Лес багряный убор роняет свой, как-будто, мадам платок. То отпустит, то догоняет… Я – в затворе. Открыт сырок и напиток довольно странный с этикеткой «Вы это – зря!» Не с кем даже скрестить стаканы девятнадцатого октября. Знаешь, время, оно – не лечит. Так, немного припорошит. Те – в маразме, а те – далече… Мой сосед обучился «шит» лучше аглицкой королевы. И лабает нутро само: «шит» - направо и «шит» - налево, и в середке – оно, дерьмо. Лингвокласс моего соседа поневоле сгоняет вниз. Ты сегодня был зван к обеду, но куда? Ах, Улисс, Улисс… Вот проходишь походным маршем мимо прежних могильных плит. И ты знаешь – уже не страшно. И поверишь ли – не болит. Здесь тебя обругают матом. Тут прихватят, чтоб мерзость пил. Лучше – матом…Мой бедный атом, кто б тебя еще ращепил? Чтобы было с кем разругаться, помириться, кирнуть вино… А потом навсегда собраться воедино и заодно. Чтобы цель – а куда ж без цели? Чтобы смысл – без него никак!.. Мне упрямо под спину стелет лес багряный, сырой тюфяк. Ведь для леса в одном лице я – распрекраснейших душ заря… Разве так было все в Лицее девятнадцатого октября?.. |