренька, спасибо, родной, мы с ней к этому событию давно были готовы, у нас все уже приготовлено. Так что… - она поднялась со стула и продолжила: - Я сейчас переоденусь и поеду туда к ней на квартиру, а вы позавтракайте сами и отдыхайте, силы вам еще понадобятся.

Через несколько минут на кухне за столом Мира и Борис с аппетитом уплетали «мамины» знаменитые котлеты. Борис заметил, что состояние задумчивости у Миры не прошло.

-Что случилось? Тебе так жалко Нину Ивановну? Или что-то еще?

Мира вздохнула и проговорила:

-Понимаешь, что-то странное, когда вошли и заговорили, было, что-то странное, но вот что никак не могу вспомнить…

Борис отодвинул тарелку, вытер руки и рот салфеткой и спросил:

-А что именно тебе показалось необычным? Слова, мизансцена, выражение глаз?

Мира отрицательно крутила головой пока Борис перечислял, потом проговорила:

-Нет, это был звук… вернее созвучие… знакомое созвучие, но я не то что бы его слышала…

-Понятно, тогда давай вспоминать... Мы вошли, никто ничего не говорил, может, тебе знакомым показался звук шагов или скрип дверей?

-Нет.

-Первым заговорил я.

-Да, ты спросил у мамы, что случилось.

-Угу, и она сообщила скорбную весть, - подтвердил Борис.

-Стоп, - подняла указательный палец Мира, - как она сказала?

-Как? Сейчас, сейчас, - начал припоминать Борис, - она сказала: «Нина Ивановна умерла»….

-Нет, она не так сказала, - неуверенно проговорила Мира, немного помолчала не в силах вспомнить буквальные слова Юлии Борисовны, и спросила Бориса: - а как?

Борис пожал плечами:

-Не помню, ну… она еще могла сказать … «мадам Голубинская умерла»…

Мира закрыла ладонями лицо и с шумом выдохнула:

-Точно «мадам Голубинская». Я это во сне видела….

-Ты видела нашу старушку во сне?

-Нет, - засмеялась Мира, - понимаешь, я ее не видела, это та девочка, которая мне снилась, думала, что ее мама и мадам Голубинская спорят на кухне о стоимости сметаны, и еще Реваз спрашивал про мадам Голубинскую, точно, точно, вспомнила, кажется, она была их соседкой.

Борис откинулся на спинку стула и сидел с совершенно ошарашенным видом.

-Я ничего не понимаю, это мистика какая-то… я привык мыслить определенными реальными категориями, а это все какие-то химеры, сны…

-Да? А мадам Голубинская?

-Все, пойдем, - сказал Борис, поднимаясь с места.

-Куда? Мадам Голубинской все равно уже нет, и она ничего не расскажет, - сказала Мира, потом вдруг вскочила и закричала: - бежим, а то скоро не будет, и ни одной бумаги… бежим.

По дороге Мира рассказала Борису, что вспомнила, о просьбе Нины Ивановны сжечь все ее письма и фотографии.

Юлия Борисовна сидела за столом, который стоял в центре комнаты. На полу возле стола стояло несколько ящиков, в которые Гена укладывал разные вещи, на которые указывала Юлия Борисовна. Она вынула из золоченого портсигара сигарету, размяла ее, вставила в мундштук. Гена поднес ей зажигалку, она прикурила. Выражение лица Юлии Борисовны было сосредоточенно, чувствовалось, что разговор, который она пытается начать, для нее не простой.

-Мы въехали в эту квартиру сразу после войны. Мой папа тогда занимал очень высокий пост в партийном руководстве и занимался строительством, - проговорила Юлия Борисовна, сначала затянувшись сигаретой, потом, выпустив дым, - мадам Голубинская жила с сыном, ее муж погиб на фронте, а Алик - ее единственный сын, уже тогда был тяжело болен. Ему было тогда что-то около двадцати лет, но психически он был восьмилетним ребенком. Нина Ивановна рассказала, что во время войны она прятала сына от фашистов. Она показала мне это убежище. Борис, открой вот этот шкаф.

Юлия Борисовна указала рукой на шкаф, стоящий у стены. Это была стена между комнатой и кухней. Борис подошел к шкафу, открыл дверцы. На перекладине висели платья на вешалках. Борис заглянул в шкаф, потом резко сдвинул вешалки в одну сторону, и углубился внутрь шкафа. Потом раздался треск, и Борис скрылся внутри шкафа. Мира подошла и увидела, что Борис стоит внутри небольшого размером метр на полтора метра темного помещения.

Борис выбрался из ниши, отряхиваясь, и проговорил:

-Это была печь когда-то, видимо, вентиляционный выход идет до самой крыши.

-Да перед войной эти дома подключили к центральному отоплению, - сказала Юлия Борисовна, - печи ломать было нельзя, они что-то вроде опорных колон. Некоторые жильцы просто заделали печные проемы и сделали сплошные стены. Нина Ивановна, когда в город вошли немцы и румыны, панически боялась за жизнь сына. Она выломала нишу в стене, придвинула к стене шкаф, а в задней стенке шкафа сделала незаметную дверцу. Алик по возрасту должен был быть отправлен на работы в Германию, она прятала его. В комендатуре она заявила, что сын уехал до войны, и прятала сына в это убежище при каждой облаве. Во время одной такой облавы, немцы арестовали ее. Она провела под арестом всего 10 дней, но все эти десять дней Алик просидел в этой печке. Была зима, шел снег, он слизывал конденсат с кирпичей, и только поэтому не умер. Открыть дверь с той стороны он не мог. Когда Нина Ивановна вернулась, она нашла его без сознания, истощенного. Она выходила его, но его сознание так и не вернулось к нему. Вернее оно вернуло его в тот возраст, когда он был абсолютно счастлив. В этом безмятежном состоянии он прожил до 55 лет и умер от инфаркта.

-А как ей удалось освободиться от ареста? – спросил Борис.

-Мадам Голубинская была приписана на работы при канцелярии комендатуры, она прекрасно говорила по-немецки, писала. Ее мама была немкой из Прибалтики. Она сумела с помощью кольца с бриллиантом сообщить о себе своему начальнику, и он помог ей избежать концлагеря, - проговорила Юлия Борисовна, - но речь сейчас не о ней, а ее соседях.

Юлия Борисовна потерла висок пальцами, потом вздохнула и проговорила:

-Ох, что-то голова разболелась, погода, наверное, меняется.

Она тяжело поднялась со стула, подошла к комоду, открыла верхний ящик, покопалась внутри и достала оттуда небольшую стопку бумаг, перевязанную суровой ниткой.

Юлия Борисовна вернулась на свое место и указала Мире на эту стопку. Мира посмотрела на бумаги, это были письма и фотографии. Мира развязала нитку и стала раскладывать письма и фотографии, их было две. Фотографии явно были довоенные. На одной фотографии была молодая женщина в платье в горошек, с белым кружевным воротником. Рядом с женщиной стоял высокий красивый мужчина в светлом строгом костюме и светлой шляпе. На другой фотографии была маленькая девочка, лет пяти. Она стояла на табуретке в руках она держала большую куклу. Девочка была с темными вьющимися волосами и очень выразительными глазами.

Мира перевернула фотографию девочки и увидела надпись: «Рая Краснова, 1930 год», на второй фотографии подписи не было.

Письма все были не распечатаны. Все письма были из Израиля, а адресованы были Дарье Никитичне Красновой. Писем всего было пять, первое пришло в 1986 году, потом письма приходили с периодичностью в три года.

-Эти документы мадам Голубинская просила сохранить, во что бы то ни стало, она верила, что однажды появится кто-то из ее бывших соседей, - сказала Юлия Борисовна, - или кто-то будет их непременно искать.

Юлия Борисовна посмотрела на сына, как бы спрашивая совета, получила молчаливое согласие и проговорила:

-Я не знаю, могу ли я говорить об этом тебе, но Нина Ивановна просила прощения у тебя, значит, так тому и быть.

Юлия Борисовна встала и вышла в коридор, подошла к двери напротив и постучала в нее. Дверь открыл молодой парень с бородкой, одетый в банный халат.

-Виталий, разрешите мне показать вашу комнату моей снохе.

Виталий радостно заулыбался и, кивая головой, отступил вовнутрь комнаты.

-Пожалуйста, пожалуйста, Юлия Борисовна, только извините, у меня здесь ремонт.

Они вошли в комнату. Небольшая квадратная комната с выходом на лоджию. Юлия Борисовна решительным шагом пересекла комнату и вышла на лоджию. Там в полу был сделан люк. Она остановилась возле люка и проговорила:

-Боря помоги мне.

Борис подошел, зацепил рукой за кольцо и поднял крышку люка. Оттуда сразу пахнуло сыростью и плесенью. Там оказался небольшой подвал.

Мира заглянула в подвал, потом посмотрела через стекло лоджии, это был внутренний двор дома, куда выходили двери черных ходов дома. Двор был совершенно обыкновенный старый двор, немного запущенный, но по-своему уютный и таинственный одновременно. Старые деревья высоко над землей смыкались кронами, постройки детской площадки – качели, песочница под грибком, лестничная радуга - покосились и выцвели, мокрое белье сушилось на веревках.

Весь этот пейзаж наводил на Миру какое-то странное чувство, это не было мистическим воспоминанием никогда не виденного, просто все здесь располагало к себе. Хотелось остаться и жить.

-Сначала Красновы занимали всю эту квартиру обе комнаты. Глава семейства был ученым, биологом, занимался морской фауной. Я не знаю, чем он не угодил советской власти, но арестовали его в 37-м. Дору спасло только то, что она была классной портнихой, обшивала половину Причерноморска, в том числе и жен комсостава НКВД. Ее с дочкой оставили, но уплотнили в эту комнату, а в соседнюю вселился доктор Голубинский со своей семьей. Самого доктора призвали прямо 22 июня. Нина работала в школе, преподавала немецкий язык, она считала, что ей нечего опасаться и не собиралась никуда уезжать. Пока не узнала о зверствах немцев, но об этом позднее. До ареста мужа Дора нигде официально не работала, а потом ей пришлось пойти работать. Именно Голубинский устроил ее в больницу санитаркой. Им было тяжело, старые знакомые ее сторонились, но с соседями они жили дружно. Немцы пришли в город в октябре, вернее сначала пришли румынские войска, а потом уже и немецкие. Пошли слухи о массовых арестах, расстрелах и угонах в Германию. Нина, работая комендатуре, знала о готовящихся акциях против евреев. За себя она не боялась, а вот сын … доктора Голубинского звали Израиль Моисеевич. Она смогла выправить себе документы фольксдойч, показав свидетельство о рождении, и даже взяла фамилию матери. А про сына сказала, что он уехал вместе с мужем до войны, когда муж от нее ушел. Казалось, что она сумела себя обезопасить со всех сторон, единственное, чего она боялась это - доноса. В городе многие знали доктора Голубинского и на нее могли донести. Подвести могла и просто случайность. Она смертельно боялась, и этот страх заставил ее однажды сделать подлость.

Юлия Борисовна рассказывала, а Мира, слушая ее, ходила по комнате и продолжала испытывать странное волнение.

-Ее соседи тоже были евреями? - спросила Мира.

-Она точно не знала, но внешность и сокращенное имя выдавало в Красновой еврейку.

-Она их выдала? – спросила Мира.

Юлия Борисовна кивнула головой и тихо проговорила. Дора была на дежурстве в госпитале, тогда туда уже поступали немецкие раненые, а ее дочка была дома со своим женихом, он был грузином. Была очередная облава. Ночью в дверь постучали. Нина открыла дверь и обмерла. Это были немцы. У нее закипела кровь в жилах, она плохо соображала, что надо делать. Она думала, что пришли за ее мальчиком. Тогда еще ниша за шкафом не была сделана, и Алик просто мирно спал в своей постели. Из всего, что говорили немцы, она слышала только одно слово – юден. Она механически подняла руку и указала на комнату соседей. Все остальное она помнила, как сквозь пелену. Тяжелые немецкие сапоги прогрохотали мимо нее, солдаты буквально разнесли в щепки дверь соседской комнаты и ворвались в нее. Она помнила, что они громко кричали, возмущались, из всего этого крика она уловила, что кто-то сбежал, потом раздались выстрелы, и все смолкло, сапоги прогрохотали в обратную сторону. Нина еле-еле нашла в себе силы, что бы подняться и заглянуть в комнату соседей. Она увидела сдвинутую мебель, разбросанную постель, и распахнутую дверь лоджии. Она вышла на лоджию и выглянула во двор. Была ночь, было достаточно темно, единственное светлое пятно во всем дворе было от фонаря на столбе. Вот в этом светлом пятне она и увидела его.

Мира сглотнула слюну, и тихо проговорила:

-Реваза?

-Да, откуда ты знаешь? – удивилась Юлия Борисовна.

-Не важно, а Рая? Она осталась жива? – спросила Мира.

Юлия Борисовна вздохнула и кивнула головой, указав жестом на люк.

-Рая хотела, что бы они там спрятались вместе, но он решил иначе, понимал, видимо, что немцы перевернут всю квартиру и непременно найдут их обоих. Он закрыл за своей любимой люк, сверху навалил на него всякого тряпья, что было на лоджии, а сам выпрыгнул во двор, отвлекая на себя внимание немцев. Скорее всего, он специально зашел в круг света, чтобы они видели его и не искали ее.

Юлия Борисовна перевела дыхание и продолжила:

-Нина Ивановна носила в себе эту тайну почти до самой смерти, и только недавно буквально месяц назад рассказала мне все, когда давала указания, где и как ее похоронить, что и с чем сделать после ее смерти. Она просила меня написать в Израиль вот по этому адресу и рассказать, что случилось с Дорой.

-А что случилось с Дорой? – спросила Мира.

-Нина Ивановна пошла в больницу. Нашла Дору и рассказала ей все. Когда они обе вернулись домой, труп Реваза уже унесли, кто унес - она так и не узнала. Дора сразу сообразила, где прячется ее дочка. Они быстро собрались и ушли из города, не дожидаясь утра. Больше она ни о Доре, ни о Рае ничего не слышала. Потом случилась беда с Аликом, и она перестала думать о соседях, после войны она смирилась со своей долей и совсем уже успокоилась, пока не стали приходить эти странные письма.

-А почему она не отослала их обратно, почему она их сохранила? – спросила Мира.

-Посмотри на конверт, - сказала Юлия Борисовна.

Мира внимательно рассмотрела все пять конвертов и сразу поняла, на что намекает ее бывшая свекровь. Конверты были обыкновенные, на них был написан адрес отправителя, и адрес получателя, правда, было написано не Красновой, а для Красновой. Значит, отправитель предполагал, что адресата по этому адресу может и не быть, но это письмо ему могут передать. Но это было не главным. Главным было полное отсутствие на конверте почтовых марок и почтовых штемпелей.

-Письмо просто опустили в ее почтовый ящик.

-А почему она не вскрыла письма? – спросила Мира.

-Что за странный вопрос ты задаешь, - возмутилась Юлия Борисовна, - оно не было ей адресовано. Она несколько раз порывалась написать по израильскому адресу и сообщить, что Краснова здесь давно не живет, но очень боялась.

-Чего на этот раз? – удивился Борис, молчавший до этого момента.

-Вас, - резко проговорила Юлия Борисовна, - КГБ. Она после войны старалась жить тише воды, ниже травы, даже не пошла работать в школу, а устроилась лифтером в собственном доме, что бы быть все время рядом с Аликом. И что бы лишний раз не заполнять анкету, в которой была строка: «находились ли вы на оккупированной территории» и «национальность».

-Конечно, тогда бы пришлось объяснять, почему у нее немецкая фамилия, и кем она работала в комендатуре, - снова проговорил Борис.

-Нет, она после войны снова стала мадам Голубинской, - ответила Юлия Борисовна, - сожгла немецкий аусвайс, и достала из тайника советские документы.

-Вот это способности были у тетеньки к приспособлению, прямо мимикрия, какая-то, - с насмешкой в голосе проговорил Борис.

-Не суди, да не судим будешь, - проговорила Юлия Борисовна, - что стало бы с ее Аликом, если бы ее арестовали после войны? Ты об этом подумал?

-Да, столько усилий, столько жертв и только лишь для того, что бы один единственный идиот дожил до пятидесяти пяти лет и умер от инфаркта, - резко проговорил Борис.

Этот выпад сына Юлия Борисовна пропустила мимо ушей.

-После того, как мы уехали из этой квартиры, Нина Ивановна стала занимать обе комнаты, мой папа добился этого, - продолжила Юлия Борисовна, - мать и сын-инвалид, это было по закону, но Нина Ивановна все равно никогда не жила в этой комнате, она сдавала ее курортника и жила за счет этого. Потом ее Алик умер, она его похоронила и отказалась от комнаты совсем. С тех пор здесь перебывало много жильцов. Недавно комнату купил Виталий, теперь ему достанется вся квартира.

При этих словах Виталий, до этого тихо сидевший в уголочке поднялся. Заметно было, что и его взволновал рассказ Юлии Борисовны, но сказать он ничего так и не смог, помялся немного и снова сел на табуретку в свой уголок.

-Пойдемте, - сказала Юлия Борисовна, - не будем мешать человеку, обустраивать жилище.

Они снова переместились в комнату мадам Голубинской. Юлия Борисовна оглядела обстановку в комнате и сказала:

-Так, во исполнение воли покойной, я должна всю ее мебель вынести во двор для раздачи соседям. Все ее белье и одежду отнести в церковь для бедных, но самое главное это ее архив – его требуется уничтожить. Борис это мы поручим тебе. Вот в этих коробках ее бумаги, письма, документы, фотоальбомы, все это должно сгореть без остатка ты сможешь это сделать?

Борис оглядел внушительный архив, почесал затылок и сказал:

-Всегда любил разжигать костры, наконец-то и моя мечта осуществится – какой большой костер получится.

Потом они с Геной вынесли коробки на улицу, погрузили их в машину и уехали. Юлия Борисовна продолжала складывать и разбирать какие-то вещи, а Мира сидела в задумчивости на том самом диване, на котором ночью умерла Нина Ивановна.

В голове у нее вертелись какие-то фразы, обрывки мыслей, недосказанные слова. Она внезапно почувствовала накатившуюся смертельную усталость. Не хотелось двигаться, не хотелось говорить. Ей вдруг захотелось лечь на этот самый диван, как легла вчера мадам Голубинская, сложить руки, закрыть глаза и успокоиться.

Так она и сделала. Юлия Борисовна, наблюдая за неадекватными действиями своей бывшей снохи, остановилась, отложила в сторону вещь из шкафа, которую приготовилась сложить в коробку, и подошла к Мире. Взяла ее за руку и спросила:

-Детка, тебе плохо? Может быть, вызвать врача?

-Нет, - прошептала Мира, - я просто хочу полежать.

Юлия Борисовна удивленно пожала плечами, но вслух сказала:

-Хорошо, полежи.

 

Иногда, кажется, что время имеет плотную осязаемую структуру. Иногда, кажется, что не время идет, а ты идешь сквозь него, как сквозь зыбучий песок или вязкий мазут.

Мира включила свет и села на кровати. Она вернулась домой сразу после похорон мадам Голубинской. На другой день вышла на работу. День за днем очень похожие друг на друга, незаметно накопили два месяца.

Два месяца она спокойно работала, каждый вечер возвращалась домой, спокойно смотрела телевизор или читала книги, раз в неделю ходила к маме на обед, изредка выбиралась с Тамарочкой в какое-нибудь кафе.

Два месяца она спокойно спала каждую ночь. Сновидения закончились. После того, как она заснула на диване, на котором умерла мадам Голубинская, сны ее больше не тревожили, как будто они умерли вместе со старушкой, о которой Мира узнала из сна.

Она старалась больше не думать о тех людях, которых видела в своих снах. Она теперь относилась к этим снам как к снам, и не больше не меньше.

Два месяца назад Борис проводил ее до аэропорта, помахал рукой и больше ни разу не напомнил о себе. К нему Мира тоже решила относиться, как ко сну. Был, словно и не был.

Забулькал домофон. Мира поймала себя на мысли, что она ждала этого. От этого ожидания и проснулась. Она посмотрела на часы, они показывали половину шестого утра.

Мира подошла к домофону и сняла трубку.

-Кто там?

-Здравствуй. Это я.

Мира, конечно, узнала голос Бориса, и сердце у нее замерло, и она спросила, еле дыша:

-Кто я?

Борис ответил не сразу:

-Ты не одна?

Такого вопроса Мира не ожидала. Он ее удивил и даже насмешил. Она ничего не ответила, а просто открыла входную дверь.

Борис появился через две минуты. Он возник в прихожей, в элегантном белом легком костюме с огромным букетом роз в руках.

Мира не успела ничего сказать, Борис притянул ее к себе и поцеловал.

-Лиманский, осторожней, ты меня сломаешь, - проговорила Мира, высвобождаясь из его медвежьих объятий.

-Мирка, выходи за меня замуж, - проговорил Борис и достал из кармана маленькую бархатную коробочку.

Он открыл ее, и Мира увидела внутри коробочки, на пухлой атласной подушечке, кольцо с квадратным прозрачным камнем.

Мира вздохнула, осторожно пальчиком закрыла коробочку с кольцом и подняла взгляд на Бориса.

-Я подумаю, над вашим предложением.

Борис достал из нагрудного кармана телефон, нажал на кнопку, дождался ответа и проговорил:

-Мама, вы проиграли пари, да, да, да. Да, мама, она мне отказала.

Мира смотрела сначала на Бориса удивленно, потом настороженно и, наконец, она все поняла, она улыбнулась и протянула руку к трубке:

-Ага, мама, значит, тебя сюда отправила, а ну-ка дай мне трубку.

Борис поднял трубку вверх, так, что бы Мира не могла ее достать, и ответил:

-Да не по собственному желанию, а токмо волей матери пославшей меня сюда, вынужден, просить вас, мадам, о милости выйти за меня замуж.

Пока Борис говорил, подражая манере разговора отца Федора, Мира подпрыгивая, повисая на руках у Бориса, пыталась дотянуться до его телефона. Ей, наконец, удалось это. Она схватила телефон и посмотрела на дисплей. Улыбнулась, кивнула головой и отдала телефон Борису.

-С мамой разговариваешь? Пин-код хотя бы ввел для начала.

Борис посмотрел на телефон, улыбнулся немного смущенно, молча нажал несколько кнопок на телефоне, телефон мелодичным звуком подтвердил включение в сеть.

-Ты мне не рада? – уже серьезно спросил Борис, - я могу уехать.

Мира снова снисходительно улыбнулась и проговорила:

-Ладно уж, проходи раз приехал.

Она прошла в кухню, включила плиту и поставила чайник. Борис вошел за ней в кухню. Он осмотрелся, заметил стул, перевел взгляд на Миру и спросил:

-Присесть можно?

Мира стояла, прислонившись спиной к кухонному шкафчику и сложив руки на груди.

-Садись, - разрешила Мира, - так зачем ты приехал?

Мира открыла холодильник, достала оттуда большое закрытое прозрачной крышкой блюдо, на котором лежали каждый в своем отсеке, брусок сливочного масла, кусок копченой ветчины, кусок колбасы и маленькая баночка с красной икрой. Потом она достала и нарезала хлеб, и снова повернулась к Борису, ожидая ответа на свой вопрос.

Борис поймал взгляд Миры и, улыбаясь совершенно безмятежной улыбкой, проговорил:

-Хорошая квартира, а комнат сколько?

Мира сразу вспомнила эту манеру Бориса уходить от темы разговора, он всегда мастерски пользовался этим методом переключения внимания.

-Три, так зачем ты приехал?

Однако Борис пока не собирался говорить о цели своего визита.

-Ой, икра красная, ты меня ждала?

Мира искренне рассмеялась и ответила:

-Конечно, я ждала тебя все эти годы, вот как двадцать лет назад купила икру, так она тебя и дождалась.

Борис умилено улыбался, глядя на Миру. Он сидел, облокотившись о стол, и подпирая рукой подбородок.

-Мирка, ты, когда уехала, я думал что сойду с ума….

Мира на секунду задумалась и проговорила:

-Ты, правда, скучал обо мне?

Борис скорбно вздохнул, закрыл глаза ладонью, плечи его слегка вздрагивали. Мира пригляделась, было похоже, что Борис плачет. Мира подошла к Борису, присела пред ним на корточки.

-Я думал, что сойду с ума, - повторился Борис, не отрывая руки от глаз, потом он опустил руку, и Мира увидела, что он ехидно улыбается, а Борис быстро заговорил, пока эффект от его инсценировки не испарился, - я думал, что сойду с ума, потому что мама каждый день мозолила мне мозги: «Мирочка такая хорошая девочка, Мирочка не замужем, ты должен жениться на Мирочке».

Мира не могла сердиться на Бориса, она встала и просто спросила:

-Тебе кофе или чай?

-А молока нет?

-Есть.

-Тогда кофе с молоком, - серьезно проговорил Борис.

Через несколько минут они тихо по-семейному сидели за столом и пили кофе с бутербродами. Со стороны они очень были похожи на счастливую семейную пару. Они мило улыбались друг другу, как будто прожили эти двадцать лет вместе, не расставаясь ни на мгновение.

-Лиманский, мне не восемнадцать лет, и я кое-чему в жизни научилась, а тебя я хорошо изучила еще двадцать лет назад, поэтому нет необходимости пудрить мне мозги, вешать лапшу на уши и …

Она не нашла больше подходящего эпитета и Борис ей подсказал:

-Делать из тебя дурочку…

-Лиманский, - повысила голос Мира, - Юлия Борисовна знает, что ты поехал ко мне?

Борис откинулся на спинку стула, и проговорил:

-Старею, видно. Прежде не каждый резидент мог меня раскусить, а ты… браво, да я действительно последние двадцать лет не говорю маме куда уезжаю, и она не знает, где я сейчас, и все предыдущее было чисто моей импровизацией.

-Это я и так поняла, теперь говори - зачем приехал, я ведь понимаю, что ты просто так не приехал бы.

Борис достал из кармана листок бумаги и протянул его Мире:

-Что это? – спросила Мира.

-Это справка из архива, я узнал, кем была соседка мадам Голубинской.

Мира взяла листок, развернула и прочитала:

-Краснова Дарья Никитична, Краснова Раиса Николаевна, Краснов Николай Николаевич, - Мира подняла глаза на Бориса и спросила: - что это? Кто они?

-Люди.

Мира задумалась на мгновение, что давала ей эта информация? Ничего.

-Тебе сейчас на работу? – спросил Борис, - ты поедешь?

Мира снова посмотрела на часы и спросила:

-А у тебя есть, что мне рассказать?

-Да, - просто ответил Борис.

Мира взялась за телефон, набрала номер телефона Тамары.

-Алле, Томик, ты извини, что я тебя разбудила, слушай, передай шефу, что я сегодня отгул беру. Да, там у меня на столе отчет «Гранита», они приедут за ним, выдай им, пожалуйста, ну если чего-то не поймешь, звони – не стесняйся. Что? Нет, у меня семейные обстоятельства. Что? Нет, слава богу, с мамой все в порядке. Что? Как их зовут? Кого? А обстоятельства, нет, не Максим, успокойся, их зовут Борис Лиманский. Все Томик, все, все расскажу потом, клянусь мамой, ни за что не утаю и слова, ни буквы, ни звука.

Пока Мира разговаривала по телефону, Борис сходил в прихожую и принес оттуда свой кейс. Он поставил его на стол и достал оттуда папку для бумаг. Потом так же неторопливо закрыл кейс и отодвинул его в сторону. Сел на стул, папку положил на стол.

-Я действительно попытался узнать, что случилось с Красновыми, и имеют ли они какое-либо отношение к тебе. И вот что мне удалось узнать. Краснов Николай Николаевич был арестован по делу о вредительстве, их тогда целую группу арестовали, ученые биологи, во главе с профессором Алебастровым, который в 1937 году расстрелян, как враг народа, по решению особой тройки. Реабилитирован в 1964. Реабилитирована была вся группа. В получении справки о реабилитации не расписались только родственники Краснова. Никого из его родственников найти не удалось. Во время оккупации они исчезли. Я снова вернулся во двор мадам Голубинской. Я расспрашивал старожилов, но никто не помнил Дарью Никитичну и ее дочь Раю. Тогда я решил зайти с другой стороны. Ты рассказывала мне, что Реваз был сыном шашлычника с пляжа. Я пошел в архив, и попытался найти что-нибудь про довоенные пляжи. Веришь - нет, я перелопатил кучу старых газет, но ничего не нашел. Но там, в архиве ко мне подошел один старик, наш знаменитый краевед Целинский Любомир Станиславович. Он когда-то преподавал историю в школе и знал мою маму, а соответственно и меня. Он поинтересовался темой моих поисков, а когда я рассказал ему, он рассмеялся и сказал: «Вы, таки, не там ищете молодой человек» - произнося это, Борис изобразил старика, снимающего и протирающего очки, с насмешливой улыбкой, - короче он выстроил мне логическую цепочку. Шашлычник работавший на пляже, скорей всего был кустарем – одиночкой, и работал по патенту, и искать его надо в регистрационных книгах, в которых были записаны все кустари. Они же платили налог, у них была совершенно другая форма отчетности. Как я, экономист по образованию, сыщик по жизни мог про это забыть. Я конечно тут же запросил эти сведения и мне их предоставили на другой день. Вот тут я удивился.

Борис замолчал, сделал большой глоток из чашки, и продолжил:

-Эту фамилию я знал с того самого момента, когда в школьном музее, мне прицепили на грудь октябрятскую звездочку, половина нашего школьного музея была посвящена герою советского союза, командиру партизанского отряда Александру Чеквадзе.

-А причем тут шашлычник? – удивилась сначала Мира, - постой постой, Сандро?

-Да Сандро Чеквадзе, был сыном Шалвы Чеквадзе, это я уже установил потом.

-Он жив? – спросила Мира.

-Кто? Шалва? Нет, конечно. А вот Александр Шалвович жив и живет он сейчас в Грузии, под Тбилиси. Я немедленно вылетел в Грузию.

-Ты с ним встречался? – удивилась Мира.

