Вездеход МТЛБ хОдко шел по старому профилю, смачно пережевывая гусеницами бурую грязь и прошлогоднюю желтую траву, хлипкие кустики и тонкоствольные березки, что успели прорасти на заброшенной людьми дороге. По обочинам стояли шеренгой голые осины да рябины и только лиственницы с ёлками гордо демонстрировали свое зеленое убранство. Солнце что неспешно ползло по голубому небу, светило ярко, но грело в полсилы. Апрель в Якутии обманчивый, фальшивый, словно пламя в искусственном камине – свет есть, тепла нет. Оттого и не весь стаял снег в тайге, лежал он сахарным песком на пушистой моховой подушке, лишь на взгорках да открытых полянках растворился, обнажив взору темную земляную скатерть. На горбу тащил вездеход УРБешку, (буровую установку) покрашенную в ярко-желтый цвет, мешок с образцами, утепленную палатку, бочку с соляркой, шланги и остальной скарб для геологоразведки. Белыми макаронинами нависали над кабиной буровые штанги, обсадные и колонковые трубы. Левое лобовое окно было стыдливо прикрыто фанеркой, отчего МТЛБ напоминал хулигана с подбитым глазом. В правое и серединное окна тонкой дрожащей лапкой стучался солнечный зайчик. Но его не раз спугивали мохнатые щетки, чистящие мутное стекло. В гулком чреве вездехода рычаги дергал Славка - худощавый остроносый парень, за дорогой он особо не следил – куда машина из колеи денется! А предавался сладким воспоминаниям о молодой жене Люсе. За его спиной, возле печки, на ящике с банками тушенки сидел коренастый, с черной бородкой, тридцатилетний буровик Роман Укарбаев. Степенный, немногословный. Сложив руки на груди, спокойно кемарил. Рядом с «танкистом» на жестком сиденье похрапывал Ромкин ровесник Леха - рыжеволосый баламут, долговязый детина с побитым оспинами лицом, исполняющим работу помбура. На крыше кабины, рядом с открытым верхним люком, упираясь ногами в резиновых болотниках, в железный поручень, запахнувшись в теплую куртку, ехал старшОй. Начальник одиннадцатой бригады, геолог Юрий Викторович, давно разменявший четвертый десяток, бывалый таежник. Дело он свое знал, как «Отче наш». Парням из бригады нервы по пустякам не дергал, лишнего не требовал, но в работе поблажек не давал. Да и за порядком следил за не хуже участкового милиционера. Выработку в ведомости, писал по справедливости, мусоля карандашик сухими обветренными губами. ВиктОрыч, как его называли мужики из бригады, не высокий сероглазый шатен, обычно спокойный и рассудительный, злой сегодня был до неимоверности. После утреннего разговора с начальником партии. Бригада шарахалась по тайге четвертый месяц, нервы и силы были на пределе, сказывалась усталость от тяжелой работы. Горючее, продукты, курево подходили к концу. Пора было возвращаться домой, на базу, но настырное начальство требовало отработать еще один квадрат. Напрасно ВиктОрыч хрипло орал в трубку рации убеждая, что в конце апреля в тайге делать нечего. Забурка идет плохо, медленно. Добытый керн похож на холодец, медленно тающий на воздухе, и как следствие, не дающий возможности правильно сделать описание. Да и дни стоят солнечные уже настолько, что не держит грунт тяжелую технику, проседает, и не ровен час, увязнут они в зыбкой топи и всё! После никакими молитвами не вытащишь многотонную махину. А еще чуть и реки вскроются, разольются быстрыми потоками вдоль и вширь, перекроют выходы на профили. Начальство слушать не хотело. Пригрозило, что оставит мужиков без оплаты, да еще оштрафует за саботаж. Плюнул в сердцах Викторыч недокуренную сигарету, прохрипел в трубку: «Хрен с вами, отработаем!» , поглядев на карту, объяснил Славке координаты и махнул рукой: «Заводи!» . Вездеход дернулся, зарычал и хОдко двинулся к обозначенной точке. У ориентира, высокой сосны, стоявшей на взгорке, пузо было стесано, на матово-желтой древесине крупными буквами, красной краской, стояла метка: « на СКВ – 60» и махонькая изогнутая стрелка намекала на поворот влево. Там, куда показывала стрелка, деревья поредели, местами снег стаял, подставляя под солнце ковровые проплешины из мха и брусничника. Славка притормозил, высунулся из люка: –Викторыч! Чё, по целине пойдем? –А ты другую дорогу знаешь? – задумчиво просипел