-Здравствуйте, бабушка. Я Света!- к Анне Тимофеевне подошла маленькая, остроносенькая девочка, лет пяти. Анна Тимофеевна поздоровалась, удивленная неожиданным знакомством. Сняла очки, отложив газету, и внимательно взглянула на девочку.

-Бабушка, а у вас девочка естъ?- спросила Светочка непринужденным, естественным тоном, словно у старой знакомой.

- Нет, ласточка, девочки у нас нет. У нас одни мальчики - улыбнулась Анна Тимофеевна.

- Ну, прямо беда! Не с кем дружить. Ленка, уехала к бабуш¬ке - разочарованно произнесла она.

Примолкла, и с любопытством разглядывая роговые очки в руках Анны Тимофеевны, вдруг глубокомысленно спросила - А ты бабушка слепенькая. Жаль. А вокруг такая красота - обвела она рукой большой, еще пока пустынный двор, со строящимся невдалеке, двухэтажным детским садом.

Анна Тимофеевна рассмеялась, щуря глаза - Слепенькая, слепенькая.

- Ну, да это ничего – Главное, чтоб глазки не болели – и со вздохом добавила, так непосредственно и резко переходя к другой теме - А мальчишки, это совсем не то. Правда, бабушка? – и, не ожидая ответа, продолжила - Разве они, что понимают в наших девчоночьих секретах. Сокрушенно вздохнула – И, что я такая разнесчастная?

Наступила пауза. Но, настроение ее вдруг снова поменялось, как у шаловливого котенка, который лишь на миг застыл, перед тем как снова, чего-нибудь вытворить.

Она вскидывает голову и показывает пальчиком вверх:

- Смотрите, смотрите, а там, в окне, выглядывает Колька. Наверно опять заперли.

Анна Тимофеевна с трудом поворачивается, преодолевая, еще боль во всем теле, и смотрит вверх.

Позвоночник, еще дает о себе знать, ведь совсем недавно, как ее выписали из больницы, и сын на время, забрал к себе пожить. А с четвертого этажа, прижавшись носиком к оконному стеклу, тоскливо взирал на них, худенький мальчик. У Анны Тимофеевны, защемило внутри, такой уж жалостливый вид был у Кольки, и она резко отворачивается, словно чувствуя и свою вину за то, что его держат взаперти.

Она слегка повернулась, поглядев на дорогу, вдоль высотного дома. Сына, еще не было видно. Видимо, не так-то легко было поймать такси, в этом новом, необжитом, отдаленном микрорайоне. Ее взгляд, невольно, скользнул по дому, по этой высоченной, белесой, словно бы сахарной глыбе, казалось, придавившей, Анну Тимофеевну, своей массой. И ей, невыносимо, захотелось домой, в свою уютную, маленькую хатку, где всегда так легко дышалось. А молодым, она ласково взглянула на Свету, нравятся уже эти новостройки.

- Бабушка - вывел ее из раздумья, легкий, детский голосок - А можно, я рядом с вами посижу?

- Садись, родненькая, садись - приветливо пригласила Анна Тимофеевна.

Сбитая, наскоро, временная скамейка, была пока единственной у их подъезда, на этом новострое. Район был еще не обжит, и даже на клумбах, земля пока еще была навалена горой, и не разбросана, так, что видно строителям не до скамеек было. Но уже в этом, Светочка, видела будущую красоту, и благоухающие клумбы, и прекрасные ровные, заасфальтированные дорожки, с разноцветными, уже современными скамейками.

Анна Тимофеевна, грузно, преодолевая боль, с виноватой улыбкой, что не догадалась сама предложить, Светочке, сесть, слегка подвинулась, переложив газету на другую сторону, хотя места было предостаточно. Ее инвалидная палка, прислоненная к скамейке, упала. Света горемычно взмахнув руками, пожалела Анну Тимофеевну

- У тебя еще и ножка болит. Сиди, сиди, я сейчас подыму.

И она, подняв, снова на то же место, прислонила палку к скамье.

-Бабушка – вскрикнула радостно Света - Я знаю чудодейственное средство от боли. Когда заболит - надо сильно- сильно потереть больное место и все пройдет. Это меня мама научила - гордо она заключила.

Затем, Света, опираясь на лежащий сбоку камушек, не без труда влезла, на высоковатую для нее, скамейку и, ерзая, поудобнее устраиваясь, пододвинулась поближе к бабушке.

И вдруг она удивленно и радостно воскликнула, да так, что Анна Тимофеевна вздрогнула.