-Да, он еще довольно крепкий старик, очень хорошо все помнит, и отца, и войну, и как партизанил, и за что получил звезду героя. Он долго рассказывал мне обо всем этом, я представился ему режиссером с телевидения и сказал, что будем снимать кино про его славную молодость. Потом я его попросил рассказать про его семью. И он рассказал. Их в семье было восемь детей. Сандро был старший, потом шли Нателла и Реваз, они были близнецами, потом были Коте, Нина, Надя, Анзор и младший был Вахтанг. Всех их расстреляли, в первую же ночь, когда немцы вошли в город. Кто-то донес немцам, что двое старших детей ушли в катакомбы.

-А разве они не уехали?

-Нет, не успели. До последнего момента ждали, Реваза, а он так и не появился.

-Значит, последний пароход для семей комсостава ушел без них? – сказала Мира.

-Да, но ты знаешь, неизвестно, что было бы лучше, тот корабль подвергся торпедированию подводной лодки, и был потоплен, из пассажиров никто не спасся. Море было холодное и шторм.

-А Реваза расстреляли во дворе дома Раи, - проговорила Мира.

-Да, это было через неделю, как вошли в город немцы. Когда расстреливали Реваза, его семья уже погибла. Сам Реваз прятался, и как думает Сандро, прятался он у Раи. Информация о расстрелах евреев, коммунистов и их семей дошла до партизан. Небольшой отряд партизан под командованием Сандро сделали вылазку в город, что бы увезти всю семью. Соседи рассказали ему, что всю семью этой ночью немцы увезли на грузовике. Потом он узнал, что их расстреляли и похоронили в братской могиле, за городом. Эти же соседи рассказали ему, что Реваза не было дома. Сандро кинулся к Рае. Он предполагал, что брат мог спрятаться у нее. Они спрятались во внутреннем дворе дома. И только Сандро собрался пробраться в квартиру Раи через черный ход, как услышали звуки подъезжающих автомобилей, лай собак. Они сразу поняли, что это облава, и снова затаились в кустах.

-Он видел, как убили его брата?

-Да.

-Это он унес тело?

-Да. Они похоронили его на городском кладбище и вернулись в отряд. Когда он встретился с сестрой, объяснять ей ничего не пришлось. Она почувствовала смерть своего брата - близнеца.

-А Нателла, она жива? – вдруг спросила Мира.

-Угу, - ответил невнятно Борис, - она живет в твоем городе. После войны вышла замуж и с мужем переехала жить сюда.

-Ты хочешь сказать?

-Да, Наталья Шалвона Савельева.

-Подожди, я же ее знаю, - проговорила Мира, - ну, конечно, это же Нателла, одна из подружек моей мамы, боже, я же виделась с ней совсем недавно. Она была на юбилее у мамы и вообще у них каждую пятницу заседание «клуба любительниц детективов». Она врач…

-Да, хирург, профессор, преподаватель в вашей медицинской академии.

Мира позвонила маме и попросила ей организовать встречу с Нателлой. Маргарита Альбертовна очень удивилась. Она секунду помолчала, потом, понизив голос, спросила:

-Мирочка, у тебя со здоровьем все в порядке?

-Да, мама, у меня со здоровьем все в порядке, я к Наталье Шалвовне иду по другому поводу. Мне надо, что бы она рассказала о своей молодости.

-О чем? – удивилась Маргарита Альбертовна, - кого это сейчас может интересовать?

Мира посмотрела в сторону Бориса и хитро улыбаясь, проговорила:

-Да есть один деятель телевизионных искусств, кино снимает о партизанах действовавших на оккупированной территории.

-Боже мой, а ты, какое отношение имеешь к телевидению? - удивилась Маргарита Альбертовна.

-Так косвенное, просто этого деятеля зовут Борис Лиманский.

-Как его зовут?

-Ты не ослышалась, мама, Борис приехал сегодня утром.

Вопль Маргариты Альбертовны из трубки слышал даже Борис.

-Господи сбылось, наконец-то, немедленно приезжайте ко мне, просто немедленно.

Трубка отключилась. Мира посмотрела на Бориса и проговорила:

-Ну, что Лиманский, ты все слышал?

Борис улыбнулся и кивнул головой. Потом подошел к Мире, взял ее за руку и проговорил тихим вкрадчивым голосом:

-Мирка, давай маму порадуем.

-Чем? – спросила Мира и пристально посмотрела в глаза Борису.

-Скажем ей, что мы с тобой решили воссоединиться вновь, - сказал Борис.

-А чью маму будем радовать твою или мою? – улыбнулась Мира.

-Обеих, - ответил Борис.

-Но моя мама не заставляет меня выходить за тебя замуж.

-Они вместо тебя обе на меня навалились, - обиженно проговорил Борис.

-Каким образом? – удивилась Мира.

-Твоя мама общается с моей мамой.

-Как?! – удивленно воскликнула Мира, - этого не может быть, и она мне ни разу не проболталась.

-Неужели?

-Очень странно, но теперь я понимаю ее грязные намеки на…

-На что?

-Да так, ладно, проехали, - Мира вышла из кухни, но сразу же вернулась назад, - постой, так значит, ты в Израиле оказался не случайно?

-Ну, уж это ты загнула, мать, еще скажи, что я подстроил твое посещение ресторанчика, в котором мы с тобой встретились.

Мира задумалась на мгновение, потом махнула рукой и проговорила:

-Да, правильно, я сама не знала, что зайду в этот ресторанчик.

Сказала и вышла из кухни. Борис с шумом выдохнул и сказал про себя: «Пронесло». Ну не рассказывать же ей, в самом деле, что они с Мариком Берковичем целую неделю следили за Мирой, подкупили ее гида и договорились о том, что он выведет ее на нужный им маршрут, на котором был один единственный ресторанчик. И даже если бы она не захотела передохнуть, они бы сделали так, что она все равно вошла бы в ресторан. О том, что они договорились с хозяйкой ресторана и откупили весь ресторан на вечер, что пожилая пара, которая подходила к Борису с благодарностью были родители Марика, живущие в Израиле, а сам Марик объявлял Бориса со сцены. И не рассказывать же Мире о том, что идея – подстроить встречу, принадлежала Юлии Борисовне и Маргарите Альбертовне.

После теплой радушной встречи, Маргарита Альбертовна сообщила, что она созвонилась с Нателлой, и она их ждет.

Нателла жила в собственном доме на набережной. Красивый ухоженный двор заканчивался открытой террасой, которая нависала над высоким речным берегом.

Из дома вышла Нателла, невысокая стройная женщина, возраст которой выдавали только снежно-белые волосы и лучистые морщинки, разбегавшиеся от глаз. Она расцеловалась с Мирой и ее мамой, протянула руку Борису и кокетливо представилась:

-Нателла Шалвовна, очень приятно.

Потом она бросила взгляд на Маргариту Альбертовну и, подмигнув хитро, улыбнулась. Мира заметила ее маневр и поняла, что тема эта обсуждалась на заседаниях Клуба любительниц детективов, который объединял всех подружек Маргариты Альбертовны.

-Проходите, присаживайтесь, - пригласила Нателла, и сама прошла на террасу.

Из дома вышла молодая девушка очень похожая на Нателлу с подносом и стала накрывать на стол.

-Что же вас привело ко мне? – спросила Нателла.

Первой заговорила Мира.

-Нателла Шалвовна, ваша девичья фамилия была Чеквадзе?

-Да, - удивилась Нателла, - я думала, что эту фамилию в России никто уже давно не помнит.

-В России, может быть, и нет, а в нашем городе на Украине ее помнят до сих пор, - сказал Борис. – Я привез вам привет от вашего брата Сандро из Грузии.

Борис достал из кейса небольшой сверток и протянул его Нателле.

Нателла взяла сверток, развернула его и достала оттуда бутылку темного стекла. Она улыбнулась, прошептала что-то, еле шевеля губами, а потом вслух сказала:

-Ах, Сандро, увижу ли я тебя еще когда-нибудь? – потом она подняла на Бориса повлажневшие глаза, и проговорил: - Спасибо, вы привезли мне кусочек родины и тепло рук моего брата. Спасибо, - она вздохнула, и обратилась к своей молоденькой копии: - Софико, дорогая, принеси нам бокалы, пожалуйста.

Девушка улыбнулась, молча кивнула и ушла в дом. Нателла перехватила удивленный взгляд Бориса и проговорила:

-Вы не поверите, но она просто вылитая я шестьдесят пять лет назад, это моя правнучка Софико, дочка моего внука. Так что вы хотели узнать?

-Нателла Шалвовна, нам бы очень хотелось подробней узнать о вашем втором брате, о Ревазе, - ответил Борис.

-Реваз? – удивилась Нателла, женщина нахмурилась, потерла длинным красивым безупречной формы указательным пальцем лоб и проговорила: - Как это неожиданно, через столько лет снова кто-то вспоминает о моем несчастном Рико. Мы были близнецами, говорят даже, что очень были похожи, я сына своего назвала Ревазом. Знаете, я врач, я материалист на двести процентов, но иногда мой мозг отказывает верить в некоторые мистические совпадения. Как я просила их уехать. Сандро ушел в отряд, Реваз тоже хотел уйти с ним, но тогда мама и отец оставались с маленькими на руках совсем одни. Поэтому в отряд с Сандро пошла я, а родители и малыши должны были эвакуироваться на корабле. Но в день отъезда Реваз ушел к Рае, это была его одноклассница, они дружили с детства. Он остался у нее на ночь, и просто проспал. Корабль уходил рано утром. Он прибежал на пристань, но там стояли только члены нашей семьи. Реваз долго объяснял и извинялся. Отец похлопал его по плечу и спросил, любит ли он Раю. Реваз ответил, что любит, и что теперь он ее муж. Отец сказал ему, что бы он привел свою молодую жену домой. Я еще была дома, когда они вернулись, я и не ждала их, собиралась уходить в отряд, но получилось так, что мы встретились. Потом я ушла в отряд. Рая отказалась уйти из дома, из-за матери, которая оставалась совсем одна. Тогда Реваз ушел к ним. Командир нашего отряда решил, что нашу семью надо выводить из города. Прорабатывали несколько вариантов. Решили сначала забрать всех в отряд, а потом на рыбацкой шаланде переправить в тыл. Но мы не успели. Так из большой семьи Чеквадзе остались только мы с Сандро.

Нателла замолчала, и никто не решался нарушить образовавшуюся тишину. Софико давно уже принесла и расставила на столе бокалы. На столе появились легкие закуски. Нателла снова тяжело вздохнула, посмотрела на Бориса и сказала:

-Борис, налейте нам вина, пожалуйста, давайте помянем всех тех, кто стал жертвой той страшной войны.

Они молча выпили терпкого красного вина, молча закусили. Разговор снова продолжила Нателла.

-Вы мне так и не сказали, чем вызван этот интерес к моей семье.

-Понимаете, Нателла Шалвовна, - проговорил Борис, - я задумал написать сценарий для фильма, где главными героями будут парень и девушка, которым в 1941 году было по 16 лет. Ромео и Джульетта сороковых - роковых. Один наш краевед рассказал мне о трагедии вашей семьи, вот я решил поподробней узнать о судьбах героев.

Нателла рассмеялась, погрозила пальцем Борису и сказала:

-Ой, что-то вы хитрите, молодой человек, я вам не верю, ну да ладно, если не хотите говорить - не говорите. Боюсь, что вы очень близки к истине. Действительно история любви Реваза и Раи очень печальна, почти такая же, как у их шекспировских прототипов. Они погибли практически в один день.

-Как? – вздрогнула Мира, - Рая тоже погибла? А как?

Нателла пожала плечами, взмахнула рукой и проговорила:

-Я не знаю, но больше ни о ней, ни о матери ее в нашем городе никто не слышал. Я пыталась после войны поискать их, но они исчезли. Думаю, что они погибли.

-Нателла Шалвовна, вы сказали, что Реваз и Рая учились в одном классе? – спросил Борис.

-Да, - кивнула головой Нателла, - пока ее отца не арестовали, после этого Рая ушла из школы. Ее исключили из комсомола, потому что она не хотела отказываться от своего отца. Она стала работать в больнице вместе с матерью.

-А кто были ее родители? Они были местные?

-Нет, ее отец приехал в наш город из Москвы, после окончания университета. А Дора была воспитанницей местного детского дома. У нее тоже была очень интересная, но не менее печальная судьба. Она была сирота. Ее совсем малышкой удочерила семья Причерноморского исправника. Говорили, что она была единственным ребенком еврейской семьи, уцелевшим после погрома. Семья исправника по фамилии Червоненко жили рядом с семьей Доры. Во время погрома жена исправника смогла унести малышку и спасла таким образом. Все остальные, видимо, погибли. Но Дора родилась под несчастливой звездой. Когда ей было 12 лет, в 1917 году ее приемных родителей расстреляли пьяные анархисты. Девочка снова осталась одна. Она попала в приют. Потом она работала в пошивочной мастерской. Познакомилась с Николаем Красновым в 24-м году и вышла замуж. Николай был талантливым ученым. Из их научной группы уцелела только доцент Рябова. Она уцелела чудом. В ночь, когда ее должны были арестовать, она вышла в море с рыбаками. А об аресте ее предупредила, между прочим, Дора. Я разговаривала со Светланой Александровной уже после войны, она мне и рассказала о судьбе несчастной Доры. Они дружили семьями. Когда Николая взяли, Дора кинулась к руководителю группы профессору Алебастрову, застала как раз тот момент, когда старого профессора грузили в воронок, поняла, что арестуют всех. Она знала, что Светлана в море и ее можно спасти, кинулась на институтский причал, а там Светлану уже ждали. Тогда она уговорила одного знакомого рыбака, и они вышли в район предполагаемого лова. Вы можете сказать, что искать в море рыбацкую шаланду, все равно, что иголку в стоге сена, но опытные участки были строго определены. Дора не раз с мужем ходила в море. Короче, она нашла Светлану в море и предупредила ее. Светлану на этой же шаланде перевезли в другое место, и она смогла скрыться.

-За что арестовали эту группу ученых? – спросил Борис.

Нателла вздохнула и проговорила:

-А за что их всех тогда арестовывали? Они просто попали в эти страшные жернова. Их группа занималась изучением морской фауны. Одна из проблем разрабатываемых этой лабораторией были светящиеся организмы морской фауны. Они изучали способности морских обитателей светится, менять цвета, и становится бесцветными. Их работа была объявлена антинародной и антинаучной, и лаборатория была закрыта. Профессор пытался в академии наук доказать необходимость продолжения работы. Он считал, что эти способности морской фауны могут быть использованы в военном деле.

-Понятно, - кивнул Борис. – А эта Светлана Александровна жива?

-Нет, она умерла в 1976 году.

-А как вам удалось ее разыскать? – спросила Мира.

Нателла обернулась к Мире, устало вздохнула и проговорила:

-Это не я ее, это она меня нашла. Я защищала докторскую диссертацию в Москве. Она подошла ко мне после защиты и спросила, не та ли я Нателла Чеквадзе, которая жила в Причерноморске, я ответила, что это я. Она преподавала в нашем институте. Увидела объявление о защите с моим именем. И пришла на защиту. Отца и Сандро в городе знали почти все. Фамилия наша была достаточно популярна. Светлана в 64-м добилась реабилитации репрессированных коллег, нашла почти всех родственников. И только Красновых найти не смогла. Искала в городе, в доме, где жили Красновы, ей рассказали о том, что у Раи был жених Реваз Чеквадзе. Она пыталась разыскать меня с братом, так как остальные Чеквадзе погибли, но Сандро тогда был за границей, занимался партийным строительством в странах соцлагеря. Я училась в Москве, потом вышла замуж и сменила фамилию. И только свои научные работы я подписывала: Савельева - Чеквадзе. И диссертацию тоже защищала под двойной фамилией. Она пригласила меня к себе в гости. Мы долго разговаривали с ней. Она прямо горела желанием найти свою спасительницу, но так и не смогла.

-Получается, что Дора с Раей просто испарились в ту ночь, когда погиб Реваз, - проговорила Мира.

-Получается так, - эхом откликнулась Нателла.

-Нет, человек не может испариться, - проговорил Борис, - человек всегда оставляет следы. Ничего найдем.

-Скажите, - начала Мира, обращаясь к Нателле, - а вы сами помните Дору и Раю?

-Очень плохо, - ответила Нателла, - мы не приветствовали дружбу Реваза с этой девочкой. Сандро был на руководящей должности, а отец Раи был репрессирован. Потом после войны я считала, что Рая, хоть и косвенно, но все же виновата в гибели моей семьи. Поэтому постаралась забыть о ней. У них в квартире я была только однажды. Помню, меня поразила кристальная чистота их комнаты. Знаете, там все было белое. Занавески, скатерть, покрывало на кровати и чехлы на стульях. Даже ковер на полу был белый. Длинноворсовый дагестанский ковер ручной работы. Белизна была просто слепящая. И единственное яркое пятно это бы уголок, в котором на тумбочке стояла швейная машинка и разложено недошитое яркое платье. Невероятно красивое. Мы вместе с Ревазом пришли уговаривать Раю, уйти с нами. Она плакала и не соглашалась. Маму было жалко.

Заметно было, что воспоминания утомили Нателлу. Разговор то и дело зависал, а потом и вовсе перешел в другое русло. Визит пора было завершать. Мира дернула за рукав Бориса и поднялась:

-Нателла Шалвовна, спасибо вам, а нам пора.

-Да не за что, приходите еще.

Пока Маргарита Альбертовна прощалась с Нателлой, Борис и Мира вышли на улицу.

-Что с тобой? – спросил Борис, заметив напряженное выражение лица Миры.

-А что со мной? – спросила Мира.

-У тебя вид такой, как будто ты отстала от поезда.

-Знаешь, все время ловлю себя на мысли, что что-то пропустила, что-то очень важное, что-то не спросила у Нателлы, и понимаешь, - она заговорила тише, потому что к ним неторопливо подходила Нателла, которую под руку поддерживала Маргарита Альбертовна, - понимаешь, боюсь, что уже не успею спросить, так же как не успела спросить у мадам Голубинской.

-Тогда спрашивай сейчас, - так же шепотом ответил Борис.

-Легко сказать спрашивай, а о чем?

 

После чаепития у Нателлы Мира и Борис завезли домой Маргариту Альбертовну и поехали к Мире.

Пока Мира на кухне готовила ужин, Борис принимал душ. Он вышел и ванной комнаты, продолжая вытирать голову полотенцем.

-Боже, благослови того, кто придумал ванну с горячей водой. Какое облегчение, вот так смыть с себя дорожную грязь, ах если бы можно было бы так же смыть с себя все грехи, все неприятности и невзгоды.

Мира улыбнулась, глядя на Бориса, и почувствовала, как в душе у нее шевельнулось давно забытое теплое чувство, как слегка перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце.

Борис заметил смятение, охватившее Миру. Он отложил полотенце и подошел к ней. Мира продолжала накрывать стол. Борис встал сзади, поднял руки с явным намерением обнять ее за плечи, да так и замер в нерешительности, стоял, сжимая и разжимая кулаки.

Внезапно Мира резко обернулась.

-Я не выйду за тебя замуж, - сказала она.

Борис опустил руки и спросил:

-Почему?

Мира обошла его, подошла к мойке, открыла воду и начала мыть посуду, лежавшую в раковине.

-Ты не ответила, - сказал Борис, и голос его звучал твердо.

Мира не могла ничего ответить. Она не знала, что сказать. Сказать, что она его не любит, она тоже не могла. Сейчас она в этом была не уверена.

Борис уже более решительно подошел к Мире и положил руки ей на плечи. Мира почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Борис притянул ее к себе и крепко обнял. Прижался колючей щекой к ее мягкому виску и прошептал:

-Мирка, я так по тебе соскучился.

Мира повернулась к Борису лицом, почувствовала его дыхание у себя на щеке. Чмокнула Бориса в щеку и сказала:

-Остынь. Давай лучше ужинать.

Ночью Мира почти не спала. Она прислушивалась к звукам в квартире. В соседней комнате спал Борис, а может быть, и не спал. Поэтому Мира как не пыталась, так и не услышала ни одного нового звука.

Под утро ее все-таки сморило. Она погрузилась в тяжелый непроницаемый сон. Сознание ее, блуждая по мрачным коридорам бессознательного, давало ей возможность отдохнуть, но в какое-то мгновение видение ее все же посетило. Оно было похоже на короткую яркую вспышку. Мира увидела, как в дверном проеме комнаты Красновых стояла Дора. За спиной у нее был узел, в котором угадывалась швейная машинка. Она стояла, обернувшись назад. К ней подошла Рая, которая держала в руках что-то круглое и плоское, завернутое в белую скатерть. После они вместе вышли из комнаты.

 

Мира проснулась от приятного запаха кофе. Она открыла глаза и увидела стоящий на столике поднос с двумя кофейными чашками.

-С добрым утром, любимая.

Борис сидел в кресле возле шкафа. Мира присела в кровати, сладко потянулась и сказала:

-Как вкусно пахнет.

Борис протянул ей чашку на блюдце и сам взял вторую.

Мира сделала глоток, ощутила прекрасный вкус напитка и улыбнулась.

-Спасибо, очень вкусно.

-Пожалуйста, - ответил Борис.

-Борь, ты на долго приехал? – спросила Мира.

-Это зависит от тебя, могу погостить, могу уехать прямо сейчас, могу остаться навсегда.

-Ты опять? – сердито проговорила Мира.

Борис поставил чашку на столик и, немного помолчав, серьезно произнес:

-Мира, давай поговорим серьезно.

-О чем?

-О нас, о нашем будущем. Послушай меня, не перебивай. Я люблю тебя, и всегда любил только тебя одну. Ты можешь мне не верить, но это действительно так. Я сам думал, что это пройдет, и я тебя смогу забыть, я пробовал … наладить отношения с другими женщинами, но … это бесполезно. Я все время сравнивал всех женщин с тобой, и сравнение было не в их пользу. Я искал смерти, но и ее не нашел. Дважды был тяжело ранен, один раз был в плену, бежал. И выжил только потому, что разговаривал с тобой, шел к тебе. Я пришел. Если ты меня прогонишь, тогда мне не для чего жить.

Сначала Мира хотела просто рассмеяться в ответ, но потом поняла, что Борис говорит серьезно. Однако она так привыкла относиться к нему как ко сну, что не нашлась, что ему сейчас ответить.

-Боря, я… я … мне… сегодня приснилась Дора.

-Снова? – удивился Борис.

-Угу, - ответила Мира и рассказала Борису сон.

Борис выслушал ее и проговорил:

-Как странно, твое подсознание, словно лоскутное одеяло, вырванные из разных миров, лоскутки создают единое целое.

Мира засмеялась и проговорила:

-Хорошее выражение, лоскутный мир.

-Как ты думаешь, что они забрали с собой?

-И горящего дома всегда забирают документы и деньги или самое дорогое.

-Да, для них самое дорогое было швейная машинка для портнихи и …

-Что?

-Зеркало, наверное, в которое смотрятся клиентки.

Мира снова усмехнулась и согласилась:

-Что ж, возможно, но наши поиски снова зашли в тупик. Что будем делать дальше?

-А ты на работу не пойдешь опять? – спросил Борис.

Работа? Мира совершенно забыла про работу. О какой работе можно говорить? Чего ей сейчас хотелось меньше всего, так это заниматься начислением и перечислением НДС, ЕСН, ЕНВД и других налогов.

-Нет, - решительно произнесла она, - пока я не докопаюсь до истины, я работать не смогу. Этот лоскутный мир не дает мне покоя. И пока все лоскутки не соберутся в единую картину, я не смогу спокойно жить.

-Ты решила уволиться? – спросил Борис.

-Уволиться? – как странно прозвучало это слово, как-то необычно, - пожалуй, что да! Именно уволиться.

Мира протянула руку к телефону и набрала номер.

-Алексей, здравствуй, все нормально, слушай, можешь меня проклинать, можешь считать меня сумасшедшей, но я увольняюсь. Что буду делать? – Мира бросила на Бориса лукавый взгляд и проговорила: - Выйду замуж за Лиманского. Угу, угу, поняла, передам.

Она положила трубку и посмотрела на Бориса:

-Алешка Дмитриев просил тебе передать, что ты подлец, вор и …

-Можешь не продолжать, - прервал ее Борис, потом быстро встал на колени перед ее кроватью и спросил: - Скажи, то что ты ему сказала, это правда?

-Ты о чем? – недоуменно спросила Мира.

И не дожидаясь, когда Борис повторит свой вопрос, вскочила с кровати и пошла в ванную. Борис пошел за ней и наткнулся на закрытую дверь.

-Мира, ты мне не ответила.

-Что ты говоришь? – отозвалась Мира, и тут же зашумела вода из душа, - ничего не слышу.

Борис разочарованно вздохнул, замахнулся на дверь кулаком и потом мягко опустил его.

-Мирка, ты из меня веревки вьешь.

Мира вышла из ванной через несколько минут и, встав перед Борисом, сказала:

-Я знаю, что нужно делать дальше, мы поедем в Израиль.

Борис, вышел в прихожую, потом вернулся, протягивая Мире два ярких конверта.

-Что это? – спросил он.

-Это наши билеты, в Израиль.

Мира остолбенела.

-Лиманский, я настолько предсказуема? – спросила она.

Тут Борис рассмеялся и обнял Миру. Одной рукой он обхватывал ее за талию, а второй гладил по волосам. Секунду вглядывался в ее смеющиеся глаза, потом поймал своими губами ее губы, прошептал:

-Прости меня…

Она ничего ему не сказала, она обвила его шею руками и ответила на его поцелуй.

 

Неловкость ситуации делала ее движения очень медленными. Ее руки явно не слушались. Пальцы соскальзывали, ладони вспотели. Дыхание становилось прерывистым, голова слегка кружилась, мгновенно пересохло во рту.

-Нет, не могу, - сказала Мира, - давай лучше ты.

Она отложила в сторону нож и пододвинула письмо Борису.

-Вот так всегда, самую грязную работу должен делать я.

Они решили прочитать одно из писем, пришедшее из Израиля. Борис подцепил заклеенный край конверта и резко провел между краями. Они легко отстали друг от друга. Борис заглянул в конверт, потом достал оттуда сложенный вдвое листок бумаги, исписанный мелким почерком.

Борис развернул листок и протянул Мире.

-Сама будешь читать или?

Мира встала и отошла от стола. Она чувствовала, как бешено колотилось ее сердце. Она налила воды из холодильного сифона, сделала глоток, и проговорила:

-Нет, читай ты.

-Опять я, - проворчал Борис.

Он несколько секунд разглядывал текст, потом вздохнул и сказал:

-Да, русскому языку автора учили явно не в России.

-Да читай уже, хватит меня мучить.

Борис одарил Миру многозначительным взглядом и начал читать.

- «Приветствовать ты мой незнакомый родня. Меня зовут Арон Шапиро. Сегодня мне уже иметь 55 года. Я живу в государстве Израиль. Я не знать имел ты с мной родство, но я имел надежа. Мой знакомый искать сестра моя отец, и придти в твой дом. Если ты что-то знать о нас. Я просить тебя написать мне или приезжать. Понимай очень сложно. Мне помогать моряки с английский, американский, итальянский суда. Ты можешь отдать письма им. Они будут передавать. Я буду платить. Если ты Дора Шапиро, дочь Натана и Фриды, ты должен знать – у тебя есть племянник Арон и мой семья. Об остальных расскажу, если ты отозвешься. Арон Шапиро. Мой адрес….»

Борис сложил письмо, протянул его Мире и проговорил:

-Ирония судьбы заключается в том, что мы с тобой были буквально в двадцати километрах от этого места.

Мира стояла с растерянным видом. Стакан воды в ее руке запотел. Заметно было, что письмо ее взволновало. Вернее взволновало не само письмо, а то в какой момент появилась эта информация. Ощущение было как в пасьянсе. Сначала много карт, которые не знаешь куда складывать, а потом вдруг каждая карта находит свое место. Все становится понятным. Внезапно разгадка оказывается так близка. Странные сны постепенно становились понятны, просты и даже близки. Одно оставалось неясным: а причем тут сама Мира? Почему и по чьему велению, она должна разбираться в этой запутанной, без сомнения интересной, но все же чужой жизни.

Теперь явно вырисовывалась история жизни еврейской девочки Доры. Она выжила в погроме, выросла. Значит, ее фамилия была Шапиро, а почему, собственно Шапиро? А кто сказал, что Дора Шапиро, племянник которой живет в Израиле и Дора Краснова одно и тоже лицо?

-Борис, - внезапно спросила Мира, - а как твоя работа? Разве твой отпуск не кончился? Ты не боишься потерять такое теплое местечко?

Борис пожал плечами, подошел к Мире, отобрал у нее стакан с водой, сделал глоток и сказал:

-Вот что мне всегда нравилось в этом городе, так это вода. Она здесь необыкновенно вкусная.

Мира усмехнулась, отошла от Бориса и проговорила:

-Это питьевая вода двойной отчистки, из супермаркета.

Борис совершенно искренне удивился, и сказал:

-А я уверен был, что это водопроводная вода.

-Ты не ответил на мой вопрос.

Борис неторопливо поставил стакан на стол, потом отошел к окну, посмотрел во двор и обернулся:

-А я им сказал, что мне плевать на их банк, мне нужно поехать к любимой женщине.

Он стремительно подошел к ней и обнял.

-Перестань паясничать, - рассердилась Мира, - тебя же уволят, на что ты собираешься жить?

-Женюсь на тебе, ты будешь меня кормить…. В крайнем случае, попрошусь к Алешке Дмитриеву консультантом по безопасности.

Мира освободилась от его объятий и села за стол:

-Борька, я же совершенно серьезно, в нашем возрасте работой не бросаются, тем более такой денежной. Я, к примеру, всегда знаю, что в любой момент могу вернуться в «главбух», меня примут. Дурака работа любит, а дурак работе рад.

Бориса насмешила эта же почти забытая поговорка, он рассмеялся, присел рядом с Мирой и сказал:

-Ты боишься, что наше расследование будет бессмысленным, и как человек рациональный, ты просчитываешь риск. Не волнуйся моя дорогая. С голоду мы с тобой не умрем. Когда меня пригласили возглавить службу безопасности банка, я поставил условие: 33% акций.