СтаршОй. Слава оглядел чахлые деревца, стоящие на пути вездехода, вылез из МТЛБ, обошёл его кругом, пристально вглядываясь в гусеничные траки. Прикурил сигарету, прикрывая её ладонью от ветра. –Сколько до точки? – Сорок семь. Особо не гони. –Почему? Старшой тоже достал сигареты, прикурил и выдохнув сизый дым от затяжки, ответил: –Километров через тридцать, река будет. Хамака. Коварная, зараза. Каждую весну по новому руслу разливается. Летом воды в ней воробью по колено, а весной что Волга…Ни конца ни края… –Лады, Викторыч…Я аккуратненько… Вездеход фыркнул черным облачком, развернулся в левую сторону и осторожно пополз в нужном направлении. Старшой в кабину не спустился, остался сидеть на верху, греться на солнышке, явно решившему наверстать упущенное, и с каждой минутой гревшее сильнее и сильнее, щедро обласкивая теплом якутскую тайгу. Примерно через час, Старшой свесился в открытый люк и тряхнув Славку за плечо, приказал: «Тормози!». Тот послушно выполнил команду. Вездеход остановился. Славка и остальные мужики вышли из кабины. Старшой, как вождь пролетариата, протянул руку вперед, развернутой ладонью сделал полукруг: –Где-то тут Хамака. Мужики дружно посмотрели вперед. Перед ними белой простыней лежал снег. Деревьев почти не было, лишь местами из под снежной перины выглядывали растопыренные метелки кустарника и ржаво- соломенные хохолки травы. Метрах в трех от МТЛБ, снег превратился в тонкую широкую сверкающую полосу льда, и видно было, как под этой прозрачной хрусталинкой, бурно течет проснувшаяся вода. –Нам туда? – спросил Леха, кивнув подбородком на противоположную сторону, одновременно застегивая ширинку, слив на белый снег утреннюю порцию кофе. –Туда – подтвердил Юрий Викторович – Во-о-он на тот бережок… –Ну и чё за кипешь? Поехали, раз туда…Жрать охота…третий час уже….А мы не ели…Пока доберемся, пока разберемся, еще часа три пройдет…И так кишки сводит…– пожалился Леха. –Потерпишь – отрезал Старшой – переберемся через Хамаку, пообедаем. –Ну так поехали…Чё сопли жевать… –Подождите мужики…Может, разведаем сначала? – решил подстраховаться Викторыч. Славка сломал сухостоину, прошел вперед, взрыхлив болотниками спрессованный снег, подошел к льдовой кромке, потыкал впереди себя, легко прокалывая лед тонкой слегой. Деревце уходило в воду сантиметров на тридцать. Славка обернулся к бригаде: –Фигня. Я на полном ходу пройду, чтоб не завязнуть. Давай на борт, мужики. Леха с Укарбаевым вернулись в кабину, Славка сел за рычаги. Старшой вновь залез на крышу, уселся поудобней, отведя за спину маленький топорик и нож, висевшие справа и слева на бедрах, на поясном ремне: –Давай, Славян! Жми! МТЛБ взревел раненным тигром, на полном ходу ринулся вперед, взламывая с хрустом стекло льда, выдавливая гусеницами на свет божий темную воду Хамаки. Через пару минут хода, на бешеной скорости, вездеход резко, носом вниз, рыбкой нырнул в воду, попав в овраг, скрытый коварной фольгой льда. В секунду МТЛБ утонул по самую маковку. Над водой, что радостно, со звоном бежала дальше, остались торчать только левый фанерный глаз, да скособочившиеся трубы. Старшого в ледяную купель снесло первым. –Е...ть и резать! –вынырнув, отплевываясь, выдал старшой любимый матерок. Широкими гребками поплыл к берегу, что обнажился метрах в десяти от утопленника вездехода. Следом, испуганными копалухами, с орами и матами, вывалились из кабины остальные. Доплыв до берега, мужики шустро разделись до трусов, отжали одежду. Викторыч, покопавшись во внутреннем кармане куртки, извлек фляжку, протянул её собратьям по несчастью: –Нате. По глотку. Ребята по очереди приложились к фляжке. Чистый спирт ожег глотки, резанул желудок, через минуту взбурлил кровь, дав желанное тепло замерзшему телу. Старшой снял с поясного ремня топор, пошел в тайгу, рубить деревца и ветки для костра. Укарбаев взял нож, пошел следом. Леха и Славка, клацая зубами, разбрелись в стороны, по пути подбирая с земли, все, что могло гореть. Через десять минут, Викторыч запалил костер от коробка спичек, предусмотрительно упакованного в презерватив. Следующие два часа мужики грелись возле огня, сушили одежду, время от времени прикладывались