Часть 1 Осколки Наемник "... но, не помня уроков прошлого, свою Силу во Зло обратили". Влад Горев, "Великий исход". Год 68 Нового летоисчисления, материк, земли вольного поселения Корг Запах гари вперемешку с вонью паленого мяса был почти невыносим. Многие жители этой деревушки верили в Огнебога. Что ж, им не отказали в пламенном погребении. Им – и тем из мародеров, кто был недостаточно ловок, чтобы уйти с места разбоя живым. Буря насчитал уже шесть трупов, явно не имевших отношения к поселянам. От земли веяло жаром. Лошадь, которую человек вел за собой, испуганно косилась по сторонам, всхрапывала и все норовила повернуть обратно. Каждый шаг поднимал из под ее копыт фонтанчики пепла, и мутно – серый шлейф тянулся за пришельцами, свиваясь в спираль и стелясь по земле длинным траурным плащом. Огонь еще жил в черных костях домов: то тут, то там в небо рвались клубы дыма. Стервятников не было. Они слетятся позже, когда остынет раскаленная земля. В отличие от лошади, человек шел спокойно. В только что сожженной деревне бояться некого: нападавшие ушли, а те, кто выжил, нескоро появятся на пепелище. Да и появятся ли вообще? Синевато – серый доспех, в котором кожи было больше, чем железа, нагрелся так, что стал обжигать тело. Буря снял его и закинул на седло. Теперь наемник остался в легких полотняных штанах и безрукавке. Пояс с оружием он, однако, оставил. - Спокойнее, Тор, спокойнее, - воин ласково похлопал коня по морде, - тут бояться нечего. Потерпи. Деревушка была невелика – едва ли три десятка дворов. Буря прошел ее почти насквозь, когда взгляд мужчины зацепился за крайнюю избу, стоящую наотшибе. По непонятному капризу огонь пощадил добротный сруб под железной крышей, лишь закоптив его, но хлипкая изгородь была повалена, стекла выбиты и дверь сорвана с петель. Ветер бросал в черные проемы пригоршни серой пыли, и тут же выдувал обратно. Казалось, старый дом пытается дышать. Тяжело, неровно, как умирающий от удушья человек. Немного поколебавшись, Буря свернул к нему. В маленькой прихожей он не задержался, а сразу прошел в горницу. Под ногами хрустнули осколки разбитой посуды. Вокруг – полный разгром. Крышки больших сундуков, стоявших вдоль стен, изрублены в щепы, и их содержимое разбросано по полу. Книги. Грабители искали золото, вино и продукты. А книги… книги им были не нужны. В безумии Тихой Смерти, в эпидемии, охватившей окрестности, хрупкие бумажные листки перестали быть ценностью. Буря поднял одну из книг. Он бережно провел по обложке рукой, счищая пепел, и прочел название: «Сила. Что мы о ней знаем». Едва слышный шелест не застал его врасплох. Коротко и зло блеснула сталь длинного ножа, тело напряглось в ожидании. Но звук не таил в себе угрозы. У дальней стены поднялась и бессильно упала скрюченная рука, раздался едва слышный стон. Буря отшвырнул с дороги сломанную лавку и в два прыжка очутился рядом с умирающим. Ухватив его за плечи, мужчина осторожно перевернул иссохшее легкое тело. Дрожащая рука неожиданно цепко обхватила его запястье, прошлась по тыльной стороне ладони, и задержалась на неровном бугристом шраме. - Буря,- прошелестел тихий, словно песок сыпался, голос, - Буря, спаси… ее. Старик повернул почерневшее лицо к воину, и вперился в его лицо незрячими глазами, подернутыми белесой пеленой. - Под южным углом… спаси… Наемнику не надо было гадать, о чем говорит старый колдун. Тот всегда любил книги больше людей. Буря даже знал, о какой именно идет речь. Голос умирающего обрел некое подобие жизни: « Не продал тебе тогда, теперь даром бери». Старик закашлялся, на губах выступила кровавая пена. «Отойди от меня, заразишься». Еще один приступ кашля сотряс измученное тело: « Я… похорони меня… в огне». Слабой рукой он попытался оттолкнуть склонившегося над ним мужчину. Буря легко отвел бессильную руку, подхватил колдуна, и, ногой расчистив на полу место, уложил его в центре комнаты. От полы безрукавки он отрезал длинный лоскут, связал старику ноги в коленях и щиколотках, уложил вдоль тела руки. На губах умирающего мелькнула тень благодарной улыбки. - Не волнуйся, Гар, - впервые прозвучал голос наемника. – Я все сделаю. Минутой позже он уже копал землю под южным углом дома. «Как чуял старик», - пришла мысль. - «Подальше спрятал». Копать было легко: сухая земля превратились в мелкий порошок, и нож почти не встречал сопротивления. Наконец, с тихим стуком клинок уперся во что-то твердое. Из неглубокой ямы Буря достал маленький сундук, по углам окованный железом, и извлек его содержимое. Книга была заботливо укутана мягкой кожей. Да, та самая, единственная, которую Гар наотрез отказывался продать. Желтые от времени страницы, заключенные каждая в жесткий и гладкий неведомый материал, прозрачный как стекло. Простой, без украшений переплет и неестественно ровные, не рукой писаные буквы, складывающиеся в название. « Великий Исход». Еще некоторое время ушло на то, чтобы собрать в доме уцелевшие фолианты. Буря сложил их в две переметных сумы, без жалости навьючив лошадь, и лишь после этого подошел к Гару. Казалось, тот уже мертв, но когда наемник приблизился, старик повернул к нему лицо. - Иди, - попросил он, - иди отсюда, и сожги меня. Зараженные, после того, как отказывали зрение и слух, и тело переставало повиноваться, могли прожить еще довольно долго. Но разве можно назвать жизнью пребывание в безгласной и бесчувственной темноте? Буря встал с колен и направился к выходу. На пороге он обернулся, поклонился неподвижному телу. - Я сберегу книгу, - больше себе сказал он. – Спасибо. Горячих углей вокруг было больше, чем достаточно. Буря швырнул полную пригоршню рдеющих красным головней в окно, затем еще и еще, игнорируя боль в