Командный пункт командарма 11-ой армии красных Распопова расположился в здании дворянского собрания. Обедали. За столом кроме командарма сидели член реввоенсовета армии Куйбышев и председатель временного революционного комитета Астрахани Киров. Хлебали молча наваристый борщ со свежим чесноком вприкуску. Бритая голова командарма была покрыта крупными каплями пота. Капли зрели, собирались струйками, и стекали вниз по щекам, подбородку, шее. Распопов выпрямил спину, оглядев бывшую биллиярдную — самое прохладное место в здании, упер взгляд крупных на выкате глаз в деньщика, ремонтирующего седло командарма. Подкладка слева протерлась и седло при езде стало заваливаться набок.

Рябчик, дай-ка мне рушник утереться. И за горилкой сбегай в подвал. Не видишь что ли: кончается четверть.

У денщика были и фамилия, и имя, и отчество, но никто его кроме как Рябчиком не называл. Было в нем что-то от этой птицы. Засуетится, замашет крыльями, зашумит и вдруг замрет в неподвижной позе где-нибудь в уголке. Не видно его и не слышно.

Есть рушник, - Рябчик подскочил к командарму с полотенцем. - А горилки какой, Владимир Павлович, перцовой или сливовки?

А ты рукой потрогай, какая холодней, ту и тащи.

Куйбышев выхлебал миску до дна, оставив в ней аппетитный кусок жирной свинины с торчащими из него ребрышками, потянулся к бутыли с самогонкой, разлил всем по стопке:

Ну давайте, братья, по маленькой за то, чтоб в миске всегда можно было кусок мяса отыскать.

Взяли в руки стопки, чокнулись, выпили: Куйбышев одним глотком, Киров медленно, будто выцеживая сквозь зубы.

Куйбышев, - Киров аккуратно поставил выпитую рюмку на стол, - а ты не знаешь, Троцкий пьет или трезвенник?

Выпивать с ним не приходилось, не знаю. Вот то, что табака не переносит, это точно.

Вступил в разговор Распопов:

Уж и не знаю, как его встречать-угощать. Говорят крут — и, обращаясь к Куйбышеву: - Владимирыч, ну-ка зачитай еще раз телеграмму.

Куйбышев достал из нагрудного кармана телеграфную ленту. Ничего нового в ней не было: все те же семь слов: «командарму распопову выезжаю царицына направление астрахань троцкий». Прочитав телеграмму, Куйбышев взглянул на командарма, толкнул понурившегося Распопова в плечо:

Не переживай, Палыч. Чему быть — того не миновать. Докладывать будешь, не забудь помянуть добрым словом устав Красной армии. Он его лично писал. Мол только благодаря уставу и грамотному руководству удалось искоренить партизанщину, установить железную дисциплину и удержать город.

Дипломат ты, Куйбышев, — усмехнулся Киров — но Троцкому ты этим очки не вотрешь. Он-то знает, что дисциплина не уставом держится, а революционным трибуналом. Твоя Женька за один рабочий день в трибунале для дисциплины больше делает, чем мы с тобой за месяц политработы.

Вредные речи ведешь, Мироныч. Одним мечом карающим без агитации и пропаганды мы коммунизм не построим.

Остынь, Куйбышев, - лицо Кирова расплылось в душевной улыбке — не на собрании мы. Агитация и пропаганда. Кому как не мне это понимать. С утра до вечера этим занимаюсь. А все же без жесткости дела не будет. Революция должна быть с кулаками. А врагов и агентов вражеских вокруг нас полно. Их не агитировать надо, а выковыривать из наших рядов и давить как клопов вонючих.

Так кто ж против, Мироныч. Ясное дело, с врагами разговор короткий. Я ж не против. Война идет, тут не до соплей. А вот заломаем мы эту гадость буржуйскую, мирно заживем, ты что ж, так и будешь врагов выковыривать и давить, как клопов, пока всех не передавишь?

Так и буду. А чего? - Киров опять обаятельно улыбнулся, выставив напоказ желтоватые редкие зубы. - А ты что предлагаешь, перевоспитывать что ли?