-И тебе их дали? – удивилась Мира.

-Мне их продали на вполне законных основаниях. А поскольку у всех остальных акционеров пакеты значительно скромней, то я практически являюсь главным акционером. Так что уволить меня нельзя.

Мира задумалась, потом посмотрела на Бориса и сказала:

-Лиманский, годы службы в КГБ не прошли для тебя даром, Лиманский, ты страшный человек, я тебя боюсь.

Борис взял руку Миры и приложил к своей колючей щеке, а потом проговорил:

-Я мягкий и пушистый, и я тебя люблю.

Мира выдернула руку и отвернулась от Бориса. Взгляд ее упал на остальные нераскрытые письма, и она ухватилась за них, как за спасательный круг. Она протянула к ним руку и проговорила, слегка дрогнувшим голосом:

-Я думаю, что остальные письма читать не имеет смысла.

-Думаю да, - согласился Борис, тяжело вздохнув, и показывая тем самым, что предыдущий разговор и для него не был легким.

 

Как здорово перемещаются в пространстве люди в фантастических фильмах про будущее: открыл дверь, вошел в шлюзовую камеру, вышел и уже на другом конце света. И когда наступит это фантастическое будущее? Советские фантасты в большинстве своем такую радужную перспективу развития транспорта программировали на 2010 – 2050 год, но… пока приходится ехать до аэропорта через пробки в автомобиле, а потом лететь над морями, лесами и горами в простом, хотя и комфортабельном самолете, а потом снова в автомобиле. Хотя если тебя ведет голод исследователя, жажда познания и любовь к приключениям, длинная утомительная дорога покажется одним мгновением, перехода через шлюз пространства.

Марк Беркович рассказал, что Арон Шапиро в 1996 году умер, а его сын Ариэль переехал в Америку.

-Это все немногое, что удалось узнать мне, за то время пока вы летели.

-Спасибо, Марк, - задумчиво сказала Мира. – Я понимаю, конечно, что ехать по этому адресу уже не имеет никакого смысла, но все же я бы хотела туда съездить.

Марк кивнул головой и сказал:

-Ребята, вы отдохните немного, все-таки перелет, переезды, а я буквально часа на полтора, - он посмотрел на наручные часы, - сделаю распоряжения и весь ваш.

Марк вышел из комнаты, в которой остались Борис и Мира за накрытым столом. Мира допила вкусный ароматный кофе, поставила чашку на блюдце и сказала:

-Невероятно вкусный кофе.

-Да, Марик настоящий кофеман, разбирается во всех его сортах, по запаху может определить из какой страны кофе, а иногда даже из какой местности.

Мира пожала плечами и проговорила:

-Немудрено, хозяин кафе и должен быть кофеманом.

-Кто хозяин кафе? – растеряно спросил Борис.

Мира удивленно посмотрела на Бориса и проговорила:

-Марк, или я что-то не так поняла?

Борис понял, что попался.

-Знаешь Мирочка, он конечно, хозяин, но как бы не совсем, - говоря это, он замечал, как все шире и шире становились глаза Миры, он взял ее за руку, оглянулся на дверь, в которую вышел Марк, как бы ища поддержки – я бы даже сказал, что он совсем не хозяин…

В это время открылась дверь, и в комнату вошел Марк. Он был одет в полицейскую униформу и в руках он держал фуражку.

Мира резко выдернула свою руку и строго спросила:

-Что все это значит?

Дальше последовал немой диалог между Борисом и Марком.

«-Ты что ей до сих пор ничего не рассказал?

-Нет.

-Почему?

-Я струсил.

-Тогда разбирайся тут сам».

А вслух Марк сказал только одно:

-У-у, я пошел.

Сказал и вышел, оставив друга без поддержки.

Как только за Марком закрылась дверь, Мира посмотрела на Бориса, уничтожающим взглядом и спросила:

-Он полицейский?

-Да, глава местной полиции, - совершенно серьезно ответил Борис, потом решил, что лучшая оборона это наступление и заговорил: - Мира, послушай это не то, что ты подумала.

Мира внезапно улыбнулась, погладила Бориса по голове и сказала:

-Седой уже, а все равно играешь как мальчишка, в казаки разбойники.

Борис пристально глянул в ее глаза и тихо спросил:

-Ты все поняла?

-Конечно, - ответила Мира.

-А когда?

-Еще в самолете, когда мы прошлый раз улетали отсюда.

Теперь настало время удивляться Борису:

-Почему?

-Ты вел себя, как провинившийся ребенок. Неестественно. А это могло означать только одно, ты чувствуешь себя виноватым. Я задала себе вопрос: «В чем ты можешь быть передо мной виноват?» и сама на него ответила: «Ты меня обманываешь». И я уезжала домой без тени сожаления. Я поняла, что ты исполнял волю матери, а сам ко мне не питаешь теплых чувств, поэтому я два месяца даже не вспоминала о тебе.

-Ой, ли? – насмешливо проговорил Борис, - так уж и не вспоминала?

Мира сдержала улыбку, потом двумя пальцами показала что-то маленькое и сказала:

-Чуть-чуть.

Борис порывисто обнял ее и прошептал:

-Я всегда верил, что ничего в жизни не происходит зря. И жалею только об одном, что мы с тобой так много потеряли времени. Я люблю тебя, - потом он немного отстранил ее лицо, держа ладонями за голову, и пристально вглядываясь в глаза, со страхом смешанным с любопытством спросил:

-А когда ты поняла, что я по-настоящему тебя люблю?

Мира освободилась от его объятий и, улыбнувшись, тихо сказала:

-Не скажу.

«И не надо», - подумал про себя Борис, - «Я и так знаю».

Дорога заняла около получаса. Машина легко почти бесшумно пролетала мимо небольших домиков в окружении пышной зелени.

-Сейчас у нас хорошо, все пока еще зеленое, потом зной начнется, - сказал Марк, заметив, что Мира любуется пейзажем за окном машины.

-Красиво, - сказала Мира, - правда архитектура немного однообразная.

-Да, - согласился Марк, - это дома семидесятых годов, массовая застройка, тогда в Израиль приезжало много переселенцев. Эти домики строили очень быстро.

-На свеже захваченных территориях, - пробурчал Борис.

-Боря, давай без политики, - проговорил Марк. – Не ты ни я в этом не участвовали, не нам это и осуждать, история рассудит, кто прав кто виноват.

-Нет - израильской агрессии! - не остался в долгу Борис.

-Высажу, - пригрозил Марк шутливым тоном.

-Ой, дяденька не надо, - запричитал Борис.

-Шут, - отозвался Марк, - вы, Мирочка не обращайте внимания, это у нас с ним давнишний политический спор, это он до сих пор не может изжить в себе свое КГБшное прошлое.

-Все, мальчики, миру-мир и вечная дружба, - рассмеялась Мира.

-Хохол и еврей, братья на век, - поддержал ее Борис.

-Пхай, пхай, ура и все такое, - ответил Марк,- к тому же мы уже приехали.

Он остановил машину у небольшого двухэтажного коттеджа. Вышел из машины и осмотрелся. Борис и Мира тоже выбрались из автомобиля. На калитке была прикреплена табличка с надписью на иврите и надписью на английском, из которых, и без перевода можно было понять, что дом продается.

Борис подошел к калитке соседнего дома и нажал на кнопку домофона. Почти сразу же из домофона послышался старческий скрипучий голос. Марк сказал несколько слов на иврите, после этого чугунная калитка открылась, и Марк махнул рукой.

-Пойдемте, с нами согласились поговорить.

В доме их встретила пожилая женщина. Она сидела в кресле у окна и с любопытством разглядывала пришедших. Марк представился сам и представил своих спутников.

-Росщия? – переспросила старушка.

Мира и Борис кивнули головой.

Старушка снова заговорила с Марком. Марк внимательно выслушал ее и перевел:

- Ее зовут Сара, она очень удивляется, почему русские ищут Арона Шапиро.

Мира достала из сумки письма Арона и протянула их Саре. Она заговорила, а Марк начал переводить:

-Эти письма получала одна наша знакомая, но до адресата они не дошли. И мы решили вернуть их отправителю.

Сара удивленно посмотрела на письма и сказала:

-Удивительно, что могло связывать Арона с Россией. Мы приехали в Израиль из Новой Зеландии в 1965 году. Я с мужем и Арон с женой. Он даже никогда не говорил по-русски, и даже не упоминал, что у него могут быть русские родственники.

-Скажите, а где сейчас родственники Арона? – спросила Мира.

-О, - махнула рукой Сара, - это печальная история, это проклятье семьи. В Новую Зеландию Шапиро приехали в конце тридцатых годов, из Польши. Арон был маленький совсем. Его отец Лазарь Шапиро и мама Ева. Тогда Арон был единственным ребенком в той семье, у него были еще две сестры, но обе умерли. Они уехали из Польши, потому что боялись немецкой оккупации. Боялись потерять последнего ребенка. Ева называла это проклятием семьи Шапиро. У них всегда было много детей, но выживал только один и всегда мальчик. У родителей Лазаря, тоже была такая же история, трое детей – две девочки умерли, а выжил только Лазарь.

-А родители Лазаря? Что вам известно о них? – с надеждой в голосе спросила Мира.

Сара пожала плечами, и ответила:

-Они остались в Польше, в Варшаве. Отец Лазаря был состоятельным человеком, он был архитектор. К тому времени ему было уже около шестидесяти лет, и он не хотел никуда уезжать. Я только знаю, что звали их Фрида и Натан.

-А что же случилось с Ариэлем? – спросила Мира.

Сара усмехнулась и проговорила:

-Он думал, что сможет преодолеть проклятье Шапиро. Ариэль родился в 1971 году, Арон был счастлив – мальчик. Он очень боялся девочек. На этом они с женой и остановились. Жена его умерла через десять лет. Арон сам воспитывал мальчика, а потом он узнал, что Ариэль смертельно болен, у него было заболевание крови. Арон потратил все деньги на лечение мальчика. Ездил даже к Ванге в Болгарию. После этого, он приехал одухотворенный, он сказал, что Ванга обещала ему, что Ариэль будет жить. По крайней мере, он не умрет раньше самого Арона. И действительно мальчик стал поправляться. Нельзя сказать, что он выздоровел, но ему стали помогать лекарства, он окончил школу и стал готовиться в университет, он хотел стать врачом. А потом сильно заболел и слег Арон, и теперь Ариэль ухаживал за отцом. В девяносто шестом он его похоронил, продал дом и уехал в штаты.

-Вы случайно не знаете, где он сейчас?

-Нет, - покрутила головой Сара, - и дом у них тоже несчастливый оказался, сколько уж с тех пор хозяев сменилось, никто не приживается. Он и сейчас на продаже.

-Скажите, а у вас случайно нет фотографии Арона или Ариэля? - спросила Мира.

Старуха улыбнулась, после того, как Марк перевел ей вопрос Миры.

-Нет, фотографии у меня нет, - она поднялась с кресла и тяжелой шаркающей походкой прошла в соседнюю комнату, - пойдемте со мной.

Они вошли в комнату, обстановка которой сразу давала понять, что это кабинет. Сара подошла к одному из книжных шкафов, открыла его и достала оттуда большую папку, в которой художники хранят рисунки.

-Молодой человек помогите мне, - сказала Сара, обращаясь к Марку.

Марк взял из рук старушки папку и перенес ее на письменный стол. Сара подошла к столу и развязала тесемки на папке. Потом поманила рукой всех. Все подошли к столу. Сара перебрала несколько рисунков, выбрала один и положила его на стол, включила настольную лампу и на листе проявилась картина. Это была акварель. На солнечной террасе очень красивая молодая женщина в длинном платье сидела в кресле. За ее спиной стоял мужчина, он был коренаст, пышная шевелюра, профессорская борода и очки. Он положил руки на плечи женщины, а рядом с ним стоял юноша с такой же пышной шевелюрой, чуть выше ростом, но стройный до хрупкости. Все трое улыбаются. В картине много солнца, тепла, добра. Одного взгляда на картину достаточно, что бы понять, что эти люди любят друг друга.

-Арон, - сказала Сара, показывая на старшего из мужчин, - Ариэль и Эстер. Этой сцены никогда не было и не могло быть. Когда Ариэль был такой, Эстер уже не было. Арон нарисовал эту акварель почти перед смертью. Ариэль уезжал в штаты и оставил эту папку на столе в гостиной. Картины отца он отправил в штаты, а эту папку почему-то оставил. В дом въехали новые жильцы и принесли мне папку на тот случай, если Ариэль свяжется со мной.

-А Арон был художником? – спросила Мира.

Сара посмотрела на нее свысока и сказала:

-Откуда прибыла эта девушка, что она не знает Арона Шапиро?

Марк засмеялся и перевел ее слова Мире. Мира улыбнулась и сказала:

-Извините, я не интересуюсь художниками.

Сара снова подошла к книжному шкафу, открыла его, немного поискала глазами и достала художественный глянцевый альбом. Она подошла к Мире и протянула альбом ей.

-Возьмите, это вам на память.

Мира взяла альбом, после того как Марк перевел ей слова Сары. Она посмотрела на обложку альбома и вздрогнула. С обложки на нее смотрела женщина очень похожая на Миру, вернее на ту женщину, которую однажды Мира видела во сне. Женщина точно так же стояла возле зеркала и расчесывала свои прекрасные черные волосы, а в зеркале кроме нее отражалась деревянная резная лестница.

Книга была издана на английском языке. Мира прочитала и сразу поняла смысл названия книги.

-Портрет моей бабушки, - сказала она, так назывался альбом.

Мира скупо поблагодарила Сару, прижала к себе альбом и вышла из дома. Она испытывала странные ощущения. Это была и тревога и подавленность, это было и непонятное чувство нерешаемости задачи. И в то же время было абсолютно пусто и на душе и в голове.

 

В гостинице она перелистала весь альбом. И отметила про себя, что Арон Шапиро был замечательным художником. Рисовал он в основном портреты, жанровые сцены было несколько пейзажей.

В альбоме она прочитала автобиографическую статью самого Арона. Он писал, что рисовать начал с того момента, как научился держать в руке карандаш. Рисовал он всем, чем попало и на всем что попало: уголь, карандаши, ручки, позднее краски – акварель, масло. Когда не было бумаги или холста рисовал на стенах домов, на заборах, за что был бит отцом неоднократно. Однажды его отец, работавший на ферме, после очередного выяснения отношений с соседями сказал:

-Если ты сынок так уж не можешь без этого дела, тогда делай его как следует.

Отец продал тогда единственную ценную вещь, которая оставалась в семье это золотые часы фирмы Павла Буре, и отправил сына учиться художественному мастерству. Арон был счастлив, он благодарил отца и говорил, что не подведет его, и что наступит время - он вернет ему его золотые часы, но Лазарь Шапиро ответил, что этого делать не стоит. А если сын станет настоящим художником, то пусть нарисует портрет его матери, матери Лазаря. И рассказал, как любил наблюдать с лестницы, за тем, как мама расчесывала свои прекрасные волосы. Было это, когда он был совсем маленьким, и когда они жили в большом красивом доме. Арон, нарисовал портрет своей бабушки, используя для копирования несколько старых фотографий. Портрет отцу очень понравился. Бабушка и дед Арона Шапиро остались в Польше. Оба они погибли. Лазарь попросил сына отвезти портрет матери в Польшу и похоронить его. Сын выполнил наказ отца. На одном из небольших сельских кладбищ под Варшавой есть могила, в которой похоронен портрет его бабушки, а на могильной плите написано: Шапиро Фрида и Натан – жертвы холокоста.

 

Мира летела домой. Снова тупик и страшное опустошение. Она отвернулась к иллюминатору и закрыла глаза. Борис прекрасно понимал ее состояние и не тревожил.

Мире ужасно хотелось плакать. Не из-за чего и не из-за кого, просто плакать. Она с силой сжимала веки, но слез не было. А душа рыдала, выла, вопила.

Погоня за химерами снова оказалась безрезультатной, но не это угнетало ее. Сердцебиение становилось чаще, и начинала мерзко побаливать голова от одной мысли, что все это как-то связано с ней с Мирой.

Мира повернулась к Борису, который с любопытством рассматривал альбом с картинами Арона Шапиро.

-И что ты хочешь там увидеть? – спросила она, заметив, что Борис изучает последнюю страницу, на которой были указаны исходные данные издателя.

Борис обернулся, улыбнулся Мире и сказал:

-Ты проснулась?

-Я не спала, - резко ответила Мира, - ты не ответил.

Борис показал пальцем на строчку. Мира пригляделась. Это был год выпуска альбома 1997, международный знак копирайта и имя: Ариэль Шапиро.

-Что это значит? – снова спросила Мира.

-Это значит, что не все так безнадежно, - ответил Борис, - ты видишь, этот альбом был издан уже после смерти Арона, был издан в Америке, авторские права принадлежат Ариэлю. Мы найдем его.

Мира обессилено откинулась на спинку кресла и сказала:

-Возможно, но зачем. Боря, меня выматывают эти поиски, я устала, я больше так не могу. Я рациональный человек, и не могу делать иррациональные вещи. А сейчас я именно этим и занимаюсь. Я не хочу больше никого искать. Я простой советский бухгалтер, и мне все это не нравится. Ты знаешь, я для себя даже придумала поговорку: я не пью шампанского, потому что не люблю рисковать. Боря…

Вот и слезы пришли. Мира заплакала. Тихо, почти беззвучно, как плачет весенний дождик, смывающий грязный талый снег с городских улиц, с деревенских околиц, с полей и лугов, с клумб и газонов. Борис удовлетворенно улыбнулся и обнял ее.

-Ничего, не хочешь, ничего не будет. Забудь обо всем, как о дурном сне и все. Главное, что есть ты, есть я, и что мы вместе.

Он легонько поцеловал ее в висок и еще крепче прижал к себе, ласково поглаживая по спине.

Мира немного успокоилась и незаметно для себя заснула. Мерный гул самолетных моторов плавно переместился из действительности в сон Миры. Она увидела бегущих по полю людей и нарастающий гул самолетов. Люди падали на землю. Потом Мира увидела выстрелы. Именно увидела. Они резкими частыми вспышками вспахивали поле, на котором лежали люди – старики, женщины, дети. Немного в стороне ближе к лесу лежала умирающая лошадь, а около лошади сидел плачущий цыган. Возле лошади лежала опрокинутая повозка, в повозке были люди. Цыган сидел спиной и вдруг он обернулся и погрозил Мире кулаком. Именно ей - Мире, не самолетам, расстрелявшим людей, а ей - Мире.

-Мира, проснись, - услышала она сквозь сонную пелену, - мы уже подлетаем.

Мира выпрямилась в кресле, заметила горящее табло, рекомендующее пристегнуть ремни, немедленно выполнила команду, потом посмотрела на Бориса. Его взгляд был озабочен. Рассказать ему сон или нет? Нет. Потом, все потом.

 

Борис предложил задержаться на пару дней в Москве. Сказал, что хочет повидаться со старыми друзьями, хочет посетить памятные места, сходить в театр.

Мира не понимала, что она должна делать в Москве. Сидеть в гостинице и ждать, пока Борис будет пропадать по своим делам?

-Почему сидеть и ждать? – удивился Борис, - я бы хотел, что бы ты была все время рядом со мной.

-Нет, Боря, я сейчас не в том расположении духа, что бы встречаться с твоими друзьями, у меня за последние три дня и так такой переизбыток общения, что дальше просто некуда. Ты оставайся, а я поеду домой, хочу отлежаться. Просто так одна, дома без некого.

В аэропорту их встречал автомобиль. Этот же автомобиль привез их в Москву три дня назад. Борис сказал, что выручили российские партнеры по бизнесу.

Борис приказал водителю отвезти даму в ее город и не позднее завтрашнего утра вернуться за ним в Москву. Мира была благодарна Борису за то, что ей не придется трястись в поезде семь часов, потом на такси добираться до дома. Была действительно так признательна и ослеплена собственными проблемами, что даже не подумала спросить, где в это время будет сам Борис.

 

Мира дала себе психологическую установку, не думать ни об одном из Шапиро, не вспоминать и не перебирать сны, и не планировать ничего на дальнейшую жизнь, пока она не примет ванну и не проспит 12 часов.

Ей это удалось. Она на автопилоте приехала домой. Вышла из машины. Не позволила водителю нести ее чемодан, и даже не попрощалась с ним, не говоря о том, что не предложила человеку подняться в квартиру и выпить чашку чаю после длинной дороги.

Молча, пропустив мимо ушей, приветствие консьержки, поднялась на свой этаж и дальше все по плану, за одним маленьким исключением.

Она сняла трубку, набрала номер и сказала:

-Мама, я дома, меня не будить.

Потом отключила оба телефона, и домофон. Зашла в спальню, задернула шторы и бухнулась в кровать. Сказать, что она уснула, значит, ничего не сказать. Она просто выключила себя из розетки.

 

Тамарочка все же уговорила Миру пойти к психотерапевту. Мире он не понравился сразу. Звали его Сергей Константинович, он представлял собой большой куб со скругленными углами и с золотыми очками на носу. Он смотрел на Миру поверх очков, при этом все время, причмокивая губами, как будто сосал леденец.

-Присаживайтесь, - пригласил доктор тяжелым басом, указывая на огромный – буквой «п» - диван, обитый темно-бордовой кожей.

В кабинете было совсем немного мебели: письменный стол, секретер и небольшой книжный шкаф. На стенах висели довольно приличные копии с картин Рериха.

Мира села на диван. Сергей Константинович сел в кресло напротив.

-Если хотите, можете прилечь, - предложил он.

-Нет, спасибо, - спокойно ответила Мира, тоном совершенно не располагающем к продолжительной беседе, да и всем своим видом она показывала, что не верит ни этому доктору, ни в то что он может ей помочь, и вообще во всю психотерапию в целом, даже если бы перед ней сейчас уселся сам Зигмунд Фрейд.

Надо отдать должное доктору, он понял состояние пациентки и тут же сменил тактику. Он сделал вид, что что-то вспомнил, и поднялся с места.

-Ох, я болван, я прошу прощения, ровно пять минут, я совершенно забыл, мне надо выписать рецепт, меня ждет человек, я был так поражен вашей красотой, что сразу же отключился, вы простите меня, что бы вам не было скучно, вот, пожалуйста, журналы, буквально пять минут.

Мира кивнула головой в знак согласия и пододвинулась к журнальному столику, на котором, действительно, лежало несколько журналов и красивый большой фотоальбом. Она выбрала сразу же фотоальбом и начала его листать, исподволь поглядывая на доктора. Сергей Константинович сел за стол, включил компьютер и углубился в работу. Мира не заметила ни малейшего внимания с его стороны, похоже было, что он действительно занят составлением рецепта.

Потом в комнате зазвучала тихая инструментальная музыка, сначала тихо, потом чуть громче, но не нарочито, и почти не привлекая к себе внимания. Мира прислушалась к музыке, в мотиве звучало что-то очень знакомое, но точно определить, что это за произведение, и что это за автор, она не могла.

-Что это за музыка? – спросила Мира.

-Она вам мешает? – поднял голову доктор, - простите, я сейчас выключу, она просто запускается автоматически, когда я работаю за компьютером, а так как я практически никогда не работаю с компьютером при людях, она звучит для меня. Это моя релаксация.

-Нет, она мне не мешает,- сказала Мира, - пусть играет.

Потом зашелестел где-то под столом принтер, доктор нагнулся, вынул листок, поставил на нем печать и расписался, встал и снова извинившись, вышел из кабинета.

Мира в кабинете осталась одна. Она отложила в сторону сумку, которую до сих пор прижимала к себе, как будто маленькая дамская сумочка была спасательным кругом или надежной опорой.

Мало – помалу, в душу приходил покой и расслабление. Мира откинулась на спинку дивана, продолжая слушать музыку и листать фотоальбом. Это был сборник профессиональных фотографий, хорошая полиграфия, гладкая глянцевая бумага, уже располагала – книгу приятно было держать в руках, а сами фотографии иногда просто завораживали. Яркие, цветные, пейзажи тропических стран сменялись мягкими пастельными пейзажами городской улицы с домами, машинами и спешащими пешеходами. Автор фотографий был высоким профессионалом и без сомнения яркой творческой личностью.

Мира посмотрела на обложку, на ней было только название. Альбом назывался «Мир живого пространства». Ни автора фотографий, ни составителя книги, и выходных данных издательства на книге не было.

Дверь открылась, и в кабинет вернулся Сергей Константинович. За ним в кабинет вошла девушка, которая встречала Миру в приемной. Ассистентка поставила на стол поднос с чайником и двумя чашками, и тут же удалилась.

-Извините, что заставил ждать, очень неприятный пациент, знаете ли, того и гляди сделает какую-нибудь пакость, вот и стараюсь ему угодить, хотя его болезнь лечению не поддается.

-Что же это за болезнь? – спросила Мира.

Доктор приложил палец к губам и сказал:

-Тсс, врачебная тайна, но вам я сказать могу, диагноз к сожалению не редкий в наши дни, мой пациент – с жиру бесится.

Мира от души рассмеялась, а доктор только улыбнулся, слегка приподняв уголок губ.

-Да, смешно, если бы не было так грустно, приходит такой денежный мешок и требует, что бы его лечили, а на нем хорошо бы камни возить, но нельзя отказать не смею, лицензия и врачебная этика. Вот и приходится выписывать ему сложное лекарство на именном бланке, с эксклюзивным изготовлением, а состав рецепта входит: глюкоза, аскорбиновая кислота и бром.

Мира снова весело рассмеялась, тем временем доктор разлил чай по чашкам и одну пододвинул Мире, а вторую взял себе.

-Знаете, чай это моя слабость, вот не люблю я всякие там добавки, это же химия одна, а вот простой индийский чай, с лимончиком и с сахарком, знаете, как в детстве, в школьной столовой, просто обожаю.

И снова Мира улыбнулась, поймав себя на мысли, что ее враждебное настроение против доктора исчезло. И снова доктор уловил ее настроение и, как будто прочитав ее мысли, сказал:

-Вы знаете, я удивительно легко чувствую себя в вашем обществе, вы, наверное, очень легкий, спокойный и уравновешенный человек.

-Возможно, - сказала Мира, - а что еще вы обо мне узнали?

Доктор снова улыбнулся одним уголком губ и проговорил:

-Вы меня тестируете, что я могу о вас знать, кроме того, что записано в вашей карточке приема, - потом он замолчал, поставил чашку на стол и добавил, - хотя нет, кое-что я сказать могу. Вы человек, принимающий свою судьбу, не надо путать примирившийся со своей судьбой, нет, вы умеете бороться и практически всегда одерживаете победу, но победа не приносит вам удовольствия, потому что она ожидаема, она просчитана. Я угадал?

Мира кивнула головой.

-Да, почти.

-Однако ваш рационализм, как ваше достоинство, так и ваш недостаток. Что случилось с вами совсем недавно, что никак не укладывается в рамки рационального существования?

Мира мысленно поаплодировала, он действительно хороший специалист, но рассказать ему она не спешила:

-Скажите, чьи это фотографии и чья музыка звучит?

Доктор явно не ожидал этого вопроса. Он задумался, пристально глядя ей в глаза.

-Почему вы молчите? – спросила Мира, - ответьте, от вашего ответа зависит, могу ли я вам доверять или нет.

Сергей Константинович улыбнулся и взял в руки альбом, быстро пролистал его, нашел нужную страницу и показал Мире со словами:

-Я думаю, что можете.

Мира посмотрела на снимок. На нем была изображена огромная стеклянная витрина, а в ней отражался человек с фотоаппаратом. В фотографе Мира безошибочно узнала кубическую фигуру доктора.

Она усмехнулась и вернула альбом Сергею Константиновичу.

-А музыка? Музыка тоже ваша?

-Не совсем, вы были правы, что заметили там несколько узнаваемых пьес. Я просто вял несколько любимых своих произведений и сделал из них вот такой микс, они не заканчиваются, а звучат постоянно переплетаясь.

Мира прислушалась к странной музыке и снова улыбнулась. Посмотрела на доктора, он тоже улыбался и теперь не только одним уголком губ, а более открыто и непринужденно.

-Ну, что я прошел тест на уровень фантазии, сколько вы мне поставите по пятибалльной шкале?

Мира усмехнулась и ответила:

-Шесть.

Потом Мира рассказала Сергею Константиновичу о своих снах. Он выслушал ее внимательно, и очень серьезно. И проговорил, когда Мира замолчала.

-Дорогая, Мира Львовна, вам врач не нужен. Но я могу постараться объяснить вам, что с вами происходит. Во-первых, не стоит этого бояться. Какое-то время вам придется с этим жить. Если вы не найдете ответа на вопросы задаваемые вашим подсознанием, это уйдет в глубь подсознания и раствориться, и скорей всего вы даже не вспомните об этих снах. Сны это состояние человеческой психики, которое практически не поддается изучению. Это только в фантастических фильмах можно влезать в сновидения и регулировать их в зависимости от ситуации или желания пациента. Нет, поверьте мне, не одному ученому еще не удалось со стопроцентной уверенностью доказать, почему человеку снится тот или иной сон, и что он может обозначать.

-А вещие сны? Вы же не будете отрицать тех фактов, что это случается, - попыталась возразить ему Мира.

-Нет, не буду, как и не буду отрицать, того что существуют ясновидящие, более того, я считаю, что такой дар в той или иной мере присутствует в каждом из нас, в одних он более выражен, в других незаметен, точно так же, как способность играть на музыкальных инструментах или рисовать.

-Вы считаете, что видение вещих снов это талант? Получается, что я ясновидящая? - смеясь, спросила Мира.

-Я бы выразился по-другому. Вы ясно читающая.

-Что? Это как?

-Вы считываете, чьи-то психо-кинетические сигналы.

-А проще можно?

Доктор задумался и проговорил:

-Можно, но тогда вам придется отключить на время свой рационализм.

-Это вряд ли получится, - ответила Мира.

-Получится, это у вас получается, когда вы спите.

Мира покачала головой и спросила:

-А может гипноз какой-нибудь попробовать?