обожженных, несмотря на толстые защитные рукавицы, руках. Пищи для огня внутри было много. Пламя с ревом выхлестнуло из темных проемов, сыто зашипело, пожирая жилье изнутри, и, наконец, охватило дом целиком. Буря не стал дожидаться, пока тот рухнет. Он еще раз поклонился погребальному костру, и легко вскочил в седло. Почувствовал отпущенные поводья, конь заржал и с места взял в галоп, словно и не нес на себе всадника и две тяжеленные сумки. Хозяин направил его бег к опушке леса, туда, где заходящее солнце окрашивало горизонт красным. Лес дает приют всем, не деля на правых и виноватых. На крохотной полянке засохшее дерево дало Буре топливо для костра, а воду и еду он достал он достал из заплечного мешка. Поужинав, мужчина расстелил на траве плащ, и мгновенно уснул, и сон его был спокоен и крепок. Бурю не тревожили кошмары. У того, кто вышел живым из приснопамятного Аденского побоища, и не сошел с ума, вообще оставалось немного страхов. Проснулся он рано, когда низкие тучи еще только начинали светлеть у горизонта, предвещая рассвет. Тор коротким ржанием поприветствовал хозяина, и укоризненно глянул на него, когда тот опять взгромоздил позади седла тяжелые сумки. Солнце уже успело достигнуть зенита, когда лес расступился, и всадник выехал на торную дорогу. Буря вздохнул с облегчением: ему не хотелось провести еще одну ночь под открытым небом. Оба кошеля были набиты до отказа – заказчик оказался неожиданно щедрым, и немало добавил к оговоренной заранее сумме. Теперь Буря хотел найти место, где полновесные золотые превратятся в хорошее вино, постель без клопов, и веселых нестеснительных девок. Он чуть сильнее сжал ногами конские бока, и умница Тор, поняв верно, прибавил шагу. Наемника не смущала бушующая вокруг эпидемия. От Тихой Смерти не убежишь. Бедствие охватило уже широкую полосу вдоль побережья, и протянуло невидимые щупальца дальше, к материку, но люди, в большинстве своем, отказывались понимать истинные размеры угрозы. Многие уповали на случай – сплошь и рядом случалось так, что один, заболев, лежал и ждал смерти, а его сосед, здоровехонький, рядом гулял вовсю. Была у Бури и другая причина не остерегаться заразы. Маленькую фляжку с неярко опалесцирующей тягучей жидкостью, он опорожнил едва на четверть. Вакцину создали маги побережья, в Новом Токио, но горожане помалкивали – слухи о чудесном лекарстве привлекли бы к городу слишком много зараженных, а готовилась вакцина достаточно долго. Наемник получил бесценную склянку лишь потому, что в неразберихе битвы он спас от брошенного в спину копья брата Ямагавы, мэра Нового Токио. Низкорослый смуглый воин запомнил Бурю, и после боя разыскал его, с поклонами и уверениями в вечной благодарности, вручив лекарство. По макушке человека звонко шлепнула дождевая капля. Одна, вторая. Буря поморщился: что за погода! Один день – невыносимое пекло, а на следующий – затяжной, не по–летнему холодный дождь. Первый его вестники взбили на сухой еще дороге фонтанчики пыли, а в следующее мгновение на землю обрушился мутный водяной шквал. Конь протестующе заржал. Стена ливня была настолько плотной, что предметы теряли свои очертания уже в десятке шагов впереди. Дорога моментально превратилась в болото, и Буря как почувствовал, как враз потяжелела поступь Тора. Струи воды шипели разъяренными змеями, и все норовили побольнее ужалить оставшегося без защиты человека, сбить с коня, растворить в себе. В заунывный шелест неожиданно вплелись иные звуки. Людская разноголосица, крики, звяканье металла, и частая дробь копыт по брусчатке. Из водяной стены возникла другая, каменная, с широкими деревянными воротами. Небольшой, человек восемь, верховой отряд покидал город. За их спинами нарастал разъяренный ор толпы. Всадники вихрем пронеслись мимо, и лишь один из них придержал скакуна. - Мудрец! – крикнул едва различимый в пелене дождя человек, - давай за нами! «Искандер» – узнал голос Буря. Один из приближенных Главы Ордена. Должно случиться что-то уж совсем невероятное, чтобы горожане ополчились на Сизых. Орден любили далеко не везде, но даже те, кто тайком плевал вслед, признавали беспристрастность политики наемников. Глава всегда тщательно просчитывал, к чему приведет вмешательство Ордена, и лишь затем бросал его мечи на чашу весов войны. Стараниями многих поколений Глав, Орден стал мощной силой, принимающей ту или иную сторону исходя из своих глубинных, часто непонятных другим, интересов. Его бойцы воевали на стороне тех, кто платил. Тех, кто не платил, но мог заплатить позже. Тех, кто не платил, и никогда не смог бы рассчитаться впоследствии. Орден, подобно Белой гильдии, всегда был третьей силой, загадочной и непонятной. Но людское мышление косно: воюют за деньги – значит, наемники. Со временем слово потеряло свой первоначальный смысл, и теперь сами воины частенько именовали себя так же. Изумление не помешало Буре отреагировать, как должно. Тор взвился на дыбы, едва не сбросив седока, но круто развернулся, и понес вслед убегающим. Прочь, от долгожданного уюта, хорошего ужина и компании веселых женщин. Буря скорее почувствовал, чем увидел, как сквозь дождь ему бросили веревку. Он поймал ее конец, едва не свалившись со скользкого седла. - И то верно, – буркнул он, - теперь не потеряем друг друга. Погони не было, только громкий стук сзади возвестил о захлопнутых воротах. И снова – усыпляющий шелест дождя, белесая муть вокруг, да запах мокрой земли. Постепенно грязь под копытами лошадей сменилась травой, а затем подковы зацокали по камням. Поток воды с неба прекратился так же резко, как и возник, и в тусклом свете Буря увидел, куда привели его спутники. Огромная пещера, а дальше, в ее глубине – черный провал хода, уводящего