Куйбышев, обгладывая ребрышки:

Ну, если по-честному, то в перевоспитание контры я не верю, но и в расход всех подряд пускать я бы не стал.

А чего ж с ними делать-то?

Чего, чего? Работать заставить. Пусть киркой да лопатой кусок хлеба зарабатывают. Денег не платить, держать в черном теле, весь прибавочный продукт пускать на развитие государства. На пушки, снаряды, самолеты, корабли, железную дорогу.

Ну ладно, поглядим. До мирной жизни еще дожить надо. - Киров повернулся к Распопову — полковник, что тебе известно о скандале Троцкого со Сталиным в Царицыне и какие у тебя источники?

Звания полковника в Красной армии не существовало. Распопов служил в чине комкора. Киров же называл Распопова полковником сначала из желания уязвить его напоминанием о царской службе, где он дослужился до чина подполковника, а потом это вошло в привычку. Распопова коробила бесцеремонность Кирова, но вступать в пререкания по такому ничтожному поводу с представителем партийной верхушки он опасался.

Источник надежный: зам. по тылу у Фрунзе Нечипоренко. Он прибыл сюда вчера на катере для рекогносцировки и подготовки командного пункта наркомвоенмора Троцкого.

Ты вот что, полковник, распорядись, чтоб доставили этого Нечипуренко сюда. Потолкуем с ним. Такая информация лишней не будет.

Распопов исполнил без возражений, хотя Киров не был его непосредственным начальником, более того формально Киров вообще на службе в армии не состоял. По негласной табели о рангах статус губернского партийного секретаря был вполне сопоставим с должностью командарма. Киров не был секретарем губкома. В Астрахань он прибыл из Владикавказа без всяких полномочий лишь прошлой осенью. Быстро сориентировавшись в сложной ситуации, он сумел убедить все влиятельные силы в городе (губком партии большевиков, губисполком, губернский совет профсоюзов, командование и политсовет Каспийско-Кавказского фронта) создать временный революционный комитет во главе с ним самим. Изначально перед комитетом ставились вспомогательные задачи. Влиятельные силы посчитали, что координация и концентрация сил и средств на важных направлениях по защите города с помощью пронырливого Кирова будет не лишней. Однако к февралю в руки ВРК и Кирова перешла вся власть в городе, так что получалось, что Киров с Распоповым были на равных. Что касается Куйбышева, то его должность входила в номенклатуру цк партии, ВЦИК и совнаркома, что было на ступеньку выше положения Кирова с Распоповым, но значительно ниже позиции Троцкого, который вместе с Лениным и покойным Свердловым составляли последнюю пару лет вершину советской пирамиды власти.

Вошел Нечипуренко, шустрый кубанец из казачьих урядников. Непроизвольно втянул носом дух борща, наполнявший комнату. Закрученные кверху кончики его усов шевельнулись, фиксируя источник запаха: чугунок на печке. Трое за столом сидели в нательных рубахах без знаков различия, но острый взгляд Нечипуренко безошибочно определил командарма:

Товарищ командующий армией, зам. по тылу Южного фронта Нечипуренко прибыл по Вашему распоряжению.

Распопов, хоть и дослужился в царской армии до подполковника генерального штаба и принадлежал к элите офицерского корпуса, был из казачьей семьи и легко переходил на грубоватый простецкий язык станичников. Больше для подначки чем для реального замечания проворчал:

Ты вот что, Нечипуренко, ты эти старорежимные замашки брось. Ты кто такой? Ты что, высокопревосходительство, чтоб прибывать? «Прибыл он». «Ваше величество». Ты командир Красной армии. А в Красной армии не «прибывают», а «являются». Ты что устав Красной армии товарища Троцкого не читал что ли? Тебя на учебу отправить?

Виноват, товарищ командующий армии. Все понял. Учебы не надо. Больше не повторится. - Нечипуренко вытянулся по стойке «Смирно», а шальные глаза не могли скрыть усмешки по поводу происходящего.

Распопов вышел из-за стола, протянул руку, крепко пожал и, улыбнувшись, похлопал Нечипуренко по плечу:

Ну вот, то-то же. Проходи к столу. Садись. Рябчик, насыпь-ка борща гостю дорогому, - и, разливая всем по стопке, - ну давайте. За знакомство.