Сергей Константинович рассмеялся и сказал:

-Не смешите меня, вас же даже снотворные таблетки не берут, не так ли? – Мира кивнула головой, - и при применении наркоза у вас были неприятности, я прав?

Мира снова кивнула головой, вспомнив, как криком кричала, когда ей делали операцию аппендицита, и требовала наркоза, а врачи и медсестры пожимали плечами и говорили друг другу: «Норма, дали норму».

-У вас повышенный болевой порог. Вы не можете смотреть на то, как люди дерутся, потому что чувствуете на себе боль от ударов. Так?

-Да, - тихо проговорила Мира, - но сейчас мы говорим не об этом.

-Об этом, именно об этом, - сказал доктор, - вы приемник. Представьте себе, обычный радиоприемник. Вот вы крутите колесико в поиске волн, и проскакивают голоса, музыка, но чаще вы слышите белый шум, потом в определенный период, сквозь этот шум прорывается одна настойчивая станция, и вещает вам, и вещает. И вы слушаете ее не в силах переключиться на другую волну, потому что то - что она вещает, вас интересует, волнует, зацепило, как говорят.

Доктор говорил, а Мира слушала его и постепенно приходила к мысли, что он прав.

-Постойте, но почему я? Я не знаю этих людей, я никаким образом не связана с ними. Почему они забивают своими проблемами мой эфир.

Сергей Константинович встал с кресла, прошелся по кабинету, потирая руки и, наконец, проговорил:

-Здесь я могу только предполагать. Я считаю, что вы связаны с этими людьми кровной связью.

-Что? Вы считаете, что это мои родственники?

-Я предполагаю, - сказал доктор, - тот, кто транслировал вам эти сведения - был очень сильным транслятором. Возможно, в вашем доме есть какой-то предмет, который как антенна усиливает эффект трансляции или, как хранитель информации получил ее от первых хозяев и передает ее вам, потому что вы в состоянии ее принять.

Мира с шумом вздохнула и поднялась с дивана:

-Извините, доктор, но, по-моему, вы мне просто пудрите мозги.

Сергей Константинович снова весело улыбнулся и добавил:

-Я вас предупреждал, что это не укладывается в рамки обыденного рационального мышления. Но это нестрашно. Просто живите, следуйте указаниям своей судьбы, она вас выведет на нужный путь.

Мира снова села на диван и задумалась, потом проговорила:

-Я думала вы мне поможете избавиться от этих кошмаров.

-А разве это кошмары? По-моему нет, отнеситесь к этим снам, как интересному фильму или роману и засыпая каждый вечер, в предвкушении продолжения увлекательного действа. И вы увидите, как само по себе, все сойдет на нет. Нет бесконечных романов, рано или поздно, но последняя страница закроется.

-А как относиться к тому, что это находит подтверждение в реальной жизни?

-Относитесь, как к реальной жизни, но рассказанной вам кем-то со стороны, вы же себя не видите во сне?

Мира задумалась на мгновение, потом покрутила головой и сказала:

-Нет, за исключением того сна у лестницы, но и это оказалась не я.

Сергей Константинович подошел к Мире, взял ее за руку и сказал:

-Вы знаете, я вам по-хорошему завидую, у меня, к сожалению, этот период уже миновал, и мне очень этого не достает.

-Вы тоже видели чужие сны? – спросила Мира.

-Да, и это помогало мне лечить людей, позже я научился считывать трансляцию прямо с источника, без посредничества, и теперь мне иногда просто тяжело, иногда я не справляюсь с количеством или качеством полученной информации. А вас ваш организм спасает, дает вам не видения и не прямой контакт, а всего лишь легкие сновидения.

-А поиски? Как вы думаете, мне стоит их продолжать? – со страхом, и одновременно с надеждой в голосе спросила Мира.

-А сие, голубушка, от вас уже не зависит, они идут, и без вашего на то желания. Вот если бы вы промолчали и никому не рассказали о ваших снах, возможно, похоронили бы эту тайну в своем подсознании, но вы, рассказав об этом самый первый раз, запустили огромный механизм передачи информации. Сигнал дошел до нужного приемника и запустил следующую цепь событий, теперь эти колесики будут крутиться, до тех пор, пока завод не кончится.

 

Мира вернулась в офис. Села за стол, механически включила компьютер, но думать о работе не могла совершенно. В голове все время крутились слова доктора, в невероятном переплетении. Она чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Нет, что там было не так в этой клинике, может быть, он ей в чай чего-то подсыпал? Да нет, он сам пил из этого же чайника. А может быть, все же он применил на ней какую-то из своих психотехник? Не даром же была эта музыка и эти фотографии.

Мира откинулась на кресло и закрыла глаза.

-Тук, тук, тук, Мироша, к тебе можно, - услыхала она голос своей подруги.

Мира открыла глаза и устало, но приветливо проговорила:

-Заходи.

-Ой, Мироша, да на тебе лица нет. Что он там с тобой делал? Этот колдун.

Мира слабо улыбнулась и спросила:

-Почему ты считаешь, что он колдун?

-Это не я, это весь город считает, нет, ты не пугайся, у него все есть и два диплома, и лицензии всякие, и все какие нужно разрешения. Но врач, он такой, что говорят, просто чудеса творит.

-Ты сама у него была? – спросила Мира.

-Я? Да боже упаси, у меня столько денег нет, - ответила Тамарочка.

-Деньги! – Мира вдруг вспомнила, что ушла, не заплатив за сеанс, и почувствовала себя неуютно, - я не заплатила ему, ой как стыдно, я сейчас поеду, отвезу деньги.

-Сиди, - остановила ее властным движением руки подруга, - это не ты не заплатила, это он с тебя денег не взял.

-Как это? – удивилась Мира.

-Оченно просто, - проговорила Тамарочка, - у него такая система, деньги платит человек после сеанса, когда выходит, ассистентке. Когда он говорит, ей на когда назначить следующий сеанс. А тебе же он не назначил?

-Нет, - покрутила растерянно головой Мира.

-Значит, он не посчитал тебя своей пациенткой.

-Да, скорей всего. Слушай, я пойду домой, я что-то совсем ничего не соображаю. Знаешь, я машину, оставлю здесь, а то вдруг въеду в какой-нибудь столб.

-Конечно, иди, я шефу навру чего-нибудь.

Мира вышла из здания и остановилась на крыльце. Солнце палило нещадно. В воздухе противно пахло горячим асфальтом. Боже, как сейчас хорошо у мамы на даче. Мира оглянулась на стоянку, на которой в толпе разномастных и разноцветных авто ярким пятном выделялась ее красная роза на желтом фоне и покачала отрицательно головой, нет не сегодня. Просто домой.

Она остановила такси, назвала свой адрес, и в изнеможении откинулась на спинку сидения.

-С вами все в порядке? – спросил ее водитель.

-Что? – отозвалась Мира, не сразу поняв вопрос, а, сообразив, что именно ее спросили, ответила: - Да, спасибо. Все нормально.

Водитель отвернулся от нее, сосредоточившись на движении. Через несколько минут они остановились в пробке. Водитель, заметно помрачнев, сказал:

-Это в лучшем случае минут на двадцать.

Мира не обратила внимания на его слова, погрузившись в собственные мысли. Попытка проанализировать все, что она сегодня услышала от доктора, терпела сокрушительное поражение. В ее голове никак не укладывались те радиотехнические понятия, которыми оперировал психотерапевт или он на самом деле колдун.

Ее внимание привлек необычный звук. Это было шипение радиоприемника, тот самый белый звук, о котором говорил Сергей Константинович. Она повернула голову и увидела, что таксист нажимает кнопку автопоиска радиоволны, пытаясь найти, что-нибудь для прослушивания. Периодически возникали обрывки разных радиоголосов, но таксист гнал волну дальше.

-Что вы ищите? – спросила Мира.

-Да есть одна радиостанция, песни хорошие поют, но здесь мертвая зона, здесь волна пропадает. Да и вообще здесь мало что берет.

-Мертвая зона? – переспросила Мира.

-Да, - удивленно ответил таксист, - а что?

-Нет, ничего. Послушайте, мне нужно выйти, сколько я вам должна? – она полезла в сумочку за деньгами.

-Да ничего не должны, - сердито ответил таксист, - отъехали-то всего ничего, вылезайте коли не хотите дальше ехать, только разве ж это моя вина, что у нас такие дороги.

-Спасибо вам, - обрадовано сказала Мира, и протянула водителю деньги, - я думаю, именно столько вы и планировали заработать? Спасибо.

Она вышла из машины и пошла обратно на работу. Первого, кого она встретила в коридоре - был ее начальник Алексей Николаевич Дмитриев:

-Не понял, ты так быстро сгоняла в «Топаз»?

-Куда? – не поняла Мира, потом сообразила, что это была легенда, придуманная Тамарочкой, и тут же подхватила игру, - нет, я в пробку попала на Тульской, и пришлось вернуться, завтра схожу.

Алексей пожал плечами и проговорил:

-Ну, ладно, не проблема, - и пошел по коридору к своему кабинету, потом окликнул Миру, - а зачем ты туда хотела ехать?

Мира, не любившая врать, лихорадочно подыскивала себе оправдание, и ничего не нашла лучше, чем сказать:

-Да, понимаешь, Алексей, я их отчет облила кофе, пришлось переделывать, так вот и … ну сам все понимаешь.

Дмитриев опять пожал плечами и сказал:

-Лады, твоя работа - ты и работай.

И, наконец, ушел.

Мира влетела в свой кабинет, села за стол, взяла листок бумаги и начала рисовать и писать. В дверь снова поскреблись, Мира не оглядываясь, сказала:

-Заходи.

Тамарочка вошла с огромными от удивления глазами, как будто она увидела приведение.

-Мира Львовна, а что ты здесь делаешь? Я понимаешь - вру шефу, что у тебя срочное дело в «Топазе», что до конца дня ты не вернешься, а ты…

-Не сердись, не сердись, - проговорила Мира, не отрываясь от своей работы, - садись, ты мне нужна.

Тамарочка села на посетительский стул и стала ждать. Мира подняла голову и спросила:

-Ты у нас какой институт окончила?

-Чего? Причем здесь мой институт?

-Радиоэлектроники?

Тамара демонстративно отвернулась от Миры и обиженно проговорила:

-Вот от кого, а от тебя не ожидала, и ты будешь попрекать меня моим неэкономическим образованием, но ведь я же в вашу бухгалтерию и не лезу, я простой секретарь-делопроизводитель, то бишь, – офис-менеджер.

-Не кипятись, - миролюбиво проговорила Мира, она знала, как доставалось инженеру Тамаре от экономистов, которые считали, что их образование самое лучшее, и только их профессия имеет право на существование в конторе с бухгалтерской специализацией. – Мне сейчас именно нужна твоя первая специальность. Скажи, пожалуйста, сколько может идти радиоволна по времени?

-Господи, - искренне удивилась Тамарочка, приложив руку к груди, - а это-то тебе зачем?

-Потом расскажу, отвечай на вопрос.

-В зависимости от среды распространения, - ответила Тамара, - Скорость звука в газах и парах от 150 до 1000 м/с, в жидкостях от 750 до 2000 м/с, в твердых телах от 2000 до 6000 м/с. В воздухе при нормальных условиях скорость звука 330 м/с, в воде - 1500 м/с.. Послушай не мучай меня, я в институте на тройки училась, я в этот институт пошла только потому, что отец там преподавал, но мне даже по блату и то только тройки ставили. Я совсем ничего не понимаю в радиоэлектронике.

-Это не важно, ты мне только одно скажи. Если приемник от источника находиться очень далеко сигнал дойдет все равно?

-Как далеко в космосе, что ли?

-В космосе? – удивилась Мира, - да, конечно в космосе, так дойдет или нет?

-Может, там среда не гасит звуковую волну, она сопротивления почти не встречает, поэтому и идет направленным сигналом, хотя … подожди, подожди… вру кажется, да точно, в космосе не будет, там же вакуум, нет … а может, ой Мира, я не помню, - чуть не заплакала Тамара.

-Спасибо тебе, Томик, зря ты не стала радио-электронщиком. Спасибо.

-Так ты мне расскажешь в чем дело? – капризно спросила Тамара.

-Сейчас, - сказала Мира, - если сама все так поняла, твой колдун объяснил мне природу моих снов. Они как радиоволны, посланные в космос, ну или если хочешь в пространство, в эфир, давным-давно, наконец, нашли свой приемник.

-А приемник это ты?

-Получается, что я. А не видела я их раньше, только потому что была до этого в «мертвой зоне».

-Это ты налоговую называешь «зоной», - засмеялась Тамара, - о да я помню, какая ты была там затюканная, ты только сейчас и оживать начала.

Мира покачала головой в знак согласия и вслух добавила:

-Я должна найти этот источник информации и отключить его.

-И как ты собираешься это сделать?

-Пока не знаю. Но я попыталась систематизировать всю полученную информацию. Вот смотри, - Мира пододвинула Тамаре листок, на котором столбиком были написаны имена.

Шапиро Натан и Фрида, от них стрелками вниз шли три имени Лазарь, Ида, Дора. На Иде был поставлен крестик. От Лазаря отходила стрелка Арон, от Арона Ариэль. От Доры отходила стрелка Рая, а после Раи стоял знак вопроса.

Тамара внимательно рассмотрела этот список и спросила:

-А дальше что? Получается на Рае, и эта ветвь обломилась.

-Возможно, но я не уверена, - ответила Мира.

-Послушай, а этот Арон, он же писал, искал Дору, даже знал ее новое имя, значит, он знал о ней.

-Да, и единственная нить это Ариэль, но он уехал в штаты и вряд ли мы сможем его там найти.

- Да, это проблема, - вздохнула Тамара, а потом спросила: - А где твой Лиманский?

-Не знаю, он остался в Москве, сказал, что на два дня, но вот уже вторая неделя, а его все нет.

-Боже мой, и ты так просто и легко об этом говоришь? Ты даже не волнуешься? – возмутилась Тамара.

Мира покачала головой и проговорила:

-И не волнуюсь, а чего мне о нем волноваться, кто он мне такой? Не муж, не сын, не брат, он для меня фактически чужой человек, - она немного помолчала, потом добавила грустным тоном, - как и я для него… видимо.

-Он что, даже не звонит? – спросила Тамара.

-Нет.

-А ты сама пробовала ему звонить?

-Еще чего.

-Ты сумасшедшая, а вдруг с человеком что-то случилось? Такая преступность сейчас везде, а ну-ка звони немедленно.

Мира посмотрела на телефон, протянутый подругой, и отказалась:

-Не надо, его телефон заблокирован, а Юлия Борисовна сказала, что он в Москве, по делам службы задержался.

-Значит, все-таки звонила, молодец, - Тамара приподнялась на стуле и чмокнула подругу в щеку, потом она вернулась на место и несколько минут подруги просто молчали.

-Эврика, - вдруг вскрикнула Тамара, - Макс.

Она набрала номер на телефоне и проворковала:

-Максим, здравствуйте, узнали, мне очень приятно, Макс, нам нужна ваша помощь, кому нам? Мне и Мирочке, даже больше Мирочке, чем мне. Да, хорошо, мы вас ждем, да, да, в ее кабинете.

-Томик, ты что творишь? – возмутилась Мира.

-Ничего, все путем, понимаешь, у него же агентство международное, он квартиры своим клиентам покупает и продает по всему миру, у него связи есть даже в Австралии.

Максим выслушал женщин внимательно, потом сказал:

-На сколько, я понял этот господин Шапиро уехал в Америку с картинами своего отца дольно известного в мире художника, поэтому можно попробовать отыскать его по этим следам, - он взглянул на часы и добавил: - прошу у вас один час времени, я постараюсь вам помочь.

Он вернулся ровно через час и положил перед Мирой лист бумаги с компьютерной распечаткой.

-Что это? – спросила Мира.

-Ариэль Шапиро довольно известная личность, он живет в Майами, у него собственная картинная галерея, основа которой коллекция картин его отца, но он достаточно удачно торгует и другими картинами, делает выставки молодых художников, в том числе и из России.

-Максим, вы гений, - искренне удивилась Тамара.

-Да что вы, Томочка, все оказалось намного проще, мой друг художник, я спросил у него про Арона, он сам рассказал мне про Ариэля и дал его адрес и телефон. Звоните.

Мира набрала номер на телефоне, а потом вдруг испуганно спросила:

-А сколько там сейчас времени?

Но это было уже не важно, на другом конце провода ответили по-английски. Мира не сразу, но все же сообразила, что говорить надо на этом же языке. Кое-как, сильно волнуясь, и от волнения забыв половину английских слов, она смогла объяснить, что ей нужен Ариэль Шапиро.

Отвечала ей женщина, и тоже с каким-то акцентом, ее Мира поняла, хотя и с трудом. Она поняла главное: мистер Шапиро уехал, будет через две недели. Если она по поводу выставки, то можно обратиться к мистеру Брайсу. Мира поспешила отказаться от предложенного, поблагодарила даму на другом конце провода и попрощалась.

Мира положила трубку и посмотрела на своих собеседников. От нее явно ждали сенсации. Она сконфуженно улыбнулась и развела ладошки в разные стороны:

-Сенсации не будет.

 

Мира и Тамара вышли на улицу. Воздух за день раскалился до такой степени, что дышать было невозможно. В такую погоду тело и душа в едином порыве стремятся к прохладе, все желания направлены только на одно – освежиться.

-Томик, а поехали к маме на дачу, - предложила Мира, - искупаемся, там, на бочажках сейчас такая красотища.

Тамара грустно вздохнула, почти физически ощущая приятную свежесть от реки.

-Ой, Мироша, не соблазняй, не устою, - простонала она, - это самое приятное, что мне сейчас хотелось бы, но…

-Что но? – спросила Мира.

Мира знала, что Тамару дома никто не ждет. Тамара была замужем, но пять лет назад они с мужем попали в автокатастрофу, она в это время была беременна. Муж погиб, а у Тамары случился выкидыш. С тех пор Тамара жила одна и единственной ее заботой теперь были престарелые родители.

-Завтра на работу.

-И что? Я тебя с удовольствием завтра привезу на работу.

Тамара оглядела себя с ног до головы и сказала:

-Ты хочешь, что бы я завтра снова появилась на работе в этом же костюме?

Мира засмеялась, она вспомнила о пунктике своей подружки: «в одном наряде – только один день». И Миру всегда поражала способность девушки из нескольких, имеющихся в наличии приличных нарядов, каждый день создавать новый костюм.

-Я пущу тебя в свой гардероб.

-Это запрещенный прием, - проговорила Тамара, но было заметно по лукавому выражению ее лица, что она согласна.

-Едем? – подтолкнула подругу к решению Мира.

-Едем! – охотно согласилась Тамара, - только заедем в супермаркет, возьмем куриных крылышек и пива.

-Идет.

Воплощение превзошло ожидание. Женщины с удовольствием плескались в чистой прохладной воде. Речка, протекавшая прямо под склоном холма, на котором стоял дом Маргариты Альбертовны, была не широка и неглубока. Но было несколько мест, похожих на небольшое озерцо, где было достаточно глубоко, и вода здесь почти не двигалась. Эти места назывались бочагами. Небольшое зеркало гладкой прозрачной воды было обрамлено прекрасной рамой из белых лилий, плавающих на больших плоских глянцевых листьях.

Мира подплыла к одной из лилий и понюхала цветок.

-Боже, какая прелесть.

-И не говори, - проговорила, отфыркиваясь, Тамара, - вот в такие минуты начинаешь верить в то, что рай существует.

Они не торопясь, выбрались из воды, и стали подниматься к дому. Мира еще раз оглянулась на место купания, и вздохнула:

-Жила бы здесь вечно и не уезжала бы, - проговорила она.

-Как же ты без своей любимой работы? – усмехнулась Тамара.

-А ну ее в баню, - проговорила Мира.

Тамара остановилась и серьезно сказала:

-Мироша, я тебя не узнаю, ты же трудоголик, и такие мысли пенсионные, что это?

Мира тоже остановилась и сказала:

-Не знаю, меня эти сны, всю перевернули. Я сама себя не узнаю, мне хочется отдыхать, мне хочется ….

-Ну, договаривай.

-А чего договаривать, - Мира махнула головой и пошла дальше.

Тамара догнала ее и проговорила:

-Чего еще тебе хочется? Любить?

Мира просто улыбнулась и, ничего не ответив, пошла дальше.

Вечер принес долгожданную прохладу и легкое дыхание. Мира, Тамара и Маргарита Альбертовна сидели в беседке. На столе стояла большая тарелка, на которой уже оставалось всего несколько коричневых, лоснящихся жареных куриных крыльев. Пиво уже было выпито, спать еще не хотелось. Наступило то самое блаженное состояние легкости, которое испытывает человек после трудного дня, когда проблемы все отодвинулись, а неприятности померкли, в сравнении с блаженством отдыха.

-Девчонки, давайте хоть песню споем, - предложила Маргарита Альбертовна. – Мира, запевай.

-Ой, мам, не хочется.

-Почему? – удивилась, обрадованная предложению Тамара, - давай, Мироша, давай, нашу любимую. Начинай.

Мира улыбнулась и тихонько запела:

-Тропинка узенькая вьется, среди сугробов вдоль плетня…

-Я прохожу, а у колодца судачат бабы про меня, - подхватила Тамара.

И уже все вместе, весело и заливисто:

-Разговоры да разговоры слово к слову тянется, разговоры стихнут скоро, а любовь останется.

Беседка полностью погрузилась в темноту, и только стол освещала одна лампочка в абажуре. Одна песня сменяла другую, грустная – веселую. Голоса звучали ярко, напевно, лирично. Время перевалило уже давно за полночь, а спать совершенно не хотелось.

Внезапно возникла пауза. Мира мысленно решала – пойти спасть или спеть еще одну песню, Маргарита Альбертовна и Тамара с надеждой смотрели на свою запевалу. И вдруг в этой тишине тихо из темноты зазвучала другая песня. Очень знакомая и голос был очень знакомый.

-Добрый вечер, а что это значит? Значит, день был по-доброму начат…

Женщины встрепенулись, стали оглядываться по сторонам, Мира вскочила с места и стала вглядываться в темноту.

-Боря, - восхищенно-удивительно проговорила Маргарита Альбертовна.

Из темноты действительно вышел Борис, продолжая петь:

-Значит, день был по-доброму прожит, он умножит счастливые дни…

Борис подошел к Мире и сказал:

-А вы классно поете, девчонки, я прямо заслушался.

-Откуда ты взялся?

-Здравствуй, дорогая, и я тоже очень рад тебя видеть, - и поцеловал Миру в щеку, слегка обняв ее за плечи.

Борис подошел к Маргарите Альбертовны, поцеловал ей руку:

-Дорогая теща, вы прекрасно выглядите.

Маргарита Альбертовна улыбнулась и сказала:

-Здравствуй сынок, рада тебя видеть.

Тамара с интересом наблюдала за всем этим действием. И когда Борис обратил на нее внимание, протянула руку и представилась:

-Тамара Соколова.

Борис поцеловал руку и Тамаре и проговорил:

-Сударыня, я был наслышан о вашей красоте, но сейчас я просто сражен.

Тамара кокетливо заулыбалась, исподволь разглядывая реакцию, произведенную словами Бориса. Но реакция Миры ее поразила:

Мира стояла, напряжен вглядываясь в темноту, в том направлении, откуда только что вышел Борис. Борис тоже заметил напряженный взгляд Миры и, опомнившись, пошел в темноту.

Через мгновение он вернулся, ведя за собой неизвестного мужчину. Это был человек лет 35-40, среднего роста, светлые кудрявые волосы огромной шапкой окружали, худое, бледное лицо. Мужчина смотрел на Миру, держась дрожащей рукой за дужку очков с толстыми стеклами.

-Знакомьтесь, Ариэль Шапиро, - представил Борис.

Гоголь отдыхает. Немая сцена, почище «Ревизоровской». Мира и Ариэль, как завороженные смотрели друг на друга, Борис с ехидной улыбкой рассматривал обоих. Тамара и Маргарита Альбертовна, смотрели на всех с выражением крайнего изумления.

Первой очнулась от ступора Маргарита Альбертовна.

-Боря, представь нас, пожалуйста.

-Да, конечно, - Борис подвел к Ариэлю свою бывшую тещу и заговорил по-английски.

Из разговора понятно было, что тещу он представил, как «Марго», Тамару Соколову назвал «мисс Тома», а Миру представлять не пришлось. Ариэль подошел к ней и, взяв ее за руку, забормотал что-то на незнакомом языке, он гладил ее по щеке и бормотал слова похожие на молитву, а из-под очков по его бледным щекам стекали слезы.

-Что он говорит? – спросила Мира.

Борис почесал затылок и проговорил:

-Ну, иврит не мой родной язык, но я так понимаю, что он восхищен тобой, и говорит, что искал тебя всю свою жизнь, теперь спокойно может умереть.

Мира обняла Ариэля и проговорила:

-Зачем же теперь умирать, теперь надо жить.

Борис перевел ее слова на английский и Ариэль, благодарно ему улыбаясь, просто кивнул головой.

 

Утром директор фирмы «Ваш главбух» Алексей Дмитриев был вне себя. К Мириным загулам в последнее время он уже привык, ее ругать было нельзя и не за что, она все равно всю свою работу делала сама и во время, и когда успевала!? Но сегодня на работу не пришла его секретарь – Тамара. А без нее он был, как без рук. Телефоны звонили, как сумасшедшие, каким-то неведомым способом в офис просочился один неприятный клиент, и полчаса мучил Алексея своими проблемами. Прежде Тамара умело перекрывала ему доступ к шефу, оставляя его отрицательную энергетику за бортом.

Не один телефон у обеих подруг не отвечал. Куда они обе запропастились, хоть в розыск подавай.

Телефон на столе снова зазвонил. Сейчас Алексей даже обрадовался этому звонку, наконец-то, хоть на несколько минут заткнется этот нудный тип с дурнопахнущим дыханием.

-Простите, - сказал Алексей и снял трубку, - Дмитриев, слушаю.

-Привет, Лешка! – услышал он в трубке неповторимый и почти забытый голос, - не узнал? Ну, ты и крот, это же я Лиманский.

-Лима? Ты, откуда ты опять взялся?

-И ты туда же, что за глупые вопросы, встретимся - поговорим, все обещаю рассказать. В данный момент я звоню тебе по другому вопросу, ты девчонок не ругай, это из-за меня они сегодня прогуляли. Они были на даче у Марго, а я вчера поздно приехал, ну, засиделись, сам понимаешь, заговорились, почти до рассвета, сегодня я не посмел их отправить в город.

-Понятно, ты такой же, как и был, всегда у меня самых лучших девчонок уводил, - засмеялся Алексей, - передай барышням, что у них сегодня отгул, но не надейся, что я тебе отдам своего любимого зама.

-Да? Тогда тебе придется принять и меня на работу, - засмеялся Лиманский.

-Беру, - ответил Алексей, - беру не глядя.

-Отлично, тогда до встречи.

Борис не обманул старого друга, они действительно не спали всю ночь. Они снова разместились в беседке. На столе появился чай, домашние плюшки, варенье, мед. Говорить начал Борис.

-Я остался в Москве, что бы отыскать Ариэля. Старые друзья из конторы помогли мне. Я нашел его галерею имени Арона Шапиро, я поговорил с ним и в этот же день вылетел в Майами. Я зашел в галерею и долго рассматривал картины Арона Шапиро, должен признать, что это действительно великолепный художник. Потом я остановился у рекламного щита, на котором был изображен «Портрет моей бабушки» и спросил у девушки-экскурсовода, сколько стоит эта картина и где ее можно увидеть? Девушка ответила, что эту картину увидеть нельзя, потому что она находится в личном собрании господина Шапиро и не выставляется и не продается. Я сделал вид, что очень удивился, но все же сказал, что хочу купить эту картину. Девушка ответила безапелляционно, что это невозможно. Я затеял спор и требовал, что бы пред моими ясными очами немедленно появился хозяин галереи. Девушка говорила, что господин Шапиро все равно не продаст эту картину, никогда. На шум, производимый мной, вышел Ариэль. Он спросил:

-Мэг, что хочет этот человек?

-Он хочет, купит портрет, - ответила растерянная девушка.

Пока Борис рассказывал, Ариэль все время кивал головой, а когда Борис сказал последнюю фразу, Ариэль проговорил:

-impossibly!

Мира посмотрела на Бориса и спросила:

-Он говорит по-русски?

-Нет, - ответил Борис, - немного понимает, наверное, на генетическом уровне. Ученые говорят, что если человек имеет корни иноязычные, но сам никогда не говорил на этом языке, очень легко обучаются ему.

-Да, рюсский, да, - проговорил Ариэль, вызвав всеобщий смех.

-Я продолжаю, - сказал Борис, - я показал ему письма Арона. Ариэль тут же узнал почерк отца. Я рассказал ему, что эти письма мне остались после смерти одной старой русской женщины. Ариэль пригласил меня к себе в кабинет и за чашкой кофе рассказал мне историю его семьи.

После этого Борис кивнул Ариэлю и тот заговорил по-английски, а Борис начал переводить:

-Я родился в Израиле, когда моим родителям было уже по сорок лет. Они были уже далеко не молоды, но отец хотел, что бы у них были дети, потому что от рода Шапиро никого не осталось. В 1939 году в мае месяце, он вместе с родителями приехал в Новую Зеландию, они надеялись, что будет хорошая жизнь, но сначала умерли две сестры отца, старшая и младшая, потом умерла моя бабушка, мать отца, а потом дед сказал: «Уезжай отсюда сынок, эти болота не для нас, уезжай». Тогда он ему и рассказал, что корни их семьи происходят из России, с юга России, с побережья Черного моря. Он рассказал, что родители его не уехали с Лазарем из Польши, потому что все время ждали, что найдется их дочка Дора, оставленная в Причерноморске. Они ее разыскивали с тех самых пор, когда в 1905 году их дом подвергся погрому. Тогда их спрятала одна хорошая русская семья, как они рисковали.

-Это была семья исправника Червоненко? – спросила Мира.

