– Пока, в среду на экзамене увидимся!

Я с облегченно вздохнул, закрыв дверь за однокурсниками по физтеху и, по совместительству, бывшими соседями по комнате. Недавно я наконец-то переехал в съемную квартиру, но все еще скучал по общаговским “диспутам”, затягивавшимся иногда до утра, поэтому даже обрадовался, когда эти бородатые тролли завалились ко мне сегодня с бутылкой виски. “Старый новый год,” – сказали – “мы к тебе колядовать”. Те еще колядовщики. Хорошо, что метро закрывается, а то сидели бы по привычке до рассвета.

Перед тем как отправиться в объятия здорового пьяного сна я вышел на балкон подышать воздухом без кальянного дыма. Днем над Москвой висел серый туман, теперь он рассеялся, и город убегал огнями вдаль до самого горизонта. Воздух казался чересчур теплым для этого времени года; зима снова пыталась переодеть москвичей в легкие куртки, с тем чтобы в очередной раз ударить волной морозов. Я свесился через бортик, думал крикнуть в след колядовщикам что-нибудь эдакое, но не успел открыть рот, как увиденное заставило меня протрезветь. “Этого только не хватало. Вот тебе и с новым годом, Даня...” – пробурчал я себе под нос.

Cоседка с нижнего этажа сидела на перилах балкона, упершись в них обеими руками и свесив ноги на улицу. Представьте зрелище: двенадцатый этаж, девушка на тонкой перекладине, подсвеченная новогодними гирляндами, ее развивающиеся длинные волосы и зимние огни Москвы, лежащей где-то далеко внизу. Неужели дурочка всерьез решила прыгать?

Я хотел окликнуть ее, но прикусил язык: она могла бы соскользнуть от испуга. Да и имени я ее не знал. Прозвал Каштанкой за тяжелые шоколадные локоны с золотым отливом, большие грустные карие глаза и любовь к коричневой одежде: три или четыре раза я встречал ее в лифте с тех пор, как переехал, и всегда на ней было что-нибудь шоколадно-каштановое.

Не зная, что у девушки на уме, я решил действовать не теряя времени, надеясь придумать план на ходу. Стараясь не шуметь, я перелез через перила своего балкона и смерил глазами расстояние до Каштанки. На младших курсах я серьезно занимался паркуром. Не самое традиционное занятие для физтеховца, но я находил это отличным способом проветрить мозги, – бывает полезно, когда программа не работает, и не удается понять, почему. Прыгать было слишком опасно; если бы я промахнулся и не схватил девушку крепко при приземлении, она могла бы соскользнуть. Оставаться, где стоял, и на расстоянии пробовать уговорить ее не сводить счеты с жизнью я тоже не мог: где гарантия, что она стала бы меня слушать? Я глянул вниз и крепче обхватил перила сзади, рассчитывая, достану ли ногами до балкона Каштанки, если схвачусь за основание своего. Сделав глубокий вдох, я повис, беззвучно шепча “Только не вздумай сейчас оглянуться, только не вздумай...”

Через пару мгновений я стоял за спиной Каштанки; тихо приблизившись, я крепко схватил ее одной рукой повыше локтя, а другой закрыл девушке рот – на всякий случай.

– Не бойтесь, я не грабитель, я пришел снять вас с балкона, только и всего, – я убрал ладонь от ее лица, но продолжил крепко держать руку.

– Отпустите! Как вы сюда залезли? – она испуганно взглянула на меня, на ее щеках блестели дорожки слез.

– Я спрыгнул с балкона этажом выше и ни в коем случае вас не отпущу, пока не спуститесь.

– То есть вы прокрались в мой дом без всякого приглашения и диктуете мне, что я должна делать? Кто вы такой?

– Даниил Блинов, ваш сосед. С удовольствием отказался бы от прыжков по балконам и отправился спать, но, раз уж я вас увидел, то не смогу спокойно уснуть, пока вы сидите, свесив ноги с 12 этажа... Я не стану попустительствовать тому, что вы хотите совершить.