Нечипуренко ломаться не стал, хлопнул стопку одним махом, достал из сапога собственную ложку и принялся хлебать. Все присутствующие молча закурили в ожидании пока зам. по тылу насытится. Наконец, Нечипуренко закончил, облизал ложку, сунул ее назад в сапог:

Хорош у Вас борщец, товарищ командующий. Люблю такой - с фасолькой да со шкварками.

Киров разлил горилки. Выпили, закусили малосольным огурцом. Киров подвинул гостю табакерку с махоркой, газету:

Закуривай, братец.

Благодарствую. - Нечипуренко свернул козью ножку, зачерпнул махорки, переломил, прикурил от свечи.

Вступил Куйбышев:

Ну как там Михаил Васильевич, здоров ли?

Слава богу, ничего. Плечо бывает ноет перед непогодой, но я ему барсучьего сала достал. Помогает.

А Троцкий у вас давно в армии квартирует?

Да уж давненько, с весны. Как Царицын обложили в третий раз, так он и прилетел на своем бронепоезде.

Что там у вас произошло? Дважды держали оборону, а в третий раз сдали город. В чем причина?

Так я ж почем знаю? Я по тылу. Мое дело маленькое, чтоб пожрать было что, да соснуть под крышей.

Куйбышев налил стопку:

Выпей да закуси, командир. Да не прикидывайся валенком. Нам твое мнение и не особенно важно, может и нет его у тебя, а вот мнение начальства ты знаешь наверняка. Как Фрунзе объяснил Троцкому сдачу города?

Нечипуренко выпил, захрустел огурцом:

Дело было так. Михаил Васильевич Фрунзе держал город тремя дивизиями. Линии фронта не было, не хватало для этого ни сил, ни средств. Так что непосредственно в городе стояла только одна дивизия, 14-ая, а две другие чесали белых по рокадным направлениям: 18-ая на западе против Деникина, а 21-ая на востоке против Колчака. За счет этого белых либо удавалось остановить, либо они добирались до города ослабленными и 14-ая дивизия справлялась с ними в пригородах. Такую тактику применяли до февраля. Тяжело и с потерями применяли, но город держали.

Сидящие за столом переглянулись одобрительно. Они и сами использовали тактику Фрунзе при обороне Астрахани.

Ну так чего ж? Что сломалось-то?

Ну так вот, в феврале приехал Сталин с продразверсткой, надавил на Фрунзе. Пришлось выделить ему полк из 14-ой дивизии. Он разбил полк на продотряды, распылил по всей округе. Конечно, они свое дело делали, но из боевой работы целый полк был выведен. Это раз. Второе: Сталин прижал к ногтю мирное население, в результате оно стало поддерживать белых, а в условиях партизанской войны это важнейший фактор. Но самое главное не в этом: когда к июлю в городе накопились запасы продовольствия и горючего, Сталин начал вывозить его эшелонами в Москву. Ни паровозов, ни вагонов не хватало, так что он надумал? - снял подвижной состав с рокадных дорог. В результате 18-ая и 21-ая дивизии потеряли мобильность, белые, не встречая сопротивления, подошли к городу и легко выбили оставшиеся два полка 14-ой дивизии. Так мы и сдали Царицын в первый раз.

Грамотно излагаешь, станичник. Это где ж ты так военному делу обучился? - Распопов в знак одобрения хлопнул ладонью по столу.

Шальной взгляд Нечипуренко скользнул по слушателям: «А то... Могем... Тоже не лаптем щи хлебаем». Ответ, между тем, был скромен:

Так не мое это дело: в стратегии и тактике разбираться. Я все больше по тылу. Это я за Михаилом Васильевичем повторяю. Он всегда так разложит все по полочкам, что все сразу понятно становится.

Ладно, не прибедняйся. Слыхали уже про тыл твой. Продолжай давай.

Так все. Я все рассказал, как на духу.

Ты давай к Троцкому поворачивай. Как он это принял?

