Эти немцы приехали в село на рассвете. Приехали они на мотоциклах со стороны Города и остановились в доме, где был раньше сельсовет. А около полудня Зеведей столкнулся с ними у ворот. Немцев было пятеро, а за ними, несколько в сторонке, шел Ирод, министрант* из Собора Святого Франциска Ксаверия. И Зеведей сразу понял, что ничего хорошего не предвидится. Но он не испугался.

« Возможно, пришли за чем-то другим, - быстро подумал он. – К примеру за продуктами… Война есть война». Однако солдаты не обратили на него никакого внимания. Вошли и сразу обыскали дом. Один, толстый, взмокший от пота, показал другим луну и звезды на фронтоне дома, этот уголок неба, что сделал еще Филигор, сын почтальона. Зеведей заботливо оберегал резьбу, постоянно подновлял, когда белил дом, и выводил над резьбой крупными буквами: « Господи, будь милостив к этому дому!»

-Они, - шепнул Ирод, - за тобой пришли!.. Хотят поговорить кое о чем с тобой… Пронюхали, но знай, не я им сказал, что ты за человек…Кто-то рассказал им, что это твои сыновья прибили красный флаг над управой, когда пришли Советы.

Невольно Зеведей внутренне сжался. «Значит, не за жратвой пришли! - пронеслось у него в голове. – Откуда узнали, если не от Ирода?! Такого другого прохиндея не сыскать…!»

-Зря ты так смотришь на меня – сказал Ирод, видя его замешательство, - Надо было таращить глаза раньше… А эти, как звери злые. А ведь из-за таких вроде тебя!.. Потому что ты… вы, слышь, вы все, не знаю, о чем думали и как думали…

Немцы неожиданно повернулись к Зеведею, словно только теперь вспомнили, что он – тот самый человек, за которым они и пришли. Перестали обсуждать звезды и луну на фронтоне дома и чем-то быстро заговорили между собой. Затем моментально выстроились по линейке, словно кто-то нанизал их на веревку. Один из них отдал короткую, резкую команду и для убедительности толкнул Зеведея стволом автомата – иди, мол, вперед. И он автоматически выполнил эту команду, вышел на улицу впереди немцев. Ему стало противно, но он выполнил команду.

«И что, именно сейчас, надо было держаться иначе!.. Или нет?..

Споткнувшись о камень, он обратил внимание на пыль над дорогой. И сразу стало жалко и пыль, которая клубилась следом. И траву в придорожной канавке. И крапиву у плетня. Но он был рад, что не было здесь Соломии, жены.

И подумал, что было бы лучше уйти в лес, как это сделали многие. Когда нескончаемым потоком немецкие колонны, грохоча гусеницами, катились на восток, уйти было можно. Немцам было не до них.

«Да, - подумал с горечью, поднявшейся из самой глубины души, - надо было и мне уходить…Всем надо было уходить!.. Но почему?.. И надолго ли?.. Мы же..» Мысли, неясные, отрывочные, бились в его мозгу. Он находился в замешательстве и растерянности, что не вязалось с его подлинным характером решительного и гордого бульбаша**.

Таким решительным и неукротимо гордым он считал себя, когда ему стукнуло сорок. Сейчас ему было 62 года, но был он еще довольно крепок, не знал никаких болезней. И был кряжистым, мускулистым, усы, по концам пожелтевшие от табака, странно выглядели на его тронутом временем лице, изборожденном глубокими симметричными морщинами, и казался он выше, чем был на самом деле. И более решительным, более суровым…Но сейчас он вроде стал уменьшаться, сокращаться. И даже сам чувствовал, что становится меньше, казался себе совсем маленьким, как гвоздик. И что сила уходит в землю, в пыль, которая поднималась из под ног. И снова подумал, что надо было уходить. Соломия просила его как бога уходить, не оставаться…А он…Бросить все, что нажито годами? Ну, уж, нет!

«И что ты надумал старый, после того, как советских встретил с радостью? – говорила ему Соломия. - Ты думаешь никто не вспомнит? Флаг зачем прибили? Ишь, храбрость его обуяла… В такое время…»

Если бы ему не напомнили об этом, возможно, и он ушел бы, но тогда и слушать не хотел.

