Посвящается Беатрис, невидимой подруге из детства. Hiatus – Third (Max Cooper Remix).mp3 Белый единорог смотрел прямо на меня. Среди темных деревьев в ночи его глаза отражали полную луну двумя маленькими кругами. Стало бесконечно уютно и хорошо. Единорог последний раз выглянул из-за дерева и помчался прочь, проносясь между ветками, едва задевая их. Эта встреча подарила мне счастье навсегда. * * * На планете Земля живет всего один единорог. Он путешествует из мира в мир, из реальности в реальность, из континента в континент. Как он это делает, никто не знает, но это становится абсолютно неважным, когда видишь его в нескольких шагах от себя. Он завораживает, ты не можешь пошевелиться и преклоняешься перед его мистичным очарованием. Затаив дыхание, ты пытаешься продлить блаженный момент и боишься – очень – что сейчас единорог сорвется с места и побежит. И больше ты никогда его не увидишь. Только мурашки останутся скользить по телу. Никто из обычных людей не видел его два раза. Только один, всего один раз простой человек может встретиться с единорогом и запомнить встречу на всю жизнь. Его видел принц Амбера – Корвин, его брат Рэндом, его видела девочка, и теперь она чувствует у людей любую болезнь, его видела одна женщина, которая после встречи с ним вдруг стала считать в уме числа неимоверной длины за несколько секунд. И вот теперь его увидела я. Каждый день я мечтала об этой сказочной встрече. Образ стоял в голове, маня загадкой и чем-то до конца непонятым. Теплые черные глаза с яркими звездочками в зрачках, стройные ноги, грациозная фигура и гордая посадка головы. Осторожное любопытство и дружелюбие. Удивительное существо в поисках чего-то. Еще три дня после встречи было впечатление, будто я хожу во сне. Зрение ухудшилось, то, что называлось глазами, стало воспринимать мир в серебристой дымке. Мне показалось, что так видит мир единорог. Взгляд через легкий искрящийся туман. Сферическое зрение появилось постепенно. Сначала смутно, а потом вдруг, будто пришел мастер-настройщик, подкрутил нужные застрявшие колесики, и включилось четкое изображение. Это было странное ощущение, я чувствовала себя инородной. Но в то же время было интересно. Необычно, но интересно. Я не смотрела, но видела все. Все! На 360 градусов вокруг! Я никогда не любила сидеть спиной к дверям, а теперь видела все, что происходило сзади. И тогда я познакомилась с ней. Девочка в белом воздушном платье. Она будто только что вылезла из кровати и убежала, не послушав маму. Длинные светлые волосы с рыжеватым оттенком. Она подошла сзади и стала строить мне рожки. Потом еще какие-то фигурки. Ее увлекла стенка, на которой эти фигурки отражались размытым серым пятном. — Подойди ближе к стене, так тень будет четче, — сказала я и повернулась от стола, за которым рисовала мелками. — Ой, — отпрянула девочка и посмотрела на меня большими блестящими глазами. Она на минуту замялась, но потом снова расслабилась. – Ты уже видишь? — Да. — Четкие тени мне не нравятся, лучше размытые – так больше фантазии получается. Как с облаками. — Как тебя зовут? — Беатрис. — Давно ты заходишь ко мне в гости? — Да нет, не очень, — ответила девочка. Она увлеченно приставляла босые ножки к разным углам узора на ламинатном полу. – И недели нету. Меня мой братик просит. — О чем? — Навещать некоторых людей. Тут она решила заплести косу. Она получалась кривая, и Беатрис старательно переделывала ее то с середины, то еще откуда-нибудь. — Давай заплету, — предложила я, и девочка согласилась. — А кто твой брат? Откуда он меня знает? — А это ты рисовала? – спросила она, указав на акварельный рисунок единорога, приколотый к стенке тремя иголками. Белоснежный единорог у озера в лунном свете. — Да. — Ммм. Красиво. Что-то холодно у вас тут. Когда вылезаю на другой уровень, все время мерзну. Дай, пожалуйста, тапочки. Я доплела косу, принесла мягкие пушистые тапочки в виде белых зайцев и накинула ей на плечи плед. — Он из персиков? – спросила она. Я улыбнулась: — Нет. Плед был персикового цвета, и девочка подумала, что оно на самом деле сделано из персиков. — А у меня было одеяло из лунного света. И из ореховой скорлупы, — сказала Беатрис, устроившись на кровати, и полностью закуталась. Она была похожа на мягкий плюшевый шарик, у которого были тапочки в виде зайцев. — Из света мне понравилось больше. А из скорлупы колется, но зато не пропускает холода. Но самое лучшее одеяло из звезд, когда мы с братом рядом. Или мама приходит, и мы спим все вместе. Но это бывает редко. В основном мы с братом вдвоем. Путешествуем. — Куда? — По-разному. Вообще это не имеет значения. Везде для нас найдется занятие. Люди повсюду интересные, — Беатрис снова наткнулась взглядом на рисунок единорога на стене. — Мечтают о подарках. О чудесах. Я иногда сравниваю нас с Санта-Клаусом и его друзьями, — Беатрис засмеялась. Ее смех был очарователен. Я так заслушалась. Хотя другой бы воспринял слова ребенка, как выдумку, я была уверена, что все это правда. Тем более, то, что раньше я ее не видела, а теперь