под землю. Старые каменоломни. Всадники спешились. Буря обвел их вопросительным взглядом, и выражение лиц соратников заставило его сердце забиться часто и сильно. Скорбь. Скорбь на лицах, и пустые глаза. Это выражение лица человека, когда утрата превосходит все мыслимые ожидания. Когда произошедшее – невероятно, невозможно. Когда это – правда. Лица искажены горем, на щеках перекатываются вздутые желваки, и крепко сжатые губы опущены уголками вниз. Так бывает, когда мужчины пытаются сдержать слезы. В тишине тихо и бесстрастно прозвучал голос Искандера. - Орден распущен. Нас больше нет. И Великих Прежних – тоже. Буря был одним из тех, кому сила позволяет крутить двуручным боевым молотом, как детской игрушкой. Его удар сминал в лепешку даже самые прочные, цельнокованые доспехи, и редко когда требовал повторения. Слова Искандера ударили больнее. Наемник схватил его за плечи, и сильно тряхнул. - Как?! Доверенный Главы не попытался освободиться из стального захвата. Напротив, он обхватил запястья Бури и слегка сжал их, разделяя горе. - Империя купила часть наших мечей без ведома Главы. – Мертвым голосом сказал Искандер. – Филипп и Дартсток предали союзников, и наши, - тут он торопливо поправился, - бывшие наши выступили на стороне предателей. Цитадели Дианы и Арсена уничтожены. Выживших нет. Все это походило на дурной сон, от которого не проснуться. Буря по- прежнему сжимал плечи Искандера, но хватка ослабла – силы внезапно покинули его. - Мы сидели в таверне, когда нас разыскал вестовой. – Искандер кивком указал на совсем молоденького бойца в доспехе, сплошь заляпаном грязью.- Пьянющий... Впрочем, я его не виню. Четыре дня назад Филипп и Дартсток на празднике Единства принимали союзников, и ночью перерезали им глотки. Той же ночью они напали на их крепости. Спустя два дня об этом узнали в Ордене. Вчера Альтер принял решение о роспуске. Мы опозорены, Мудрец. Наши флаги сожжены. Нас убивают везде, где видят. Искандер с видимым усилием заставил себя продолжить. -Мальчишка был пьян, и доклад прозвучал слишком громко… Пока мы собрались, о предательстве узнало полгорода. И они пришли мстить за Великих. Нам! Мы потеряли шестерых, пока пробивались к воротам. Они не хотели ничего слушать, не дали сказать ни слова! А мы даже не могли обороняться! Я не мог дать приказ убивать невинных! В крике смешались горечь и стыд. - А потом встретили тебя. Лицо Искандера исказила гримаса. - Нас больше нет, - низко опустив голову, прошептал он, - теперь никто не станет носить наши цвета. Низкий полувой – полурык вырвался из груди Бури. Его молот врезался в стену пещеры с такой силой, что с потолка посыпались мелкие камни. Раз за разом неистовые удары обрушивались на мертвый камень. Искандер и его спутники молча ждали, пока Буря выплеснет гнев. Орден был ему домом. Неласковым, часто жестоким, но - домом. - Ты же понимаешь, что это – конец! – Раз за разом молот крушил породу. – Великие хранили закон! Теперь их нет! Мы опозорены! Кто поддержит порядок?! За вспышкой бешенства наступила обратная реакция. Молот выпал из ослабевших рук, и Буря бессильно опустился на камень. - Конец всему! – простонал он. – Снова будет хаос. Клан на клан, все против всех. Будет, как в Великой войне, только на этот раз остановить бойню будет некому. А Сизые будут прокляты вечно. Думаешь, кто- нибудь захочет выяснять правду? Искандер печально кивнул. Буря обхватил руками голову, и надолго застыл в неподвижности. Когда же соратники снова увидели его глаза, они были сухи. Из заплечного мешка наемник достал фляжку, взболтнул. Плеска почти не было слышно. Очень медленно Буря принялся расстегивать пряжки доспехов. Снял легкий панцирь, поножи, и аккуратно сложил на полу. Наручи легли сверху. Аккуратную горку покрыл короткий плащ с изображением коршуна в сером круге. Буря выдернул из фляги затычку и старательно облил ее содержимым предметы былой гордости. Затем чиркнул кремнем о рифленый железный брусок, и не отвернулся, когда яростное бело-голубое пламя спалило ему ресницы и брови. Некоторое время он стоял, прямой как струна, затем обвел остальных прощальным взглядом, и, подобрав с земли молот, взлетел в седло. Тор протяжно заржал, когда в его бок впились шпоры, скакнул вперед, и исчез за пеленой дождя. *** Материк, западные земли, окрестности Надежды. Последний год старого летоисчисления. ВЕДЬМА Девочку насиловали четверо. Один держал тонкие, все пегие от синяков руки, а трое поочередно удовлетворяли похоть. Жертва уже не сопротивлялась. Она закрыла глаза, закусила губу, и лишь худенькие плечи вздрагивали в такт сильным толчкам. На лице девочки слезы смешались с пеплом, превратив лицо в жутковатую маску. Земля дышала жаром. Это чувствовалось даже сквозь плащ, на который ее бросили – уже не сопротивляющуюся, безвольную и равнодушную. Горький дым стлался по земле, как будто пытаясь скрыть творящееся на пепелище непотребство. Наконец, все кончилось. Последний насильник, блестящий от пота, слез с распластанного тела с удовлетворенным вздохом. - Хорошо! – довольно крякнул он. Животное в человеческом обличье потянулось, и подняло с земли брошенную одежду. – Может, с собой возьмем? Вечером еще попользуем? - Остынь, - старший насмешливо взглянул на подельника. – Куда ее девать? Побаловали, и хватит. Лошади и так перегружены. Его собеседник пожал плечами. Девочка открыла глаза. Над ней стояли двое: один плотный, бритоголовый, с приметным шрамом на левой щеке, второй наоборот, мускулистый и поджарый, с блеклыми светло – серыми глазами. Равнодушный взгляд скользнул по девичьему телу. Коротко скрежетнул извлеченный из ножен клинок. Бритоголовый уже поднес нож к горлу девчонки, но в последний момент был