– Даниил. Это вторжение в частную жизнь, я позвоню в милицию, если вы не уйдете.

Голос Каштанки вдруг зазвучал уверенно и спокойно, на лице не осталось ни следа взволнованности, которую я заметил в первые секунды. Она словно переключилась в режим “на людях”.

– По крайней мере вам придется слезть с балкона, чтобы позвонить, так что давайте.

– Уйдите сами по-хорошему.

– Девушка, я останусь здесь, пока вы не откажетесь от идеи покончить с собой. Самоубийство – не выход! Давайте поговорим спокойно...

– Хорошо, давайте поговорим. Я не собиралась прыгать с балкона, я не хочу в ад, поверьте. Сижу здесь чтобы разобраться в своих мыслях; понять, как стать счастливее... и все это для того, чтобы прожить долгую жизнь, а не оборвать ее. Так что вы можете спокойно отправляться спать.

– Здесь сидеть опасно. Странное вы место для раздумий выбрали.

– Вовсе не странное. Здесь меня никто не отвлекает. Обычно я окружена умными устройствами всех форм и размеров, которые поминутно подсыпают чужие новости, заслоняют от меня собственную жизнь. В итоге я редко провожу более трех минут, обдумывая одну тему. Мы этому так мало времени посвящаем в повседневной жизни, – Каштанка перевела взгляд вдаль, на город, и продолжила: – Даже когда внутренний голос зовет и просит остановиться и задуматься, мы заглушаем его привычными приемами. Смотрим глупые фильмы, шатаемся по интернету, пьем вино, в лучшем случае – разговариваем ни о чем, обязательно заканчивая беседу пустым, безосновательным “Всё будет хорошо”. Современная жизнь не оставляет времени для глубокой, плодотворной задумчивости, понимаете?

– Думаю, да.

– Ну вот и ступайте к себе. Я абсолютно трезва, держусь крепко, так что не свалюсь, не переживайте.

Я на секунду засомневался, упомянула ли она о своей трезвости, намекая на запах виски, которым от меня, видимо, разило, но сделал вид, что никакой издевки не заметил.

– А где гарантия того, что я могу вам верить, и покончить с собой не входит в ваши планы?

– О-ох. Неужели мне правда от вас не отделаться, пока не слезу?

– Совершенно верно, – обрадовался я ее прозрению. – Нельзя вас так бросать. Думаю, какие-то сильные эмоции заставили сюда залезть. Наверняка важный вопрос пытаетесь решить.

– К сожалению, нет. Мой вопрос – глупый. Глупый женский вопрос. Если бы мне кто сказал пару лет назад, что он передо мной встанет – рассмеялась бы.

– Почему?

– Знаете, есть такое мнение, что женщины только тем и озабочены, что отношениями, а незамужние женщины – тем, чтобы выйти замуж? Я к этим охотницам за мужами относилась если не с презрением, то с отвращением... А теперь, кажется, становлюсь одной из них.

– А раньше были феминисткой?

– Нет. Но я была с головой погружена в свои интересы, учебу, работу. Считала, что приближению свадьбы не стоит уделять столько времени и сил, сколько уделяют некоторые особы; что все как-то само собой должно произойти, если вообще должно. Так было пока я не встретила мужчину, за которого захотела выйти замуж, что случилось в моей жизни впервые.

– Так это прекрасно, что вы нашли такого мужчину, нет?

– Да, но только замуж он меня не зовет. Ему удобнее так, в гражданском полубраке.

– Полубраке?

– Именно. Когда двое почти каждую ночь проводят вместе, но при этом каждый продолжает снимать отдельную квартиру. И при первой необходимости или трудности убегает в свою норку. Такие отношения даже гражданским браком не назовешь, поэтому я придумала слово “полубрак”.

– Пол-Москвы сейчас так живет, – вставил я.

– Знаю. И по-началу мне казалось, что это нормально. Я вслух рассуждала, как жалки и ограничены женщины, мечты которых сводятся к кольцам, платью и штампам. Мне казалось, весь этот хлам не имеет ни значения, ни власти надо мной...

– А теперь-то что изменилось?