вижу. — Мы вообще странная семья, — продолжала Беатрис. – Иногда бывает, смотрю, на человеческие семьи, когда навещаю их. Мамы, папы, дочки – там все понятно. Все похожи. Интересно было бы попробовать. А так мне иногда не очень понятен братик. А маму вижу нечасто из-за того, что с братом путешествуем, ее вообще редко понимаю. Но мы вместе. Никуда не деться. Мы связаны. Мы зависим друг от друга. Без меня братик бы не смог. А я не смогла бы без него. И мама бы без нас не смогла. И так далее. — А как зовут твоего брата? — Август. Мне нравится его имя. Очень-очень! — Он родился в августе? – глупый, наверное, вопрос, но выскочил сам собой. — Да нет… Не совсем. Хотя, может, и в августе. Тут как посмотреть. Тогда, наверное, еще этого имени-то не было. Хотя имя, может, и было, только месяц не назывался так. Откуда ж мы могли знать? Я совсем запуталась. — Сколько тебе лет? Беатрис застыла, подыскивая нужную информацию в голове, чтобы ответить. В ее глазах отражались огоньки люстры. — Всегда не до конца понимала, что это — возраст. У людей это как-то все… вовремя. Не понимаю, зачем им это деление. Они же так быстрее старятся. Считают, сколько им лет. Каждый год, да? Я кивнула. — Чудаки, — пожала девочка плечами. – Вот я не помню, когда мы с братом родились. Точнее, помню приблизительно, но мы не считали никогда. Это так скучно. Да и зачем? Ведь и так хорошо. Живем и живем. Куда торопиться? «Ну да. Видимо, вам торопиться и правда некуда», — подумала я. Беатрис вытащила из-под покрывала руку, достала из воздуха зеленое яблоко, дала мне, затем достала второе и стала его грызть, смотря на все тот же рисунок. — А можно я возьму его? Ты так похоже его нарисовала, брату очень понравится. Мне открылось что-то сокровенное. Догадка, равносильная великой тайне, но все-таки нужно было убедиться – вдруг я ошиблась. — Так Август… твой брат – это единорог? — Да. Ой, я и забыла, что у вас по-другому. Все время забываю предупредить. А то однажды один в обморок свалился. Хотя он упал еще от моего появления, но я просто не рассчитала. Иногда люди думают, что сильно хотят чего-то, а это им не нужно. Вот и вынуждена проверять до и после встреч, как люди себя чувствуют. — А кто твои родители? — Мама – Флай из вашего созвездия Единорога. Но она там по-другому называется. Как-то совсем странно. Если называется. Оно на экваторе, и мы с братиком иногда гадаем, в какой части мы бы чаще появлялись, если бы наш дом был не посередине, а выше или ниже. На севере или юге? — Да, прямо специально, — поддержала я, зачарованно смотря на девочку. Беатрис увлеченно ела сочное яблоко, и это была прекрасная минута. Передо мной сидит сестра Единорога и дочка звезды Флай. — А здорово, что наш дом назвали так в точку? «Созвездие Единорога», — хитрая улыбка появилась на лице Беатрис. — Да, здорово. — Это все я. Нашептала тихонько на ухо тому, кто нас открыл. А то назвали бы каким-нибудь смешным именем, и не понятно тогда, откуда мы взялись. Некрасиво было бы. Или вообще номер бы дали. Вы так любите все считать… Жаль только, что вы недавно о нем узнали. Хотя это, может, брат не хотел, чтобы созвездие обнаружили. Он такой застенчивый, — Беатрис тепло улыбнулась, задумалась, глядя на огрызок яблока, а потом отдала мне. – Люблю ваши фрукты. У нас их нету. У нас всякие палны, кисилки. Кисилки – это вроде ваших конфет-барбарисок. Очень их люблю. Когда домой возвращаюсь, могу съесть целую тарелку. А братик не любит. Я подошла к стене, аккуратно вытащила иголки и сняла акварельный рисунок, который так понравился Беатрис. Достала из шкафа папку. — Папку не надо. Вообще не понимаю, зачем вы создаете столько бесполезного. Все эти пакеты, коробки, большие, маленькие. Тратите на них всего себя. Чтобы потом отправить в мусорку. Мне было бы жалко время. — Это приятно – получить подарок в красивой упаковке. Раскрывать и не знать, что внутри. — Но ведь через секунду уже узнаешь. Столько работы ради пары секунд? В какой-то мере она была права, хотя сама любила упаковывать подарки, нравится, когда их украшают перьями, цветами, но такая у нас природа – часто мы чему-то отдаемся без остатка, а потом оказывается, что зря. — Ничего и не зря, — сказала вдруг Беатрис. – Я вообще о другом, — это вышло у нее как-то обиженно, и я вспомнила, как она рассказывала о непонимании с матерью и братом. – А Августу рисунок понравится и так. Он наверняка уже ждет что-нибудь от меня. Любит, когда мы встречаем художников. «Может, потому Беатрис с братом упаковка и не нужна – они всегда знают, что под ней», — подумала я и положила рисунок на кровать рядом с девочкой. — Пора мне. А то я итак засиделась. Беатрис откинула одеяло и деловито направилась куда-то с рисунком в руке. — Постой. Почему вы выбрали меня? Почему я? — Ты сама захотела. Мы не выбираем, мы только исполняем желания. Если они хорошие. Потому и говорю, что мы с Августом на Санта Клаусов похожи. Я сказала «спасибо», она махнула мне рукой, шагнула вперед и растаяла в воздухе. Наверное, я больше ее не увижу. 23 сентября 2012 |