остановлен властной рукой. - Оставь ее, - сказал вожак. – Пусть живет. - Добрый ты нынче, - хмыкнул второй, но нож спрятал. Их спутники уже ждали на оседланных лошадях. Еще минута - и топот стих вдали, оставив после себя медленно оседающие на землю облака пепла. С протяжным стоном девочка села, затем поднялась на ноги. Ее мать лежала неподалеку. Труп уже начал коченеть, и ребенок с большим трудом придал телу естественное положение. Девочка распрямила матери руки, сложила их на груди крестом, убрала с лица спутанные волосы,и попыталась закрыть усопшей глаза. Тщетно. Застывшие, они упрямо глядели в небо. Девочка заплакала. - Ненавижу! – бессильный вздох сорвался с истерзанных губ. Несмотря на царящее вокруг пекло, девочку била крупная дрожь. Самообладание покинуло ее, и, прижавшись к матери, она завыла в голос. Неожиданно воздух вокруг загустел. По телу ребенка прокатилась волна жара, в голове забились, зашептали незнакомые голоса. Нечто наполнило сознание, закружило бурнокипящим цветным водоворотом – и схлынуло, оставив после себя знание. Неведомая сила заставила девочку подняться с колен, и гордо выпрямиться – избитую, окровавленную, недоумевающую. Детские пальцы оплела густая сеть фиолетовых молний и с громким треском ударила в землю. Земля вскипела, принимая в себя ярость и боль ребенка. Если бы вожак бандитов видел ее в тот момент, он пожалел бы о так некстати посетившем его милосердии. *** На каменном полу спать неудобно, пусть даже подстилкой служит пушистая шкура. Чара проснулась озябшей, и совершенно разбитой. Все тело затекло, поясницу ломило, а в волосы набились пыль и мелкий мусор. От костра осталась лишь груда подернутых пеплом углей, но огромный плоский камень, на котором горел огонь, не остыл. Чара приложила к нему озябшие ладони, и блаженно зажмурилась. Хорошо! Не найди они пещеру, ночевать пришлось бы снаружи, а там – режущий глаза ветер, холод, и слепящая белизна снега. В этих горах он никогда не тает. По другую сторону камня зашевелился неопрятный меховой ком. Ко, ее проводник, единственный, кто согласился показать местные тропы. Горцы не любят чужаков, и Чаре потребовалась почти неделя, чтобы найти провожатого. Ей еще повезло – когда она уже совсем отчаялась и собралась паковать вещи, в комнату без стука вошел низкорослый щуплый мужчина, и, ощерив в улыбке желтые зубы, представился: «Я – Ко. Нужен проводник? Один золотой в день». Бешеные деньги по местным понятиям. Но выбора не было, и скрепя сердце, она согласилась. Как выяснилось – зря. В первую же ночь Ко попытался залезть к ней под юбку и неподдельно удивился, обнаружив у горла узкий кинжал. Вот уже девятый день приходится терпеть похотливые взгляды, и слушать бесконечные самовосхваления. Горы он действительно знал, но лишь те места, где пролегали караванные пути. Чаре нужно было иное. Они искала нетронутые области, где надеялась найти следы Прежних. Наивная! Ко лишь разводил руками, и с притворным сожалением говорил: «Там нет прохода. Опасно». Да, не повезло. Что ж, бывает. Утешает одно – завтра она встретит рассвет в постели, а не на голых камнях. Ко откинул шкуру, закрывающую вход, и студеный воздух хлынул внутрь. Чара поморщилась. - Хороший день. – Ее спутник довольно цокнул языком. – Тепло. Спускаться будет легко. «Это – тепло?» - хрипловатым со сна голосом возмущенно переспросила Чара. Ко сунул руку за пазуху и принялся ожесточенно чесать живот: «Ага. Женщина, ты не застала здесь холодов, когда плюнешь, а на землю упадет льдинка». В голосе проводника прозвучала гордость и снисходительность к изнеженной жительнице равнин: «Но ты их уже не застанешь. К ночи мы будем внизу, в поселке». И то хорошо. Мысль о близком тепле придала сил. Чара поспешно накинула тяжелую парку и тоже выглянула наружу, сильно сощурившись от яркого света. Белый и синий. По - cвоему красиво: белый снег вокруг, ни единого темного пятна. От этой белизны можно ослепнуть, если не смотреть сквозь ресницы. А над белыми пиками - синее-синее небо, глубокое, и такое же холодное, как все вокруг. Чара опустила шкуру на место. «Завтракаем – и вниз». – Сказала она. Ничто не предвещало беды. Они уже миновали самый опасный, по словам Ко, участок, когда наверху зародился тяжелый низкий гул. Чара испуганно обернулась. За их спинами, вдалеке, но с каждым мгновением все ближе, клубилось мутное облако взвихренного снега. Оно приближалось с пугающей быстротой, почти мгновенно захватив виднокрай. Женщина оцепенела, зачарованная стремительной мощью лавины. Гул перешел в рев. Чара вздрогнула, с усилием приходя в себя, и поняла, что осталась одна на пути несущейся по склону смерти. Проводник убегал, забирая в сторону, к краю лавины. Ужас сковал ноги Чары. Она неловко сделала шаг, другой – и провалилась в узкую расселину, едва прикрытую тонким слоем наста. Падая, женщина ударилась виском об острый кусок льда, и потеряла сознание, успев перед этим подумать: «Как глупо!» А потом наступила темнота. Сколько она пролежала без сознания, Чара не знала. По всей видимости недолго – снег под щекой растаять не успел. Она пришла в себя в полной темноте. Давила ватная тишина, только в рассеченном виске гулко токала кровь. Женщина пошарила руками вокруг и обнаружила, что обе руки уперлись в стены. Собственный тихий скулеж показался таким жалким, что она замолчала в испуге, а затем, сдирая ногти, стала карабкаться вверх. Трещина оказалась неглубока – примерно два ее роста. Чара почувствовала, как макушка уперлась в твердый камень и принялась обследовать на ощупь нависший над головой скальный выступ. Ее рука вместо шершавой поверхности вдруг нащупала участок, на котором камня уже не было. Снег. Плотно спрессованный, но не