Её никто не ждал. Ни в одной из Небесных Канцелярий не был запланирован её визит, но она, несмотря на все запреты и условности, все-таки пришла. Не в назначенный срок, а гораздо раньше, - что ж, Беда на то и беда, чтобы приходить тогда, когда её никто не ждет.

 

Солнце лениво карабкалось на мутно-серый ото сна небосклон, яркими лучами пронзая предрассветную полумглу, освещая изумрудно-зеленые кроны деревьев и рассеивая сумрак, скопившийся за ночь.

Беда шла, осторожно ступала по еще не прогретой солнцем земле и возмущенно фыркала, когда лучи света прикасались к её коже, не терпящей подобного обращения. Она шла, прижималась спиной к холодным стенам, и старалась не наступать на освещенные участки влажного асфальта, ведь цена опрометчивому шагу была слишком высока — Беда еще не готова была пожертвовать собственной жизнью ради считанных секунд тепла. Сумрак собирался под её ногами, постепенно редея и становясь все более тяжелым и густым. Шаги её становились всё вымученней, грубей, но до своей цели Беда дошла вопреки своим извечным врагам.

 

Она осторожно пробралась в комнату, которую присмотрела уже давно. С тихим жалобным скрипом отворила дверь, на цыпочках прокралась к кровати, стоящей напротив окна. Тягучий сумрак тяжелыми каплями скатывался на пол, оставляя на светло-бежевом ковре безобразные маслянистые пятна; Беда не замечала этого. В ее замутненных азартом глазах светилось вящее любопытство с незначительной примесью радости. Беда бесцеремонно села на кровать и настойчиво, но тем не менее весьма осторожно, чтобы не разбудить спящего, одёрнула одеяло. Ей хотелось посмотреть на человека, у которого она заберет всё... и даже чуть больше.

 

Сначала взору Беды предстала рыжая взлохмаченная шевелюра, слегка примятая от долгого сна, затем — закрытые глаза с длинными, но светлыми ресничками, а потом и щедро усыпанное веснушками лицо маленькой девочки, доверительно улыбающейся чему-то, что известно только ей.

 

Беда завороженно смотрела на эти веснушки, в серых глазницах её, казалось, застыло удивление: хозяйка комнаты была поцелована солнцем, да еще как щедро! Беде это было только на руку: она нежно провела рукой по щеке незнакомой девочки, не жалея времени, прикасаясь к каждому солнечному поцелую, и постепенно веснушки начали бледнеть. Кожа рыжеволосой серела с каждым прикосновением нежданной гостьи, медные волосы тускнели, а под глазами проявлялись темные круги. Девочка начала безвольно метаться по постели, Беда с неожиданной силой удерживала её, шепча что-то на ухо и гладя по голове.

 

Глаза девчушки распахнулись сами собой, Беда поспешила исчезнуть, чтобы девочка её не заметила.

Но рыжеволосая Мира навсегда запомнила её пустые серые глазницы.

 

Сегодня Мира была довольна собой: пусть она уже несколько недель не могла нормально спать, зато сколько замечательных сказок успела сочинить! Правда, её родителям и воспитателям не очень-то нравилось новое увлечение рыжей — сказки выходили странные, мрачные, даже взрослым становилось не по себе. Настоящим же ценителем творчества Миры стала бабушка — она поистине восхищалась сюжетами, которые девочка обыгрывала в своих рассказах. Тёмные же, запутанные финалы Лидию Семёновну ничуть не беспокоили: чем бы дитя не тешилось...

 

Так что донельзя довольная очередным сюжетом Мира поспешила к бабушке, распахнув руки для объятий: сегодня именно Лидия Семёновна забирала Миру из школы. Девочка очень любила такие дни.

 

- Ба, смотри, смотри! - Мира закружилась вокруг бабушки, размахивая исписанным линованным листком, подпрыгивая и улыбаясь.

 

Лидия Семёновна с интересом склонилась над рыжей девчонкой:

- Пойдём, почитаешь мне, пока будем идти домой.

 

Мира совсем оглянулась, смерила совсем не детским взглядом что-то позади себя, а затем натянуто улыбнулась:

- Конечно, ба. Почитаю.

 

- Мира, Мирочка, вернись к себе в комнату! - неестественным голосом кричала Юлия Александровна, красивая и статная женщина, такая же рыжая, как её дочь.

 

Девочка без интереса выглянула из-за угла. На полу лежала бабушка, сжимая в руке исписанный линованный листок. Детским, по-девчачьи аккуратным почерком на нём была написана новая сказка Миры про волшебницу Ли-Лу и отравленный орех.

 

- Что с ба? - недоумённо распахнула глаза девочка, подходя к матери.

 

- Бабушка отравилась... Так и знала, не нужно было доверять этим приезжим! Торгуют у себя в ларьках не пойми чем, кто знает, сколько у них лежали эти орехи! Немудрено было отравиться...

 

- А почему ба лежит на полу? - Мира чуть наклонила голову.

 

- У бабушки очень сильно болел живот, и она потеряла сознание. Не волнуйся, сейчас приедет «скорая» и заберет бабушку в больницу. Там её вылечат.

 

- Точно-точно? - наивно спросила девочка, пытаясь обойти мать и забрать тетрадный лист из рук бабушки.

 

- Точно-преточно, - неуверенно улыбнулась Юлия Александровна и, заметив листок, подняла его, - А это что? А, опять твои сказки...

 

- Да, мам. Там... плохо получилось. Не читай, пожалуйста.

 

- Отчего же? - женщина нахмурилась, - Пожалуй, возьму его с собой в больницу, там и почитаю. Вдруг ты станешь великим писателем? - Юлия Александровна взъерошила тусклые рыжие волосы Миры и ласково улыбнулась, - Да и бабушке прочту, как очнется. Она же любит твои рассказы.

 

- Любила.

 

Вскоре Мира написала новую сказку. О маленькой фее Ли-Ли и ненастоящих целителях.

Мама с бабушкой домой не вернулись. Мира не ждала.

 

Каждую ночь во сне Мира бежала. Она прорывалась сквозь дикую, вязкую, обволакивающую всё нутро полутьму, вдыхала черный воздух, разъедающий её изнутри, поскальзывалась, тонула в чёрной вяжущей кислоте, наполняя ею легкие, пытаясь выжить и выбраться. И с каждой новой ночью черноты в ней становилось всё больше.

 

Но однажды, когда у Миры не осталось никого, когда некому было прочитать её сказки, когда ей некого стало ждать, она пробралась сквозь тёмный лабиринт, выбежала в чисто-белое поле, но не остановилась. Незачем было останавливаться.

 

Мира бежала по инерции, рыжие волосы её практически потеряли цвет, снег прилипал к босым ногам; ей не было холодно. Ей было легко и свободно, ведь больше никто не нашептывал ей страшные сказки, никто не говорил ей, что записать, а что оставить для реальности, вот только чёрная вяжущая кислота постепенно сжигала её нутро.

 

Мире казалось, что стоит ей пробежать еще чуть-чуть, совсем немного, и вот она — долгожданная свобода, прежний дом с матерью и бабушкой, с привычным веснушчатым отражением в зеркале...

 

- Всё это будет у тебя, - где-то на периферии сознания слышала Мира, сбивая ноги в кровь, но продолжая бежать, несмотря на боль, - Только не оглядывайся назад!...

 

Девочка почувствовала прикосновение холода к своему плечу и оглянулась.

 

Чернёная пустота захлестнула рыжую сочинительницу с головой.

 

Пустые серые глазницы, показавшиеся на секунду из темного пламени, она запомнила навсегда.