-Бабушка! У нас же с вами одинаковые тапочки. Глядите.

Бабушкины распухшие ноги, давно уже не влезали в туфли, и она привыкла к своим, слегка потертым, но удобным домашним тапоч¬кам, с расшитым наверху незамысловатым, цветным узором. Узор на тапочках у них действительно был чем-то схож. Светочка, рассудительно заключила, под утвердительное покачивание красного банта на голове.

-Это же хорошо, бабушка, что у нас похожи так тапочки. Значит, мы где-то с вами встречались и, наверно, тогда когда мы с мамой покупали их, вы где-то рядом были.

-Хорошо, родная, еще как хорошо. Конешно, встречались, только, тогда просто не заметили друг дружку - и добрая, лучистая, от морщинок, улыбка разбежалась по ее лицу.

-Бабушка, а ты, наверное, кого-то ждешь? – поинтересовалась девочка, и как-то озабоченно, по-взрослому, успокоила ее

- Бабушка, не волнуйся, за тобой обязательно придут. Не забудут тебя.

Анна Тимофеевна, растроганно посмотрела на нее. Заметило ж дитё, что она все время поглядывает на дорогу, засыпанную пока, что только щебнем, и круто выворачивающую из-за угла дома.

- Ах, ты глазастенькая. Дожидаюсь родненькая. Погостила вот, а теперь домой пора.

- Зачем же ты, бабушка, уезжаешь. Ты ж говорила, у тебя мальчики есть. Ты же, наверное, очень им нужна. Как же они без бабушки?- и она, укоризненно покачала головой, и бантик, качаясь, словно тоже укорял, Анну Тимофеевну - Вот, у Кольки, нет бабушки и как ему плохо. А, то бы он вышел с бабушкой, пока родители на работе, и гулял с нами.

Анна Тимофеевна, невольно подняла голову, но, Кольки, в окне видно больше не было.

Она, к чему-то переложив очки с одной руки в другую, вздохнула - К дедушке, Светочка, моя маленькая, надо ехать. Он же там один. И тоже болеет. Как же он там без меня?

-Не маленькая я? - вдруг обиженно надула губки Светочка. Ее быстрые глазки застыли, упершись взглядом в скамейку и так неожиданно посерьезнев, погрустнели. Но, в следующий миг, встрепенувшись, она, как ни в чем не бывало, сообщила

- Бабушка, а я уже умею читать - словно этим подтверждая свою взрослость и, поправив бантик, с жалостливой ноткой спросила - И чего он, дедушка, у тебя такой беспомощный и больной?- и, заглянув в глаза Анны Тимофеевны, вдруг попросила – А, то бы оставалась? Мы бы с тобой каждый день встречались на этой скамеечке. А, хочешь - вскрикнула она - я тебе фантик подарю?

И сразу же, торопливо, словно боясь, что бабушка откажется от подарка, порылась в кар-машке, своего старенького платъица, явно перешитого с взрослого, извлекая оттуда вместе с помятым фантиком, еще и пробитый компостером, трамвайный талон. Уложив их на скамеечку, внезапно, как-то по-бабьи, всплеснув руками, ворчливо удивилась - Надо же? И откуда, только у меня этот талон, на трамвайчик? Вроде бы никуда не езжу – и вдруг важно добавила - Совсем забыла, я ж, иногда, на базар, за продуктами езжу - подчеркивая этими словами, что, мол, человек я самостоятелыый, а ее пальчики, тем временем уже складывали аккуратненько талончик, и прятали его обратно в кармашек. Анна Тимофеевна, еле сдержала улыбку. Девочка ей явно нравилась, своей наивно - взрослой манерой держаться. А фантик Светочка положила бабушке, в свободную от очков, руку

- Это тебе, бабушка, мой подарочек, чтобы ты меня вспоминала иногда и еще приезжала.

Анна Тимофеевна, едва сдерживаясь от слез умиления, разглаживала фантик, не в силах произнести ни слова. И вдруг, она, разглаживая фантик, ощутила, какую-то пронзительную одинокость девочки в этом большом и безучастном мире.

Как помочь этому маленькому человечку, почувствовать себя не одинокой. Анна Тимофеевна, наконец, произнесла, нарушив паузу – Красивый какой и с рисунком. Спасибо Светочка и с трудом наклонившись, поцеловала ее. Светочка, прижалась к ней теплым комочком и так словно прилипла. Анна Тимофеевна взглянув на нее, подумала - Свести бы ее с внуками, даром, что постарше, а эта девочка хоть и младше, а уму-разуму еще бы их поучила.