-Да, Червоненко. Когда черносотенцы ворвались в их дом, Фрида и дети спрятались в доме исправника. После этого Фрида и решилась уехать из города. Прадед тогда находился в Москве. Исправник сам посадил Фриду на поезд до Москвы и отправил. Дора была самая маленькая из детей, жена исправника предложила оставить ее пока у них. Они все думали, что это сумасшествие не надолго. Фрида уехала и благополучно с двумя детьми добралась до Москвы. А в Москве тоже во всю громили еврейские лавки и магазины, и еврейские дома. Натан испугался за свою семью, и отправил их в Варшаву, там тогда жили какие-то его родственники. А сам он остался в Москве, он должен был доделать очень важную работу, он был архитектором, автором большого проекта. Если я не ошибаюсь, он тогда принимал участи в реконструкции одного из московских вокзалов. Он ездил в Причерноморск, хотел забрать девочку в Варшаву, но Червоненко сказали, что девочка еще слишком мала и слаба, она перенесла тяжелое заболевание, кажется дифтерия, и он снова оставил ее у Червоненко. Потом и сам Натан уехал в Варшаву. Они переписывались с женой исправника, она писала им, что ей пришлось окрестить девочку в православие и дать ей новое имя. Она стала не Дора Шапиро, а Дарья Червоненко. И вывезти теперь ее в Польшу будет очень трудно. Фрида и Натан поехали в Причерноморск, в 1910 году. Россия была неспокойная, бурлила. Они хотели уладить все формальности и забрать девочку в Польшу. Но тут странно себя повела жена исправника, у нее были только сыновья, и она привязалась к девочке, потому что дочку хотела всегда. Она сказала, что не отдаст им свою дочь, и они никогда не смогут доказать, что она их дочь. Все документы были оформлены на Дарью Червоненко, она по всем законам была их дочкой. Фрида плакала и просила, умоляла, даже Натан готов был встать на колени. Они предложили исправнику деньги, большие деньги, за то, что бы они вернули им девочку. Но исправник, пользуясь своей силой, выдворил их из города, и сделал так, что их выдворили из России. Они уехали. В слезах и в горе. Но с надеждой на то, что сумеют все-таки вернуть себе дочь. Натан писал прошение на самого царя, но ему было отказано. Так прошло еще семь лет, и грянула революция. Натан понял, что власти царя и его слуг больше нет, и тут же снова поехал в Россию. Но пока он добрался до Причерноморска, семья Червоненко уже была расстреляна. Он решил, что погибла и его дочка. Он вернулся в Польшу. И только Фрида отказывалась верить, что ее маленькой Доры больше нет на свете. Вскоре после этого от туберкулеза умерла и их вторая дочь Ида. И остался только мой дед. Дед с детства любил животных и закончил ветеринарную академию. После в Новой Зеландии он создал свою ферму и пытался разводить там индеек, но местность, которую он купил, была такая сырая, что разводить там можно было только лягушек. Он хотел, что бы его сын продолжил его дело, но отец мой любил только рисовать. В 1962 году он познакомился с моей мамой, ее родители приехали в Новую Зеландию уже после войны, у мамы на руке был лагерный номер. Она не любила вспоминать о детстве, знаю только, что до войны они жили тоже в Польше. В 1964 году скончался и мой дед. Отец похоронил его, и вместе с молодой женой отправился в Землю обетованную. Они думали, что после перенесенных страданий, они должны быть счастливы. И он были счастливы, только не долго. Мама умерла, когда мне едва исполнилось десять лет, отец горевал, но растил меня и очень много работал. Мало-помалу его картины стали продаваться, он стал неплохо на этом зарабатывать. Много ездить, меня всегда брал с собой. Когда мне было пятнадцать лет, мы с ним были с выставкой в Париже. Мы много ходили, гуляли, общались. На одной из вечеринок мой отец услышал русскую речь, и стал вспоминать совсем уже забытые русские слова. А надо сказать, что Натан и Фрида, живя в Польше, учили детей разговаривать по-русски. Вы спросите почему? Я вам отвечу, они говорили детям, что когда к ним вернется их маленькая Дора, она же не знает другого языка, и с ней нужно будет говорить только по-русски. Дед учил отца говорить по-русски, просто так, потому что сам знал около десятка иностранных языков, решил, что и сыну это в жизни пригодиться. Так вот, отец подошел к мужчине, говорившем на русском языке, и спросил:

-Не из России ли он?

-Да, я из России, - ответил мужчина и представился, - Георгий Карпов.

Это был известный советский журналист международник. Отец рассказал ему, что он Арон Шапиро, Карпов, конечно, узнал его. Потом отец сказал ему, что его корни из России. Из Причерноморска. На что Карпов, ответил, что прекрасно знает этот город, потому что сам ездит туда отдыхать. Тогда они просто выпили за Россию, обменялись на всякий случай адресами и телефонами. Тогда же, после поездки в Париж, я почувствовал себя очень плохо. Меня положили в клинику и сказали, что у меня рак крови. Болезнь эта практически не излечима, но какое-то время я могу продержаться. Тогда же врачи сказали, что мне может помочь пересадка костного мозга. Но нужен донор, отец как донор не подошел, а других родственников у нас не было. Я в очередной раз лежал в клинике, а отец со своей выставкой поехал в Болгарию, там ему рассказали о мудрой слепой, но всевидящей Ванге. Он поехал к ней. Он выстоял огромную очередь, а когда вошел к старице, она ему сказала:

-Терпению твоему нет предела, и оно будет вознаграждено, сын твой тебя похоронит.

Отец спросил:

-А нельзя ли сына вылечить?

-Можно, но ты не успеешь, ищи здоровье для сына в России.

Отец сначала не понял, что имела в виду Ванга, то ли он должен был отвезти меня в Москву и там вылечить, но наша клиника считалась одной из самых лучших в мире, что же тогда? Он долго думал, когда ехал, домой, а когда приехал, войдя в дом первое, что увидел - это был портрет его бабушки. Он сам написал его, он видел его каждый день уже много-много лет, но сейчас портрет выглядел как-то иначе. Отец лег спать, а во сне увидел себя рядом с девушкой, очень похожей на его бабушку. У нее были такие же волосы, такое же лицо, но она была моложе и одета была в короткую джинсовую юбку и полосатую блузку.

-Мирка, ты помнишь этот свой прикид? - спросил Борис.

Мира усмехнулась, конечно, она помнила, как сама сшила блузку из ткани, которую мама купила, на новый матрац. А коротюсенькую джинсовую юбочку она смастерила из старых польских джинсов, у которых уже сносилось все, что могло сноситься.

Ариэль взял Миру за руку и проговорил:

-Он видел во сне тебя.

Мира поверить не могла. В такие совпадения поверить просто невозможно. Это было что-то сверхъестественное, но это было! А что именно это было, генетическая ли память, совмещение энергетических полей или просто провидение господне, пусть решает кто-нибудь другой.

-Отец решил, что это послание. Он позвонил Георгию Карпову и попросил его, если это возможно разыскать в Причерноморске одну женщину. Он наплел ему, что кто-то из ее родственников, иммигрировавших из Советского союза, разыскивают ее, но боятся навредить ей, если у нее будут контакты с Израилем. Отец был уже известным художником во всем мире, у него родственников официально в Советском союзе не было, и он не боялся. Поэтому и просил разыскать дочку Причерноморского исправника, расстрелянного в 1917 году, Дарью Червоненко. Ответ от Карпова пришел очень скоро. Он сообщил отцу адрес, где до войны жила Дарья с мужем и дочкой, что фамилия ее стала по мужу Краснова, и что после войны, к сожалению, след ее теряется. Возможно, она сменила имя, но скорей всего она погибла. Отец снова впал в отчаяние. Уже в который раз он снова терял надежду. И снова его вернул к жизни сон. Ему приснилось следующее: он увидел бегущих по полю людей и нарастающий гул самолетов. Люди падали на землю. По ним стреляли из пулемета. В основном на поле были старики, женщины и дети. Немного в стороне ближе к лесу лежала умирающая лошадь, а около лошади сидел плачущий цыган. Цыган сидел к нему спиной, и вдруг он обернулся и погрозил отцу кулаком. Отец проснулся и решил немедленно зарисовать этот сон. Он сделал несколько набросков, и каждый раз он что-то добавлял в рисунок. Вот смотрите, - Ариэль вытащил небольшой фотоальбом и стал показывать его Мире и всем остальным. Мира с первого же взгляда узнала свой сон. Тот самый, который она видела в самолете. Каждый последующий рисунок показывал эту картинку с разных ракурсов – сверху, слева, справа и с обратной стороны. Предпоследний рисунок это был карандашный портрет цыгана, плакавшего над лошадью, а на последнем рисунке была изображена умирающая лошадь. Она, падая, потащила за собой легкую кибитку. Кибитка упала на бок, и ее полог откинулся. В кибитке лежала девушка, лицо ее было искажено от боли. Над ней склонилась женщина в платке. Мира вгляделась в рисунок и сказала:

-Какое знакомое лицо.

Потом Ариэль рассказал, что отец писал письма и отсылал их из разных стран, прося моряков идущих в Причерноморск, отпустить письма в почтовый ящик. Ответа отец так и не дождался. Но, умирая, он просил меня продолжить поиски Доры и ее потомков.

Когда Ариэль закончил свой рассказ, в беседке повисла тишина. Солнце уже давно поднялось из-за леса, птицы уже начали свое сладкоголосое распевание, по улице прогнали стадо коров на пастбище.

Мира спросила:

-Ариэль, вы считаете, что я имею какое-то отношение к вашей семье.

-Без сомнения, - ответил Ариэль, - я посчитал и пришел к выводу, что вы внучка Доры.

-Бред, - ответила Мира. – У Доры была дочка Рая, а у мою маму зовут Маргарита, и родилась она в Нижегородской области, и к Причерноморску не имеет никого отношения. Да, мама?

Все стали оглядываться по сторонам, но Маргариты Альбертовны в беседке не было, никто и не заметил, как она выскользнула. Мира поднялась с места и пошла в дом. Маму она нашла на кухне. Та усердно мыла чашки из-под чая.

-Мама, ты мне ничего не хочешь рассказать, - спросила Мира.

Маргарита Альбертовна посмотрела на Миру в упор и ответила строго:

-Мне нечего тебе сказать дочка.

-Мама …

-Все, разговор окончен, - отрезала Маргарита Альбертовна.

Мира хотела настоять на своем, но в разговор вступил Борис.

-Тещенька, дорогая, а не уложите ли вы нас поспать.

Маргарита Альбертовна немного смягчилась и сказала:

-Боря, в светелке уже постелены две постели, занимайте их со своим гостем, а девочки, пускай идут на второй этаж.

Мира потерла лоб пальцами и сказала:

-Да, действительно, надо немного отдохнуть, а то скоро на работу.

-Какая работа, - проговорил Борис, посмотри на часы, - уже девятый час.

Мира испуганно вскинула глаза на часы, а потом как под гипнозом проговорила:

-Значит надо ехать.

-Спать, - мягко и настойчиво приказал Борис, - я с твоим начальником разберусь сам.

Когда Борис вернулся во двор, нашел там Ариэля и Тамару мило беседующих на английском. Беседующих так мило и оживленно, что прерывать их не хотелось, но все же он скомандовал:

-Так все, ребята – спать.

Двор наконец-то опустел. В беседке остался один Борис. Он раскурил трубку. Утренние часы, наполненные звуками и запахами просыпающейся вселенной, располагают к размышлениям о прошлом и будущем, к анализу происходящего и к осмыслению предстоящего.

Мысленно он снова и снова возвращался к событиям последнего времени. Осмыслить это было невозможно. Впервые в жизни опытного оперативника расследование дела началось с разгадывания снов. Сначала он относился к этому совершенно не серьезно, решил просто подыграть Мире. Он думал, что, гоняясь за тенями ее снов, ему будет легче вернуть ее. Но странным образом информация из снов стала находить подтверждение. Еще год назад, он не поверил бы в это. Он реалист до мозга костей, он не верит в потустороннее. Он верит только фактам. Фактами в данном случае является только то, что Мира невероятно похожа на Фриду Шапиро. А все остальное даже не пересекается.

Из дома вышла, тяжело шагая, Маргарита Альбертовна. В руках она несла стеклянный кувшин с компотом и два стакана. Подошла, села за стол. Налила в стаканы компот и пододвинула один стакан Борису:

-Компот прошлогодний, а вкусный какой, настоялся в подвале, яблоки со смородиной, попробуй.

-Спасибо, - ответил Борис, сделал глоток из стакана и ощутил, действительно, невероятно вкусный, кисло-сладкий приятно освежающий вкус смородины и яблока. – Правда, очень вкусный. Марго, дорогая, скажите, что вы думаете обо всей этой истории?

-Я? Ничего, - совершенно искренне ответила Маргарита Альбертовна, - ты, почему спать не идешь? То же ведь устал, наверное.

-Да, ничего, я привык, вообще мало сплю.

-Как мама?

-Как? Вы смеетесь надо мной, я же знаю, что вы с ней разговариваете по телефону не менее трех раз в день.

-Ее версию я знаю, - проговорила Маргарита Альбертовна, - я хочу узнать твою.

Борис улыбнулся – теща в своем репертуаре, сказывается ее давнишняя любовь к детективам, пыхнул трубкой в очередной раз и ответил:

-Вы же ее знаете. Всем помогает, решает проблемы, дает советы, деньги дает. Всю свою пенсию тратит на детский дом, в районе. Каждый месяц покупает то, что им требуется и везет туда, за сто двадцать километров. Я ей говорю, переведи деньги и все не мотайся. А она отвечает, что там, в детском доме ее внуки и она ездит к ним с подарками. Семьдесят лет, а все как девочка, неугомонная. Болеет, конечно, но мне не говорит, скрывает.

-Молодец, Юленька, молодец, - улыбнулась Маргарита Альбертовна, - а как у вас с Мирой?

-Не знаю, но кольцо взяла.

-Дай-то бог, а про наш заговор она не догадывается? - понизив голос, спросила Маргарита Альбертовна.

-Про что?

-Ну, ну, - Маргарита Альбертовна перешла на заговорщический шепот, - про это?

-А про это, это вы про то, что мы подстроили нашу встречу в Израиле?

-Ага, - засмеялась Маргарита Альбертовна, - правда мы хорошо придумали?

-Не очень, - ответил Борис, - она нас раскусила.

-Ой, как же это? Что же мне теперь делать? – испугалась Маргарита Альбертовна.

-Ничего тебе не делать, - услышали они голос Миры, она подошла сзади и обняла маму со спины, - хитрушка ты моя, живи, как живешь.

Мира зашла в беседку села рядом с Борисом, отпила из его стакана.

-Ты, почему не спишь? – спросил Борис.

-Не могу, Томка спит, посапывает в две дырочки, а я только до подушки дотронулась - мне сон снится. Не могу больше это видеть. Устала. Доктор прав, надо добраться до этого источника и выключить его.

Последние слова Миры вызвали у Бориса неподдельный интерес.

-Что за доктор? Что за источник? Я что-то пропустил?

Мира рассказала ему о консультации и психолога. Она предполагала, что ее рассказ понравится Борису, но он становился все мрачней и мрачней.

-Что такое? – спросила Мира, заметив его нахмуренные брови.

-Ничего не понимаю в этой чертовщине, - сказал Борис, - получается, по теории твоего доктора, что этим источником должен быть Ариэль, но не получается, потому что Ариэль здесь, а сны тебе продолжают сниться. Я не понимаю.

Он откинулся на спинку скамейки и замолчал, сосредоточенно глядя перед собой.

-Да, получается, что не получается, - проговорила Мира, - значит, это не Ариэль искал меня, а кто же тогда?

-Да, и кстати, Ариэль тебя и не искал, - сказал Борис, - ты ему не нужна. Три года назад в штатах ему сделали операцию, и он теперь не умирает. Тебя или вернее сказать потомков его тетки искал его отец Арон. И еще не известно, родственники ли вы? Марго, дорогая, может быть, вы все-таки раскроете нам семейные тайны?

-Какие тайны? – усмехнулась Маргарита Альбертовна, - нет там никаких тайн. Я урожденная Лебедева, все мои предки до седьмого колена известны. Вся моя родословная определена. Мой Двоюродный брат Леня составил наше генеалогическое древо. Там никакими евреями, даже и не пахнет.

-А отец? Мама расскажи о его семье, я же об этой ветви нашей семьи практически ничего не знаю, - попросила Мира.

Маргарита Альбертовна тяжело вздохнула, и ответила:

-Я тоже о них ничего не знаю. С твоим отцом я познакомилась, когда он служил в нашем городе в армии, на танцах в доме офицеров и познакомились. Два года встречались, перед демобилизацией расписались и поехали в его родной город Милованов. Маленький пыльный городишко на южной трассе. Если бы я знала, в какую дыру он меня везет, ни за что бы не согласилась. Я же здесь закончила педучилище, у нас здесь тогда уже были современные детские сады, а туда приехала, устроилась на работу в детский сад, а там печки углем топятся и в туалете металлические горшки, и один умывальник на весь детский сад. А заведующий детским садом бывший заведующий овощебазой. Он приходил на работу запирался в своем кабинете и пил горькую, вечером его оттуда выносили. Ну, я сразу воевать начала, написала в областное управление образования, что в садике совершенно нет никаких условий для воспитания детей, что заведующий пьяница, а педагогический процесс в дошкольном учреждении отсутствует, как таковой. Я думала, что смогу изменить что-то к лучшему, а изменили меня. Жалоба моя попала к моему заведующему и этот негодяй в один прекрасный момент меня подставил. У одной из работниц пропали деньги в день зарплаты, надо ли говорить, что нашли их у меня. Он мне сказал или ты уходишь сама, или я тебя посажу, я ушла. Пришлось пойти работать в магазин, уборщицей. Нет, мне этот город совсем не нравился. У моих родителей в селе был дом огромный пятистенок, больше этого в два раза, - она показала рукой на свою дачу, - еще от деда купца остался, но крепкий был и просторный. А в Милованов мы приехали в домик размером четыре на пять, мазанка с соломенной крышей, по окна вросшая в землю. Одна комната, перегороженная печкой, и земляной пол. Я когда вошла в комнату - сразу запах ударил в нос. А увидела свекровь на кровати - сразу поняла, откуда запах. Она была уже парализована. Немного двигала только одной правой рукой. Пока Левушка был в армии, к ней приходила соседка помогала, как могла, кормила, иногда мыла и переодевала. Господи, какая же это была нищета. Правда на окнах были вязанные крючком кружевные занавески, очень красивые, и в шкафу весело несколько элегантных платьев. Очень красивые вышитые полотенца и вообще постельное белье. В углу у стены стояла на чугунном станке швейная машина, тоже под кружевной накидкой, а в буфете среди алюминиевых тарелок красовалась одно единственное большое белое блюдо. Вот и все. Свекровь тогда уже почти не разговаривал, тем более со мной. Левушка сам ее мыл переодевал, кормил ухаживал и сам стирал ее белье. Он меня к ней не подпускал. И только когда он работал, я иногда сидела около нее. Так мы прожили около полу года. Свекровь умерла, а в это время меня как раз и с работы вытурили, и я уговорила Левушку уехать в наш город. Мы продали его хибарку и приехали сюда. Здесь у меня жили три замужние сестры, у него были друзья по службе. У нас все как-то сразу стало налаживаться. Он поступил на завод работать, я в детский сад заводской, получили комнату в общежитии, потом квартиру, потом трехкомнатную. Левушка окончил вечерний политехнический институт, стал инженером. Я закончила свой обожаемый пед, потом пошла в школу, преподавала биологию. Левушка сделал удачную карьеру, был уже начальником цеха, когда аукнулось ему его военное голодное детство. Появилось у него это заболевание крови, и он умер, оставив меня вдовой с двумя детьми на руках. Тяжело было. Мирочке было двенадцать лет, а Леночка совсем была кроха. Ей было всего два годика.

-Мама, кем был отец отца? – спросила Мира.

-О нем вообще никто ничего не знал. Ни соседка о нем ничего не знала. Соседка, которая ухаживала за свекровью, говорила, что когда они пришли в Милованов, мальчик у нее уже был. Они поселились в разрушенной мазанке, и остались. Тогда Милованов был под румынами. Она все время собиралась куда-то уходить, но Левушка сильно болел, и она осталась. Потом в Милованов вошли немцы. Соседку с ее детьми из дома выгнали, а моя свекровь их приютила. Она к этому времени смогла подлатать этот домишко, печку отремонтировать. Соседка говорила, что у нее руки были золотые. Она привезла с собой немного ткани, и сразу стала шить. Сошьет юбку и на базар выменяет на еду. Печник, который ей перекладывал печку, получил от нее новую рубаху. Так он так доволен был, что даже привез ей откуда-то хвороста для растопки и угля. Так они вместе оккупацию и пережили. Однажды она пошла на базар, а соседка оставалась с детьми дома, пошла и не вернулась. Соседка побежала ее разыскивать, и узнала, что она попала в облаву. Соседка загоревала было, что ей придется одной двоих детей поднимать, свою дочку и ее сына, но на другой день моя свекровь явилась домой жива и невредима. Соседка спрашивала ее, за что ее взяли, и почему отпустили? Но она не ответила, просто сказала: «не знаю». А через какое-то время к ним пришел старый цыган, и принес целую корзину всякой еды. Соседка сразу вспомнила, что она появилась у них на улице, перевязанная огромной цыганской шалью, в которой и лежал ребенок, а на спине была привязана швейная машина. Соседка решила, что моя свекровь цыганка, но не таборная. А надо сказать, что там прямо под нашей улицей был целый цыганский поселок. Соседка говорила, что во время оккупации этот поселок был обнесен колючей проволокой, и там было создано цыганское гетто. Но цыгане как-то сумели договориться с оккупантами. Их не трогали. Короче странного и непонятного здесь очень много.

-Как звали вашу свекровь? – спросил Борис.

-Дарья, Дарья Никитична Шеметова.

-А как называла ее соседка? – спросила Мира.

Маргарита Альбертовна не ответила, поджав губы.

-Мама я задала вопрос.

-Мира, - прервал ее допрос Борис, - Краснову тоже звали Дарья Никитична, то есть Дора Шапиро, Дарья Краснова, а возможно и Дарья Шеметова одно и тоже лицо.

Маргарита Альбертовна не выдержала и сказала:

-Дарья очень распространенное имя, особенно в те времена.

-Это уже не важно, - ответила Мира, потом вспомнила и спросила, - да, мама, а почему меня так странно зовут?

-Странно? – дивилась Маргарита Альбертовна, - ничего странного, нормальное имя, тогда много женщин носили такое имя.

-Это отец меня так назвал? – спросила Мира.

Маргарита Альбертовна снова обессилено вздохнула и произнесла:

-Да, отец. Он же выдумщик был, все изобретал тебе имя почудней. Ты родилась очень маленькой всего два килограмма, но с целой копной черных кудрей, и глаза как две вишенки. Личико маленькое совсем, а глаза на пол лица.

-Мама, а крестили меня каким именем? – спросила Мира.

-А крестили тебя строго по святцам - Мариночкой. Я пыталась тебя так называть, но ты такая была поперечная. Я ее зову - Мариша, а она и не идет.

-Мама, а отец был крещенный?

-Да, он крещенный был, правда в церковь никогда не ходил, и креста никогда не носил, как и его мама, но когда Дарья Никитична умерла, отпевали ее тоже в православном храме.

-Мне кажется, что это она, - задумчиво проговорила Мира.

-А фамилия? Фамилия же другая, - робко проговорила Маргарита Альбертовна, - и откуда у нее взялся маленький Левушка, и куда делась ее почти взрослая дочка Рая?

-Рая погибла при бомбежке, мне кажется на рисунке Арона, в повозке изображена именно она, - сказала Мира, - а фамилия? Возможно, она вышла замуж, и от этого мужа и родила моего отца. Могла же? Ей не было и сорока в сорок третьем. Так?

-Нет, не так, - сказала Маргарита Альбертовна, - не так. Ваша Дора родилась в 1905 году, а моя свекровь родилась в 1922 году. Я могу это доказать, тихо добавила она, - у меня сохранилось ее свидетельство о смерти. Там и указаны годы рождения и смерти.

Борис и Мира переглянулись, и Борис произнес:

-Облом.

Снова все замолчали. Потом Борис произнес:

-Так сейчас 10-22 дня, приказываю всем не менее трех часов отдыха, и вас уважаемая теща это тоже касается. Все спать, и без разговоров.

 

Мира устала. Она тихо вошла в комнату на втором этаже, в комнате была односпальная кровать и кушетка. Тамара спала на своей кровати, отвернувшись к стене. Мира присела на кушетку. Кушетка натужно заскрипела. Мира вынула из волос шпильки, волосы рассыпались по плечам пушистым воздушным покрывалом. Мира посмотрела на себя в зеркало на противоположной стене и тихо прошептала своему отражению:

-Мирка, куда тебя несет? – потом махнула рукой и добавила: - Все, спать.

Она легла на кушетку. Закрыла глаза. Внезапно почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по телу, и услышала скрип двери. Мира вскочила и открыла глаза. В дверях стояла Дора. Она была перевязана цветастой шалью, из-под которой сверху выглядывала голова маленького ребенка, а снизу шали выглядывала широкая длинная цыганская юбка. Волосы ее были расчесаны на прямой пробор и забраны в тугой узел на затылке. Ребенок закряхтел, Дора машинальным движением покачала его.

-Как ты здесь оказалась? – спросила Мира.

-Мои дети зовут меня на «вы», и ты детка тоже говори мне «вы».

Она прошла в комнату и села на кушетку рядом с Мирой. Несколько минут она пристально вглядывалась в глаза Миры и потом проговорила:

-Жизнь состоит из дорог, по которым мы ходим, тебе сейчас надо идти по дороге, ведущей в Рай.

-Что вы говорите? – удивленно спросила Мира и поднялась на локтях.

-Ничего, - услышала она голос Тамары, - а почему «вы», я здесь одна.

Мира посмотрела на подругу, которая сидела на своей кровати. Потом она перевела взгляд на окно. Солнце висело низко над лесом, по комнате разливался мягкий теплый свет начинающейся вечерней зари.

Мира села на кушетке, потерла глаза и тряхнула головой.

-Ты давно проснулась? – спросила Мира.

-Нет, только что. Ты стонала во сне. Тебе снова что-то снилось?

Мира протянула руку к столу, на котором лежали ее часы, посмотрела.

-Ничего себе, почти девять часов, а мне казалось, что я только что закрыла глаза.

-Что тебе приснилось? – спросила Тамара.

-Я видела Дору во сне.

-Дору? Мать Раи?

-Нет, мою бабушку.

-А она тоже была Дорой?

-Дора? Я сказала Дора, - удивительно, проговорила Мира.

-И как это было? – заинтересованным тоном спросила Тамара и села на кровати поудобней, приготовилась слушать пересказ очередной серии интереснейшего, с ее точки зрения, сновиденческого сериала.

Мира встала с кушетки и ничего, не говоря, вышла из комнаты. Она спустилась вниз, слыша, как за спиной шлепает тапочками Тамара.

Мира зашла в кухню, потом вышла во двор. Беседке сидели Маргарита Альбертовна и Ариэль. Они пили чай и разговаривали. Вернее разговором это можно было назвать, только при определенных условиях. Говорила только Маргарита Альбертовна, а Ариэль кивал головой и повторял:

-Да, да, да.

-Вот я и говорю, сейчас в городе кошмар истинный, я уже десять лет живу летом в деревне, и считаю, что продлила свой век уже на десять лет.

-Да, да, да.

-Мама, ты думаешь, он тебя понимает? – спросила Мира, войдя в беседку.

-Конечно, - ответила Маргарита Альбертовна. – Он же все время говорит «да».

-Да, да, да, - тут же отозвался Ариэль.

Все засмеялись. Ариэль встал, подошел к Мире, поцеловал ее в щеку, и заговорил по-английски. Тамара тут же перевела:

-Он говорит, что у тебя замечательная мама, что он очень весело проводит с ней время.

-Прекрасно, я рада, - ответила Мира и села за стол.

Тамара перевела ее слова Ариэлю, а он поцеловал и ее в щеку и сказал:

-Я понять.

Потом они обменялись несколькими фразами на английском, и по блеску глаз подружки, ее смущенной улыбке, поняла, что та получила комплимент.

Мира налила две чашки чаю, одну пододвинула Тамаре, и спросила:

-Куда улетел наш «агент 007»?

-Борис уехал в город, - ответила Маргарита Альбертовна.

-Зачем?

-Откуда я знаю, - ответила Маргарита Альбертовна.

Мира немного подумала, потом спросила:

-Мама, у нас есть фотография бабушки?

-Нет, - ответила Маргарита Альбертовна.

-Почему?

-Потому что их не было в природе.

-Неужели не было ни одной фотографии?

-Нет, я же тебе говорила, что это была настоящая нищета, им не на что было фотографироваться, - раздраженно проговорила Маргарита Альбертовна, - и все, я не хочу больше ничего слышать об этом. Это не она.

-Она, - твердо произнесла Мира, - я ее видела сейчас, во сне. Точно такую, как ты рассказывала в цыганском наряде и с ребенком на руках. Это она. Стой, - вдруг вспомнила Мира, - мама, как отец называл ее?

-В смысле? – не поняла Маргарита Альбертовна, - что ты имеешь в виду?

-То, что говорю, как он называл свою маму?

-Мама, как все нормальные люди.

-На «ты» или на «вы»?

Маргарита Альбертовна вздохнула, и ответила:

-Не помню, это было очень давно.

-Мама, не хитри.

Маргарита Альбертовна поднялась с места и строго проговорила:

-Мира, хватит устраивать мне НКВД, все, я не хочу об это говорить и точка.

Она ушла. Мира испытывала странное чувство. Она немного сердилась на мать за ее упрямство, но с другой стороны она не могла понять истоки этого упрямства. Однако она знала с детства, что если мама «встала в позу быка» перебороть ее будет бесполезно.

 

Борис вернулся утром, рано утром. Он застал Миру и Тамару в тот момент, когда они собирались на работу.

-Хорошо, успел, давайте, я вас отвезу, - предложил Борис.