лед или камень, а снег. Руки замерзли так, что колющая боль в пальцах сменилась полной нечувствительностью. Узкий луч света, ворвавшийся сквозь пробитое отверстие, придал Чаре сил. Она тихо и облегченно вздохнула, и, рассмотрев свое убежище, едва не ставшее могилой, стала спускаться. Противоположная стена была куда более пологой, а выступы на ней вполне позволяли выбраться наверх. Лавина докатилась до подножия склона, оставив после себя широкую полосу почти обнаженного камня. Чара решила спускаться по ней – проводника она лишилась, но серая полоса, ведущая к подножию, нигде не была изрезана ущельями или крупными трещинами, могущими преградить путь. Ко обнаружился за огромным осколком скалы, размером в дом. Чара услышала негромкие ругательства и тяжелое сопение еще до того, как увидела проводника. Он возился у огромной мохнатой туши, пытаясь снять шкуру с мертвого зверя. Его голова была размозжена, и неяркий на камнях кровавый след уводил к одной из небольших пещер, коими изобиловали эти горы. Увидев женщину, Ко выпучил глаза и вскочил. Властным жестом Чара приказала ему молчать. О чем говорить? Затем она перевела взгляд на зверя, и на лице женщины отразились изумление и страх. - Не старайся, - сказала она. – Это скальд. Его шкуру не пробьешь ни железом, ни Силой. Но откуда здесь скальд? Они что, и здесь живут? Под требовательным взглядом, Ко, наконец, прочистил горло. - Я впервые вижу… скальда. Никогда не встречал раньше. Даже мертвый, зверь был красив. Чтобы провести рукой по серо- серебристой роскошной шкуре, Чаре даже не пришлось наклоняться. Она пропустила длинную шерсть между пальцев, и повела рукой по хребту, залюбовавшись игрой света на шерстинках. Коснулась мощной лапы с четырьмя когтями, каждый размером с ее палец, хмыкнула. - Очень редкий и очень опасный хищник, - снизошла она до объяснений. – На моей памяти никто из охотников не хвалился убитым скальдом. Странно, что мы встретили его здесь. Они живут гораздо дальше на север, где - то в глуши, за Смолянском. По лицу Ко было ясно, что он о местах таких и не слышал. «Странное название. Откуда оно?» - спросил проводник. Чара капризно дернула плечом: «Скальд? Так называли поэтов – Прежних. Я не знаю, почему эти звери…». Она не закончила фразу. Взгляд прикипел к неприметному светло-желтому камешку, лежащему рядом с оскаленной пастью. Снег под ним растаял, образовав круглую лунку величиной с тарелку. А сам камушек - то размером с ноготь! Ко озадаченно нахмурился, когда Чара осторожно и медленно протянула руку к находке. Очень нежно, едва касаясь, она подняла его, провела пальцем по гладкой поверхности, и вдруг резко выпрямилась, вся просияв. На ее лице проступили поочередно удивление, удовлетворенность, восторг. Звонкий, как колокольчик, смех разнесся по окрестностям. Чара сжала руку в кулак. Глаза женщины затуманились. "Жарко..." - тихо, будто про себя, удивленно-радостно протянула она.- "Как хорошо..." Она еще немного постояла, прислушиваясь к себе, медленно, как во сне, сбросила парку, а затем избавилась и от остальной одежды, не обращая больше внимания на остолбеневшего Ко. А остолбенеть было от чего. Чара была ослепительно красива. Не девичьей, но зрелой, чувственной красотой. Роскошные черные кудри выгодно оттеняли бархатистость чистой кожи. Тяжелые налитые груди были высоки, бедра – пышны, а талию, казалось, можно обхватить разведенными большим и указательным пальцами обеих рук. Женщина стояла нагая на снегу, и, запрокинув голову к небу, смеялась и плакала от неведомого Ко счастья. - Спятила, - подумал он. – Тем лучше. Проще. На Чару он положил глаз с первой минуты, но даже в самых смелых своих мечтах не представлял ее ТАКОЙ. Ко почувствовал, как сладкой тяжестью наливается пах. Мелькнула мысль о деньгах – Чара заплатила всего лишь задаток. Но стоящая перед ним женщина вызывала почти безумное вожделение. Ко приблизился, и кончиками пальцев коснулся задорно торчащих розовых сосков. Остатки разума покинули мужчину, и он жадно приник к упругим полушариям, грубо сжав их. …пронизывали насквозь. Чара купалась в горячем океане Силы, любовалась хитросплетениями радужных потоков, и наслаждалась прикосновениями невидимых рук, готовых исполнить любую ЕЕ волю, любой ЕЕ каприз. Совсем не зря она пришла сюда. Такого артефакта не встречалось даже в рассказах учителей, а их было немало. Куда до него тем крошечным осколками ведьминого камня, что хранятся в мешочке на шее! Неброский с виду камушек оказался грандиозным, невероятным кладезем Силы. Правда, структура потоков незнакомая, но это ничего. Она разберется. Оберег – а Чара теперь знала точно, что это оберег – жил в руке своей жизнью. Поток исходящей от него Силы был настолько мощным, что ведьма даже удивилась, как Ко не мог не увидеть его. Впрочем, он всего лишь похотливый недалекий охотник. …Чара вздрогнула, возвращаясь к окружающему миру. Эйфория рассеивалась очень неохотно, и лишь какое-то время спустя ведьма поняла: она – голая, и это, ошибочно именуемое мужчиной, увлеченно слюнявит и тискает ее грудь. Чара улыбнулась, раздернула завязки мешочка на груди и положила в него оберег, а потом запустила пальцы в волосы ошалевшего от счастья Ко. Он издал звук, долженствующий изображать страстный вздох, и попытался опрокинуть ее навзничь на разбросанную одежду. Продолжая улыбаться, Чара покрепче сжала грязные патлы и рванула назад. Раздался негодующий вопль. Тогда она чуть наклонилась, ухватила мужчину за средоточие его похоти, и сильно сдавила, наблюдая, как с искаженного болью лица сходит краска. - Я не разрешала тебе делать это. – Медленно и раздельно произнесла Чара, а затем сжала кисть еще раз, сильнее – маленькая месть за то, что