«А что немцы? Такие же люди! Батрачил в молодости у одного бауэра в Литве…»

Он помог собрать жене харчи, и проводил ее вместе с другими сельчанами до леса. «Присмотри и за нашими домишками, Зеведей! – крикнул ему кто-то. – Помолись Богородицу, чтоб оберегла наши жилища. Слышь, Зеведей…»

« Слышу, ступайте спокойно, с богом…»

В одном из дворов залаяла собака. От лая Зеведей поежился.

« В отношении этих, - думал он, - мы ошиблись, сильно ошиблись!.. Потому что они нисколько не такие, как их многие представляли…и я с ними…А вот сейчас показали свое истинное лицо. Кто знает, что нас еще ждет!..»

Сыновья его Иван и Яков ушли сразу же, вместе с отходившими войсками Красной Армии. Он, скрепя сердце, благословил их на дорогу. Где они и что с ними, Зеведей не знал.

И проводив всех, Зеведей остался один. Вернувшись домой и войдя в избу, почувствовал глубокое одиночество. Ложиться не хотелось. Побродил по двору, по саду. Огляделся вокруг, прислушался. А слышно было многое: глухой гул мощных моторов, далекие взрывы и треск пулеметов.

И тут Зеведей ясно понял, что в жизни человека бывают такие обстоятельства, когда чувствуешь себя душой и телом слитым с той землей, на которой родился и вырос. И так за нее держишься, что никакая сила не оторвет от родной земли, даже если по тебе ударят из пушки. Ты превратишься в прах и пыль, но не исчезнешь, а сойдешь в землю, как ушли в нее предки, чтобы неведомо когда снова появиться. Такие вот мысли давили Зеведея, когда клокотала кругом земля. Но он не высказывал их вслух. Ему не хотелось их произносить. Принижать их значение.

Снова вспомнил сыновей: «Они считали меня бестолковым, - говорил он сам себе, - каким-то трусом…Поэтому до времени слушались меня… Чтобы потом меня бросить и уйти…В такое время и дети не дети! И люди не люди…Особенно некоторые…»

За его спиной немцы о чем-то разговаривали, он понимал некоторые слова, слышал Ирода и понимал, что тот крутится около немцев. Разобрал фамилии некоторых односельчан, которых хорошо знал, и понял, эти люди ушли, а Ирод не мог этого немцам объяснить. Зеведей мог бы – немного знал по-немецки, но ни за что на свете не сказал бы ни слова. Он не был зол на них – еще не был - и не боялся их, хотя слышал их, понимал, что они за ним пришли, что ведут его неизвестно куда. Он считал свои шаги и смотрел на пыль, которая клубами поднималась с каждым шагом. Вдруг он почувствовал, что приближается кто-то, поднял глаза, чтобы узнать, что за человек плывет в этом неясном, колеблющемся свете. Это был Игор, почтальон.

-Эй, исполнил? - спросил его Ирод. - Был там? Нашел их? Сказал им?

-Был, но никого не нашел… Ушли люди…Или попрятались…Не знаю!

-Это ты им сказал…Ты их предупредил, чтобы бежали, да?

-Ничего я не говорил, никого не нашел! А если бы и нашел тех, к кому ты меня посылал, не сказал бы им! А хочешь знать, вот Зеведею, другу Зеведею, я бы сказал!

Зеведей вздрогнул и слегка поморщился, будто не хотел поверить этому. Потом, поняв, что Игор сказал это без насмешки, нахмурился и ускорил шаг. Пренебрежение, которое он раньше испытывал к почтальону, улетучилось, сменилось острым и жгучим беспокойством. Он не мог бы сказать сейчас, чего именно ему сейчас так жаль. Они не дружили по вине Игора, из-за его острого языка. Им нечего было делить, они не ругались никогда, но Зеведей, как никто другой, насмехался над почтальоном. У Игора было пять дочерей, слыл он мечтателем, вроде святого. О нем шла молва, что он добрый и сердобольный, терпеть не может потасовок, ни в жизнь не отрубит голову курице. Как считал Зеведей, хуже бабы.