-Боря, ты которую ночь не спишь? – спросила Мира, - оставайся здесь, отдыхай, мы сами доберемся.

-Нет, я спал, - ответил Борис, - со мной все в порядке. Мне надо по дороге поговорить с тобой, но пока мы не уехали, Марго, дорогая вы не выйдите к нам, - последние слова он сказал в открытую дверь дома.

Через минуту из дома неохотно вышла Маргарита Альбертовна. Борис открыл папку, которую держал в руках, достал листок и протянул его Маргарите Альбертовне.

-Скажите вам знакомо это лицо? – сказал он, показывая на портрет на листе.

Маргарита Альбертовна нерешительно посмотрела на портрет, тяжело вздохнула и тихо проговорила:

-Я не знаю, я не уверена… много лет прошло…

-Мама, кто это? – спросила Мира, глядя на портрет из-за спины мамы.

Маргарита Альбертовна снова тяжело вздохнула и подняла влажные от слез глаза на Миру, перевела взгляд на Бориса и проговорила:

-Ты же сам все узнал, да? – Борис кивнул, - да, это моя свекровь Дарья Никитична Шеметова.

Мира взяла портрет из рук матери. На нее с листа смотрела Дора, та самая, Дора, которая явилась к ней в последнем сне.

-Так, сейчас я еду на работу, а вечером поговорим, - сказала Мира.

Машина выехала за пределы деревни и легко помчалась, по автостраде. Только теперь Мира немного остыла от того ошеломления, которое испытала, увидав портрет.

-Боря, откуда у тебя фотография Доры?

-Я связался со своим товарищем, который служит в архиве УВД, попросил по возможности разыскать фотографию твоей бабушки. Дал две даты рождения: 1905 и 1922, и место город Милованов. Нашлась только одна Дарья Никитична Шеметова 1922 года рождения, которая получила паспорт в 1944 году, в этот паспорт был вписан ее сын Шеметов Лев Николаевич 1943 года рождения.

-Правильно, все совпадает, кроме того, что Дора Краснова 1905 года, - ответила Мира. – Значит, моя бабушка никак не могла быть тетушкой Арона. Это две разные женщины.

Мира замолчала, погрузившись в свои мысли. Перед глазами стоял живой образ Доры из ее сна. Кто ты? Зачем ты пришла ко мне? Вдруг совершенно отчетливо вспомнила она ее слова: «Мои дети зовут меня на «вы», и ты детка тоже говори мне «вы».

-Постой, Боря, она мне сказала мои дети, у нее должен был быть еще ребенок, - сказала Мира.

-Кто тебе сказал? – удивился Борис.

-Дора, - ответила Мира, - она пришла ко мне во сне и сказала: «Мои дети зовут меня на «вы», и ты детка, тоже говори мне «вы».

-Мира, эта Дора похожа была на ту, в твоих снах?

Мира задумалась и вдруг пришла к неожиданному выводу:

-Боря, а я Дору никогда во сне не видела, я видела Фриду и Раю, а Дору я не видела, о ней только говорили.

-Так, ты знаешь, - проговорил Борис, - я, кажется, сойду с ума с твоими снами и с твоими реальными родственниками. Мы опять в тупике.

Ощущение тупика Мира испытывала уже давно. С одной стороны все вроде бы сходилось, и плавно вытекало одно из другого, а с другой стороны? Мире в голову пришла неожиданная мысль.

-Борька, а вдруг это все ошибка?

-Что все? – переспросил Борис.

-Все, - ответила Мира, - я пытаюсь найти один источник информации приходящей ко мне во сне, а вдруг он не один, а вдруг их несколько, и вдруг они совершенно разные? А вдруг это вообще галлюцинация и я просто схожу с ума.

Мира замолчала, Борис глянул на нее. Выражение ее лица напугало его.

Борис припарковал машину и повернулся к Мире.

-Ты в состоянии сегодня работать или мне снова сходить тебя отпросить?

-Боря, отпросите лучше меня, - жалобно попросила Тамара, тихо и даже немного печально, сидевшая до этого на заднем сидении.

Мира и Борис обернулись к Тамаре, потом переглянулись, и Мира спросила:

-Томик, что с тобой?

У Тамары был такой вид, как будто она готова была расплакаться. Она пожала плечиками, шмыгнула носом и проговорила:

-Ой, ребята, я кажется, влюбилась.

Борис присвистнул и проговорил:

-Ну, вы девки даете.

Мира смотрела на свою подругу с сентиментальной улыбкой, потом тихо спросила:

-Ариэль?

-Угу, - отозвалась Тамара и вздохнула так тяжело, что исчезли последние сомнения.

-Так, - проговорил Борис, - я принимаю огонь на себя.

Он достал из папки два чистых листа и протянул их Мире и Тамаре.

-Пишите заявления об уходе, сам пойду к вашему шефу.

Мира рассмеялась и отодвинула от себя руку Бориса с листом бумаги.

-Нет, Боря, мы сейчас соберемся с духом и пойдем на работу, мы девушки трудящиеся, независимые, эмансипированные, отработаем и придем домой, а вы мальчики ждите нас дома, все Томик, пошли, не бойся, никуда твой израильский американец не денется. Вечером встретитесь, а пока поскучайте немного.

-Во сколько за вами приехать? – спросил Борис.

-Как обычно в пять, - ответила Мира, словно это было обычным делом, как будто Борис, как примерный муж приезжал за ней на работу каждый вечер ровно в пять.

Мира и Тамара вошли в прохладный вестибюль здания, остановились у лифта. Мира посмотрела на Тамару и сказала:

-Томик, ну-ка принимай свой обычный рабочий вид.

Тамара махнула рукой и ответила:

-Знаешь, я…

В этот момент к ним подошел Максим Кудельников и тоже встал в ожидании лифта.

-Доброе утро девушки, - приветливо произнес он.

Тамара буркнула, что-то невнятное и отвернулась.

-Здравствуйте Максим, - сказала Мира.

В этот момент подъехал лифт, и открылась дверь. Все трое вошли в кабину лифта.

-А я к вам вчера заходил, - сказал Максим, - искал вас, но вас обеих на работе не было.

-Да, у нас был отгул, мы были на даче у моей мамы, - сказал Мира.

-Ах, вот как, - Максим улыбнулся и проговорил: - Мое почтение, милейшей Маргарите Альбертовне, если бы знал, где вы, доехал бы до дачи.

Лифт остановился на этаже Миры, Максиму надо было ехать дальше, но он вышел вместе с Мирой и Тамарой.

-А что вы хотели, Максим? – спросила Мира.

-Я хотел вам сказать, вчера мои партнеры из Майами сообщили, что Ариэль Шапиро выставил свою галерею на продажу.

-Как? – в один голос проговорили Мира и Тамара. – А картины?

-Этого я не знаю, - ответил Максим, - я ведаю только о недвижимости.

-Спасибо, Максим, - сказала Мира и, взяв подругу под руку, увела ее в сторону своего офиса.

-Мироша, а почему он продает галерею? – спросила Тамара.

-Спросишь у него об этом сама вечером.

-Нет, я не смогу, он подумает, что я влюбилась в него из-за галереи.

-А ты не из-за галереи?

Тамара вздохнула и проговорила:

-Нет, просто он такой забавный, а главное … он такой …

-Какой?

-Мой.

Мира вздохнула, а что тут скажешь, когда ее здравомыслящая подруга, не знавшая никогда недостатка в любовниках и поклонниках, вдруг превратилась в «кисель».

-Ну, и все, твой, так твой, все вечером, после работы.

Работы действительно навалилось столько, что пришлось отменить даже обеденный перерыв. Мира целый день считала, заносила данные в компьютер, звонила, к ней бесперебойно входили и выходили курьеры, клиенты и коллеги. Создавалось такое впечатление, что Миры на работе не было не один день, а около недели.

Так же как пчелка, трудилась и Тамара. Она отвечала на звонки, регистрировала какие-то документы, делала распоряжения, поила шефа чаем, и подавал кофе его посетителям, только иногда она останавливалась у окна, например в ожидании распечатанного документа, медленно выползающего из принтера, и взгляд ее становился мечтательным, а на губах появлялась странная и загадочная улыбка.

Около пяти Алексей Дмитриев вызвал Миру к себе.

-Слушаю вас Алексей Николаевич, - сказала Мира, входя в кабинет.

-Садись, - сказал Алексей.

Мира взглянула на часы и немного помявшись, ничего не сказала и села.

-Ты что сделала с моей секретаршей? – спросил Алексей.

Мира улыбнулась и ответила:

-А что? Она стала хуже работать?

-Нет, - ответил Алексей, - работает она прекрасно, как робот-секретарь, просто она меня сегодня не разу «шефом» не обозвала и утром не сказала мне «хелло, мистер президент», а только все по имени отчеству.

-Не трогай ее Алеш, пусть побудет такой, ей это на пользу, - вкрадчиво проговорила Мира.

Алексей пожал плечами и сменил тему разговора:

-Вчера компьютерщики поставили новую версию какого-то налогового отчета, ты видела?

-Конечно, - улыбнулась Мира, - обижаешь, начальник.

Алексей усмехнулся, встал из-за стола и спросил:

-Что у вас такое происходит? Вы все трое похожи на заговорщиков, мне чертовски завидно, я сижу здесь в своем кабинете, и мне кажется, что жизнь проходит мимо.

-Алешенька, - ласково проговорила Мира, - у нас такое происходит, что тебе и не снилось, только рассказывать пока не о чем. Когда сами разберемся, хотя бы частично, я обещаю, обязательно посвящу тебя в нашу тайну.

-Ладно, члены тайного общества, согласен, что поделаешь, ради дружбы, согласен терпеть, даже ваши прогулы, - сказал Алексей, - но хоть изредка на работе появляйся, и телефон не выключай.

Мира встала, подошла к Алексею, чмокнула его в щеку и сказала:

-Спасибо.

-На свадьбу пригласить не забудьте, - услышала Мира уже в дверях, она обернулась и погрозила пальцем Алексею.

Тамара уже стояла в приемной с сумкой в руках, готовая сорваться места по первому сигналу подруги. Мира махнула ей рукой, на ходу увлекая за собой.

-Ты домой будешь заезжать? - Спросила Мира.

Тамара отрицательно покрутила головой и сказала:

-Нет, мне твой гардероб больше нравится, я в своем уже все перепробовала.

-Ну, хорошо, поехали, Борька уже под окном.

Борис встретил их у входа. Он был серьезен и даже огорчен. Это насторожило Миру.

-Привет, - сказала она ему, - что с тобой, что-то случилось?

-Да, - ответил Борис, - ты только не волнуйся, все не так страшно.

Сердце Миры бешено заколотилось.

-Мама?

Борис кивнул и добавил:

-Мира не волнуйся, она в кардиологии, под наблюдением своей лучшей подруги Нателлы Шалвовны. Я разговаривал с ней, она сказала, что все будет хорошо.

-Так, я немедленно еду к ней, - сказала Мира.

-Нет, к ней пока нельзя, - проговорил Борис.

-Что с ней? - спросил Мира. – Инфаркт?

-Да, но пока не точно.

-Как это случилось? – спросила Мира.

Они подошли к машине, у машины стоял Ариэль и сдержанно улыбался. Тамара слышала разговор Бориса и Миры, поэтому тоже только сдержанно поцеловала Ариэля в щеку. От Миры, правда, не ускользнуло, как страстно он сжал ее руку.

-Я был здесь в городе, Ариэль позвонил мне и сказал, что Марго потеряла сознание во дворе. Я вызвал скорую, и сам помчался в деревню. Когда приехал, Марго лежала на крыльце, а Ариэль прикладывал к ее голове мокрое полотенце и обмахивал ее веткой сирени. Сразу за мной приехала скорая. Они сделали ей кардиограмму, укол. Она пришла в себя, но они сказали, что у нее подозрение на инфаркт и ей срочно надо в больницу. Она сказала мне, что бы я позвонил Нателле. Я это сделал. Скорая привезла ее в кардиоцентр, а там нас встретила Нателла. Мира, поверь мне, мы не ушли из больницы, до тех пор, пока Нателла не заверила нас в том, что жизнь Марго вне опасности.

Мира вдруг почувствовала такую невероятную усталость, что не в состоянии была ничего соображать.

-Мироша, может, не поедем сегодня на дачу? - тихо проговорила Тамара.

-Куда? А, нет, давайте по домам, Ариэль вы к нам поедите? – спросила Мира.

-Нет, - ответила за него Тамара, - не беспокойся, я его к себе заберу.

Мира заметила, как засветились глаза у обоих влюбленных. Она поняла, что они успели договориться.

 

Входя в квартиру Мира, услышала телефонный звонок. Она, прямо не разуваясь, бросила сумку в прихожей и кинулась на кухню, где находился базовый аппарат с трубкой.

-Алле, алле! – закричала она в трубку.

-Мира, здравствуй, дорогая моя, - услышала она голос со знакомым едва заметным грузинским акцентом.

-Нателла, добрый вечер, - со страхом в душе проговорила Мира, а ее воображение рисовало в голове картинки одна страшнее другой.

-А ну-ка, выдохни и дыши ровней, а то мне и тебя придется лечить, - строго сказала Нателла, - все-таки, как хорошо Маргоша знает тебя, она мне сказала, что ты будешь сходить с ума, пока я тебе не позвоню, или пока ты сама на нее не посмотришь. Так вот, дорогая моя, успокойся, ничего страшного с твоей мамой нет. Инфаркт не подтвердился. Просто перегрелась на солнышке. Ничего полежит несколько дней в нашем центре, отдохнет.

-А как же кардиограмма? – растерянно спросила Мира.

-А что кардиограмма? Во-первых, ее делали аппаратом со скорой, который триста раз трясли, роняли и стукали. Он, наверное, свой собственный инфаркт показал, а во-вторых, одна только кардиограмма не дает стопроцентной картины, эхограмма показал только незначительные нарушения ритма работы сердца, ну и сама понимаешь, некоторые возрастные изменения. Короче мы ее немного полечим. Не беспокойся.

-А мне к ней можно? – робко спросила Мира.

-Можно, - ответила Нателла, - но не нужно. Основной компонент ее лечения сейчас это сон. И мы сделаем так, что бы она как можно больше спала. Так что несколько дней я вам посещения запрещаю.

-А может быть ей что-нибудь принести?

-Девочка, не обижай меня, ну неужели ты думаешь, что я позволю своей любимой подруге в чем-нибудь нуждаться в моем собственном кардиоцентре.

Мира почувствовала неловкость.

-Извините, меня, просто я очень испугалась.

-Все будет хорошо, - успокоила ее Нателла, - до встречи.

Мира отключила трубку и откинулась на спинку стула. В дверном проеме стоял Борис с ее тапочками в руках.

-Мира, ты отдохни, я что-нибудь приготовлю на ужин.

Мира взяла у него тапки и ушла в ванную.

Целительные свойства воды упоминаются в различных философских и научных трактатах давно, и их достоверность Мира вновь ощутила на себе. Стоя под душем, она почувствовала, как смывается вместе с водой ее усталость, ее раздражение и страхи. Мира нажала на кнопку на панели управления душем и сделала душ контрастным. Распаленное горячей водой тело, окатило ледяной водой. По телу пробежал короткий импульс, похожий на удар тока. Мышцы стали напрягаться, она уже готова была сдаться и выпрыгнуть из-под холодного дождя, но вдруг поток опять сменился и вместо обжигающего холода, тело ощутило обжигающий жар. Обе процедуры показались Мире приятными, особенно приятным было ощущение контраста. Из огня да в полымя, почему-то вспомнилась Мире эта старая поговорка. Она вышла из душа и почувствовала, как вкусно пахнет из кухни жареным мясом.

Мира вошла на кухню и села на стул. Борис поставил перед ней тарелку с большим куском свинины и тушеной цветной капустой.

Борис поставил такую же тарелку перед собой и сел рядом с Мирой. Мира взяла вилку, ткнула ею в мясо и вдруг сказала:

-Борь, я не думаю, что я еврейка.

-Почему? – машинально спросил Борис.

-Сало люблю, и вообще свинину в любом виде.

-Это в тебе говорит, твоя вторя половина.

-Какая еще половина? – удивилась Мира, - ты о чем? О Нижегородских купцах что ли?

-Нет, - мотнул головой Борис, пережевывая довольно большой кусок свинины, - это твоя украинская ветвь.

Мира сначала не поняла о чем он говорит, а, поняв, рассмеялась:

-Мы же с тобой не кровные родственники, вторая половина, и вообще мы с тобой не родственники.

-Пока, - резонно заметил Борис, - а вообще мне кажется, что мы с тобой и не разводились, просто я был в длительной дальней командировке, а ты как верная офицерская жена сидела и ждала меня на скамейке.

-На какой еще скамейке? – рассмеялась Мира.

-Не знаю, на какой-нибудь, мне все равно, ешь, и пойдем в спальню, у меня к тебе там будет дело.

-Какое дело? – загадочно спросила Мира.

-Там и расскажу.

Несколько минут они просто молча ели. Первым есть закончил Борис. Он положил свою тарелку в мойку, налил чаю в две чашки и поставил их на стол.

Мира с удовольствием доела вкуснейший ужин и отодвинула свою тарелку в сторону. Сделала глоток из чашки с чаем и спросила:

-И какое дело у тебя ко мне в спальне?

Борис тоже отодвинул свою чашку, встал со стула, подошел к Мире, присел перед ней на корточки, взял ее за руку, поцеловал ее. Потом взял Миру на руки и понес в спальню. Осторожно положил ее на кровать и прилег рядом, нежно поцеловал ее в губы. Мира, борясь с охватившим ее желанием, сквозь наваливавшуюся тяжесть страсти, нашла в себе силы прошептать:

-Какое же это «дело» ты имел ввиду?

Борис, продолжая осыпать поцелуями ее тело, прошептал:

-Сейчас будем проверять твою национальность, говорят еврейки в постели чрезвычайно темпераментные…

 

Борис подошел к кровати и протянул Мире бокал вина. Сам присел на кровать. Их бокалы с легким звоном ударились друг о друга, а бывшие супруги одарили друг друга улыбками, каждый сделал по глотку из бокала.

Мира поставила свой бокал на столик у кровати и откинулась на подушку.

-Ну, и что ты скажешь о моей национальности? - спросила Мира.

Борис немного помолчал, а потом проговорил:

-Я не знаю, какой национальности ты была при рождении, но за последние двадцать лет ты стала намного евреестией.

Мира рассмеялась, а потом придвинулась к Борису, поцеловала его в губы и спросила:

-А ты еще помнишь, как это было двадцать лет назад?

-Я не забывал об этом ни на минуту, - сказал Борис, - а ты?

Мира обняла его и тихо прошептала ему на ухо:

-А я каждую минут заставляла себя забыть.

-И как?

-Не получилось.

-Да, память у тебя всегда была хорошая, - сказал Борис, - даже генетическая.

-Ты о чем? – удивилась Мира.

-Да все о том же, - проговорил Борис, - я целый день пытался соединить несоединимое.

Лицо Миры мгновенно превратилось из отвлеченного в заинтересованное. Она села в кровати, натянув одеяло на грудь, подогнув ноги.

-И что у тебя получилось?

-Вот что у меня получилось. Мы имеем три совершенно отдельные истории, которые связаны между собой, только тем, что снятся тебе. История Фриды, история Доры, история Раи. Как это не странно, но в реальной жизни мы находим следы этих людей. Как материальные, так и духовные в виде воспоминания, свидетельств. Мы нашли некую связь между этими историями. Если все персонажи именно те, коими мы их хотим видеть, то получается, что Фрида мать Доры, Дора Мать Левы, Лева твой отец. И тогда связь с тобой объяснима и понятна. Если верить твоему доктору, кстати, я с ним сегодня виделся, по-моему, толковый спец, так вот если ему верить. Все эти истории связанные в одну цепь и от нее и идет трансляция. Но тут возникают два непонятных скользких момента.

Борис многозначительно замолчал, нагнетая напряжение, и Мира не выдержала:

-Борька, я тебя стукну.

-У-у-у! Нет, темперамент у тебя явно южный.

Мира схватила подушку и попыталась стукнуть Бориса по голове. Он перехватил ее на лету одной рукой, а второй обнял Миру и сказал:

-Будешь драться, я буду кусаться.

Мира безвольно повисла на руке бывшего, но все еще любимого мужа и жалобно полепетала:

-Ну, пожалуйста, ну говори.

-А, так-то, женщина должна быть послушной, - проговорил он назидательно, а потом заметил, как гневно сверкнули ее глаза, и поторопился разрядить обстановку: - Все, все говорю. Итак, мы имеем на сегодня два непонятных момента. Если исключить полностью материалистическую теорию мироздания и полностью перейти на позиции метафизики…

-Борька! – угрожающе прошипела Мира.

-Я просто хочу сказать, что уж если мы чисто конкретно подсели на твои сны, то какого черта тебе снится Рая и Реваз, судя по всему, они к тебе никакого отношения не имеют.

Борис снова сделал паузу, а Мира решила его подтолкнуть к продолжению беседы:

-Это первый момент.

-А второй это несоответствие возраста Доры.

Мира вздохнула и спросила:

-И что ты предлагаешь?

-Ну, здесь есть два пути.

-Какие? – заинтересовалась Мира.

-Первое, ты ложишься спать и спишь до тех пор, пока Дора тебе во сне не объяснит все происходящее, - засмеялся Борис.

Мира снисходительно улыбнулась и спросила:

-А второй?

-А второй, - уже совершенно серьезно сказал Борис, - более сложный. Надо попытаться разыскать живых свидетелей, выпадающего момента из жизни Дарьи Красновой или Доры Шеметовой.

-О как? И как ты это собираешься делать? – удивилась Мира.

-Пока не знаю, но знаю, с чего следует начинать.

-С чего?

-В городе Милованове кроме Дарьи Шеметовой и Льва Шеметова в 1943 году было зарегистрировано еще 28 человек с аналогичной фамилией. Один из этих Шеметовых был Никита Яковлевич Шеметов.

-Ее отец? – догадалась Мира.

-По возрасту подходит, а еще была Алла Никитична Шеметова – 1925 года рождения.

-Постой, это та самая Алла Шеметова? – удивилась Мира.

-Да, народная артистка СССР, солистка цыганского ансамбля.

-Значит – цыгане? - резонно проговорила Мира.

-Алла Шеметова точно цыганка, а вот Дора? Не знаю.

-И что же мы теперь будем делать? – спросила Мира.

-Поедем к Алле Никитичне Шеметовой и спросим у нее, - ответил Борис.

-Как, прямо так и поедем?

-Нет, сначала выспимся, плотно позавтракаем и отправимся.

-А Ариэль? – спросила Мира, немного удивляясь, тому, что Борис совершенно забыл о нем.

-А что Ариэль? Он, по-моему, в надежных руках.

 

Ночью, откуда ни возьмись, вдруг набежали тучи небо после стольких дней жары, наконец-то, смилостивилось над всем живущим на земле и пролилось долгожданным дождем. Дождь шел мелкий, но лил сплошной стеной, так, что лобовое стекло машины заливало и «дворники» не успевали восстанавливать видимость.

Борис вел машину осторожно, но умело, сохраняя хорошую скорость и маневренность.

-Все время хотела тебя спросить, откуда машина? – спросила Мира, когда они выехали из города на черном джипе Бориса, на котором он передвигался в городе после приезда из Москвы.

-Друг одолжил, - ответил Борис.

-Ничего себе друзья у тебя, - удивилась Мира.

-Ничего особенного, нормальный друг, хороший, простой российский парень… хозяин небольшой инвестиционной фирмочки.

-Тоже, небось, бывший КГБшник?

-Нет, он из другого ведомства, но тоже очень серьезного.

-Это он тебе помог найти Аллу Шеметову?

-Да, и вообще все сведения из архивов он мне предоставляет, у него там связи остались, - ответил Борис.

-А ты ему тоже чем-то помогаешь? – в свою очередь спросила Мира.

-И я ему тоже, чем могу, помогаю.

-Например?

-Например, он каждый год ездит отдыхать к нам в Причерноморск.

-Борька, ты опять все врешь.

-Мира, ты же умная женщина, ну не задавай ты вопросов на которые все равно не получишь ответов.

Мира замолчала. Она немного сердилась на Бориса. Но совсем немного. Она поняла, что любая ее попытка, хоть что-то узнать о неизвестных годах жизни Бориса, будут неизменно терпеть неудачи. Но она почему-то безоговорочно доверяла Борису, может потому, что любила его, а значит не зачем его и расспрашивать. Надо просто верить и жить!

Алла Шеметова жила в Подмосковье, в небольшом дачном поселке, известном своими знаменитыми поселенцами из артистической среды. Поселок стоял на невысоком холме, который с одной стороны прижимался к лесу, а с другой омывался неширокой говорливой речушкой, перегороженной дамбой и небольшой платиной.

Машина переехала через дамбу, по узкой извилистой, но асфальтированной дорожке поднялся на холм и оказался на центральной площади поселка, от которой, как лучи от солнышка отходили прямые улицы.

Дом, в котором жила народная артистка, был далеко не шикарным, и нашли они его не сразу, потому что в отличие от современных новостроек не выпячивался, а как бы притаился в глубине двора, за невысоким штакетником и высокими соснами.

Борис остановил машину, сверился с адресом и проговорил:

-Кажется это здесь.

Они вошли во двор дома. На встречу им выбежала небольшая рыжая собачка и звонким лаем оповестила хозяев о приходе гостей. На одном из окон дрогнула занавеска, потом скрипнула дверь и отварилась. На пороге дома стояла невысокая пышная дама, и хотя заметно было, что она свою первую молодость проводила несколько десятилетий назад, выглядела она очень эффектно. Черные без тени седины волосы обрамляли овальное лицо с яркими чертами лица. Даже если бы на ней не было цветастой шали, все равно сразу же можно было определить, что перед ними «дочь Земфиры».

-Что вам угодно, уважаемые? – спросила она с мягкой улыбкой и таким же мягким грудным голосом.

Мира залюбовалась этой колоритной женщиной.

-Здравствуйте, нам нужна Алла Никитична Шеметова.

-Я Алла Никитична, - ответила женщина, - если вы по поводу продажи дома, то я его не продам, можете и не трудиться, зря приехали.

-Нет, нет, - поторопился успокоить ее Борис, - мы по другому поводу.

Алла Никитична снова мягко улыбнулась, блеснув рядом великолепных белых зубов, и спросила:

-А по какому?

-Вы знаете Дарью Никитичну Шеметову? – спросила Мира.

Выражение лица артистки сразу изменилось. Она нахмурилась, посмотрела на накрапывающий с неба дождь и пригласила незваных гостей.

-Зайдите в дом.

Хозяйка провела Миру и Бориса через большую террасу в дом. В большой гостиной, увешанной коврами и уставленной цветами, как в вазах, так и в горшках. Алла Никитична заметила удивленный взгляд Миры и проговорила:

-Очень люблю цветы, присаживайтесь, пожалуйста, она указала рукой с безупречным маникюром и плотно унизанной кольцами на небольшой изящный диванчик, обитый шелком, сама села в кресло, напротив гостей.

-Извините, а с кем я имею честь? – спросила она, с интересом разглядывая Миру и Бориса.

-Меня зовут Борис Лиманский, полковник в отставке, а это моя жена Мира.

-Мира? – переспросила Алла Никитична.

-Да, а что вас удивляет? – спросила Мира.

-Да нет, собственно ничего, - постаралась нейтрализовать эффект от своего удивления Алла Никитична, - а откуда вы узнали о Дарье?

Мира и Борис переглянулись, и Борис спросил:

-Значит, вы ее знаете?

-Дашенька была моей старшей сестрой, - ответила Алла Никитична.

-Она родилась в 1922 году? – спросил Борис.

-Да.

-Скажите, а после войны вы поддерживали с ней связь?

-После войны? – удивилась Алла Никитична. – Дашенька погибла во время бомбежки, в сорок втором.

-А у нее были дети? – спросила Мира.

-Нет, - сказала Алла Никитична, - но позвольте, откуда такие вопросы?

-Понимаете, бабушку моей жены тоже звали Дарья Никитична Шеметова, - сказал Борис.

Алла Никитична пожала плечами и произнесла:

-Ах, вот оно что, ваша бабушка умерла? – Мира кивнула, - и вы решили разыскать ее родственников, к сожалению, хотела бы вам помочь, но моя сестра не могла быть вашей бабушкой. В тридцать девятом году, наш табор перекочевал из Бессарабии в Причерноморские степи. Поближе к берегу моря, подальше от немцев. Мой отец был бароном, вожаком нашего табора. У него было две дочки красавицы Дарья и я – Алла. Надо сказать, что мы были не простым бродячим табором, наш табор был своеобразным цыганским театром. Отец мой говорил на пяти европейских языках, знал ноты и играл на восемнадцати музыкальных инструментах. Мы переезжали из города в город, путешествуя по всей Европе, пока не остановились в Измаиле. Даша всегда была любимицей отца. Она была на редкость музыкальна, обладала неподражаемой пластикой тела. Танцевала так, что люди замирали. А если начинала петь, то смолкали птицы.

Алла Никитична встала и, подойдя к старинному секретеру, достала из него старинный фотоальбом. Отыскала нужную фотографию и показала ее Борису и Мире.

-Вот это единственная фотография нашей семьи. Тысяча девятьсот тридцать девятый год.

На большой цветной старинной фотографии была запечатлена цыганская семья. Плотный мужчина с черной кучерявой бородой сидел на стуле. Очень красивая стройная женщина стояла справа от него, положив руку, ему на плечо, а у ног родителей, на низенькой скамеечке расположились две очаровательные девушки, лет семнадцати и пятнадцати.

Алла Никитична показала на младшую девушку и сказала:

-Это я, рядом со мной сестра Даша, это наш отец Никита Яковлевич, а это наша мама Мира…

Мира вздрогнула и подняла на Аллу Никитичну удивленные глаза.

