Женщины, весело улыбаясь, смотрели на своих двухлетних чад, играющих в песочнице у подъезда, и разговаривали о женских делах. Цветущая под окнами яблоня радовала глаза и наполняла воздух ароматом.

- Даша, ты совсем за собой перестала следить, - промолвила блондинка с красиво уложенными волосами.

- Это ты, Юля, с утра накрашенная, а мне ни к чему, - ответила подруга, выглядевшая на её фоне весьма скромно.

- Мы женщины, и мужики должны восхищаться, глядя на нас.

- Мне, кроме Коли, никто не нужен, - тяжело вздохнула Дарья.

- Сколько ему осталось? – серьёзным голосом спросила подруга.

- Полгода.

- И зачем ты его отпустила?

- Его разве остановишь. Говорит: отвоюю два года, квартиру купим, и на машину останется.

- А если что случится? – с сочувствием спросила Юлия.

- Когда он уходил, обещала, что буду молиться за него, - она встала, словно что-то вспомнила - Что-то на душе не спокойно. Пожалуй, домой пойду!

- Извини, Даша! Расстроила я тебя. Тебе все завидуют. Он у тебя настоящий мужик, а мой жить без своих родителей не может.

- Коля может и рад бы жить со своими родителями, но нет у него никого, кроме нас с Вовкой, детдомовский он. Училище окончил и в армию пошел, - она тяжело вздохнула. – Теперь опять армия. Ладно, Юля, пошла я.

Женщина взяла на руки сынишку и зашла в подъезд. Вроде всё как обычно, но что-то угнетало молодую женщину. Тоска по любимому? Конечно, но почему так тревожно на сердце?

Вымыв сыну руки, дала ему печенья и налила чай. Просидев несколько минут, уставившись в одну точку, взяла сотовый телефон:

«Коля сказал, чтобы я не звонила, сам будет звонить. Он и звонит каждый день. Вчера минут пятнадцать болтали. Позвоню, пусть послушает, как сын разговаривает».

Она колебалась лишь несколько секунд, затем, махнув рукой, набрала родной номер.

 

Разведывательно-диверсионная группа сидела внутри «бээмпэ» положив ноги на ящики с взрывчаткой.

- Командир, а нам до ущелья километра три не доехать, придется на себе тащить, - недовольным голосом произнес сидящий рядом с лейтенантом сержант.

- Восемь таких лбов двести килограммов не донесут? – улыбнулся командир.

- Почему восемь? Нас десятеро.

- Водитель здесь останется, а я не понесу, - хитро улыбнулся лейтенант. – По статусу не положено.

- Ну, ты даешь! – с весельем в голосе возмутился рыжий парень в расстегнутой гимнастерке. – Второй месяц, как лейтенантом стал, а голос командирский уже прорезался.

Группа состояла из контрактников вдоволь нанюхавшихся пороха и на очередное задание отправлялись, как на прогулку. Лишь один из них, закрыв глаза, думал о чем-то своём.

- Коля, а ты как думаешь? – толкнул его в бок сосед справа.

Парень пожал плечами.

- Он лишь о своей Дашеньке думает, - съязвил сидящий напротив воин.

И тут в кармане у Николая завибрировал сотовый телефон. Раздался дружный смех.

- Вот и она, - произнёс чей-то голос, в котором кроме насмешки чувствовалась и зависть.

- Да ну вас! – промолвил Коля и через люк выбрался на броню «бээмпэ».

Ветер бил в лицо, а он не мог оторвать взгляда от изображения жены и сына. Опомнившись, нажал зелёную кнопку.

- Коля, что так долго не отвечаешь?

- На тебя, Дашенька, засмотрелся. Не представляешь, как я соскучился. Вовка там, наверно, уже ходит и говорит.

- Говорит? Сегодня с бабушкой ругался – она ему конфеты не давала. Сейчас тебе привет передаст.

- Папа, пиезай, ми тебя люби…

- Родной ты мой! – парень смахнул с глаз слезу. – Скоро приеду.

 

А за много километров от Чечни плакала его любимая, с умилением глядя на своего маленького Вовку, и представляла их встречу с отцом.