бросил ее одну в лавине. Из Ко будто вынули все кости, глаза закатились, и проводник кулем осел рядом с мертвым скальдом. Чара пожала плечами. - Да ты неженка, - иронически сказала она и, не торопясь, принялась собирать разбросанные вещи. Конечно, теперь можно и не одеваться – талисман согревает, но слишком уж много внимания привлечет она к себе, явившись в деревню голой. Она… Сильный удар в спину прервал мысли, и бросил вперед, лицом прямо на острые камни. Чара едва успела вытянуть вперед руки. «Нож! Какая же я все-таки дура» – мелькнуло в голове. Женщина медленно повернулась лицом к ударившему ее проводнику. И вновь расхохоталась, восторженно и облегченно. Ко совершенно безумными глазами смотрел на свою руку, сжимающую нож, лишенный клинка. Сломанный у самого основания, тот валялся рядом. Чара ненадолго перестала смеяться. - Жаль. – Прищурилась она. – Мог бы жить. Сверкнула фиолетовая вспышка. Тело мужчины нелепо заскребло ногами, качнулось, и боком упало на камни. Из выжженного в груди аккуратного отверстия струился легкий дымок. Все еще хихикая, Чара оделась и торопливой походкой зашагала вниз, к деревне. Ведьма легко поборола слабое искушение оглянуться. Зачем? Впереди еще столько дел! *** Материк, север. Захрусталье. Год 70 по новому летоисчислению. Мальчик Приглушенный топот копыт по мягкому мху все нарастал, разбивая чуткую тишину леса. По едва заметной дорожке, петляющей среди деревьев, мчался сквозь ночь мальчик верхом на приземистой лошадке. Он постоянно торопил её и часто оглядывался назад. Погони не было. Была белёсая стежка тропинки, стук лошадиных копыт и ноюшая тяжесть в боку, слабая, но не стихавшая ни на минуту. -Скоро это пройдет, - подумал мальчик - И я умру. Холодный осенний ветер пробирал до костей, но всадник едва обратил на это внимание. Куда страшнее холода была неизвестность. Дрейк прижался к лошадиной шее – от разгоряченного скачкой животного веяло теплом. «Давай, лошадка», - прошептал он, будто слова могли помочь. – «Мы должны спешить». Лошадь не сбавляя темпа, мотнула головой, недовольно фыркнула. Ко всем прочим неудобствам прибавились еще спазмы в икрах – стремена были рассчитаны на взрослого всадника. Дрейк закусил кожаный воротник куртки, чтоб не вскрикивать каждый раз от очередной судороги. Слева мелькнул огромный валун, грязно-белый в лунном свете. Дрейк приободрился: скоро лес кончится. Лошадь, почуяв впереди свободное от деревьев пространство, без понукания прибавила скорости. Дрейк потер бок. Ещё день - другой боли, потом пять-шесть дней затишья, после этого придётся заставлять себя сделать каждый шаг. Но в тринадцать лет не очень–то думается о смерти. - Успею! Это слово он твердил как заклинание. Должен успеть! Эпидемия тихой смерти поразила материк внезапно, таинственно, из ниоткуда. Пока не начались массовые смерти, люди и не подозревали, что больны. Вначале возникала слабая боль в боку, потом бесследно исчезала, и через десять дней наступала развязка. Нарастала слабость, больной слеп и глох, терял последние силы. Потом - забытье, из которого никто уже не возвращался. "Если решился – делай".- Вспомнились слова отца. Под копытами лошади зашуршала высокая трава, запахло водой. Родник Хрустальный Ключ – граница земель клана. Дрейк натянул поводья. Надо запастись водой, дорога дальняя. От ледяной воды заломило зубы. Мальчик умылся, наполнил мех, и заковылял к лошади. Подтянул стремена, немного постоял, держась за седло, и решительно вскарабкался на лошадь. Надо спешить. «Лишь бы папа не очень сердился. Я вернусь и извинюсь, пап. Только сначала вылечу всех. Я должен успеть». До Нового Токио, где по слухам, маги придумали вакцину, поднимающую на ноги даже самых безнадёжных, неделя пути. Дрейка пробила дрожь. Дорога слишком длинна. Он шмыгнул носом, толкнул лошадь пятками и обнял за шею. Надо спешить. Лошадь мчалась сквозь кладбища, бывшие ранее зажиточными деревнями и гордыми замками. Мальчик видел, как люди сами рыли себе могилы и ложились в них. Видел, как банды мародёров насилуют лежащих без сознания женщин, тащат к лошадям туго набитые вьюки, как отрубают пальцы с перстнями ещё живым людям, уже не могущим пошевелиться. На четвёртый день путешествия его попытались убить, позарившись на лошадь. Арбалетный болт скользнул по лицу, оставив глубокий порез от виска до уха. Мальчик вскрикнул, покачнувшись в седле, но выносливая горная лошадка не сбавила темпа, и преследователи остались ни с чем. Всё это время Дрейк почти не ел, спал на ходу, привязывая себя к седлу, и делал остановки лишь для того, чтобы не загнать лошадь. К середине пятого дня на дороге появились разъезды с красно- белыми гербами. - Эй, малой. – Старший патруля развернул пику поперек дороги, загораживая проезд. – Далеко собрался? Он пристальнее всмотрелся в лицо Дрейка, вздогнул и попятил лошадь. Наконечник пики уперся мальчику в грудь. - Заворачивай, парень. Не можем мы всех вылечить, своим бы хватило. Прости. Дрейк раскрыл было рот, но из пересохшего горла вылетело нечто вроде карканья – язык пересох. Старший смерил его взглядом, отстегнул от пояса флягу, немного подумав, добавил к ней кусок хлеба из седельной сумки, и кинул Дрейку. - Бери и уходи. Не можем мы тебя пустить, понимаешь? Для того и поставлены. Дрейк сполз с седла, подобрал с дороги воду и хлеб, неловко поклонился и побрел прочь от кордона, туда, откуда ветер доносил соленый запах близкого океана. - Даже не думай, парень. – Крикнул ему вслед кто-то из патрульных. – Город оцеплен, не проскользнешь. Легкие сапожки, разодранные острыми камнями, моментально превратились в лохмотья. Стражник не соврал – город действительно был оцеплен. Кольцо охраны доходило до самой