Все оленята прятались от сырости под животами матерей, только он один стоял под дождем, потому что его мать лежала на земле. Всего несколько дней мараленок видел мир вокруг себя. Это был хмурый мир: из-за хребта ползли дымные тучи, рассеивая холодную сырую мглу.

Рядом за оградой, вздыхая, бродили рогачи олени. Иногда они собирались в круг, замирали голова к голове, и тогда их мокрые рога соединялись в жемчужно мерцающий кустарник. Они стояли вздрагивая, точно рассказывали друг другу что-то тайное…

Наконец свежий ветер разнес тучи, и в голубом воздухе заискрилось, засверкало что-то косматое, ослепительное: громадный, незнакомый и веселый зверь. И все олени пошли ему навстречу, вверх по сияющей траве.

Только мать мараленка осталась лежать на ископыченной земле. Узкая мордочка ее уткнулась в колени, равнодушные к солнцу глаза дремали. Мараленок подошел, полез носом под брюхо, где соски. Она встрепенулась, хотела подняться, заскользила задними ногами по мокрой траве, виновато легла.

Скоро из бревенчатого домика снизу пришел длинноголовый человек в рваных собачьих унтах. Он покачал головой и надел бурый фартук. Мараленок прилег рядом с теплым материнским боком. Человек поднял его на руки и отнес вверх, к стаду. Сам вернулся обратно и наклонился над маралухой. Ветер донес до мараленка молочный запах матери. Мараленок неумело, боком, побежал вниз. Его занесло, и около человека он не удержался, упал, но сразу вскочил и ткнулся к матери.

Она лежала уже на боку, вытянув ноги. Голова ее дрожала, на шее расползалось алое пятно. Человек обернулся, взмахнул красными руками и заревел, затопал. Грубый, соленый запах ударил в ноздри мараленку.

Мараленок бросился вбок по склону, тяжелые капли с елей хлестнули по нему словно дробью. Он вскрикнул, упал в канаву, выпрыгнул, рванулся и с размаху ударился в толстые бревна ограды. Лес перевернулся, косматый зверь запрыгал по нему, все смешалось и потонуло в горячей багровой тьме.

 

Очнулся мараленок на странной гладкой земле со щелями. По бокам были такие же стены, а выше солнцем горели прозрачные квадраты. Мараленок дотянулся до блюдца – пахло почти как от матери. Мараленок выпрямил задние ноги, так что голова уткнулась в пол, разогнул левую переднюю, и вдруг с со двора на веранду вспрыгнул белый зверь с маленькой острой головкой и красным гребнем вместо рогов. Цокая когтями, он стал ходить на тонких ногах взад-вперед и вдруг страшно закричал, вытянувшись весь кверху. А потом еще с клекотом втянул воздух. Это было так страшно, что мараленок сразу вскочил на ноги. А крикливый зверь стал подскакивать к нему боком, подбадривая себя клекотом. Но тут со скрипом отворилась дверь, и из дома на веранду вышел маленький светловолосый человек. Он прикрикнул на петуха, и тот суетливо побежал на улицу. Человек наклонился к мараленку и спросил:

-Где у тебя болит?

И дотронулся ладонью до головы. Мараленок вздрогнул, но маленькая рука легко погладила лоб, потрогала уши…Мараленок вздохнул, прикрыл глаза – это снова напомнило мать.

Мальчик присел рядом на корточки. Лицо у него было круглое, как солнце. Светлые волосы надо лбом торчали хохолком.

-Давай дружить, - предложил мальчик. – Меня зовут Анджей…ну, Андрей, если по-русски. А тебя зовут Сиротка, потому что у тебя нет мамки. Понял? Я буду тебе вместо нее. Пойдем во двор, и не бойся никого.

Во дворе было шумно. Белый петух важно расхаживал по забору и, как генерал, приказывал всем идти за ним. А куры не обращая на него внимания, зарывались в землю на солнцепеке. Наискосок через двор, брезгливо поджимая лапы, прошел кот Ефим.

В углу стоял маленький деревянный домик с округлой дверцей. Мараленок подбежал к нему, и вдруг из круглой дверцы выскочило что-то лохматое, как тулуп, пахнущее унтами, и бросился на Сиротку с сиплым лаем. Анджей прикрикнул на него, и существо тотчас повалилось на спину, выставив живот с застрявшими в шерсти соломинками.

-Не бойся его, - сказал Анджей Сиротке. – это наш Кузя.

Так начал Сиротка жить в доме мараловеда, у которого был сын Анджей. Всего здесь в долине, на берегу речки, стояло пять-шесть домиков. Мимо поселка шла вдоль долины ровная дорога, и по ней время от времени пробегали машины. За дорогой на склоне хребта тянулась черная изгородь питомника.

Анджей часто брал Сиротку с собой в лес. Когда они выходили за калитку, Кузя, повизгивая от зависти, подбегал к забору, вставал на задние лапы и просительно смотрел им вслед. Однажды Анджей взял и Кузю с собой в лес. Кузя так высоко стал прыгать от радости, что даже больно шлепнулся о землю.