Помычав ещё немного в трубку, сын вновь принялся за печенье.

- Всё, наговорился, опять ест, - веселым голосом произнесла Даша.

- Как охота к вам!

- Коля, а что ты сейчас делаешь

- Сижу на своей «бэмпэшке» и мечтаю о тебе.

- Коля, я тебя так сильно люблю.

- Я тебя тоже. Вот вернусь и больше…

Она услышала какой-то грохот и связь прервалась.

- Спаси и сохрани, господи! – повернувшись к иконе, взмолилась женщина. – Не отнимай его у меня, прошу тебя, Боже всемилостивый!

Она набрала номер мужа.

«Телефон абонента временно недоступен», - раздался металлический голос.

- А-а-а! – закричала Даша, схватившись за голову.

Испугавшись, заплакал и маленький Вовка. Женщина схватила его, прижала к груди и обессилено села на пол. Четверть часа она ревела вместе с сыном. Затем, что-то вспомнив, вновь схватила телефон и стала искать номер, найдя, со страхом нажала кнопку вызова.

Этот номер ей дал муж на случай, как он говорил, «непредвиденных обстоятельств».

- Перезвоните позже! – раздался чужой взволнованный голос и связь прервалась.

Минут пятнадцать она сидела на полу, инстинктивно качая сына. Увидев, что тот заснул, отнесла его в спальню и, вернувшись на кухню, набрала повтор.

- Прапорщик Щербинин. Я вас слушаю - раздался раздраженный голос.

- Я жена Леонтьева Николая. Что случилось?

- Даша, Даша…, - голос стал тихим, извиняющимся.

- Что, что случилось?

- Дашенька… они взрывчатку везли… на мине радиоуправляемой… вся группа…

Время остановилось для неё. Пришедшая на обед мать с ужасом бросилась к сидящей на полу дочери:

- Даша, что с тобой?

- Коля погиб.

Весть о гибели зятя горем наполнила квартиру простой российской семьи. Дочь с полудня сидит, уставившись в одну точку, и нет слов, что бы успокоить родное дитя.

- Доченька, скажи что-нибудь! – упала перед ней на колени мать.

- Не отнимай его у меня, прошу тебя, Боже всемилостивый! – раздался в ответ разрывающий душу шепот дочери.

 

…Кругом темень. Он попробовал пошевелиться, но боль пронзила всё тело. Перед глазами мелькает одна и та же картина: их машина, разлетающаяся на куски, и неведомая сила, на мгновение раньше оторвавшая его от брони. Удар о ветви. Долгое падение. Удар…

«Живой? Руки вроде шевелятся. Лишь правая, левую не чувствую. Нет, зашевелилась. Больно! Ноги онемели. Почему грудь мокрая? Кровь. Где я? Сколько времени прошло? Даша! Меня ждёт Даша. Я не должен умереть».

Коля достал из кармана медицинский пакет. Взял одноразовый шприц и сделал укол в плечо. Вспомнив многократные инструктажи, достал флакон с жидкой смесью и намазал глубокие раны на груди. С трудом сел и стал ощупывать ноги. Левая нога зашевелилась, причиняя нестерпимую боль. Правая – сломана, это чувствовалось даже рукой. Машинально провел по голове и вновь почувствовал липкую кровь, вылив на ладонь остаток мази, стал мазать голову, затем ободранную левую руку. Проделав это, попытался встать, но от боли потерял сознание.

Вновь пришел в себя от утреннего холода. Боль утихла, видно подействовал укол. Оглядевшись, Николай стал анализировать ситуацию:

«Я на склоне. Вверху он прерывается, видно там дорога, где нас и подорвали. Искать меня не стали – решили, что все погибли. Внизу должен протекать ручей, если идти по нему, километра через три должен быть блокпост. До него ещё дойти надо. Хватит сидеть! С правой ногой всё ясно, посмотрим левую»

Коля несколько раз согнул и разогнул её, затем потрогал лодыжку, она распухла. Он достал бинт и сильно перетянул обе ноги – боль ослабела. Встать ему удалось с большим трудом, но тут же вновь пришлось опуститься на землю. Каждое движение сломанной правой ноги отдавалось в голове нестерпимой болью.