Войдя во двор управы, немцы остановились. Зеведей сделал еще несколько шагов, но, услышав резкое короткое «Хальт!», вздрогнул и остановился. И опять рассердился на себя. «Ну, и болван ты! Зачем выполнил команду? Ведь ты не солдат…Пусть они сами свои милые команды исполняют! Пусть держатся за них…И радуются им, своим собачьим командам…Ведь словно лают, когда говорят…Точно!»

Его охватило чувство горечи. И неожиданно он разозлился, злость неудержимо росла в нем. Он испугался этой тяжелой неохватной злости.

« Пусть будет что будет! – подумал он, стоя не шевелясь. – Отступать не стану! Даже если…»

Он почувствовал, что кто-то сжал его руку и тянет влево. Думал, что это один из немцев, и поднял руку, чтобы ударить его. Но увидел, что это Игор, и остановился в растерянности. Игор вроде бы хотел что-то ему сказать, но не мог.

-Чего ты? – спросил Зеведей. – Чего ты испугался? Ведь ты всегда…

Замолчал и опустил голову, ему стало стыдно. Услышал сзади голоса немцев, один из солдат толкнул его в спину. Зеведей, даже был признателен немцу, что оторвал его от Игора. Почтальон не смотрел в сторону Зеведея.

А Зеведей двинулся вперед, совершенно не задумываясь, куда ведут. И только когда услышал за спиной скрип двери, огляделся и понял, что привели его в подвал, где уже было несколько человек. В полумраке увидел старую цыганку, которая с безучастным видом сидела в углу и курила самокрутку.

« А этих людей за что же привели сюда? И откуда они?»

Прислонился к стенке и невольно вздохнул.

«Кто знает, что их ждет? Ну, была не была! Ведь в этой жизни худо и тяжко тому, кто думать не умеет…Так-то! Особенно если ты никогда не понимал, что жил до сих пор в шорах…»

И ему вдруг захотелось взять и каждому человеку в отдельности сказать, как жестоко обманулся сам и по своей доброй воле, как он уверовал, слепо, необдуманно, в то, во что не надо было верить.

Он сел на холодный пол подвала, прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

«Сыны мои, сыны! Где вы сейчас? Вот ваша вера была правильной, вы оказались умнее своего старого отца. Вы не метались, а уверовав, пошли своей дорогой…Как это в библии? «Тогда приступила к Нему мать сыновей Зеведеевых с сыновьями своими, кланяясь и чего-то прося у Него.

Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем.

Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорят Ему: можем». Вот и сыновья мои смогут! Они ушли за своим мессией, одетым в красные одеяния, хотя путь этот может привести на Голгофу! Но это их путь!!!»

За дверью шум и суматоха. Крики, команды, рычанье моторов, ругань. Шум достиг и подвала, потом во дворе на некоторое время затихло. А тут в погребе беспокойство усилилось, как перед неясной опасностью. Кто-то подошел к узенькому окошку и посмотрел наружу.

-Что там? – спросили его.

-Еще одного привезли. На мотоцикле! Связанного!

Зеведей подумал: «На мотоцикле! Связанный! Зачем же немцы связали его?»

Захотелось тоже посмотреть в окошко, увидеть, кого же там еще схватили. «Кто знает, что это за человек? И за что его арестовали? Если крепко связали, значит, опасный. Есть и такие!»

-Но, что они ищут здесь? – неожиданно подумал Зеведей. – И зачем людей собирают? Забрали всю скотину, а теперь хватают людей! А это, если хорошо подумать, не очень подходит под справедливость…»

Снова почувствовал, как закипает в нем гнев, тяжело и больно переворачивает душу. Но не испугался этого, не старался подавить в себе злость. Охваченный глубокой крутой ненавистью, с грустью подумал, что очень плохо, когда только под старость видишь, каковы из себя одни и другие. И больше не суетился, не метался. Подавив все колебания и сомнения в тот момент, когда немцы втолкнули в подвал нового арестанта, он кинулся, чтобы помочь ему.