-Да, да, поэтому меня и удивило ваше имя, как сейчас вас удивило имя моей мамы, кстати, по просьбе отца, я и свою дочь назвала в честь мамы, - она перевернула страницу альбома и показала на фотографию цыганского ансамбля на сцене. – Вот моя дочь Мира. Она тоже пела в нашем ансамбле, пока он не распался, она несколько раз снималась в кино, сейчас преподает в одном из наших театральных вузов.

Алла Никитична села на место и продолжила:

-В Измаиле нам пришлось задержаться, заболела наша мама, она сгорела буквально за месяц. Отец говорил, что маму отравили. У отца были конкуренты в таборе. Табор это живой организм, мы кочевали, кто-то от табора отделялся, кто-то наоборот присоединялся. Появились в таборе цыгане, которые считали, что цыганский театр некоторым цыганам ни к чему, лучше красть коней, гадать на базарах, побираться по селам. Отец был тверд, к тому же он не хотел неприятностей с властями. Мама заболела внезапно. Старая Радуца говорила, что маме дали съесть толченого стекла. Мы похоронили маму там же в Измаиле. Отец хотел уйти снова в Европу, но в город вошли советские войска, и Бессарабия стала частью советского союза, границы были закрыты. Для цыганской почты границ не существует, в конце сорокового до нас дошли сведения о репрессиях немцев, о том, что цыган и евреев поставили на одну ступень. Отец снял табор с насиженного места, и мы перекочевали подальше от границы в глубь страны. Так мы попали в Причерноморск. Мы встали табором в степи, недалеко от города на берегу моря. Место было красивое. Каждый день мы давали на базаре спектакль. Сцена была составлена из двух конных повозок. Кони были привыкшие, и никогда не двигались, пока шло представление. Мы Дашей пели и танцевали, отец играл на гитаре и скрипке, были у нас и другие номера. Вот в одно из выступлений, когда танцевала Даша, кто-то стеганул одну из лошадей кнутом, лошадь понесла, повозки разъехались. Даша упала на землю. Тяжелая повозка проехала прямо по ней. У нее была тяжелейшая травма, были раздроблены кости таза. Низ живота разорван, она потеряла много крови. Мы отвезли ее в больницу и там ей сделали операцию. Моя Даша выжила, но осталась инвалидом. Доктор сказал, что она должна оставаться в больнице около полугода. Но отец не хотел оставлять ее. К этому времени у нас уже был свой дом, он забрал Дашу и привез ее домой. Доктор посоветовал нам женщину, которая сможет ходить ухаживать за Дашей – менять повязки, делать уколы. Женщина эта работала в больнице, и доктор давал ей все необходимые лекарства. Женщина эта по очереди со своей дочкой, девушкой лет шестнадцати, ухаживала за Дашей, делали все необходимые медицинские процедуры. Надо ли говорить, что без Даши наша концертная деятельность почти угасла. Мы с отцом ездили на базар каждый день, пели, но я была не так хороша, как моя сестра, я таких сборов не делала. Часть табора от нас откололась и перекочевала дальше в Россию. Часть продолжала оставаться с нами. Мало помалу Даше становилось лучше. Она уже смогла сидеть, и кое-как передвигаться по дому. Цыганская почта работала лучше советской разведки, о том, что начнется война, мы знали на месяц раньше, а о том, что в город придут румыны, мы знали за неделю. Румын отец не боялся. С этими всегда можно было договориться. У отца были деньги и оставались старые связи. Румыны же его предупредили и о том, что в город приходят немцы, а наш дом находился в той части города, которая отходила под контроль немецких войск. Осенью сорок первого, помню, было еще очень тепло, мы снова снялись с насиженного места и снова двинулись в путь. Командир румынского подразделения, посоветовал отцу идти за ними. И мы пошли. В какой-то момент, я не знаю, как, но возможно они пропустили его вперед, как живой щит, отцу удалось уйти от румын. Мы несколько дней пережидали в лесу, а потом влились в общий поток беженцев. Еще год примерно, мы то оказывались то на советской, то на немецкой стороне, но так или иначе наши пути пересекались с румынскими войсками. Потом отец получил указание прибыть в один небольшой городок, в цыганское гетто, которое находилось под протекторатом румынского командования. Мы пошли туда, а буквально в пятидесяти километрах попали под бомбежку. Там погибли почти все наши соплеменники. Погибла и Даша, она не смогла выбраться из повозки. Бомбой убило ее и нашу последнюю лошадь.

Пока Алла Никитична рассказывала, Мира все время боролась с искушением задать ей вопрос о Доре и Рае. Она была уверена, что женщина, которая ухаживала за Дашей и была Дора Краснова. И как только возникла пауза, Мира не выдержала:

-А Рая тоже погибла в эту же бомбежку?

Алла Никитична посмотрела на Миру и спросила:

-Вы имеете в виду Рахиль, а откуда вы про нее знаете?

-Долго объяснять, - сказала Мира, - а мама Раи и была той самой женщиной из больницы? И звали ее Дорой?

Алла Никитична покачала головой и сказала:

-Да, Дора и Рахиль уехали из города вместе с нами, отец уговаривал Дору уехать с нами, что бы она продолжала ухаживать за Дашей, но Дора не соглашалась, потому что думала, что не захочет ехать Рахиль, но что-то там у них произошло и в один прекрасный день, вернее утро, они обе пришли в табор. А на другой день и мы двинулись в путь.

-Гетто было в городе Милованов? – спросил Борис.

-Да, - ответила Алла Никитична, - мы жили в огромно логу, и жили довольно свободно, кое-кто из нас даже выбирался в город, тогда в этом гетто скопилось около ста цыганских семей. Единственной нашей охраной был наряд их двух румынских солдат, очень падких на вино и прелести наших девушек. Туго нам пришлось в сорок третьем, когда фронт стал подходить к нашему городку. Его то брали, то снова сдавали. В город входили, то немцы, то советские войска, то румыны, то итальянцы. Нас бомбили беспрестанно, город был практически разрушен, а линия фронта проходила через наш лог. На одной вершине лога засели немцы, на противоположной - русские, а мы были как раз по середине. И снова цыган полегло не меряно.

-Дора оставалась с вами в таборе? – спросила Мира.

-Нет, как только мы пришли в Милованов, она заявила, что не хочет жить в гетто, и ушла. Забрала свой узелок, свою швейную машинку, своего ребенка и ушла.

Мира заметила, что Алла Никитична с явной неприязнью говорит о Доре. Чем это могло быть вызвано? Может быть, это ревность падчерицы к мачехе? Может быть, Дора стала женой Никиты Шеметова и от него родила сына Левушку? На все эти вопросы могла ответить только сама Алла Никитична.

-Скажите, а от кого у нее ребенок? – спросил Борис, прочитав видимо мысли Миры.

-Ребенок? – удивилась Алла Никитична, - Кто его отец я не знаю, он родился летом сорок второго. Роды были тяжелые, девочка была очень слаба спасти ее было невозможно, не помогла даже Радуца, которая приняла больше тысячи детей.

-Почему девочка? – удивилась Мира, - у нее же был мальчик.

Алла Никитична удивленно посмотрела на Миру, потом перевела взгляд на Бориса, как бы спрашивая: «Она в порядке?».

-Мальчик родился, а девочка умерла.

Мира потрясла головой, что бы отогнать туманность мыслей, надо уточнить вопрос, и спросила:

-Девочка – умерла?

Алла Никитична испуганно кивнула головой:

-Как звали девочку? – не понимая зачем, спросила Мира.

-Рахиль, - просто ответила Алла Никитична.

-Что? – не совсем поняла Мира, - вы хотите сказать, что мать Левушки была Рая?

-Да, кажется, Дора назвала мальчика именно так.

Мира была потрясена. Она ожидала чего угодно, но не этого. Маленькая Рая была ее бабушкой? А Дора?

-Постойте, а как получилось, что Дора стала Дарьей Шеметовой?

Алла Никитична всплеснула руками и сказала:

-Значит, она ею все-таки стала? Вот … даже слов не нахожу. После смерти Даши, куда-то пропали ее документы. Дора говорила, что сгорели во время бомбежки. Самое интересное сгорели только ее документы, и Дашины, а все остальные уцелели. У нас были надежные документы, выданные румынским командованием. В них значилось, что мы не цыгане, которые считались низшей расой и подлежали уничтожению, как евреи и коммунисты. Мы были вынужденными переселенцами из Бессарабии, то есть бывшие подданные Румынии. Это нас и спасало. Мы значились, как народный театр. Мы были артисты, а артистов, даже если они цыгане, по большей части щадили. Даже в гетто мы умудрялись продолжать артистическую деятельность. Отец свободно говорил по-немецки. Он поставил несколько немецких номеров с песнями и танцами, и мы выступали в ресторане. За счет этого кормились все наши соплеменники.

-А ваш отец тоже не знал, что Дора присвоила себе документы вашей сестры? – спросила Мира.

-Я думала, что нет, а теперь я думаю, что он просто это скрывал от меня, знал, что я недолюбливаю ее.

-Вам не нравилась Дора? – спросила Мира.

-Я считаю, что это она виновата в смерти Даши, когда началась бомбежка, она побежала спасать своего внука, а Даша осталась беспомощная в кибитке, - ответила Алла Никитична, - за что мне ее любить, отец тоже так считал, поэтому и не возражал, чтобы она ушла из табора.

-А почему вы считаете, что ваш батюшка знал, за кого выдает себя Дора? – спросил Борис.

-Однажды, когда мы выступали в кабаре, к отцу подошел знакомый гестаповец, и они с ним о чем-то разговаривали по-немецки. Отец сорвался с выступления и ушел вместе с ним. Его не было всю ночь. Утром он явился и приказал мне собрать еду в корзину. Я собрала, он унес. А вернулся он с новой рубашкой. Очень красивая. Я сразу узнала. Ее почерк не с кем не спутаешь. Надо сказать, что портниха она была от бога. Так я поняла, что она жила где-то в городе.

-А что было потом?

-Потом в город вошли советские войска, немного побыли и пошли дальше на запад, а к нам в наш «Парадиз» пришло НКВД.

-Куда? – удивилась Мира.

-«Парадиз», так немцы назвали наше гетто, - печально сказала Алла Никитична, - конечно в отличие от других горожан мы хоть и жили за колючей проволокой, но были в лучшем положении. Евреев всех в городе расстреляли или отправили в концлагеря, на площади стояла виселица, на которой постоянно висели трупы казненных. А прямо за виселицей было наше кабаре, где мы выступали, и конечно нас ненавидели и горожане. Отца арестовали и расстреляли, как немецкого пособника, я попала в лагерь в Воркуту. Там мне повезло, я встретила своего будущего мужа, мы организовали цыганский ансамбль. Нас отпустили на поселение. Потом освободили, а потом и вовсе реабилитировали. Вот такая длинная и извилистая получилась у меня линия жизни.

 

Вот и все. Все точки были расставлены, все концы сошлись, все кусочки лоскутного мира встали на свои места. Искать больше нечего. Мира решила, что выключила источник информации и больше искать ей нечего.

-Боря, парадиз это рай по-английски, по-немецки как будет? – спросила Мира.

-Парадиз это по-гречески, так что парадиз он и в Африке парадиз, что означает рай, - ответил Борис.

Они решили остаться на ночь в Москве. Борис позвонил кому-то, переговорил несколько минут, а потом они проехали еще несколько километров и въехали на территорию подмосковного пансионата. Там их уже ждали. Они заняли номер-люкс. Приняли душ и спустились в ресторан.

Столик на двоих, приятная интимная обстановка, приятная музыка. Подошла официантка и стала выставлять на стол закуски, потом спросила, что они будут пить и выполнила заказ почти мгновенно.

Борис поднял бокал и произнес тост:

-За окончание следственных мероприятий.

Мира грустно улыбнулась, кивнула головой и сделала глоток вина.

-Да, знаешь, сорок лет на свете прожила, никогда не задумывалась над тем, откуда есть-пошла моя линия жизни, и никогда не думала, чем она закончится.

Борис улыбнулся и снова поднял бокал.

-Она еще и не закончилась, - проговорил Борис, а потом добавил: - Мирка, как я тебя люблю, ты чудо.

 

Борис проснулся и прислушался. Мира дышала тяжело, как будто бежала, временами она стонала, потом засмеялась, а потом издала настоящий вопль.

-Мира, проснись, - он осторожно потрогал ее за плечо, - проснись любимая?

Мира испуганно открыла глаза и быстро села в кровати, блуждающими глазами глядя на Бориса.

-Тебе что-то приснилось? – спросил Борис.

Мира отрицательно покрутила головой, и хрипло проговорила:

-Пить хочу.

Борис встал, подошел к столу, налил из сифона воду в стакан и протянул его Мире.

Мира жадно выпила всю воду из стакана и протянула его Борису.

-Можно еще?

-Конечно, - ответил Борис и пошел за новой порцией.

Мира взяла стакан из рук Бориса стакан, и стала пить, уже не так жадно.

Борис присел на кровать и спросил:

-Что тебе приснилось?

-Сна не было, - ответила Мира.

-А что же это было, ты стонала, смеялась и плакала.

-Не знаю, - Мира потерла пальцами висок и проговорила: - Знаешь, бывает такое ощущение, когда не можешь пройти через дремучий лес, или по очень глубокому снегу. Непроходимое препятствие.

Борис задумался, потом проговорил:

-Это как раз вполне объяснимо, такое бывает, когда возникают трудности с дыханием, в мозг поступает недостаточно кислорода и возникает ощущение придавленности.

-Нет, понимаешь, это не мне было трудно, - снова закрутила головой Мира, - я была с этой стороны. Транслятор не выключился, кто-то пытается пробиться ко мне. Ты разбудил меня, и я не успела увидеть того, кто это был.

Борис обнял Миру и сказал:

-Успокойся, все в порядке, давай спать, утро вечера мудренее.

Мира посмотрела на часы. Полвина пятого. Она откинулась на подушку. Уснуть уже не реально. Борис взял из кармана пиджака свой кисет и вышел на балкон. Мира тоже поднялась, накинула халат и вышла на балкон, встала рядом с Борисом. На улице уже почти рассвело, воздух был влажный, пропитанный клейким запахом березовой листвы.

Борис выпустил дым и спросил:

-Может быть, поедем домой?

-Домой? Да, наверное, пора. Надо навестить Нателлу. Рассказать ей, что мы с ней родственники.

-Вот она обрадуется, - поддержал ее Борис, - а потом поедем с тобой в Грузию, навестим Сандро.

-Здорово, Борька, а все-таки здорово, что мы с тобой раскопали эту историю.

-Угу, и Ариэль тоже будет счастлив, сбылась мечта его отца и деда, и прадеда. Круг замкнулся.

Миру вдруг посетило странное чувство. Она вдруг вспомнила.

-Боря, а где рисунки Арона?

-У меня, в папке.

Они вернулись в номер. Борис достал из папки фотокопии рисунков Арона. Мира перебрала рисунки, нашла тот на котором был изображен цыган. Мира показала его Борису и спросила:

-Он?

Борис кивнул головой и проговорил:

-Без сомнения.

Мира стала дальше смотреть фотографии, нашла то на котором девушка лежала в опрокинутой кибитке возле мертвой лошади. Мира вгляделась в лицо девушки и сказала:

- Ты знаешь, я в своем сне не видела эту девушку, вернее я видела ее, но лица не было, узнаваемости не было, и в тоже время она мне странным образом знакома. Это видимо все-таки Даша Шеметова. Понимаешь, но она на кого-то очень похожа, на кого-то очень знакомого.

Мира задумалась, перебирая в голове знакомые лица, все вертелось где-то рядом, около, и почти совпадало со знакомыми очертаниями.

Борис тоже всматривался в рисунок и проговорил:

-А ты знаешь, на Дашу она тоже не похожа, вспомни фотографию у Аллы Никитичны.

-Да, действительно, - согласилась Мира. – Ты знаешь, у девушки славянская внешность…

И вдруг Мира потеряла дар речи, сердце бешено забилось, лицо вспыхнуло внутренним жаром.

-Борька, дай телефон, быстро.

Борис испуганно взял со стола телефон Миры и протянул ей. Мира перелистала записную книжку телефона и нажала на кнопку дозвон.

-Алле, Ленка, как ты? Да, я, да, у меня все хорошо. Когда? Завтра. Отлично. Да, мы ждем тебя.

Мира отключилась и посмотрела на Бориса.

-И что все это значит? – спросил Борис.

Мира развернула к нему рисунок и сказала:

-Смотри, она как две капли воды похожа на мою сестру, Лену.

Борис всмотрелся в рисунок.

-Возможно, - ответил Борис, - просто я давно не видел Лену.

-Они завтра вылетают к нам, - сказала Мира, - она каждое лето привозит к нам своих детей, ой, а мама в больнице. Придется мне брать отпуск и сидеть с ребятами на даче.

Борис задумчиво смотрел на рисунок, потом спросил:

-Мира, они летят на самолете?

-Да, конечно, поездом оттуда пол отпуска ехать.

-Мира, позвони Лене, и скажи, что мама в больнице, и пускай она перенесет приезд.

-Как перенесет, что ты такое говоришь? Она же не из Рязани едет.

Борис вложил ей в руку телефон и строго сказал:

-Звони.

Мира звонит и долго, краснея и бледнея, пытается объяснить сестре, что ей приезжать не надо. Кончается все тем, что обиженная Лена отключается, не попрощавшись.

Мира отложила телефон. Чувствовала она себя просто отвратительно.

-Боря, что случилось? Почему Лена не должна приезжать.

Борис вздохнул и сказал:

-Наверное, я стал мистиком, но кажется, я понял, кто и зачем отправлял тебе эти видео телеграммы.

-Кто и зачем? – рефреном переспросила Мира.

-Расскажу потом, а сейчас собирайся, едем в Москву к моему товарищу. Пора тебя с ним познакомить.

Товарищем Бориса оказался мужчина лет пятидесяти - шестидесяти, плотный, седой, красное лицо с крупными чертами и голубые, с абсолютно детским выражением, глаза.

Они встретились в Александровском парке. Борис издалека увидел своего товарища, сидящего на скамейке возле фонтана с фигурками героев русских народных сказок. В руках этот большой человек держал детскую игрушечную машинку и с умилением смотрел на малыша, игравшего с другими малышами возле фонтана.

-Познакомьтесь, это моя жена Мира, - представил Борис, - а это мой…

-Игорь Юрьевич, - представился мужчина густым басом, поднимаясь со скамейки.

Мира протянула руку, которую Игорь Юрьевич галантно поцеловал, и сказала:

-Очень приятно.

Игорь Юрьевич оценивающе оглядел Миру и проговорил:

-А я тут с внуком, ходим сюда иногда прогуляться, во дворе гулять, не воздуха ни света, собаками все загажено, машинами заставлено, а здесь хорошо. Гошка мой с удовольствием тут бегает. Я выполнил твою просьбу Борис, - поменял тему Игорь Юрьевич, - вернее попытался выполнить.

-И что? Не нашел?

Игорь Юрьевич, неопределенно кивнул головой и сказал:

-И да, и нет.

-Как это?

-Давай присядем, - предложил Игорь Юрьевич.

Они сели на скамейку, к ним подбежал Гошка - мальчик лет пяти, и быстро заговорил:

-Дед, дай скорее машинку, я покажу мальчику из Костромы.

-Откуда? – удивился Игорь Юрьевич, - из Костромы, говоришь, это хороший город – держи, показывай.

Малыш убежал, а Игорь Юрьевич с довольной улыбкой рассказал:

-Это мы с ним так географию изучаем, пусть знает, что Россия это не только Москва, мы приходим сюда, и он каждый раз знакомится здесь с ребятами из других городов.

-Не томи, Юрич, ты нашел родственников Краснова?

-Нет, у него кроме жены и дочки, исчезнувших бесследно во время войны, родственников не было.

-Он что инкубаторский? – спросил Борис.

-Нет, но он человек без прошлого и что самое интересное он исчез бесследно после ареста.

Борис немного помолчал и спросил:

-Его же расстреляли, разве не так?

-Нет. Все арестованные сотрудники их научной группы были приговорены к 25 годам лагерей, по решению особого совещания, с одними и теми же участниками, расстреляли только их руководителя Алебастрова, а Краснова Николая Николаевича не расстреливали.

-Значит, его приговорили к сроку?

Игорь Юрьевич мотнул головой и сказал:

-Нет, он исчез. Есть постановление об аресте, но нет даже отчета или какого-либо другого документа о его пребывании в тюрьме и тем более ни одной буквы о его дальнейшей судьбе. Он фантом.

-Юрич, что это может означать? – удивленно спросил Борис.

-А сам не догадываешься? – спросил Игорь Юрьевич, искоса поглядывая на Миру.

-Шпион?

-Я думаю, да.

-Немец?

-Скорее всего - англичанин.

-Подожди, но он же был ученый, биолог.

-Это была самая удобная маска для резидента, к тому же в те времена все научные разработки в той или иной мере проводились для военных нужд.

Борис обхватил голову руками и замолчал.

-Я считаю, что он был внедрен к нам в средине 20-х, цель – создание прочной резидентуры, возможно он работал на белую эмиграцию. Женитьба на сироте - пролетарочке, укрепила его социальное положение, но думаю, что его раскрыли, арестовали, а до кучи загребли и всю его ученую компанию.

-А он? Что с ним? Как думаешь?

-Я думаю, что его перевербовали, - ответил Игорь Юрьевич.

-У-у, ну здесь точно, все покрыто мраком, эти архивы не рассекретят еще лет сто, если они вообще существуют, - проговорил Борис, - значит это конец?

-Скорей всего – да, и мы никогда не узнаем, что с ним стало на самом деле, - проговорил Игорь Юрьевич, - судя по всему в отставку, он не вышел, иначе я смог бы вычислить его по пенсионному делу. И погибшим я его тоже не нашел, обычно нашим погибшим разведчикам давали посмертно очень высокие награды. Он не подходит не под один типаж. Я предполагаю, что он ушел на запад, и скорей всего там и остался, то есть числиться у нас как предатель.

-Ну, ладно, и на этом спасибо, - Борис поднялся, протянул ему руку, - нам пора, мы сегодня же возвращаемся домой.

Игорь Юрьевич встал, пожал руку Борису и сказал:

-Ты едешь через Прохоров?

-Да.

-Дам я тебе один адресок, там живет старик один, он преподавал у нас в академии, а во время войны он был … как бы это сказать попроще, особым порученцем. Выполнял особые поручения.

-Разведка?

-Да, контрразведка. Недавно у него был юбилей – 85 стукнуло, так вот он всю жизнь молчал о своей службе, а тут не выдержал, рассказал мне. Он был специалистом по захвату немецких архивов. Они входили в оккупированные города перед тем, как туда входили наши войска, и не давали немцам эвакуировать архив резидентуры. Это помогло разоблачить и уничтожить не одну тысячу шпионов и не только в нашей стране. Заскочи к нему, скажешь, что от меня. И расскажи ему про Краснова.

-Зачем? Ты думаешь, он что-нибудь может знать?

Игорь Юрьевич немного помолчал, потом похлопал Бориса по плечу и сказал:

-Главное не это, главное захочет ли он с тобой разговаривать. Убеди его …

 

Старая, потемневшая от времени и дождей кирпичная пятиэтажка, находилась почти на окраине небольшого городка. Классические бабушки у подъезда и старики, играющие в домино, мокрое белье на веревках, дети в песочнице.

Борис подошел к одному из подъездов и, сравнив с адресом на бумажке, которую дал ему Игорь Юрьевич, сказал:

-Это здесь.

Дверь подъезда отворилась и из нее вышла женщина с мусорным ведром, строго глянула на Бориса и Миру и спросила:

-А вам кого?

-А нам Синева Германа Александровича, - сказал Борис, - не подскажете, он здесь живет?

-Генерал? Да вон он с мужиками козла забивает, - ответила женщина.

Борис поблагодарил ее и пошел к столу с игроками, Мира семенила за ним.

-Здравствуйте, - поздоровался он с обществом.

Ему в разнобой ответили почти все присутствующие. Борис выделил из компании самого старшего из мужчин и обратился к нему:

-Синев Герман Александрович нам нужен.

Старик улыбнулся, показав совершенно беззубый рот, и ничего не ответил. Зато сидевший к нему спиной старик в кепке, тихо ответил:

-А он тебе зачем?

-Хочу привет ему передать от старого товарища и ученика.

Старик обернулся, смерил взглядом Бориса, потом отложил костяшки домино, и сказал:

-Иваныч, доиграй за меня, - поднялся, взял трость и, опираясь на нее, вышел из-за стола.

Они немного отошли от стола, за которым немедленно возобновилась игра, старик обернулся к Борису и спросил:

-От кого привет?

-От генерала Лавыгина, - ответил Борис.

Услыхав знакомую фамилию, старик улыбнулся, достал из кармана носовой платок, вытер вспотевшее лицо, неторопливо убрал платок в карман и протянул руку Борису:

-Генерал Синев, с кем имею честь?

-Полковник Лиманский.

Старик пожал ему руку, потом нахмуренно пробормотал что-то неопределенное и спросил:

-Борис?

-Да, - ответил Борис удивляясь.

-Да не удивляйся, - сказал Синев, улыбаясь, - у меня феноменальная память, если я однажды слышал имя человека, я уже никогда его не забуду. Я же кадровик, это я составлял картотеки всех «наших», да и «не наших» тоже. А ты у меня в картотеке – он постукал указательным пальцем себя по лбу – стоишь напротив слова сочетания «Ангел пустыни».

Борис улыбнулся и ничего не ответил. Об этом пока еще говорить не время, но старик был прав.

Старик прошел к скамейке под огромным кленом, сел. Достал из кармана портсигар, вынул папиросу, закурил ее и пригласил:

-Присаживайтесь. Я так понимаю, что Гоша вас ко мне прислал не приветы передавать. Опять моя картотека потребовалась?

Борис присел рядом с генералом и рассказал ему о том, что узнал о Краснове от Лавыгина. Старик выслушал его внимательно, потом спросил:

-А зачем, позвольте вас спросить, вы ищите Краснова?

-Понимаете, Краснов Николай Николаевич, был дедом моей жены и мы хотели бы узнать, что с ним стало, его судьбу, так сказать.

-Он погиб, - твердо ответил генерал.

Ответ генерала несколько обескуражил Бориса, он ожидал какого-то рассказа или хоть небольших подробностей, а тут просто: Погиб и все, хотя одно он понял – Лавыгин не ошибся, угадывая судьбу Краснова.

-И все?

Старик докурил папиросу, пристально глядя на Миру и спросил ее:

-Как звали твою бабушку, детка?

-Дарья Никитична, - ответила Мира.

Старик пожевал седой ус, все время забивавшийся в рот, и ответил:

-Все.

-И вы нам ничего больше не скажете? - спросил Борис.

Старик помотал головой и ответил:

-Мне нечего вам сказать.

Потом он поднялся со скамейки и пошел к столу с доминошниками. Он шел тяжело, опираясь на трость, припадая на левую ногу.

-Дора, ее звали Дора, а дочку ее звали Рахиль, Рая.

Старик сначала замер на месте, потом развернулся к Мире и Борису лицом и спросил:

-Ты дочка Раи?

-Нет, Дора приходится мне прабабушкой, а бабушкой Рая, у Раи родился сын Лева это мой отец.

Синев кивнул головой и сказал:

-Пойдемте ко мне.

Они поднялись на второй этаж. Маленькая квартирка, которые в народе именуют хрущевками, тесная прихожая и низкие потолки и запах сырости.

-Проходите, - пригласил Синев, - не стесняйтесь, я живу один. Жену мою и сына убили в сорок первом. Они остались в Риге. Семья комсостава. С тех пор у меня была только одна семья - служба.

-Герман Александрович, вы же генерал, неужели вам не могли что-нибудь получше выделить? – спросил Борис, оглядывая однокомнатную квартиру ветерана.

Синев сверкнул на него сердитым взглядом и сказал:

-Государство выделило мне хорошую квартиру в Москве. Я сам ее отдал оному из своих учеников. Молодой мужик потерял обе ноги в Афганистане, а вернувшись домой встретил враждебное к себе отношение. Мыкался с двумя детьми по углам. Я и отдал ему свою квартиру. А эту я купил, потому что здесь – он постукал тростью об пол – здесь когда-то стоял дом моих родителей. А то, что маленькая это даже удобно. Мне, видишь ли, ходить тяжело, а здесь все рядом – туалет, кухня, балкон, рабочий стол.

Синев подошел к столу, сел в кресло, а Борису и Мире показал на диван, застеленный мохнатым пледом.

-Садитесь, - сказал Синев, тяжело вздохнув. – С вашим прадедом, барышня, я очно знаком не был. Знаю его по его дневнику. В мае 1945 года, когда уже была подписана капитуляция, нашу группу вдруг перебросили в один из горных районов Германии. Место я вам скажу просто сказочное. Не очень высокие горы, покрытые лесом, а у подножия красивое круглое озеро. На берегу озера небольшой городок. Задание наша группа получила – отыскать и изъять захороненный немцами архив. Сведения были получены от нашего глубоко законспирированного разведчика. Архив тот, как нам сказали, имел особо важное значение. Это были документы научных разработок гитлеровцев в создании биологического оружия. Мы с диверсионной группой передислоцировались в заданный район. Мы несколько дней буквально с лупой обыскивали этот горный склон, но ни пещеры, ни тоннеля не обнаружили. Мы уже готовы были рапортовать о том, что задание выполнить не удалось, как на наш радиоприемник пришло сообщение. На чистейшем русском языке, открытым текстом человек сообщал, что вход в хранилище затоплен водами озера и единственный вход под водой. Человек сказал, что смертельно ранен и умирает, что архив теперь уже больше никто не охраняет. Он сказал: «Прощайте». Когда я выслушал, его я спросил кто он, сначала он ничего не ответил, а потом тихо произнес: «Краснов». Мы отыскали этот затопленный вход. Через несколько дней к нам прибыли водолазы, и мы вошли в хранилище. Задание было выполнено. В пещере я насчитал, что-то около полусотни убитых немецких солдат и офицеров. Рядом с одним из них я нашел автомат и вот эту тетрадь, которую вопреки всем приказам не сдал, я хранил ее для тебя, дочка.

Синев достал из стола небольшую тетрадь в клеенчатой обложке и протянул ее Мире.