Ночевал Сиротка в сарае, рядом с коровой. Корова относилась к нему, как к теленку. Вылизывала его, а когда он долго не приходил вечером, ждала его и мычала.

Прошло лето, и к началу зимы Сиротка вырос, стал высоким, почти как взрослые маралы, но казался выше, потому что ноги у него еще были тонкие, а голова маленькая.

Стоя в сарае рядом с коровой, он терся головой о доски – чесалось там, где прорастали рога. Теперь он никого не боялся, наоборот, вся живность во дворе боялась его. Иногда, играя, он бросался на Кузю и загонял его в будку. Наклонив голову, стоял перед круглой дырой и притворно злобно бил копытами землю. Кузька визгливо лаял из будки и вдруг выскакивал и прыгал на Сиротку сбоку.

Как-то утром Сиротка увидел, что земля вокруг стала белой. Он удивился и понесся вокруг дома, отбрасывая копытами искристые комки, и вдруг остановился, втягивая пугающий речной запах снега. В это белое утро Анджей подозвал Сиротку к себе, положил руку ему на шею и повел вверх, к питомнику. Они перешли скользкое обледенелое шоссе, и подошли к широкой калитке изгороди. По ту сторону калитки стоял узкоплечий парень в собачьих унтах. Сиротка узнал его, захрипел и попятился. Но Анджей придержал его за шею.

-Иди…ты уже большой. Теперь будешь жить здесь, - сказал Анджей нарочито равнодушно и отворил калитку.

Сиротка скосил глаза, ждал других слов.

-Иди, иди, сказал Анджей, надвинул шапку на глаза и засопел. – Я к тебе еще приду.

Сиротка зашел в калитку и оглянулся опять.

-Иди, я приду к тебе, - повторил мальчик.

Узкоплечий парень улыбнулся Сиротке и робко положил тяжелую ладонь ему на шею. Сиротка вздрогнул и , вскинувшись на дыбы, рванулся к шоссе. Но Анджей уходил, оставляя маленькие голубые следы в пушистом снегу. И тогда Сиротка вскрикнул и побежал вдоль изгороди, задевая боком за срезы сучков и стараясь просунуть голову между бревнами.

За шоссе мальчик оглянулся и помахал рукой.

 

Прошла зима, морозная, снежная, глухая…Сиротка жил точно погруженный в сон. Ему мерещились сверкающие глаза и руки мальчика, солнечный двор, Кузя, вздохи коровы…Вспомнилось, как однажды росистым утром Анджей позвал его и они пошли к реке. На той стороне дорога пошла между овсами. Он вбежал в овсяное поле и стал хватать сладкие молочные колоски. Солнце прорывалось из-за изумрудно-черного леса дымчатыми лучами.

Анджей тогда крикнул: - Нельзя! Иди сюда!

Сиротка рванул пучок колосьев с корнем и подбежал к мальчику. Тот обхватил его за шею, прижал голову к своей груди и оборвал колоски у самых губ.

Пришла зима и Сиротку отделили в стадо перворожек, самых молодых и гордых маралов. Они носили над головами легкий кустарник мягких бархатных рогов.

Маралухи уже давно держались отдельно, и около них, пошатываясь, ходили новые маралята.

Прошли весенние дожди, салатной зеленью покрылась долина. Сиротке исполнился год. И вот настали дни, знойные, томительные, когда бывалые рогачи стали беспокоиться. Они не стояли в задумчивости, как раньше, носились по ограде, всхрапывали и косились на бревенчатый дом внизу питомника и все больше теснились в в дальний угол.

Утром из-под навеса около домика выехали верховые. С выкриками, нахлестывая лошадей, они поскакали вверх, с сбившимся в кучу и всхрапывающим рогачам. Между всадниками Сиротка увидел узкоплечего. Он сидел на белой длиннохвостой лошаденке и кричал, взмахивая руками:

-Э-эй!..Э-гей!

Рогачи, налегая друг на друга, ринулись с места и понеслись вдоль изгороди. Узкоплечий парень, привстав в стременах, помчался рядом и вдруг закричал так дико, что несколько крайних оленей метнулись в сторону. Их тотчас зажали лошадьми с боков, сзади, и погнали вниз. Среди четырех этих рогачей оказался и Сиротка. Впереди, внизу, куда они неслись, обезумев от непонятной тревоги, были раскрыты ворота под навесом. К воротам вел сужающийся коридор из бревен. Сиротка кинулся в сторону, толкнул грудью лошадь, она ударилась об изгородь, а всадник выругался. Сиротка выскочил из коридора. Остальные мчались дальше под навес. Первый из рогачей вбежал под навес, и тяжелая дверь захлопнулась за ним. Там загремели копыта и раздался визгливый крик – крик боли и утраты.

Узкоплечий парень опять погнался за Сироткой, чтобы втолкнуть его в коридор и дальше – под навес, где маралам срезали рога. И тогда Сиротка помчался прямо на изгородь, так же как год назад.