-Хватит! – выкрикнул он по-немецки солдату, который бил новичка ногой. – Стыдно! Вы же немецкая армия…

Немец ударил его в грудь прикладом винтовки, и Зеведей отлетел в сторону. Слышно было, как выйдя из подвала и закрыв за собой дверь, немец сказал кому-то, что в подвале сидит поляк, который понимает по-немецки. Другой ответил, что не поляк, а опасный бунтовщик, отец красных комиссаров.

Зеведей догадался о чем говорили, хотя понял и не все.

« Какой я им поляк? А отец красных комиссаров? Это они про кого? Про моих сыновей? Когда они успели стать комиссарами? И какой я бунтовщик? Они говорят – опасный…Это почему же? Почему они меня бьют прикладом в грудь? На старости лет…Тащат из дома, а потом…»

Выругался, поерзал на месте, попыхтел, порычал, словно смертельно раненный медведь. А вышел из этого мрачного состояния – болела вся грудь, а не только то место, куда ударили прикладом, - только наткнувшись на новичка. Тот молча пытался сорвать с себя путы.

Зеведей кинулся ему на помощь.

-Подожди, я тебя развяжу, - сказал он. – Черт бы их побрал вместе с Гитлером! С их порядками!

Человек молчал, умолк и Зеведей, как только начал развязывать арестанта. Он увидел, что это подросток и пожалел его.

-Ты чей, парень? – спросил он, отыскивая узлы. – Почему они тебя связали?

-Не знаю, - ответил юноша. – Это их надо спросить, этих гитлеровских бандитов!

-Ладно, ладно, парень…Ты откуда и чей?

-Да здешний я, Василь Адамович, сын Симона!

-Чего же они хотели от тебя?

-За отцом явились, да я их задержал, а отец скрылся…А вы дядя Зеведей, да? – спросил он, пристально глядя на старика.

-Да, я это, - проговорил Зеведей медленно, - меня тоже сцапали…Заявились и привели меня сюда…Пятеро их было, вместе с ними Ирод, этот паршивый блюдолиз…

-И к нам пришли вместе с ним…

-Жгут! Жгут, сволочи! Дома жгут, гады!!! – донеслось от окна.

В затхлом подвале стал чувствоваться запах гари.

-Как же так??? – растерянно спросил Зеведей. – Как же так можно – дома жечь? Где люди жить будут?

-Скорей бы пришли русские! – заговорил низкорослый и скрюченный человек, сидевший в углу. - Иначе эти всех нас уничтожат. Я их хорошо знаю, что они в моей Польше творили…

-Это точно, отозвался кто-то от окна, - ну, а мы что можем сделать?

-Да, что?

-Крепко заперли…

И тут послышались шаги за дверью. Шаги тяжелые, шаги многих людей, дверь отворилась и всех арестованных вывели наружу. Их подталкивали вверх по лестнице прикладами, покрикивали.

«Да, - подумал Зеведей, когда оказался во дворе, где было полным полно немцев, - никогда не теряй самой малой надежды…Чуточку надежды…Сейчас, раз нас выгнали всех, значит поведут на работы. Но и это неплохо. Совсем неплохо!»

Тут он увидел и услышал немца – того самого толстяка, что скалил зубы на звезды его дома. Немец приказал Зеведею и Симону отойти в сторону. Всем остальным арестованным велели залезать в кузов крытого грузовика, что стоял во дворе.

«Куда их повезли? – подумал Зеведей. – И почему оставили нас?»

Но что будет дальше увидеть не успел – его и Василя вывели на улицу.

-Только не бойся! – шепнул Зеведей пареньку, почти не разжимая губ. – в жизни умирают только один раз. И если умираешь стоя – это хорошо и красиво…Если же умираешь трясясь или стоя на коленях – это плохо и противно. Слышишь, сынок?

«Конечно, он еще ребенок! – подумал Зеведей, разглядев пушок на щеках парнишки. – В руки бритву не брал…А эти…» Он оглянулся на немцев, что их конвоировали. Сзади офицер пролаял солдатам последнюю команду: «Recht weit vom Dorf!»***

Зеведей подумал, что бы это значило – «Dorf», не иначе как «село». Обругал себя за то, что сейчас, когда его гонят куда-то, он думает о пустяках.