синими губами к заветной фляжке. Наконец одежда просохла до нужной кондиции. Одевшись, мужики сели крУгом возле костра. – Ну, согрелись? – заботливо спросил Викторыч. –Немного – ответил за всех Леха. –Делать что будем, Викторыч? – спросил Укарбаев, растирая руки засаленной верхонкой. –В воду надо идти, мужики. Пока совсем не стемнело. Документы забрать. Мешку с керном похоже хана. .. Вон, он пипкой торчит. Пока переправу сделаем, размоет все к чертовой матери…Край как надо планшет достать, иначе вся работа на смарку. Рации пипец. Связи не будет. Ящик с тушенкой достать надо, она единственная еда, что осталась. Кофе в банке. Может, уцелело. Значит, достаем бутер, подкрепимся и своим ходом на базу пойдем. Мы сейчас из лесин мостки сделаем, до верха кабины, чтобы по воде не шастать, а там все равно нырять придется. –Иди ты на хрен, начальник! Я в воду не полезу! Мне ещё детей делать! – фальцетом выдал Славка. –О молодухе своей вспомнил? – усмехнулся Леха. –Обморозиться боишься? –Вспомнил. Боюсь. Вам что? Укарбайчик троих настрогал. У тебя тоже, Леха, яйки не впустую работали. Сын растет. Викторыч почти пенсионер, разведенный, ему перед бабой отчитываться не надо. А я полгода назад только печать в паспорт поставил. Чего хотите делайте – в воду не пойду! –Мать твою артиллерию! Не пойдешь! По твоей милости искупались! Говорили тебе, давай разведаем, так нет! Хрена ты возле берега потыкался? Надо было метров на пять вперед пройти! Не сидели бы сейчас как…как…–возмутился Леха. –Чё по моей-то? Вон, он начальник! Чё он не приказал? Я б послушался… Или сам бы в воду слазил!!! А чё щас на меня стрелки переводить? Не пойду! Юрий Викторович достал из кармана чудом не промокшую пачку сигарет, вытащил одну, прикурил. Пачку протянул остальным: –Не лезь к нему, Леха…Я с себя вины не снимаю, Слава…Действительно, надо было подальше в воду зайти…. Сейчас главное документы достать, тушенку…И до базы живыми дойти. Нам по тайге, даже если напрямки пойдем, километров восемьдесят до базы чапать. С грузом. Есть другой вариант. Достаем жратву, палатку, переплываем обратно, сушимся, идем к профилю…Там, по дороге, если чуть срежем, короче получится…Километров шестьдесят…За сутки – двое, дойдем. –Викторыч! Я чё думаю. Щас делаем мостки, достаем барахло. Ставим палатку. Ночуем. Утром перекусим и пойдем. Так? – докуривая сигарету до самого фильтра, предложил Леха. –Лады. Всё, мужики. Я рублю первый. Роман, ты ветки отсекаешь. Леха, ты за костром смотри, потом меня подменишь. И обернувшись к насупленному Славке, добавил: – А нырять все равно всем придется. По очереди. Славка дернулся, цикнул слюной в костер: –Я сказал – в воду не пойду. Юрий Викторович вздохнул, отвернулся и ответил: Уговаривать больше не будем … Но! Вернемся, ты из бригады уходишь…Понял?... Больше не слова не говоря, геолог, взяв топор, ушел в тайгу. Через полтора часа срубленные лиственницы точно легли от берега на крышу вездехода. Опять раздевшись, первыми направились к утопленнику Викторыч и Леха. Не высокий старшой , хоть был отнюдь не хилый, мальчишкой смотрелся на фоне рослого Лехи. Укарбайчик хохотнул: –И за что тебя бабы любят, Викторыч? Ты ж как пацан… –За что надо, за то и любят…– огрызнулся Юрий Викторович. –Мелкая блоха шибче кусает? Да, Викторыч? – не унимался Рома. –Укарбайчик! Еще слово, я тебя вне очереди в воду макну! –пригрозил старшой и обернувшись к Лехе скомандовал: –Чё застыл? Пошли! Осторожно ступая босыми ногами по чуть стесанной лесине, мелкими шагами дошли до кабины. Викторыч глубоко вздохнул пару раз и солдатиком ушел в ледяную воду, добывать из кабины кожаную планшетку с документами, предусмотрительно упакованную в целлофан и для пущей надежности в полиэтилен, как раз для таких случаев. Через минутку отфыркиваясь тюленем, Викторыч отдал планшет в руки Лехи. И опять нырнул. Еще пара минут и на поверхность был извлечен мешок с продуктами. Леха начальника ждать не стал. Схватил мешок и планшет, и шустро перебрался обратно. Кинул все к костру и вернулся. Викторыч к этому времени, уже забрался на кабину, порылся в мешке с керном, достал оттуда непочатую бутылку водки, всю заляпанную бурой жижей. Зубами