Тогда он не знал об изгороди, но летел на нее изо всех сил. А теперь, разорвав грудью заросли елок, в двух метрах от тяжелых бревен, он вскинул вверх свое тело, поджал ноги и перелетел на ту сторону.

 

Никогда Сиротка не был в этих местах, никогда не видел разноцветных трав и камней вверх по ручью, никогда не рвался так ветер в ноздри! Вдруг кусты расступились, и он вознесся на гребень хребта. Перед ним синела невиданная тайга, хребты, десятки хребтов. Плыли облака, плыли тени от облаков по волнам лесов. На краю голубой земли стояли розовые горы, совсем иные, точно другая страна. Холодным ветром горных рек веяло из синего простора. Сиротка бросился ему навстречу. Он скользил вниз по травянистой крутизне, разрывал ветки, прыгал через осыпи и, наконец, остановился в зарослях красной смородины. Он отдышался и губами потянул к себе поспевающие гроздья розовых ягод. И вдруг за поваленным стволом увидел что-то черное, неподвижное, но живое, почуял запах свалявшейся шерсти. Сиротка вытянулся, замер с ожерельем ягод на губах. Черный зверь повернул тяжелую треугольную голову и тихо пошел вдоль ствола. Был он похож на Кузьку, такой же лохматый, только гораздо больше. Он не визжал, не лаял, только сердито сопел, и вдруг встал на задние лапы и стал перелезать через ствол, как человек. Сиротка вскрикнул от страха и ринулся прочь. Скоро он попал в долину, заросшую высокими белыми болотными цветами. Здесь было жарко и сыро, ноги вязли. Сиротка нашел мшистый пригорок под разлапистой елью, прилег и задремал. Ему приснились Анджей, двор, корова, но Кузька, незнакомый, черный вдруг полез через ствол, и Сиротка в страхе проснулся.

Вечерело, тянуло сыростью. Печально пересвистывались в скалах бурундуки, точно предупреждали друг друга: « Смотри, сотри…Не идет ли кто? Ой, кто-то идет…Смотри, смотри!»

С вершины ели тревожно прокричала оранжевобокая сойка – кто-то шел по долине. Сиротка приподнялся: между болотными цветами плыли два куста таких же, Как у Сиротки, плюшевых молодых рогов. Сиротка радостно вскочил, кинулся им навстречу, и едва не столкнулся с первым нос к носу. Задний, визгливо всхрапнув, ударил товарища грудью в бок, и они оба помчались в сторону, спины их замелькали, точно челноки. Сиротка пустился за ними.

Сердце его колотилось неведомой тоской: подождите, братья, я свой! Они мчались в низину, в сумрак, в котором цветы белели точно хлопья снега. Под копытами захлюпало и ноги охватила ледяная сырость. Маралы впереди судорожно прыгали. Сиротка тоже увяз и дергался в грязи, просительно глядя на них. Они исчезли.

Сиротка с трудом вышел к озеру. Оно матово краснело под закатным небом, сжатое черными скалами. Из-за противоположного берега расходилось мертвенно-желтое сияние луны. Сиротка остановился и замер, слушая холодную тишину, ее разрывали только горячие удары сердца…

Никого нет.

Он прилег, дрожа всем телом. И опять всплыла в памяти солнечная веранда, круглое лицо Анджея, его теплая рука на шее…

Сиротка поднялся и медленно побрел обратно, на вершину хребта. Была уже ночь, когда он поднялся наверх и увидел внизу, за иткой шлссе, лучистые окна поселка. По шоссе прошли две машины, донесся сладковатый, знакомый острый запах бензина. Сиротка довольно фыркнул, спустился вниз и перешел шоссе.

Он подошел к калитке и заглянул во двор. У сарая был навален штабель бревен, которые пахли тайгой.

В сарае вздохнула и продолжала жевать корова. Сиротка толкнул калитку грудью, она заскрипела, но не открылась. Из будки зарычал Кузька. Сиротка обрадовался и сильнее ударил грудью, калитка оторвалась, упала и он ступил на нее ногами. Из будки с отчаянным трусливым лаем на него кинулся Кузька. Сиротка весело задышал и опустил голову. Кузька ударился о нее своей оскаленной мордой и…узнал! Он тут же опрокинулся на спину, взвизгивая, подлез под теплое дыхание Сиротки и заколотил хвостом от восторга. Сиротка улыбнулся и тронул губами голову Кузьки, а тот заливисто залаял, желая, вероятно, сказать: « Прости, брат, не узнал тебя сразу, а я очень рад!»

В это время в доме вспыхнул свет, послышались голоса, и во двор вышел Анджей, заспанный и взъерошенный. Он увидел Сиротку, подошел, тихо почесал его бок и сказал:

-Мамка говорила, что ты не придешь, а я говорил: придешь! Здравствуй, дурачок, зачем ты сбежал?

И Анджей подошел под самую грудь оленя, который казался таким громадным ночью и почесал ему бок. Олень глубоко вздохнул и опустил голову, чтобы мальчику было легче ее погладить.