Ну а что Троцкий? Троцкий он на то и Троцкий. Знамо дело: любого словами искромсает на кусочки да съест, не подавится. Поначалу он и на Михаила Васильевича тоже налетел коршуном, клевать начал: «Измена! Предатели! Расстреляю!». А потом, как выслушал доклад Михаила Васильевича, спокойный ровный голос Фрунзе быстро его отрезвил, на место поставил. Сел Троцкий за стол. Злой. Двуми кулакам ка-ак жахнет по столешнице. Как только не сломал и тихо так шепотом зловещим: «Сталина ко мне. Не медля». Ну побежали за Сталиным. А он тогда на пункте Заготзерна в вагоне с девчонкой своей женихался. Возвращаются к Троцкому ни с чем: «Не идет, мол, Сталин. Говорит, если надо наркомвоенмору, то пусть, мол, сам и шевелится. А мне до него дела нет, у меня и без него дел полно». Пришлось Троцкому к Сталину двигать. О чем они там толковали и как друг друга не перестреляли, я уж не знаю, а только Сталин к вечеру того же дня из расположения штаба армии исчез и больше его никто не видел.

 

* * *

 

...Вместе с Троцким в Астрахань прибыли Фрунзе, Ворошилов, Тухачевский и начальник генерального штаба Шапошников. На совещание в бронепоезд наркомвоенмора были приглашены также Распопов, Киров и Куйбышев. Куйбышев еще при выходе на перрон увидел знакомую фигуру вождя в простой солдатской гимнастерке. Троцкий стоял в кругу военных, переводя взгляд с одного говорившего на другого, голова непокрыта, черные кудрявые волосы развеваются по ветру, бородка клинышком, усы, прищур колючих глаз.

Распопов козырнул, представился по-военному: «Товарищ наркомвоенмор, военный совет 11-ой армии явился по Вашему приказанию. Командующий армией Распопов. Троцкий протянул руку для рукопожатия:

Рад, очень рад, товарищи, лично поблагодарить за героическую оборону Астрахани. Вот таким вот упорством и самоотверженностью мы добьемся победы мировой революции.

Пожимая руку легендарному вождю революции, Куйбышев ощутил прилив небывалого подъема и гордости от причастности к великому делу. Вспомнилось как в далекой молодости в сибирской глубинке читали вслух репортажи Троцкого с баррикад Красной Пресни, опубликованные в запрещенной большевистской газете «Искра». Валериан был тогда школяром, делающим первые шаги по революционной тропе, а Троцкий уже тогда возглавлял Питерский совет рабочих депутатов, был вождем революции пятого года. Легенды о небывалой силе духа вождя гуляли по фронтам гражданской войны. Будто в одиночку без оружия не раз хаживал в мятежные полки и одной только силой слова гасил мятежи в зародыше. Валериан еще на седьмом съезде партии в 17-м году ощутил на себе магическое воздействие личности Троцкого. Тогда летом 17-го года Временное Правительство устроило суд над партией большевиков, обвинив их в предательстве интересов революции и связях с германским генштабом. Отношение съезда к суду было резко негативным, вступать с правительством в открытую дискуссию и очистить партию от тяжких обвинений ни Ленин, ни Зиновьев не собирались. Они были готовы уйти в подполье без всякого суда. Делегаты с мест не имели собственного мнения и по привычке поддержали Ленина. За участие в суде выступил лишь Троцкий. Да как выступил! Отказ от участия в суде назвал трусостью (и Ленин это проглотил!?). Партия трусов не может быть авангардом мировой революции. Фактически он обвинил в трусости всех присутствующих. Любого другого разорвали бы в клочья тут же на месте, а Троцкого слушали затаив дыхание, настолько велика была его магическая власть над людьми.

Съезд проголосовал за участие в суде. Делегацию большевиков во главе с Троцким арестовали тогда прямо в зале суда. Но факт участия большевиков в суде не прошел даром: о противостоянии партии большевиков временному правительству узнала вся страна, приток в партию новых членов увеличился в разы. Через пару месяцев под давлением революционных масс Временному Правительству пришлось выпустить большевиков из Петропавловской крепости. Троцкий опять, как и в легендарном пятом году, встал у руля революции во главе Петросовета.