кромки прибоя, и терялось где-то вдалеке, сплошной цепочкой охватывая Новый Токио. И вдоль него, насколько хватало глаз, безмолвно стояли толпы зараженных. Изредка, то там, то тут между ними возникали драки – город раздавал излишки вакцины. Монахи, специально отряженные для этой цели, перекидывали бутылки с лекарством через головы охранников прямо в толпу. Но лекарства было слишком мало. Дрейк опустился на камень у самой кромки прибоя. Почти у самых ног плескались волны и стучал о камни разбитый рыбацкий бот. Надвигалась ночь. Океан шуршал, ворчал, рокотал камнями. Невдалеке от берега вода светилась - тысячи фосфоресцирующих рачков роились вдоль берега широкой полосой. Она уходила в океан, но, описав дугу, снова приближалась к городу, к ярко освещенному порту. Приглядевшись, Дрейк заметил, что вся эта масса морских обитателей движется в определенном направлении. Течение! Холодная вода ожгла тело, как кипяток. Дрейк, как мог бесшумно, столкнул остатки бота с камней, улегся до доски животом, и погреб, ориентируясь на свет. Спасло его только то, что течение оказалось теплым. Первоначальный план, построенный исключительно на отчаянии, привел бы лишь к скорой и болезненной смерти от холода. Но Дрейку повезло – со стороны моря город не патрулировался, лишь на причалах горели костры часовых. Мальчишка сумел незамеченным проскользнуть мимо стражи, и, стуча зубами от холода, зарылся в гигантскую копну сена возле одного из складов. Он надеялся, что посреди ночи никому не придет в голову отправиться за фуражом для портовых тяжеловозов. В порту людей всегда много. Наутро Дрек смешался с толпой, оттер, как мог, задубевшую от соли одежду, и отправился в город. Городскую ратушу окружали аж три кольца охраны. Клочком сена Дрейк растер лицо, чтобы хоть ненадолго скрыть нездоровую меловую бледность, первый признак болезни, и, приосанившись, неторопливо подошел к охранникам. - Здравствуйте, - поприветствовал он насторожившегося стражника наОбщем. – Мне нужен старший. Нахальный мальчишка требовал встречи с мэром. Хикару -сан недоверчиво поглядывая на Дрейка, вертел в руках браслет. Подлинный – начальник стражи обязан разбираться в подобных вещах. Верительный браслет – знак либо Лидера свободного поселения или клана, либо мэра, либо… их посланника. Но что-то тревожило воина. При других обстоятельствах гонец с браслетом был бы пропущен незамедлительно, но… Они там что, не могли прислать взрослого? Он никак не мог принять решение. - Фудо-сан! Прибыл гонец из… - Хикару запнулся, выговаривая непривычное слово, - За-хуру-сталия. С браслетом. Говорит, очень срочное личное послание. Он положил на низенький столик металлическое полукольцо, склонился в поклоне. Фудо поднял на него слегка удивленный взгляд: «И где же он?» Дрейк склонил голову в коротком поклоне. Кабинет мэра удивил его аскетизмом обстановки – циновки на полу, голые стены. У окна – подставка для мечей, рядом – низенькое сиденье рядом со столиком. Единственно богатым предметом здесь была лишь одежда на маленьком сухощавом старике с властным взглядом. Дрейк выудил из-за пазухи кожаный тубус, и направился к мэру, почувствовав, как за спиной напрягся Хикару. Не доходя до мэра пары шагов, Дрейк снова склонился в поклоне и протянул Фудо запечатанное послание. Мэр протянул руку, и тогда Дрейк кошкой прыгнул навстречу. Нож, даже не нож, а узкая полоска гибкой стали, спрятанная в обшлаге курточки, уперлась в горло Фудо. Ненадолго все застыли в немой сцене – Хикару с полуобнаженным мечом, Дрейк за спиной мэра с прижатым к его горлу ножом. - Стой на месте! – крикнул мальчик. – Мне нечего терять! Начальник стражи, казалось, обратился в статую. Фудо вздохнул. - Чего ты хочешь, парень? – спросил он. Голос его прозвучал, как ни странно, почти спокойно. - Вакцину. Дрейк всхлипнул, но рука у горла мэра не дрогнула. - Вакцину. Мой клан умирает. Слова полились потоком. Дрейк, перескакивая с пятого на десятое сбивчиво рассказал об зараженном клане, о не вернувшихся гонцах… и все это перемежал слезами и угрозами. Дверь отворилась, и вошла женщина в длинном шелковом халате с широким поясом. Она испугано округлила глаза, увидев происходящее, но осталась на месте. Недолго послушав мальчика, едва заметно улыбнулась, и обратилась к Фудо на незнакомом мальчику языке. Тот коротко ответил. В голосе женщины появились новые интонации, похоже, она убеждала мужчину в чем-то. - Тебе не причинят вреда, если ты положишь оружие. - На Общем языке обратилась она к Дрейку. - Мне не нужна безопасность! Мне нужна вакцина! Мой клан умирает! Малоподвижное, плоское лицо Фудо застыло, затем губы мэра неожиданно скривились в подобии улыбки. - Кто тебя послал? – Спросила женщина. - Никто. Я сам украл браслет и убежал, когда не вернулись посланные. Мы и так слишком долго ждали. Женщина снова заговорила с Фудо, все быстрее и эмоциональнее. Он прервал ее короткой фразой, помолчал, а затем, почти не размыкая губ, сказал на Общем. - Хорошо, маленький воин. Ты получишь то, что просишь. Даю тебе в этом слово. Мужество должно быть вознаграждено. На Общем он говорил с акцентом, сильно смягчая согласные. Приходилось вслушиваться, чтобы понять смысл. - Сколько людей в твоём клане? – Певуче спросила его женщина. - Когда я уезжал – было около двухсот, благородная госпожа, – внутренним чутьём угадав в ней заступницу, ответил мальчик. Фудо усмехнулся, словно говоря: «И всего то?» - Вакцина расходуется быстрее, чем мы её успеваем делать, но, не страшно. Двести порций - такую потерю мы восполним быстро. - Вы дали слово,– сказал Дрейк, опуская нож и бросая его на пол. Наступила реакция на перенапряжение. Его ноги подкосились, и мнимый посланник почти без чувств