«Ну да, ведут меня на расстрел…А я…Да ладно…»

Их провели по улице, на которой стоял дом Зеведея. Теперь его не было. Дымились только головешки…И тут Зеведей разозлился. Грязно выругался. «Дерьмо чертово!» - сказал он неизвестно кому, может быть и себе.

За селом они свернули на тропку, которая извиваясь, вела вверх на холм, и они следуя ее поворотам, шагали, как странная бугристая сороконожка. Только мальчик выскакивал иногда на обочину, топча траву, местами выжженную зноем и теперь ни на что ни годную. Он будто хотел что-то сказать, но Зеведей ни на кого не обращал внимания.

Не дойдя до верха холма, Зеведей замедлил шаг и впервые в жизни подумал, что вот и постарел, что уже нет у него силушки, какая была когда-то в молодости.

«Да, а сейчас…Если эти…Выдержать бы…Не раскиснуть… У них на глазах… И на глазах парня…» Подумал тут же, как бы спасти мальчишку.

«Но как? Каким образом? Если я закрою его собой, ведь все равно его застрелят…Ясно, застрелят, пуля пробивает человека насквозь…Проходит, как сквозь воск…»

Споткнулся, рассердился, но не на самого себя, а на этого мальчишку, нестриженого, длиннорукого, со щеками, как у девушки и глазами, как цветущий лен. А когда добрались до вершины, вдруг успокоился. Нашел выход, возможность спасения.

«Так, - сказал он себе быстро, подскажу ему, чтобы бежал…Я не смогу…Я стар…»

Сзади послышались крики и ударил выстрел. Второй выстрел. Зеведей оглянулся. Мальчишки сзади не было. Один немец лежал на земле, пытаясь встать, двое рвали с плеч винтовки. Еще один целился вниз, в Василя, который петляя быстро бежал с холма, по направлению к лесочку.

Зеведей почувствовал, толчок винтовкой справа под ребра и понял, что один из немцев стережет его, а остальные четверо бросились вниз за парнем. Узнал сразу этого немца, что стоял сзади, по потному запаху, по запаху грязного нижнего белья.

«Толстяк этот, - подумал он. – Пузан…» И не тронулся с места. Глянул в сторону убежавшего мальчишки. Пожелал ему успеха. Сообразительности и хитрости.

-Иначе не спасешься, сказал он громко, словно парень был рядом. – Запутывай и не давай себя обойти. Держи все прямо и не выскакивай на открытое место. В поле прячься, чтобы спастись, во ржи…А когда вернешься, позаботься…Скоро бульба поспеет…И фрукты в садах…Позаботься о них…И никому не давай забрать их…Иначе эти тут похозяйничают…»

Услыхав громкий, дурацкий смех. Еще больше разозлился, рассвирепел от гнева. Резко повернул влево. Схватил немца за руку и винтовку. Ударил ногой в пузо и опрокинул на спину. Вырвал винтовку. Но сразу стрелять не стал в него. Поднял оружие и так стоял несколько мгновений. В обеих руках почувствовал огромную силу.

-У тебя тоже глаза, как цветущий лен, - сказал он немцу, глядя как тот корчится, колыхаясь, словно груда студня, - но у тебя нет ничего с ним общего. Лен – святой цветок, слышишь? А ты образина…

Ткнул его винтовкой и выстрелил. Повернулся, услышал лающие крики немцев, понял, что они бросили преследовать парня и бегут сюда. И уже поздно защищаться или бежать. Немцы начали стрелять одновременно с разных сторон. Зеведей почувствовал, что все закачалось перед ним. Потом он увидел солнце, которое покатилось с неба на холм. И тут догадался, что упал на колени. Рассердился на солнце, почему оно так сделало назло ему. А когда упал рядом с винтовкой, то, услышав сухой треск, сгреб руками пучок травы и удивленно посмотрел на небо, такое высокое и синее. При последнем проблеске сознания подумал, что в этом мире хорошо жить, а не умирать.

И увидел Иисуса сидящего на троне, а по левую и правую руку от него своих сыновей – Ивана и Якова.

-«Смогли…» прошептал он последние слова.

 

• *министрант – служка в католическом храме.

• **бульбаши - ироничное прозвище белоруссов.

• *** «Recht weit vom Dorf!» (нем) - Увести подальше от села!