- Чудеса ведь разные бывают, Шери.., - седой старик постучал по столешнице длинными старческими пальцами и вскользь глянул на девушку, сидящую перед ним. Шерил совершенно не понимала, что это за старик, что он пытается ей втолковать и что он делает в этом месте: нечасто увидишь седобородого мужчину преклонных лет в публичном доме. Тем не менее, девица на всякий случай согласно кивнула и глубоко вздохнула, пытаясь не заснуть. Ночь у нее была длинная, трудная, а злить старика всё же не хотелось. Несмотря на неподобающую приличной женщине профессию, Шерил знала, что с такими особами лучше не связываться, особенно если они одеты в подобный балахон, ибо колдовство, как учат догматы, «подстерегает нас везде». Подобных изречений в догматах было много, а если точно — семьдесят три, и каждый житель Запнины мог назвать их в том прядке, в котором его попросят это сделать.

 

- … видишь, сколько разных чудес есть в мире! А ведь это еще далеко не все, - услышала Шери и встрепенулась, будто почувствовав на своей шее холодное лезвие топора и высокий голос Старшины, объявляющий: «... за злую волошбу... за укрытие колдуна... приговаривается... ». Поняв, что никакого Старшины здесь нет, а старик продолжает ей что-то доказывать, Шерил вздохнула еще более глубоко.

 

«Бесы бы тебя побрали, старый хрыч! Я б за то время, что ты тут проповедуешь, успела бы много полезного сделать, а приходится тебя выслушивать...» - не без злости подумала девица и уставилась на старика, изображая крайнюю заинтересованность беседой.

 

- У тебя же нет ни цели, ни мечты, - продолжал тем временем незнакомец в порванном балахоне. - Что полезного ты можешь дать миру? Ты ведь даже и не занимаешься ничем, кроме этой... работы, - нужно отдать должное мужчине: занятие Шери назвать работой действительно очень трудно, - А всё потому, что у тебя в жизни ни чуда нет, ни приключений.

 

Шерил невольно вспомнила, как нынче ночью они с девочками выпроваживали трёх вдрызг пьяных стражников. Стражники, конечно же, уходить решительно не хотели, а девушкам подобные «клиенты» могли обойтись в слишком высокую цену: частенько хранители порядка удовлетворяли свои потребности, а затем обвиняли согрешившую девицу в колдовстве. Конечно, о волошбе в публичном доме никто и думать не смел, но стражники просто спасали свои шкуры, не заботясь о чужих: им строжайше запрещено посещать подобные места. А так — и шкуры целы, и потребности удовлетворены, еще и Старшина золотшка подкинул «за помощь в борьбе с опасным и злым врагом».

 

С тоской поглядев на посиневшее после той ночи запястье, Шери хмыкнула: «Как же, как же... Самое что ни на есть приключение!»

 

- Жизнь у тебя пустая, вот в чем проблема. Ты выбрала неверную дорогу и даже не пытаешься изменить свой путь, - старик сокрушенно покачал головой и совершенно неожиданно для девицы, накрыл ее ладонь своей. Шери отпрянула и непонимающе посмотрела на собеседника; вспомнив, что за всю беседу не проронила еще ни единого слова, она проговорила:

 

- А мне-то вы зачем всё это рассказываете? Вон у нас Алишка страдает, мол, «скучно мне, душа разнообразия требует!», к ней и идите. А меня всё устраивает.

 

- Об этом я твержу тебе, Шери. Посмотри на себя: ты же проведешь все свои дни в этом месте. Сначала, пока ты молода и красива, будешь так же обслуживать посетителей, а затем, когда годы возьмут своё, что будешь делать? Все мы стареем, а тебе даже будет нечего вспомнить, ведь ты даже не любила никого. Вспомни, разве твое детство, проведенное за стенами этого дома, не было счастливым?

 

- Я родилась здесь, - зло бросила Шерил: ей уже порядком поднадоел этот разговор. Шери соврала — она родилась не в публичном доме, более того, она родилась за много лиг от Запнины... но детство свое девица практически и не помнила: нечего было вспоминать.

 

Старик только грустно улыбнулся и отпустил руку Шери. Достав из напоясной сумки небольшой деревянный предмет, он поставил его на стол и аккуратно придвинул к девушке:

- Смотри.

 

Шерил покосилась на мужчину, как на юродивого:

- Зачем? Что тут?

 

На тонких губах, практически полностью скрытых за густой бородой, заиграла лукавая улыбка:

- А ты открой. Давай же, - он приглашающе кивнул.

 

Шерил уж было потянулась к шкатулке руками, но перед глазами ее встала недавняя картина, и она со слабым возгласом выверенным и точным движением смахнула предмет со стола. Подобные шкатулки раньше проносили с собой посетители, только вот внутри были не дорогие украшения или деньги, а запрещенные порошки, смешанные в такой пропорции, что после их употребления все в мире казалось светлым и радужным. Слишком радужным. На мужчин он действовал именно так, а вот девушки начинали видеть то, чего не бывает на свете. Не раньше месяца назад Милена шагнула со второго этажа, утверждая, что видела, как над часовней поднялся сизый туман, зовущий ее за собой. Высота была небольшая, и девица не пострадала, но затем ее обвинили в колдовстве и больше в публичном доме ее никто не видел.

 

Шерил гневно посмотрела на старика и только открыла прелестный ротик, чтобы позвать мадам, как мужчина встал, наклонился, поднял с пола шкатулку и, покашливая, направился к двери:

 

- Эх ты. Проворонила свое чудо.

 

- Не бывает чудес! - гневно воскликнула Шери.

 

- А что же, по-твоему, бывает? - удивленно вскинул брови старик и потянул дубовую дверь на себя.

 

- Догматы бывают и пустяки, а чудеса ваши — волошба и колдовство!

 

Мужчина в балахоне лишь покачал головой и вышел из комнаты. Шерил еще дня три не могла прийти в себя: так ее разозлил разговор со стариком. Да и зачем он вообще пришел в бордель за разговорами? Вроде бы человек взрослый, будто не знает, что в публичные дома не за этим ходят...

 

Шерил потом вспоминала этого старика почти каждый день в течение всей своей жизни. Когда она потеряла юность и красоту, то все равно осталась в доме удовольствий — мыла полы, стирала белье... После того, как она умерла, в ее каморке нашли странную деревянную шкатулку и сразу же выбросили, а саму ее посмертно обвинили в злой волошбе.

На могилу работницы пришли только два человека — старый мужчина в порванном балахоне и легчайшего поведения девица, которой он что-то долго говорил про Чудо. И, в отличие от Шерил, девица эта слушала его с неподдельным интересом.

В руках мужчина держал деревянную шкатулку.