Киров и Троцкого, и всех присутствующих военных видел впервые. Знакомясь, шутил, обращался по-партийному на «ты». Был он никому не известен. Военным потому, что штатский, партийным потому, что мелок и ничтожен был его вклад в партийное дело. Фактически по партийной работе его знал лишь Куйбышев, с которым Киров пересекался несколько раз в Томске. Оба были тогда студентами: Куйбышев императорского университета, а Киров технологического института. За участие в студенческих протестах обоих арестовали и отправили в ссылку, а вот последующая жизнь прошла у них по-разному. Для Куйбышева ссылка была лишь началом судьбы профессионального революционера. Он перешел на нелегальное положение, неоднократно подвергался новым арестам.

Для Кирова годичная ссылка в Архангельскую губернию была и началом, и концом его революционной деятельности. Вернувшись во Владикавказ, он устроился корреспондентом газеты «Путь Юга». Газета финансировалась партией кадетов. Острота публикаций Сергея Вострикова (это настоящее имя Кирова) не превышала дозволенного уровня критики волокиты в земствах. Хорошо подвешенный язык, обаятельная улыбка, порывистые движения, горящий страстью взгляд, эмоциональная реакция на происходящее, помогали ему оказываться в центре внимания и покорять сердца многочисленных провициальных дам. Мысли об идеалах революции иногда посещали его, но вместе с ними приходили и воспоминания о холодных тюремных коридорах. Он гнал эти мысли от себя подальше, отдавая предпочтение хорошей закуске и женскому телу. Февральская революция сломала его жизненные ориентиры: дореволюционный опыт борьбы с царизмом оказался отнюдь не позорным пятном в биографии, а совсем наоборот: знаком принадлежности к касте избранных, которым принадлежит будущее. Сергей Востриков вновь стал Кировым, а весь Владикавказ узнал и об аресте Кирова царской охранкой десять лет назад, и о ссылке в глухомань, и, что самое главное, о непрекращающейся подпольной революционной деятельности скромного героя. Никто, правда, не смог бы конкретизировать, в чем эта деятельность заключалась. Но это ведь вполне объяснимо: деятельность-то подпольная. Кому надо — знает, а для остальных секрет. Развернув вулканическую активность, Киров практически с нуля создал городскую организацию партии большевиков и уже в конце апреля 17-го года прибыл в Питер на большевистскую конференцию в качестве секретаря Владикавказского горкома. Там на конференции встретил Куйбышева и еще двоих сокашников по ссылке, которые подтвердили перед парткомиссией его дореволюционный партийный стаж с 1904-го года.

Партия признала его своим. Это было важно, но не будешь же каждому показывать партийный билет. От репутации выскочки решение парткомиссии Кирова не избавило. Чем больше косых взглядов он ощущал, тем более развязным и панибратским было его поведение с ветеранами партии. Однако в общении с Троцким Киров не позволял себе никакого намека на панибратство, лишь выражение глубокого почтения и даже обожания. Шапошников поморщился, подумал: «Далеко пойдет, поганец». Распопов перехватил его взгляд, понимающе опустил глаза. Троцкий взялся за поручни вагона, поднялся в тамбур:

Следовать за мной, товарищи.

 

* * *

 

...Совещание началось с торжественной части: Троцкий вручил Распопову орден Красного Знамени, который был тогда еще в диковинку, и именной наган с гравировкой, Куйбышеву и Кирову — устную благодарность наркомвоенмора. Затем был доклад Фрунзе, из которого следовала необходимость открытия нового фронта на стыке Восточного и Южного фронтов на Туркестанском направлении. В обсуждении проанализировали особенности нового этапа, которые заключались в том, что, если на Южном и Восточном направлении в основном стояли военные задачи, то на Туркестанском в основном политические. Если на территории русской России приходилось восстанавливать советскую власть, то на территории, населенной туркестанскими народами, советскую власть нужно было выстраивать из ничего. Командующим нового фронта был назначен Фрунзе, Ленину в ЦК была передана записка о необходимости формирования Туркестанской комиссии из старых большевиков для решения политических задач.

 

* * *