-Возьми.

Мира открыла тетрадь. На первой странице был текст на английском языке. Мира посмотрела вопросительно на Бориса, а он улыбнулся и ответил:

-Ничего, прочитаем.

Мира подняла глаза на Синева и спросила:

-А вы читали?

Синев кивнул головой и ответил:

-Да, понимаю, что не хорошо читать личные дневники, но сначала я принял его за тетрадь с научными записями, а когда вчитался, то понял. Он очень любил твою прабабку, но он был профессионал.

Мира достала из сумки фотографию, где супруги Красновы были сфотографированы вместе, и протянула ее Синеву.

-Это он?

Синев долго всматривался в фотографию и потом вернул ее Мире, рассмеялся и ответил:

-Он был настоящий профи.

-Что вы хотите этим сказать? – настороженно спросил Борис, - это не он?

Синев снова загадочно улыбнулся, покрутил головой и ответил:

-Я вам ничего не говорил.

 

Домой они вернулись поздно ночью. Остались ночевать в городе. Утром решили навестить в больнице Маргариту Альбертовну и Нателлу, а потом ехать на дачу.

Мира проснулась оттого, что включился телевизор. Включился сам. Мира поискала глазами пульт, увидела его на тумбочке, протянула руку и вдруг услышала слова диктора:

-Новости последнего часа: в 2 часа 47 минут по московскому времени была прервана связь с самолетом ИЛ-62 вылетевшим рейсом из…

Мира обомлела и начала трясти за плечо спящего Бориса. – Борька, Боря… да проснись же ты…

Борис проснулся, сел на кровати, заметил, что Мира смотрит телевизор, тоже стал всматриваться в телеэкран.

Мира, слушая слова диктора начала потихоньку плакать, все время повторяя:

-Леночка, Лена, сестричка.

Борис встал с кровати, взял с туалетного столика телефонную трубку и положил ее перед Мирой.

-Успокойся и позвони сестре.

Мира поняла, что Борис прав. Она дрожащей рукой набрала номер Лены и со страхом стала ожидать ответа.

-Да, слушаю.

Это была Лена. У Миры от сердца отлегло, но говорить она не могла, слезы душили ее она разревелась прямо в трубку. Борис забрал у нее телефон и слегка дрогнувшим голосом проговорил:

-Лена?

-Да, а кто это?

-Лена здравствуй, это Борис Лиманский.

-Боря, здравствуй, как я рада тебя слышать, - сказала Лена, - Это Мира там рыдает? Передай ей, что я очень ее люблю, я уже слышала про самолет, он столкнулся с сопкой при взлете. Мирка всем нам спасла жизнь, за это невозможно отблагодарить, слов таких нет… мама знает, что я не летела?

Мира взяла трубку она уже справилась с волнением и тихо проговорила:

-Я ей не говорила, что ты собираешься вылетать, она не знает. Леночка, я тебя тоже очень люблю. Приезжай поскорей.

Для Лены этот разговор тоже не был простым, но она смогла удержать рыдание и ответила, как можно спокойней:

-Спасибо, сестренка, я сегодня выезжаю поездом. Скоро буду. Передай маме. И еще я так рада, что вы с Борисом…

Уснуть в эту ночь они уже не смогли. Волнение было таким сильным, что даже просто лежать в постели было невозможно. Борис набил трубку табаком и вышел на лоджию. Мира накинула халат и вышла вместе с ним.

Ночь уже покидала землю. Тишина. Где-то далеко шумела река. Легкий ветерок едва шевелил листву на березах, в кронах которых уже начинали пощелкивать соловьи.

Мира вдохнула свежий прохладный воздух и проговорила:

-Как ты догадался?

-О чем?

-Не ваяй дурака, ты все прекрасно понял, как ты догадался, что с Леной… с самолетом…

Мира не могла заставить себя произнести слова обозначающие смерть.

-Это не я, - он выпустил густой клуб дыма и добавил: - я всегда верил в сверхъестественное, но верил как в сказку. Я никогда не думал, что смогу сам убедиться в реальности сверхъестественного. На рисунке Арона девушку, похожую на твою сестру убил самолет. И тут ты говоришь, что у нее билеты на самолет. Ты знаешь, как меня называли наши ребята? «Страховой полис». Я всегда был настолько осторожен, что у меня это вошло в привычку. Я иногда оглядываюсь по сторонам, даже если один сижу в комнате. И здесь я подумал, пусть это безумие, но лучше перестраховаться. А теперь я уверен, что тебя тревожили эти … если хочешь духи прошлого, только для того, что бы ты спасла жизнь своей сестре.

-А почему я, почему не она? – удивилась Мира.

-Сколько ей было лет, когда умер ваш отец?

-Ей два года.

-А тебе двенадцать, ты отца помнишь? Да, а она нет.

-Ты думаешь, что это отец со мной говорил? – удивилась Мира.

-Не знаю, - ответил Борис, - я бы назвал это по-другому, скорей всего это голос крови. Не случайно же он заставил тебя раскопать всю твою родословную.

Мира закрыла лицо ладонями и тяжело вздохнула.

-Я даже и не знаю, благодарить мне бога за это или…

Борис обнял Миру и тихо проговорил:

-Все, что не делается, все к лучшему, давай чайку попьем.

Мира кивнула головой и пошла на кухню.

 

Маргариту Альбертовну в больнице они уже не застали. Симпатичная девушка в белом халате с милой улыбкой проговорила:

-Ее Наталья Шалвовна увезла ее еще вчера вечером.

-Спасибо, - сказала Мира, - куда поедем?

-Едем на дачу, - сказал Борис.

Он оказался прав. Беседка во дворе шумела разнообразными голосами, акцентами и языками. В беседке сидели Тамара с Ариэлем, Нателла и Маргарита Альбертовна, и что было совершенно неожиданно Максим Кудельников.

После традиционных поцелуев и объятий, Мира и Борис тоже разместились за столом.

-Как ты съездил? – спросил Ариэль у Бориса, и неожиданно по-русски.

-Ух, ты, - удивился Борис, - а ты время зря не теряешь, да и учительница у тебя видно очень талантливая.

-Да, я учу рюсский, - он посмотрел на Тамару и добавил, медленно проговаривая слова, - методом глубокого погружения. Как ты съездил?

Вопрос Ариэля вызвал добрый веселый смех у окружающих, и громче всех смеялся Борис.

-Хорошо, съездил, - ответила за Бориса Мира, - мы очень много узнали и очень многое поняли.

-Рассказывайте, - попросила Тамара.

Мира немного нахмурилась и проговорила:

-Рассказать все это не так просто. Это не случай и не история и не рассказ, это жизнь. Жизнь нескольких поколений одного семейства. Не осталось никаких, ну или почти никаких документальных свидетельств. Были какие-то разрозненные и не всегда вызывающие доверие свидетельства. Но мы и не искали каких-то доказательств. Мы принимали каждую порцию информации, как лоскуток, и прикладывали к подходящему по цвету, звуку или запаху, и так мы собрали наш лоскутный мир.

-Не томи, рассказывай, - поторопила ее Тамара.

-Это не быстро, - предупредила Мира.

-А что, разве здесь кто-нибудь торопится? - проговорила Нателла. – Рассказывайте уже, Мирочка.

-Ну, хорошо, вот вам мой лоскутный мир, который собрался из снов и слов, из воспоминаний и фантазий. Жила была еврейская девушка Фрида. Вышла она замуж за хорошего человека, архитектора, человека состоятельного и состоявшегося. Она любила своего мужа, и от этой любви родилось у них трое детей: Лазарь, Ида и Дора. Их ждала счастливая жизнь, но случилась беда, большая беда. В России начала развиваться революционная ситуация. Пошатнулся царский трон, государство перестало гарантировать безопасность своим гражданам. И как это бывало часто в мировой истории, во многих своих бедах народ винил евреев, не будем сейчас разбираться в исторической справедливости и в том, кто настраивал криминальный элемент против еврейского населения. Факт остается фактом, 1905 год известен не только Кровавым воскресением, но целой волной еврейских погромов. Исправник Червоненко знал, что творилось в городе, и знал, что рядом с его домом стоит дом, в котором живет целая еврейская семья. Червоненко боялся, что сожгут соседей и его за компанию. Да еще жена его, всегда мечтавшая о дочке, повадилась ходить к соседям нянчиться с малышами и привязалась к самой маленькой Доре. Виноват ли Червоненко в том, что Фрида вынуждена была бежать из города, оставив самую маленькую дочку соседям, мы не знаем. Но и Червоненко тоже погибли в пожаре революционной борьбы, только через двенадцать лет. Клавдия Червоненко делала все, чтобы маленькая Дора осталась ее дочкой. Она окрестила девочку в православие, она дала ей другое имя, и не предполагала, что зов крови возьмет верх над ее благими намерениями. Когда Фрида и Натан приехали за дочкой в Причерноморск в 1910 году, Червоненко спрятали ее и не дали им даже увидится. Однако Фрида схитрила, она, покидая свой дом еще в 1905 году, попросила, что бы девочку звали только Дорой, и взяла с Клавдии Червоненко слово, заставила поклясться на иконе. Это слово Клавдия нарушить не смогла. Еще перед отъездом Фрида вместе с дочкой оставила соседке свой свадебный сервиз Кузнецовского фарфора. Говорила, что получила его в приданое и должна сохранить для приданого своей дочери. Клавдия сохранила сервиз, она решила, что это действительно неплохое приданое. А Фрида сказала, что решила разделить приданое на всех детей. И потребовала, что бы две трети сервиза ей отдали. Клавдия отдала. Фрида сказала, что если не она сама, то хотя бы сервиз ее пусть останется с дочкой. У Фриды и Натана был друг в Причерноморске, врач Фельдман, он потом тоже уехал из России и поселился в Канаде. Но перед отъездом Шапиро навестили Фельдмана, и Фрида попросила, что бы Фельдман, который лечил исправника Червоненко от подагры, рассказал Доре кто она на самом деле и от кого у нее Кузнецовский фарфор. Фельдман сделал это. Он каждый раз, приходя в дом к Червоненко, говорил Доре, что мама ее любит, что мама подарила Доре тарелки. Что тарелки это приданое, что Дора вырастет и будет настоящей красавицей, такой же, как мама. Кто Дора на самом деле он рассказал ей перед самым отъездом из города. Тогда же Дора попросила Червоненко, что бы они отпустили ее в монастырь, она очень любила рукодельничать, и хотела научиться хорошо шить. Червоненко согласились, решив, что это девочке будет только на пользу. Это спасло ей жизнь. Когда Червоненко расстреливали, ее в доме просто не было. Дора узнала о том, что погибли ее приемные родители, которым она была благодарна за многое в жизни, вернулась в дом, когда дом был уже разграблен. Погиб и сервиз, каким-то чудом целой осталась только одна тарелка.

-Большая тарелка под супницу, - сказала Маргарита Альбертовна.

-Мама, ты все-таки знала?

Маргарита Альбертовна посмотрела на свою подругу Нателлу, ища ее поддержки, получила ее в виде одобрительного кивка головой, и заговорила:

-Да, я знала все. В тот день я вернулась с работы, а Левушка уходил в ночь. Тогда на заводах работали в три смены. Мы с моей свекровью оставались на ночь дома одни. Я принесла ей покушать, но она последние дни уже почти ничего не ела. Я села рядом с ней. Она лежала с закрытыми глазами. Я позвала ее. Она глаза открыла и говорит:

-Дочка, я всю жизнь боялась всего, боялась погрома, из-за которого потеряла свою семью. Боялась войны, которая забрал мою дочку. Боялась Сталина, который отнял у меня мужа. Боялась быть той, которой родилась на свет. Теперь я уже ничего не боюсь. Я должна рассказать кому-нибудь, что бы не унести эту тайну с собой в могилу. Я прошу тебя - запиши все, что я сейчас тебе расскажу.

Маргарита Альбертовна достала из кармана конверт, вынула оттуда несколько тетрадных листов, сложенных пополам и протянула их Мире.

Мира взяла письмо, развернула его и начала читать:

-Моя фамилия Шапиро и зовут меня Дора, я родилась 22 марта 1905 года в городе Причерноморске. Мои родители Натан и Фрида Шапиро, в 1905 году уехали из России. Меня удочерила семья Причерноморского исправника Червоненко, расстрелянного в 1917 году. Мой муж Краснов Николай Николаевич, был репрессирован в 1937 году. Что стало с ним в последующем, я сведений не имею. Я в 1941 году в октябре месяце была вынуждена бежать из города Причерноморска, потому что боялась быть расстрелянная, как еврейка. Из города я ушла вместе с цыганским табором, которым руководил Никита Шеметов. Со мной вместе ушла моя дочь Рая. В ее свидетельство о рождении я записала имя Рахиль. Я хотела, что бы она при получении паспорта взяла фамилию Шапиро. Ребенок, который родился у Раи, был записан мной как мой сын. В 1943 году в бомбежке погибла дочь Никиты Шеметова Дарья. Я присвоила ее документы, потому что боялась что мне было опасно быть, как еврейкой Шапиро, так и женой репрессированного Краснова. Я решила начать жизнь сначала. Поэтому воспользовавшись документами Даши получила советский паспорт на имя Шеметовой и национальность – русская, тем более, что приемными родителями была крещена в православие. Имя и отчество, данное мне при крещении, очень походило на мое настоящее имя Дора Натановна, и по случайности совпало с именем дочки Шеметова. Я решила, что мне сам бог помогает, да простят меня родственники Никиты. Когда он узнал, о моем поступке, он меня простил, и попросил. Сына моей дочери Рахиль я записала, как своего сына, Льва Николаевича Шеметова. В действительности его зовут Лев Ревазович Чеквадзе. Его отец Реваз Шалвович Чеквадзе, живший в Причерноморске до 1941 года.

Мира подняла взгляд на Нателлу.

-А вы когда узнали об этом?

Нателла обняла за плечи свою подругу и проговорила:

-Мы с Маргошей в больнице обо всем поговорили, и поплакали и простили друг друга.

-Мама, а почему ты молчала столько лет? Отец хотя бы знал, как его зовут по-настоящему? – спросила Мира.

Маргарита Альбертовна тяжело вздохнула, промокнула платком, бежавшие ручьем слезы и просто кивнула головой, потом прошептала:

-Он читал это письмо, но сказал, что он Шеметов Лев Николаевич, с этим именем он прожил всю жизнь, с этим и хочет быть похоронен. Я его спросила, стоит ли рассказывать об этом Мирочке и Леночке, он сказал, что это я должна решить сама. Потом умер и он, и я решила, что пусть эта тайна умрет вместе с ним. Потом я познакомилась с Нателлой, но я не знала, что она Чеквадзе, и что Реваз ее брат. Страх, терзавший мою свекровь всю ее жизнь, передался и мне. В 70-х евреи потянулись в Израиль, на них начались гонения. Я испугалась, за девочек. Моя хорошая знакомая Инна Соломоновна Зак великолепно говорила по-английски, знала французский и испанский языки, и мечтала поступить в МГИМО, но ее национальность закрыла ей путь к мечте навсегда. Самое большее, что она смогла это стать учителем иностранного языка в школе. Поэтому я и не рассказала никому и ничего.

Мира подсела к матери, обняла ее и, глотая слезы, проговорила:

-Мамочка, милая, да как же ты все это выдержала, одна, родная моя, как же тебе было тяжело.

Маргарита Альбертовна вы терла слезы себе, потом, продолжая хлюпать носом, вытерла слезы дочери и сказала:

-Ты прощаешь меня?

Мира обняла маму и прошептала:

-Это ты прости меня, мама.

Мира заплакала, а Маргарита Альбертовна, продолжала ее успокаивать.

-Теперь все будет хорошо, успокойся, теперь все будет хорошо… там еще не все, читай дальше.

Мира немного успокоившись взяла письмо, раскрыла его и продолжила:

-Во время оккупации я попала в облаву. В комендатуре я назвалась Дарьей Шеметовой, дочерью цыганского барона из румынского гетто «Парадиз». Через несколько часов за мной пришел Никита Яковлевич. Так он узнал, что я украла документы его дочери. Я всегда была очень маленького роста и очень худа, а в войну все выглядели старше, поэтому ни немцы, ни румыны, охранявшие гетто, ни советские офицеры, выдававшие мне паспорт, не заподозрили, что я на семнадцать лет старше Даши. Никита Яковлевич простил меня и даже помог мне с продуктами, но взамен, попросил, что если у меня когда-нибудь будет еще дочь или внучка назвать ее в честь его любимой жены Мирой. Это мое завещание. Еще если где-то есть мои родственники, потомки моих брата и сестры, если мне осталось что-то из наследства моих родителей, то законным наследником Натана и Фриды Шапиро является мой внук Лев Николаевич Шеметов.

Дальше шла подпись сделанная нетвердой рукой: «Дора Шапиро, она же Дарья Никитична Червоненко, она же Дарья Никитична Краснова, она же Дарья Никитична Шеметова». P.s. Отличительным знаком для моих родственников за границей может служить тарелка Кузнецовского фарфора, единственная уцелевшая из сервиза. Такие же тарелки есть у моих брата и сестры Иды и Лазаря.

-Это та самая тарелка, - спросил молчавший до сих пор Максим, - я же говорил, что ее надо беречь.

Тамара переводила Ариэлю все, о чем говорилось на веранде. При слове «Кузнецовский фарфор», он оживился и сказал:

-Я есть Кузнецовский фарфор, - чем снова рассмешил всех собравшихся.

Потом он заговорил по-английски, и Тамара перевела:

-Он говорит, что у него осталось 12 тарелок с клеймом Кузнецовского фарфорового завода.

Мира от удивления подняла вверх брови и вдруг рассмеялась:

-Я кажется, поняла, эти тарелки сыграли роль антенн-ретрансляторов, сигнал, когда-то посланный нам Дорой и Николаем Красновым, был принят нашими тарелками и передан нам в наши сны, как в телевизионный приемник и мне и Арону.

Такая вольная трактовка теории электромагнитных импульсов и колебаний снова повеселила всех присутствующих и все весло и непринужденно рассмеялись. Так на веселой волне и закончился этот сложный волнительный день, расставивший все точки по местам и выключивший транслятор.

Тамара и Мира на кухне мыли посуду. Мужчины ушли к реке, две пожилые женщины остались в беседке.

-Томик, а как Максим оказался на нашей даче?

-Очень просто, - непринужденно ответила Тамара, - он узнал, что Ариель находится в нашем городе, решил, что это мы его нашли и пригласили в гости, позвонил мне и попросил связать его с Ариэлем. Я спросила, зачем он ему нужен? Он ответил, что нашелся покупатель на его галерею, но самого Ариэля найти никто не может. Я ответила, что попробую ему помочь. Потом я поговорила с Ариэлем и спросила, почему он продает свою галерею, а он ответил, что она ему стала мала. Он приглядел галерею побольше. Я рассказала ему о Максиме, он сказал: «окей, оф коз», и я позвонила Максу. Теперь все довольны. Ариэлю не нужно сломя голову лететь в Америку, а Макс получит свои приличные комиссионные.

-А ты? – спросила с лукавой улыбкой Мира.

-А я? А что же получу я? – задумчиво и не менее лукаво проговорила Тамара, а потом осторожно вынула из мыльной воды свою руку, сжатую в кулак и медленно, демонстративно распрямила свою ладошку, а потом повернула ее к Мире тыльной стороной. Мира заметила на безымянном пальце небольшое колечко с белым прозрачным камушком.

-Томик, - восторженно прошептала Мира, - Томочка, как я рада за тебя.

Мира обняла подружку и поцеловала в щеку, потом вдруг отстранилась и спросила:

-Томка, а ты уверена? Он же очень болен?

-А ты помнишь, что сказала Ванга его отцу: ищи здоровье для сына в России.

Мира задумалась на мгновение, а потом сказала:

-А так значит в этом смысле, да-а, действительно мудрая женщина.

Подружки рассмеялись, но их веселый смех прервал голос Бориса:

-Над чем смеетесь? Надо мной смеетесь? Там Макси уезжает, хочет попрощаться.

Мира и Тамара вышли из дома во двор. Максим и Ариэль о чем-то разговаривали у калитки, потом Максим помахал всем рукой, крикнув:

-Всем пока!!!

И удалился.

 

Вечер был тихий и прохладный. На берегу речного омута сидели Ариэль и Тамара, Мира и Борис плавали в речке. Какое неоценимое блаженство дает чистая речная вода, после жаркого душного, потного дня.

Мира немного устала, слегка побаливала голова, она подплыла к берегу и стала выходить из воды. Внезапно ее охватила сильная слабость, голова резко закружилась, слегка потемнело в глазах, она пошатнулась и стала падать. Борис успел подхватить ее и вынести из воды:

-Мира, что с тобой?

-Нет, ничего, - не очень уверенно ответила Мира. – Я, наверное, перегрелась.

Через несколько минут дыхание ее восстановилось, сердцебиение пришло в норму, и она смогла сесть самостоятельно. Она увидела взволнованные лица Тамары и Бориса, и улыбающееся лицо Ариэля. Ариэль что-то залопотал на иврите.

Мира нахмурилась, а Борис прислушавшись к словам Ариэля что-то переспросил его, а потом еле сдерживая улыбку сказал:

-Пошли домой, уже холодает.

-Что он тебе сказал? – спросила Мира.

-Что? – Борис сделал вид, что не понял ее вопроса, - кто, а он, я не понял, ты же знаешь, иврит не мой конек.

 

Утром, проснувшись Мира обнаружила на своей подушке букетик голубоватых весенних подснежников. Они пахли так чарующе. Мира улыбнулась. Поднялась, села откинувшись на подушку, прижала букетик к щеке. Борька! Чудо мое, как я тебя люблю.

Дверь бесшумно отворилась и в комнату заглянула Маргарита Альбертовна:

-Мирочка, ты проснулась?

-Да, мама, а где Борис?

-Он уехал на службу, - ответила Маргарита Альбертовна, раздвигая занавески на окне, - ты кашу есть будешь?

Мира бросила взгляд на пустую детскую кроватку и спросила:

-А где Никита? – спросила Мира.

-А его из рук не выпускает Юленька.

- Ох, бабки испортите мне парня, - сказала Мира.

Месяц назад она родила мальчика весом 4кг200грамм, ростом 56 сантиметров. Несмотря на опасения врачей, что рожать после сорока очень сложно, родила она легко, сама быстро восстанавливалась, а малыш быстро набирал вес. Бабушки получили долгожданного внука и были на седьмом небе от счастья.

Юлия Борисовна уговорила Миру и Маргариту Альбертовну переехать в Причерноморск. Они купили большой дом с видом на море и все поселились в нем.

Скоро должна приехать Елена с детьми и мужем, который ушел в отставку. Два раза уже приезжали Ариэль и Тамара. Они тоже решили перебраться поближе к своим друзьям, тем более, что свою новую галерею «побольше» Ариель решил строить в Причерноморске. Надо ли говорить, что помогал ему в этом Максим Кудельников, который быстро в сферу своих деловых интересов включил и недвижимость Причерноморска.

Мира уже стала забывать ту свою прежнюю, устоявшуюся одинокую и скучную жизнь. Она считала, что жить начала только год назад, когда встретила Бориса в Израиле. Когда по лоскуткам собрала свою судьбу, свой мир, свою душу. И теперь ей очень нравился ее лоскутный мир, такой яркий, пестрый, веселый и разнообразный, наполненный любовью и добротой.

Борис слово в слово перевел дневник Николая Краснова. Вернее это был не дневник. Это были письма. Письма, которые он писал своей любимой Доре и не отсылал, в надежде, что когда-нибудь он встретится с ней и отдаст их все вместе. В письмах он мечтал о том, как когда-нибудь наступит такое время, что он сможет все рассказать Доре. Рассказать то, что не может пока доверить даже этому дневнику. В одном из первых писем он рассказал о том, что до него дошли сведения о гибели Доры и Раи, он не поверил. Он сказал, что почувствовал бы это. Нет, они живы. Он ласково называл их обеих – мои маленькие девочки. В одном из последних писем он рассказал историю жизни Доры, рассказал и о докторе Фельдмане, упомянул и о том, что встречался с ним. Доктор рассказал ему, что виделся с супругами Шапиро до войны в Польше, что они очень тосковали о своей маленькой дочке, и не теряли надежды, что она найдется. Он рассказал им, что Дора не была расстреляна с семьей исправника. Где и при каких обстоятельствах встречался Краснов с Фельдманом, он не уточнил. Одно из писем перечитывала несколько раз, оно так тронуло ее, что она держала тетрадь на столе возле кровати, всегда открытую на этом месте. Борис сделал большую фотокопию этого письма, вставил в рамку, под стекло и повесил на стене, напротив кровати Миры.

«Моя, ты просто моя! И любое другое обращение к тебе будет лишь грубой подделкой выражения моего чувства к тебе. Ты встретилась на моем пути, чтобы я смог понять, что такое любить, чтобы я стал тем, кем стал. Ты и только ты, моя маленькая, моя сильная и самая смелая на всем свете девочка. Я верю, ты пройдешь все испытания, к сожалению их, будет очень много, но ты выдержишь. А иначе, зачем бог послал нас на эту землю, зачем он так круто изменил наши судьбы, мы с тобой не могли не встретиться, ты на этот свет пришла для меня, а я для тебя. Я люблю тебя!».

Письмо это было похоже больше на молитву, чем на письмо, потому его хотелось перечитывать, как заклинание на счастливую жизнь.

-Боря, как ты думаешь, Николай жив? – спросила Мира, прочитав дневник.

-Сейчас уже вряд ли, но думаю, что он еще долго жил после войны, генерал Синев непрозрачно намекнул нам, что труп возле, которого лежал дневник, был не Красновым.

-Слушай, а зачем он оставлял дневник? – спросила Мира, - он разве не предполагал, что дает НКВДшникам материал на Дору, на что он рассчитывал?

-Я тоже думал об этом, - проговорил Борис, - и пришел к выводу, что неприкасаемость Доры, была залогом его верной службы советскому государству, и даже наоборот, он оставил дневник в надежде, на то, что курирующая его служба, сможет передать от него привет его жене и дочке.

-А она в очередной раз поменяла фамилию, - добавила Мира.

Вот уж воистину человек предполагает, а бог располагает.

 

Вчера в гости приехал Алексей Дмитриев с женой. И хотя сезон еще не начался, но было тепло и все расцветало, они ходили на море, любовались красотами расцветающей природы.

Мира вышла с коляской на улицу и встретила Алексея, возвращающегося с пляжа. Он помог ей вывезти коляску из ворот, Мира поблагодарила его и спросила:

-А где Лиля?

-Она зашла в косметический салон по дороге, а ты куда, можно я с тобой?

-Конечно, я не далеко, мы с Ником, гуляем здесь по набережной.

-Лиманский опять куда-то сбежал? – спросил с усмешкой Алексей, - коварный тип гражданской наружности, увел у меня самого лучшего специалиста.

Мира засмеялась и проговорила:

-Ну, не дуйся, я же тебе рекомендовала на свое место замечательного налогового инспектора, разве она не справляется?

Алексей почесал затылок и проговорил:

-Да справляться то она справляется, вот только…

-Ну, что только?

-Только она не ты, - проговорил Алексей.

Они присели на скамейке под высокой пальмой. Никита сладко спал в своей коляске. Мира поправила легкое одеяльце, которым укрывала его, и откинулась на спинку скамейки.

-Тяжело, наверное? – спросил Алексей, указывая на малыша.

Мира отрицательно покачала головой с улыбкой и ответила:

-Нет, Алеша, это счастье, я только жить начала. А Ники мой - это моя награда.

-Да, отчаянные вы с Борькой, а вообще-то вы ребята молодцы.

Потом они немного помолчали, ища новую тему для разговора, потом обменялись несколькими незначительными фразами о погоде, и только после этого Алексей решился спросить:

-Мира, я конечно несколько раз уже слышал всю эту историю, о твоем происхождении, и все время хотел тебя спросить, что тебе это дало?

Мира неопределенно пожала плечами и ответила:

-Не знаю, а я как бы ничего от этого и не ждала, просто оно само пришло, но… возможно все это случилось, для того, что бы мы с Лиманским снова соединились.

-А просто так вы не смогли бы соединиться?

Мира задумалась, вспомнила все свои мысли о смысле истории произошедшей с ней и с ее близкими и ответила:

-Наверное – нет! Если бы мама и Юлия Борисовна просто решили бы нас свести, я бы на контакт не пошла. Я на тот момент вычеркнула Лиманского из своей жизни и не хотела возвращаться в прошлое. А тут как раз сны о Фриде и Доре. Для меня это настолько необычно, я понимала, что они еврейки, и меня почему-то потянуло туда в тот край. Захотелось окунуться в эту среду. Ты, как раз отпуск дал, я и поехала – куда? Конечно в Израиль, куда же еще ехать женщине с таким именем как у меня.

-Имя? – очнулся от задумчивости Алексей, он тоже вспомнил то время, вспомнил и звонок своего старого институтского друга Бориса Лиманского, который просил его, дать Мире отпуск, и дать ей денег на поездку, и как потом он компенсировал ему эту сумму, хотя Алексей и отказывался, - а что с твоим именем?

-Как что? Оно же еврейское, а может цыганское, так меня назвала моя прабабушка, оно всегда вызывало много вопросов и у окружающих и у меня самой.

Алексей посмотрел в упор на Миру и проговорил:

-Нет, Мирочка, имя твое и не цыганское, и не еврейское. Если ты помнишь, я тоже пытался ухаживать за тобой, но меня ты сразу отшила, а я еще долго страдал, и тогда я пошел к своему деду, помнишь моего деда? Да, истинный партиец, истинный националист, для которого еврейский вопрос всегда был вопросом политической борьбы. Тогда он мне сказал: «Умная девочка, эта жидовочка, правильно сделал, что отшила тебя, нашему роду голубая кровь не нужна, наша кровь должна быть красной». Я пошел в библиотеку и нашел в справочнике имен распространяемых на территории России твое имя. Мира – имя славянское, и означает просто МИР.

Мира рассмеялась и ответила:

-Что самое смешное, я так и считала всю жизнь.

 

22.03.2007 год.