«Придётся ползти, - со злой решимостью ухмыльнулся он. – Руки тоже сильно побиты. Попробую».

Николай лег на землю и попытался передвинуться. Движения отдавались болью, и приходилось по ходу изобретать новый способ ползанья. За час преодолел не более ста метров, за следующий – столько же.

Он остановился у пригорка, где начинался более отвесный склон, облокотившись на камень, посмотрел вниз. И тут камень качнулся и полетел вниз по склону вместе с раненым воином. Сколько длилось это падение, Коля не знал. Сознание потерял сразу же.

Не слышал, как подошли к нему два вооруженных боевика. Один из них перевернул израненного воина на спину:

- Он, кажется, жив.

- Отойди, Абульхаир, сейчас я это исправлю, - его друг достал пистолет и навел ствол на голову раненого.

 

Заснула Даша под утро и во сне увидела мужа. Её Коля радостно улыбался и протягивал к ней руки. Он побежала навстречу и тут увидела старуху в черном покрывале, она подняла окровавленный топор и резко опустила на голову любимого.

Женщина проснулась и, упав перед иконой на колени, взмолилась:

- Спаси и сохрани, господи! Не отнимай его у меня, прошу тебя, Боже всемилостивый!

 

- Не надо, Борз! - Абульхаир отвёл руку друга, готовую нажать курок. – Не трать на него патрон, пусть ещё помучается, прежде чем подохнет!»

Тот ухмыльнулся и засунул пистолет за пояс. В следующую минуту они исчезли за густым кустарником.

 

Пришел Николай в сознание часа через два. К боли, с которой он свыкся, прибавилась другая.

«Кажется, переломал всё, что можно, - с отчаянием подумал он. – Не дождётся Вовка своего папку. Нет, надо ползти!»

Проползти он смог лишь несколько шагов до гремящего ручья, теряя от боли сознание. Напился, окунул голову в ледяную воду. Стало легче, но едва прополз десяток шагов, невыносимая боль заставила остановиться.

«Надолго меня не хватит. Осталось ещё два обезболивающих укола. Делаю укол и ползу, пока хватит сил».

Сил хватило метров на двести. После небольшого отдыха ещё на сто по пологому склону, выведшему на лесную поляну, усыпанную черникой. Тут Николай вспомнил о голоде и стал срывать фиолетовые ягоды, заталкивая их в рот вместе с листьями. Он полз от кустика к кустику, срывая ягоды и одновременно приближаясь к цели. Коля не заметил, как прополз еще метров двести. Но усталость взяла своё, он лег на спину под огромной березой и стал смотреть в небо.

«У них даже берёзы другие, - грустно улыбнулся парень. – Похожи на наши, но какие-то не такие и называются радде, а всё равно берёзы. Мы с Дашей первый раз целовались под берёзой».

Коля так и заснул, думая о родном доме, о своей любимой. Проснулся от боли, откликнувшейся на его неловкое движение во сне. Сил не было даже повернуться, даже пошевелить рукой или ногой. Он смог достать последний шприц, и сделать себе укол, после окончания действия которого, надежды на спасение не будет.

«Буду ползти в сторону лесной тропинки. До неё с полкилометра. Останется хоть небольшая надежда на спасение. Солнце в зените, когда оно опустится за горизонт, наступит ночь, последняя в моей жизни. До утра мне не дожить».

 

Звонок сотового телефона заставил вздрогнуть. Она схватила трубку. Это был номер для «непредвиденных обстоятельств».

- Здравствуйте, Даша! Это говорит прапорщик Щербинин. Личные вещи Николая я вам отправил бандеролью и документы там, они их с собой не брали, когда уходили на задание.

- Расскажите, как погиб Коля.

- У них задание было взорвать горную тропу, по которой боевики сходили с гор. Они на «бээмпэ» ехали, взрывчатки полно было. Когда мина сработала, она вся взорвалась, машина и та на куски разлетелась. От них ничего не осталось, мы даже не знали, что в цинковые гробы положить. Даша, Даша!!!