осел на пол. Хикару кинулся к нему с мечом, но был остановлен властным окриком. Он вышел, а вскоре в кабинет вошёл человек в серой робе мага, недоумённо взглянув на мальчика, сидящего на полу. Мэр спросил его о чём – то, маг поклонился, опустив глаза, и вышел. Через некоторое время комнату принесли небольшой плоский короб с ремнями для переноски за спиной. Фудо протянул мальчику бутылочку. - Выпей. Лекарство не подействует сразу, четыре- пять дней твое здоровье будет ухудшаться, и только потом ты начнешь выздоравливать. Останься на это время у нас. Дрейк опорожнил склянку одним глотком, и отрицательно качнул головой. - Спасибо, но я не могу столько ждать. Люди умирают. Мэр помолчал, затем легонько похлопал мальчика по плечу. - Тебе дадут двух лошадей и сопровождающих до границы, – сказал он, – желаю тебе успеть, маленький воин. Он улыбался. - Я гордилась бы, имея таких сыновей, – добавила женщина, и легонько коснулась спутанных волос посланника. – Не дай умереть своему роду. Мальчик поклонился обоим, потом сказал: « В караулке мой пояс с оружием. Там, внутри, зашито золото. Всё, что было. Благородный Лорд, прошу принять плату за вакцину». Фудо переглянулся с женщиной и спросил: «Как твоё имя, маленький воин?» - Меня зовут Дрейк, сын Роберта, благородный Лорд. - Я запомню твоё имя, Дрейк, сын Роберта. – Фудо помолчал. – Иди. - Он оскорбил вас, господин. – Хакиру стоял на своем. Фудо нахмурился. Жаль, что племянник не понимает иногда таких простых вещей. - Кроме достоинства, есть еще и честь, юноша. Я дал мальчишке слово. А к тому же, Империя набирает силу. Да, это мелочь, но совсем нелишним будет иметь две сотни лишних союзников, обязанных нам жизнью. До границы добрались быстро. Дрейк поблагодарил провожатых и пустил лошадь галопом. А слухи, непостижимым образом просочившись сквозь стены ратуши, уже обгоняли его, повествуя о маленьком мальчике, везущем избавление от смерти. Его выследили через день. Из рощи слева показалась пятерка конных, окружая Дрейка полукольцом. Засвистели стрелы, сзади заржала запасная лошадь, раненая в бок. Не оборачиваясь, Дрейк перерезал ременный повод, закреплённый на седле, и, пригнувшись, пришпорил коня. Погоне помешала темнота. Мальчик, пользуясь сумерками, на ходу спрыгнув с седла, съехал по песчаному обрыву, а освобождённый конь радостно заржав, понесся прочь. Преследователи не заметили съёжившегося в комочек Дрейка, ориентируясь на стук копыт впереди. На следующий день он оглох. До Хрустального Ручья оставалось всего полтора суток пути верхом, но лошадей он потерял. Идти было почти невозможно, тело не слушалось, налившись тяжестью. Дрейк скинул короб со спины, проверил, не побились ли переложенные мягкой тканью склянки. Он вновь надел короб и, оглядевшись, побрёл. Глухой шум в ушах стих, сменившись ватной тишиной. Едва переставляя ноги, мальчик шёл вдоль пустынной дороги, поминутно оглядываясь, боясь попасться кому-нибудь на глаза. Время, казалось, остановилось. Наконец он упал и не смог подняться. Тогда Дрейк пополз, понимая, что остановиться – смерть. Он едва двигался, не различая пути, ведомый каким-то шестым чувством. - Отдохни. – Шелестел в ушах вкрадчивый голос. – Закрой глаза, поспи. -Поспи. -Отдохни. Глаза резало, словно под веки набился песок. Дрейк сморгнул раз, другой – и провалился в темноту. Исчезло все: боль, запахи, ощущение тела, даже мысли, казалось, поблекли и потекли вяло, уходяще. Я умираю. Кажется, для вакцины было уже слишком поздно. Папа, прости, я очень старался. Не хватило совсем чуть- чуть. Так вот она какая – смерть. Но почему тогда не встречает мама, не ведет к себе? Ты все врал, пап? Почему так темно? Темнота…она ни холодная, ни теплая, ни злая, ни добрая. Равнодушная. Страшная. Страшная. Страшная! Я не хочу умирать! Дрейк забился, содрогаясь и разрывая губы в немом вопле. Тьма вокруг, казалось, вздохнула, и неспешно расступилась, едва слышно шепнув. - Ничего, малыш, я подожду. Дрейк открыл глаза. - Я выживу! – прохрипел он и пополз. Он полз, иногда становился на четвереньки, шел по-собачьи и снова полз, пока повиновались руки. От наваждения темноты в памяти остались лишь смутные обрывки, но Дрейк теперь знал. Он никогда больше не сможет спать без света. Вдруг его шеи коснулись мягкие губы. Конь. Запутавшись ногой в стремени, за ним волочился мёртвый прежний хозяин. Собрав остатки сил, и цепляясь за уже застывший труп, Дрейк взгромоздился верхом и освободил стремя. - Теперь доберусь, - прохрипел он себе, и упал коню на шею. Как ехал, Дрейк не запомнил. До деревни оставалось совсем недалеко, когда из кустов взметнулось серое тело скальда. Конь встал на дыбы, заржал и сбросил седока в траву. Сил не осталось даже на слезы. Мальчик пополз, изредка поднимая голову, чтобы сориентироваться. Тут он обнаружил, что ослеп. Потянулся за коробом, но не было сил. Попробовал закричать, но не услышал собственного голоса и провалился в забытье. Люди, которые ещё могли ходить, увидели как на опушке, на тропке, ведущей к деревне, появилось нечто маленькое, утратившее человеческий облик, упорно тянущее за собой плоский короб на кожаном ремне. Дрейк почувствовал влажное прикосновение ко лбу, к щекам, к губам. Он облизнул их и открыл глаза. Высокая светлая горница, он лежит на кровати, укрытый простыней. Над ним склонилась Териан, травница клана. Женщина обтирала его лицо влажной тряпкой, и плакала. - Теперь все будет хорошо. – Шепнула она мальчику. – Ты герой, малыш. Ты нас всех спас. Старый Роберт не дожил до возвращения сына, но стал последней жертвой Тихой Смерти в Захрусталье. Если буду видеть интерес к произведению,выложу полностью. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