– Вот я и пытаюсь понять, что же могло измениться. Поймала себя на том, что каждый день задаюсь вопросом: “Позовет сегодня к себе или не позовет? Приедет или не приедет?” И самое унизительное – если не приезжает и не зовет, или если приезжает холодный и отстраненный, я чувствую себя отвергнутой, расстраиваюсь чуть не до слез в подушку. Впрочем, мне не хотелось бы выливать на вас женские глупости, я сама себя за них ненавижу.

– Ну что вы, не извиняйтесь. Я из физтеха, у нас в группе только одна девушка, да и та – свой парень. Поэтому, честно говоря, каждый шанс поподробней узнать, что творится у женщин в их мистических головах, – это подарок для меня.

– Адский бардак в головах у них творится. И у меня теперь тоже.

– Похоже, вы попали в сильную эмоциональную зависимость от вашего молодого человека. Зачем вы это позволили?

– Я и сама не понимаю. От сухих слов “эмоциональная зависимость” страшно, но вы правы: стоит ему лишить меня нежности, на которую я надеялась, как мои настроение и способность наслаждаться жизнью уходят в минус.

– Может, он просто дурак, если лишает вас ласки? Радовался бы, раз повезло занять все мысли такой девушки. Только вы-то чего не уберете его с позиции центра вселенной, и себя туда не поставите?

Каштанка минуту не отвечала, казалось, обдумывая мою последнюю фразу.

– Вы точно физик? Так просто, без всякого напряжения рассуждаете о сложностях человеческих отношений.

– Физики вообще без напряжения рассуждают, – улыбнулся я. – К тому же, что тут мудрить? Я парень простой, да и с вами все понятно: вы слишком запарились по поводу этого вашего полумужа. Если считать, что источник счастья – другой человек, то ни к чему, кроме глубокой депрессии, не прийти. Люди уже давно это выяснили.

– У вас такая ясность в голове. – Каштанка задумчиво глядела вперед, на город, и говорила, растягивая паузы между словами. Потом снова повернулась ко мне: – Вы, мужчины, молодцы в этом плане. Женщинам так сложно не примешивать к фактам эмоции и тревоги, и в итоге слезы каждый день.

– Каждый день – это уже слишком.

– По-разному у всех, но и такое бывает. Как женщине не расстроится, когда, например, она готовит ужин, расставляет свечи, прихорашивается, предвкушая вечер наедине с любимым, а он, придя с работы, молча поглощает еду, уткнувшись в бокс...И на ее вопрос о том, не могли ли бы они поужинать вместе, возмущенно возражает, мол, а что мы сейчас делаем, не заводи опять этот разговор, пожалуйста.

– Даже не знаю, что вам на это ответить... – мне хотелось сказать, что, как бы там ни было, бокс – не повод прыгать с балкона, но я промолчал.

– А я знаю. Если бы женщина следовала вашему совету и ставила себя в центр вселенной, то она принимала бы ванны для ног с цветочными ароматами вместо того, чтобы готовить ужин. И не расстраивалась бы, когда мужчина предпочитает ее обществу телевизор или компьютер. Так и надо делать, наверное.

– Ээм, не уверен...

Я чувствовал себя словно на тонком льду. Думал, за годы ночных дискуссий в общаге я натренировал способность переубеждать, или, по крайней мере, не сдавать позиции. Но урезонивать девушку, сидящую, можно сказать, на краю пропасти, было делом непривычным, совсем непохожим на спортивный спор молодых физтеховцев. Студенты порассуждают о жизни и разойдутся, довольные собой, а здесь мне ужасно надо было сказать ей что-то такое, чтобы она больше не вздумала лезть на перила, и я решил попытаться.