 

Он полз, уже не обращая внимания на боль, до крови кусал губы, понимая, если потеряет сознание, то в последний раз, а тропинка всё не появлялась.

«Ещё немного, ещё метров десять, ещё метров пять». Боль ударила по всему телу, перед глазами мелькнул образ любимой жены…

 

Тагир возвращался домой. Взрослая дочь, выйдя замуж, переехала жить к мужу в соседнее селение. Теперь у него два внука.

«Всё хорошо, если бы ни война, - горестно думал он. - Не разберешь, кто прав, кто виноват. Раньше все в мире жили, а сейчас Зияуддин собрал огромную банду и держит всех в страхе. Русские солдаты пришли и гибнут здесь не понятно зачем».

Здесь тропинка круто поворачивала и лес хорошо просматривался. Тагир проходил здесь много раз и даже в надвигающихся сумерках заметил, за кустами кто-то лежал.

«Вроде человек, не шевелится, может что случилось, надо подойти», - с тревогой подумал он.

В нем боролись два чувства: страха и сострадания. Второе победило. Пройдя по поляне, заглянул за кусты. Это был российский солдат. Он был весь в крови и без признаков жизни, муравьи ползали по его лицу, рядом кружили мухи. Старик покачал головой торопливо пошел прочь. Он уже вышел на дорогу, когда сомнения стали терзать душу:

«Вдруг живой? Живой или мёртвый, узнает Зияуддин – и меня и всю семью вырежет. Не любит он, когда чеченцы русским помогают. Да и мёртвый он уже, раз мухи над ним летают».

Тагир подошел к блокпосту. Молодой солдат, улыбнувшись ему, как старому знакомому, открыл шлагбаум. Вышедший лейтенант весело спросил:

- Дядька Тагир, как здоровье внуков?

- Спасибо! Хорошо, - буркнул старик и пошёл в сторону запада, где на фоне заходящего солнца виднелось его селение.

 

- Дашенька, дочка! – мать пыталась привести её в чувство. – Смирись ты, Николая уже не вернёшь, а тебе жить надо, сына воспитывать.

Дочь открыла глаза и посмотрела на икону:

- Спаси и сохрани, господи! Не отнимай его у меня, прошу тебя, Боже всемилостивый!

 

Тагир сделал несколько шагов и остановился, словно налетел на неожиданную преграду, повернулся и крикнул:

- Командир, там, на тропинке за поворотом ваш мёртвый солдат лежит.

- Васильев, заводи машину! – резко приказал лейтенант. – Редькин и Сафутин, за мной.

Через пять минут они были на месте, а ещё через минуту сержант Редькин крикнул:

- Нашёл, - и перевернув того на спину, добавил. - Товарищ лейтенант, а он живой!

- Быстро в машину!

 

Через час, Алексей Викторович, врач военного госпиталя, осмотрев раненого, произнёс:

- Он в коме, состояние критическое. Не хочет смерть его из своих объятий выпускать. Как его фамилия?

- Не знаю, - ответил сопровождающий его сержант. - Мы его в лесу нашли, у него никаких документов не было.

- Многие из вас на груди свои данные выкалывают. Сейчас посмотрим, - он разрезал бурую от крови гимнастерку и горестно промолвил. – Даже если надпись и была, на этом месте вся кожа содрана.

 

- Даша, квитанция на посылку, из Колиной части, - мать протянула дочери бумажку. – Пошли, сходим, пока Вовка спит!

Это были вещи мужа. Весь день она просидела, перебирая их.

«Орден и две медали за боевые заслуги, а говорил, что всем дают, боялся, что волноваться буду. Наши с Вовкой фотографии, вот и его. Грустный он на всех, видно скучал сильно, - слёзы вновь подступили к глазам. – Неужели я тебя больше не увижу?»

Она долго и тихо плакала, стараясь не расстраивать мать, забавляющую чем-то внука в соседней комнате, затем вновь стала рассматривать его вещи. Это продолжалось долго, её отвлек лишь телефонный звонок, надрывающийся на журнальном столике.

- Вас беспокоят из городского военкомата, - раздался ровный голос. – С кем я разговариваю?