А девочка, словно угадав ход ее мыслей, вдруг попросила - Бабушка, а давай, ты пока посидишь, подождешь здесь, а я сбегаю поиграть с твоими мальчиками? Заодно и очки занесу к тебе домой, чтоб не поломались.

Родненькая - начала, было, Анна Тимофеевна, объяснять - они еще вчера вечером, вместе со своей мамой уехали, погостить у другой бабушки – но заметив, как сникла от этих слов девочка, примолкла. Ласково погладила ее по белокурой головке, со сползшим набок бантом, успокаивая - Не расстраивайся, ласточка. Ты же рядом живешь. Как только приедут, заходи в квартиру двадцать пятую, скажешь от бабушки Анны Тимофеевны. Сейчас мой сынок подойдет, и я познакомлю тебя с ним. А, пока, давай я бантик тебе перевяжу и поправлю.

- Не надо – расстроившись, отстранилась Светочка, но помолчав немного, тихо прошептав - Давайте. Поправляйте - согласилась.

Анна Тимофеевна, поглаживая Светочку по головке, перевязала заново бантик. А та вдруг тяжело вздохнула - Вот видите, какая я разнесчастная. И дома такая же несчастная, мне в два раза хуже Кольки – и выставила перед собой два пальчика - И мамочка разнесчастная. Папа все время на нас кричит. А зачем нас ругать? Мама, когда он сильно ругается, ко мне спать приходит. У меня кровать большущая, на ней, когда-то моя бабушка спала. Мама, придет и плачет, и я с ней плачу. Она говорит, вот если бы папа перестал пить, тогда бы у нас совсем другая жизнь была. Мы бы как люди зажили, счастливо и весело. И бабушки у меня уже ни одной нет.

Взволнованная, Анна Тимофеевна, спросила - А где же бабушки?

-Мамина бабушка умерла. Доброй была. Мама рассказывала, что с рук меня не спускала - так любила - и Светочка тяжело вздохнула - Я тогда ведь, когда ее не стало, совсем маленькой была. Мама говорит, что бабушка очень сильно болела.

Знаете, у нее тоже были очки, как у вас. На комоде у нас, запыленные лежат. Я их иногда протираю. А, папину бабушку, я один раз, лишь и повидала. Она даже конфетки мне не привезла. Мама возмущалась - Как за деньгами, так приехала, а дитя в упор не видит. Папа только, что-то пробурчал в ответ. А что говорить, она тоже, как папа, любит выпить и ей некогда со мною возиться.

Растревоженной, невольной откровенностью девочки, Анне Тимофеевне, захотелось сделать, что-то приятное Светочке. Но что она могла? Могла, лишь только посочувствовать и хоть как-то отвлечь ее от грустных мыслей. Но ей вдруг самой стало так тоскливо. На нее саму нахлынули печальные мысли - Безотцовщина, при живых отцах - заскребло внутри от боли.

Анну Тимофеевну, внезапно, словно обожгло изнутри, чем-то, горячим, накатившим издалека.

Она ведь до сих пор помнит, как осенний дождь, недобро хлестал их, провожая на чужбину.

Их с мамой и другими людьми, затолкали в вагоны для перевозки скота, закрыли и повезли в далекую и страшную для нее Германию. А до этого их гнали как скот, подгоняя окриками и прикладами, по бескрайним, степным дорогам по Украине. А до этого - папу, вместе с другими мужиками, расстреляли на глазах у них. Выстроили, под виселицей, где с прошлой недели висел Петрович, их сосед (партизанам пощады не было), женщин и детей, так чтобы видели, что бывает за неповиновение новой власти. Она помнит, как шапка с головы папы упала и он растрепанный, но с твердым, ушедшим в себя взглядом, стоял и при выстрелах, даже не вздрогнул. Хотя, она в этот момент зажмурила глаза, уткнувшись в подол мамы, белой как стена. Но она знала, что так оно и было. И только потом дождевые капли отблескивали на смуглом отцовском лице. И это, может быть, ей показалось. Но запомнилось, почему-то, как признак смерти, потому, что она видела в бараках концлагеря, такие же, только побледневшие, тускло отблескивающие лица умерших взрослых и детей, которых потом, неизвестно куда уносили.

А, мама, сразу поседела, как не стало папы. Может даже, после первых же выстрелов. Может потому и у нее, так рано, с юности, пробилась седина.