сорвал шляпку, сделал пару глотков, спустился к Лехе с бутылкой в руке. –Лл-ле—х-хаа! Дд-д-ав-вай гл-лотни и за ящ-щ-иком н-н-ырять буд-д-ем… –Викторыч! Шел бы ты…Один достану… –Хрен. Он-н-н т-т-яж-ж-ел-л-ый и уп-п-пораа-а н-н-ога-а-ам-м-ми н-н-етт…Гл-л-у-б-бо-ок-о-о… –Викторыч! Уйди от греха! Дай пузырь, глотну, а ты марш на берег! Леха отобрал бутылку, сделал глоток, влез на кабину, уступив дорогу старшому и повернувшись к берегу, заорал: –Укарбайчик!!!! Подь сюды! Наку дам!!! Старшой, пока Леха орал, уже добрался до берега, трясущимися руками быстро напялил на себя штаны и куртку. Натянув болотники, сел к костру. Роман, что все в жизни делал не спешно, пошел по лесинам плавной походкой балерины. Дойдя до Лехи тоже пригубился из початой бутылки. Затем мужики примастачив заветный пузырек торчком между труб, с уханьем влетели в воду, отталкивая руками от себя снежно-ледяные глыбки, что плавали возле вездехода. Вскоре, мокрый ящик был водружен на лесины, еще чуть и доставлен к костру. Таким же макаром, ныряя по очереди, из кабины извлекли котелки, ведро, рюкзаки, пару топоров, рулон полиэтилена, спальники с палаткой…Викторыч чуть не утоп, от сведенной судороги в ногах, уже пузыри пускать начал, когда хапнул его Леха за отросшие в тайге волосы и подтянув к себе, за подмышки выволок на бревнышки…Сняли с крыши вездехода-утопленника бочку с соляркой. А вот мешку с керном действительно была хана. Едва старшой поднял его, как на босые ноги потекла бурая жижа, и ясно стало всем, что образцы размыло в кашу… Перетаскав вещи поближе к огню, наскоро мужики перекусили тушенкой, стали сушить спальники и палатку, распялив их на деревянные рогатины. Из мешка с продуктами от воды не пострадала только пара луковиц, банка со сгущенкой, банка кофе и макаронные загогульки, упакованные в два полиэтиленовых пакета. Остальное все перемешалось и слиплось в один комок: гречневая крупа, сигареты, сухари… А мешочки с солью, сахаром и чайной заваркой были отполосканы течением, не хуже стиральной машины. Славка в делах участия не принимал. Обтесав себе чурбачок, пристроился возле костра и сидел на нем до самой полуночи, убеждая себя, что поступил правильно. Купаться в ледяной воде это не шуточки. Можно на всю жизнь простатит схватить. Детей если не будет – полбеды. А если не стоячка схватит? Что же он, в двадцать три года полным импотентом будет? А как же Люся? Виданное дело из-за каких-то образцов человека здоровья лишать? На будущий год экспедиция снова бригаду пришлет, еще забурку сделают. И все дела….Славку никто не беспокоил. Кинул ему молча Леха в коленки банку с тушенкой, мокрый спальник и все. Викторыч с Романом натаскали воды, сварганили в котелке типа супчика, набухав туда тушенки, бросив загогульки и обе луковицы. В ведре сварили кофе, приправив его усохшей прошлогодней брусникой и сгущенкой. Леха поставил просохшую палатку, нарубил лапника, раскатал по земле полиэтилен, сверху положил мохнатые еловые ветви, потом спальные мешки. Бригада, выезжавшая вместе в поле уже третий сезон, поужинала за полночь. И подкинув в костер бревно по толще, пошла спать. Мужики улеглись рядышком друг с другом, чуть не в обнимку. Намаянные по горлышко, с дополнительными градусами в крови, еще поржали с полчаса над собственным приключением, не кичась своим мужеством, не считая сделанное подвигом. У них просто работа такая…И уснули быстро, с чистой совестью, не отягощенной ни трусостью, ни предательством… Оттого и спали крепко, словно младенцы…Лехе и Роману снились ядреные бабы, теплые, манящие…Старшой видел во сне незнакомку…Наклонилась к нему синеокая красавица, поцеловала в губы, шепнула: « Я молилась за тебя…Потому и живой…женись на мне…» Наутро, хлебнув горячего кипятка, сложив вещи в рюкзаки, укатав палатку, отправилась одиннадцатая бригада в обратный путь. Шли они к стационарной буровой трое суток… Слава из бригады ушел. Вскоре уволился из экспедиции совсем. Никто не хотел с ним работать…Через девять месяцев жены Ромы и Лехи родили почти одновременно сыновей. А еще через год парни лихо отплясывали на свадьбе у Викторыча. Старшой лучился от счастья и крепко обнимал синеокую красавицу…. |