– Когда я говорил про фокус на себе, а не на мужчине, то имел ввиду необходимость заниматься работой над собой, а не над ним. В случае женщины такая работа, наверняка, должно включать и ванны для ног, и все положенные салоны-процедуры, но я об этом ничего не знаю и имел ввиду другое, – я сделал паузу, подбирая слова. – Всё, что вы можете поменять в этом мире – это вы сами. Невозможно поменять кого-то еще. Если бы я любил бокс и меня пытались заставить отказаться от этого, я бы только взбесился. Вам нужно самой приблизится к идеалу женщины, и тогда рядом с вами будет идеальный мужчина – либо нового встретите, либо этот сам изменится, но так не бывает, чтобы ласточка и соловей жили в паре.

– Интересная теория. Знать бы, какая она, эта идеальная женщина. Думаете, они существуют?

– Моя мама, например, близка к этому. По крайней мере, ей хватает ее идеальности, чтобы быть очень счастливой в браке с отцом.

– Расскажете о них?

– Отец – физик. Всю жизнь посвятил науке. Он часто так погружен в свои мысли, что даже “спасибо” может забыть сказать после ужина. Но маму его невнимательность не задевает. Она однажды призналась мне, что по началу ей трудно было мириться, и уже чуть было не ушла, но поняла: ее роль – вдохновлять и поддерживать отца, помочь ему раскрыть свой потенциал, чем она и занимается уже третий десяток лет. Отец очень любит и ценит ее. Все его книги посвящены ей. На вручении каждой новой премии он повторяет, что ничего без мамы бы не достиг.

– Какая трогательная история.

– В такой жизни и есть смысл союза мужчины и женщины, я думаю.

– Наверное, вы правы. Да только кому удается так жить в наши дни? Мы же, не задерживаясь мыслью ни на чем дольше трех минут, и результат хотим сразу, а не через три десятка лет. Допустим, я стараюсь, меняю себя, но нежность в ответ хочу сегодня. А вдруг он так никогда и не отреагирует? Если результат незаметен день, два, неделю, как не чувствовать себя отвергнутой? Как спасаться от грусти, которая разъедает изнутри?

Я набрал воздуха в грудь и подумал, что я, наверное, очень счастливый человек, раз пытаюсь на это ответить.

– Вас, строго говоря, не должно заботить, отреагирует он когда-нибудь или нет. Если вы сами себя любите, то вы уже любимы. Люди так стремятся, чтобы другие принимали их! Зачем? Это желание также вредно, как комплекс отличника. Я им страдал. И страшно злился, когда на втором курсе невзлюбившая меня старушка влепила мне “четыре” по функану, хотя я знал всю программу. А потом понял, как глупо злиться. Мнение старушки, как и любого человеческого существа, субъективно. А моя цель – выучиться и сделать вклад в развитие физики, а никак не убедить всех до одного преподавателей универа, что я умен и талантлив. Через пару лет нашлись люди, которым нужна моя голова, а не оценки, и пригласили после диплома работать над исследованиями, о которых я мечтал. Ваш рост тоже будет замечен, – я замолчал, боясь, что моя речь покажется патетичной, но решил продолжить, как умел: – Поверьте физику: законы, по которым работает наш мир, гораздо красивее, чем представляется обывателю.

Каштанка сидела не шевелясь, закусив край нижней губы, ее карие глаза смотрели внимательным и, казалось, уже не таким грустным взглядом. Через несколько минут она, наконец, заговорила.

– Знаете, еще полчаса назад я не стала бы просить совета в области отношений ни у психологов, ни у астрологов, ни у кого. Я всегда считала, что, если бы люди знали ключ к решению, все бы им давно воспользовались; что пока самое действенное изобретение для сглаживания трений в общении мужчин и женщин – это посудомоечная машина. И я никогда бы не подумала, что мою убежденность пошатнет студент-физик, в буквальном смысле свалившийся мне на голову.

Я улыбнулся и отпустил ее руку. "Шанс понять женщин, хоть и призрачный, но все-таки существует," – промелькнуло в голове.

– Описать идеал может кто угодно, кто видел близкий к нему пример, или кому хорошо объяснили. То есть общее понимание того, как должны себя вести мужчина и женщина, чтобы их союз был счастливым, у человечества есть.При этом счастливы далеко не все только потому, что жить в соответствии с требованиями самых высоких идеалов чрезвычайно сложно. Очень легко соскользнуть.