Но все же, до щемящей боли внутри, как долго память держит дорогие моменты довоенной жизни. Будто вчера все было. И помнится ощущение родительских прикосновений. Она до сих пор помнит, как папа катал ее на плечах, придерживая за ноги, он мчался, с гиканьем, как лошадка, а она кричала от восторга и страха. И мама заливисто смеялась, радуясь вместе с ними и только для вида ворча - Осторожно лошадка – не урони нашу принцессу. А принцесса, в этот момент, была самой высокой, самой счастливой на целом свете. И всё, казалось, впереди радужным, и какие бескрайние просторы открывались перед ней. А что осталось из былого - только ощущение одиночества, которое обострилось, после смерти мамы. Оно - это тоскливое одиночество, иногда и сейчас саднило ее изнутри, если б не дети. Мама, к сожалению, так недолго пожила, после освобождения их из концлагеря. И ей, прожившей уже жизнь, так не хватало родительского тепла.

Вдруг, Анна Тимофеевна, почувствовала, как ее, видать уже давненько, обеспокоенно дергают за руку. До нее донесся, Светочкин голос, взволнованно, как заведенный, повторяющий - Бабушка, бабушка тебе плохо?

Охваченные смятением пронзительные девочкины глаза вглядывались в Анну Тимофеевну, с нескрываемым сочувствием, словно говоря - Ты тоже бабушка, такая же, как и я разнесчастная. Она ощутила эту разделенную с ней боль и поняла, что надо как-то выходить из этого положения, чтоб не расстраивать совсем Светочку.

И не избежав предательской дрожи в голосе, попросила, чтобы отвлечь девочку

-Светочка, ласточка, ты же говорила, что умеешь читать. Прочитай родненькая, что это за такой необыкновенный фантик, ты мне подарила? А то я, совсем стала слепой, никак не разберу буковок. И очки уже не помогают.

- Бабушка, а ты дай мне очки. Они мне точно помогут – попросила неожиданно Света.

- Ты что деточка. Маленьким нельзя. Только глазки зазря попортишь.

- Ты что бабушка. Не испорчу. Я уже пробовала одевать очки, те, что на комоде. Всё таким большим кажется, словно в страну Гулливеров попадаешь.

-Светочка, не делай больше этого. Пообещай. Ибо потом, когда испортится зрение - ты попадешь уже в страну лилипутов, и толком даже тех не разглядишь. И книжки тогда уже не сможешь читать.

-Это, правда, бабушка? - обеспокоилась Света.

-Правда, правда - подтвердила Анна Тимофеевна.

- А я еще хочу столько прочитать - задумчиво произнесла девочка - И про страну лилипутов, и их хочу хорошо рассмотреть. И про … - запнулась она и сбивчивой скороговоркой добавила - Я не буду больше бабушка одевать очки. Обещаю. Давай фантик.

Светочка, бережно взяв фантик, медленно и протяжно прочла по слогам - Ма-с- ка-рад.

-Кто же тебя научил? - искренне подивилась Анна Тимофеевна, украдкой стерев слезинки с уголков глаз, так как прошлое всё еще теребило её сердце.

-А я сама бабушка. По букварю, по картинкам в книжках и разучила. Мама, чуть-чуточку подсказала и всё – с достоинством ответила Светочка и, внезапно, взглянув с лукавинкой на Анну Тимофеевну, будто сообщая о чем-то загадочном, поведя небрежно худеньким плечиком, таинственно прошептала - Я уже и сказки сама читаю, и про Гулливера читала. Я уже и взрослые книжки пробовала читать- снизив еще тише голос , еле слышно шепнула - Про любовь.

-Неужели-удивилась Анна Тимофеевна - А где ж ты такую книжечку взяла.

-У мамы под подушкой - и вдруг, она встрепенулась - Бабушка, а хочешь, я сейчас мигом, как ласточка - брызнула она искорками глаз - слетаю и принесу самую любимую мою книгу. Не дожидаясь ответа, и то ли слетев, а то ли свалившись со скамейки, чем не на шутку испугала Анну Тимофеевну, но тут же, подскочив, стремглав помчалась к подъезду, на ходу потирая ушибленное колено. На пороге, вдруг останови¬лась и, оглянувшись, попросила с мольбой в глазах:

-Бабушка, ты же смотри, пожалуйста, без меня никуда не уезжай.

У Анны Тимофеевны, от этих слов слегка запершило в горле и она не в силах уже ответить, лишь махнула рукой, дав понять – Никуда, мол, не денусь от тебя. Беги уж. Не уеду.