- С Леонтьевой Дарьей.

- Извините, но я вынужден вам сообщить: в областной военный морг прибыл «груз двести» с останками вашего мужа, через два дня он прибудет в наш город по вашему адресу. Будьте готовы!

- А-а-а! – вырвался крик ужаса из горла женщины, она упала на колени и громко закричала. – Коленька, не оставляй нас с Вовкой! Мы не сможем жить без тебя!

 

Он почувствовал, словно кто-то поднимает его, отдирая от тела, бесчувственно лежавшего на больничной кровати. Видел своё лицо, своё туловище, как бы отдельно от себя. Вся боль оставалась там, а здесь чувствовалась такая легкость, что хотелось как можно быстрее избавиться от ставшей ненужной плоти, лишь невесомые руки ещё касались тела. Последнее усилие… и тут в его умирающем сознание возник крик:

«Коленька, не оставляй нас с Вовкой. Мы не сможем жить без тебя!» - её крик.

Руки дёрнулись назад, и всё тело пронзила ужасная боль, а в голове сквозь эту боль раздался, чей-то чужой крик:

- Алексей Викторович, безымянный зашевелился.

- Быстро обезболивающий укол и капельницу с глюкозой! - раздался строгий голос.

Николай скорее понимал, чем чувствовал, чьи-то руки ощупывали его, делали укол, затем тот же голос произнёс:

- Когда закончишь с процедурами, отправь его в общую палату.

- Его в общую!?

- На нём лишь снаружи нет ни одного живого места, а внутри все органы целы. Сумел вырваться из лап смерти, значит, жить будет. Через пару месяцев выпишем. Узнай, кто он такой.

Но этого Николай уже не слышал.

 

Открыл глаза. Белый потолок больничной палаты. Трое парней в больничных пижамах разгадывают кроссворд. Вот один из них поднял глаза:

- Смотрите, безымянный проснулся!

Все подбежали к нему.

- Ты кто? – спросил один из них.

- Леонтьев Николай, диверсионная группа разведбатальона.

- Так вы же все погибли? – удивленно произнёс другой.

- Их капитан только сейчас у нас в госпитале был, - один из парней бросился к окну. – Вон он.

Кто-то выбежал из палаты, а через несколько минут вернулся с высоким офицером.

- Ваш? – спросил один из раненых.

Тот разглядывал раненого, но не признавал.

- Товарищ капитан, не узнаёте? – попытался улыбнуться Николай.

- Леонтьев? Ты живой!? Этого не может быть! - удивлению офицера не было предела. – От вашей машины ничего не осталось, а от вас…

- Я на броне сидел, - промолвил Николай. – Дальнейшее помню с трудом.

- О, дьявол! Я твоей жене цинковый гроб с твоими останками отправил. А какие там, к чёрту, останки? Она же с ума сойдёт, - он выхватил телефон и, набрав номер, закричал. – Щербинин сейчас же сообщи в военкомат по месту жительства Кольки Леонтьева, что бы никаких гробов ни было. Он жив.

- Как жив?

- Прапорщик, ты что-то не понял?

- Понял, товарищ капитан! Сейчас всё сделаю.

Офицер нажал красную кнопку и приказал Николаю:

- Говори номер телефона жены! Пока твоя Дашка совсем с ума не сошла.

- Восемь, девятьсот девять, сорок три, пятьдесят четыре и три семёрки.

- Счастливый номер, - улыбнулся капитан.

 

В черном платье и платке она сидела на кровати, уставившись на портрет мужа:

«Вот и всё! Сегодня привезут цинковый гроб. Завтра Колю похороним. Как жить без него? Я должна была почувствовать, что ему угрожает опасность, предупредить. Чувствовала ведь, чувствовала».

Слёзы вновь полились из глаз женщины. Плакала она долго, пока не раздалась мелодия на её сотовом телефоне. Номер был незнакомым.

- Я вас слушаю, - произнесла он срывающимся голосом.

- Даша, я живой, - раздался тихий голос.

- Коля, Коля, Коленька!!! Живой, родной мой!

- Любимая, это ты спасла меня.