А у самой мелькнула невольная мысль, - Какую же книгу она принесет. Не про любовь ли, мамину.

Вскорости, считай, через считанные секунды, из дверей подъезда вылетела, вернее, выпорхнула, Светочка. В руках она держала большую, красочную книгу.

- Ну, вот и я! - радостно воскликнула она. Глаза ее горели торжеством.

Она, пыхтя, взгромоздилась на скамейку. Анна Тимофеевна, еле успела перехватить у нее книгу, уронив тем временем очки. Светочка, видимо наученная прошлым падением, осторожно, но ловко соскочила со скамейки и быстро подняла очки, радостно сообщив - Целые. Но ты не беспокойся, если б они разбились, я тебе подарила бы очки моей бабушки. Ты так на нее похожа. Держи бабушка - протянула она очки - А то кто же мне будет помогать читать сказку.

Светочка, снова взгромоздившись на скамейку, и усевшись, взяв в руки книгу, сразу же без промедления, лишь только предупредив, что сказка эта страшная престрашная, про серого волка, но бабушке нечего тут бояться, так как это все не позавправдешнему, а лишь понарошку в книге, начала медленно по слогам читать сказку. А потом, это как-то получилось незаметно, Анна Тимофеевна, помогая ей, досказала всю сказку до конца и без книги. А Света, все это время примолкшая, внимательно дослушав, и когда Анна Тимофеевна закончила сказ, неожиданно заявила - Бабушка, а у тебя совсем-пресовсем получилась не страшной сказка. А мне она такой, страшной, казалась -Б-р-р - мотнула она бантиком, и поведя удивленно крылышками бровей, прижалась к Анне Тимофеевне - Мне с твоего пересказа она, даже больше понравилась и тихонечко добавила- Бабушка, ты только, вот на чуть-чуть, на столечко, выставила она кончик замусоленного пальчика-ошиблась, но это ничего и даже так лучше получилось - успокоила она её.

И вдруг, повернувши личико к Анне Тимофеевне и заглядывая, настороженным, беспокойным взглядом в ее глаза, неуверенно спросила - Бабушка, а ты бы не могла погостить у меня? - и поспешно добавила - У меня еще много разных книжек, но никто же, никтожечки мне их не читает, как ты. Мама все время на работе и потом уставшая приходит. А, папе, все время некогда.

Из-за угла дома в этот момент показалось, бледно-зеленого цвета, такси. Девочка, увидев легковую машину, словно почувствовав, что это за бабушкой, неожиданно, схватила руку Анны Тимофеевны и прижала к своим теплым, подрагивающим губам.

У Анны Тимофеевны, слезы навернулись на глаза.

- Что ты, что ты, деточка - прошептала она, сдавленным голосом.

-А как же я? - обжег ее невнятный, горячий шепот девочки.

Анна Тимофеевна, потрясенная, слегка потянула руку, и та с трудом выскользнула из влажных ладошек Светы.

Она, неловко, прижала к себе девочку, ощущая вздрагивающее маленькое тельце и пытаясь ее успокоить, почувствовала, как трепещет, бьется сердечко в груди Светочки, словно, загнанный в клетку воробышек, и это еще больше расстроило Анну Тимофеевну.

- Что, это с вами, мам? – обеспокоенно спросил сын, быстро подходя к Анне Тимофеевне. Она, лишь обесиленно опустила руки, отпуская Свету, не замечая текущих по щекам слез. Медленно, поддерживаемая бережно сыном, и тяжело припадая на палку, уходила Анна Тимофеевна. Девочка, прижав к себе книгу, сжавшись комочком, потерянно стояла, не поднимая головы. Не дойдя до такси, Анна Тимофеевна, что-то сказав сыну, вдруг обернулась и тихо окликнула - Светочка. Ты запомнила - квартира номер 25. Мальчики тебя будут ждать в гости. И меня жди - и улыбнулась сквозь слезы - Я обязательно еще приеду.

Светочка подняла мокрое, заплаканное личико и в нем промелькнуло, едва уловимое встречное светлое чувство, будто она этих слов и ждала.

Но внезапно, ее личико вновь омрачилось. Света, снова стояла вся сникшая. Машина тронулась . Светочка вдруг, словно очнувшись, слегка пошатнулась и торопливо замахала рукой, будто надломленной, тоненькой веточкой, вслед уходящей за угол дома машине.

Но, Анна Тимофеевна, ее уже не видела.

А на скамейке, на газетке остались лежать очки.