Как удивительно порою жизнь проста, И день в своем теченье беззаботен, Когда с простою удочкой рыбак По берегу реки устало бродит. И он не променяет никогда На долгий сладкий сон в постели теплой Ни зорьку раннюю, ни пламенный закат, Ни яркий взлет фантазий неуемных В рыбацких странных байках у костра Порою длящихся до самого утра… …День летний долог, но и он – Беспечный, ветреный проказник, Отпев, отголосив как шумный праздник, Бредет ко тьме грядущей на поклон… Волною плещет в берега река, Обласкана последними лучами. На взгорке костерок, да в котелке уха Тихонечко кипит над угольками. Там у костра расселись рыбаки: Нехитрый стол, неспешная беседа Про то, что нынче мелковаты судаки, И щука не клюет после обеда, Что рыбы стало меньше во сто крат, Что в этом виноваты браконьеры – Не ведают ни совести ни меры, Что климат тоже в чем-то виноват… Уж поднят тост за будущий улов, За женщин, что остались, к счастью, дома, За добрую уху, за мужиков, Которые собрались вместе снова! Здесь все равны: да, да не по чинам Здесь уважение. Невелика загадка – Рыбацкая удачливость и хватка Понятная заядлым рыбакам Здесь правит бал… …Картошечка в углях Поспела вовремя, пока не все допито. «Постойте, мужики! Эй, расскажи, Колян, Как прошлый год встречался с водяными!» «Нашел над чем смеяться, вот остряк, Я б никому не пожелал такого – Тот год ловил я по ночам сомят, Тогда и видел в речке водяного!» «Бери картошку, на стакан, держи! – Друзья вокруг Коляна суетятся, – Ну, расскажи, Коляша, расскажи!» «Я расскажу, не будете смеяться?» Рассказ Коляна: «Тот август чудные стояли вечера, Когда в преддверии грядущего покоя, Являла миру ясный лик луна. В воде теплее молока парного Сомята выходили жировать На отмели песчаные к закату, Мне удавалось до десятка вынимать Их за ночь. Были знатные сомята!.. А впрочем, смейтесь – ежели смешно. Да мы рыбачим нынче в том же месте! Вот также было от луны светло: Ночь, тишина, луна – все честь по чести, Костер. Я прикимарил у костра, Повесив колокольчики на донки, И, может быть, проспал бы до утра, Когда бы за ночь не было б поклевки, Но среди ночи пробудившись вдруг Я от досады чуть не заругался – Недалеко, в шагах десятках двух, Какой-то мужичок в реке купался. Я подхватился. Подойдя поближе, Чтоб заругаться уж разинул рот. Я рядом с ним почти. И что ж я вижу? Легко, как рыба, к берегу плывет Не то чтоб человек – чудовище речное С косматою зеленой бородою, Зубастый рот и косина в глазах… Меня пронзил до самых пяток страх – Ночь теплая, а я как лист дрожу, Заворожено на него гляжу, Холодным потом весь до пят вспотел… Тут колокольчик кстати зазвенел И я как будто ото сна очнулся, Тот час в себя пришел и встрепенулся, И побежал, гребя во все лопатки, Прочь от реки, сверкали только пятки. Минут за тридцать весь проделав путь До дома, мчась дорогой что есть силы. Но даже дома я не смог уснуть – Всю ночь меня от страха колотило. На берег я вернулся только днем И не один – с сынишкою вдвоем, Собрал пожитки те, что наверху, К реке хочу сойти, а не могу…» Сидят кружком, притихли рыбаки – Чужое горе, право, не забава. Туманом потянуло от реки, И отчего-то жутковато стало. По совести, читатель, рассуди: Ночь, желтая луна, а ты один… Река, и в той реке плывет такой, И ты б, наверно, потерял покой, Не правда ли? Душою не криви, И не суди о людях слишком строго… Что ждет тебя, читатель, впереди? Не знаешь ты, а дней у Бога много. Для пояснений прерванный рассказ, Я продолжаю: берег, поздний час, На берегу гурьбою рыбаки, Костер, уха, туманы над рекою… «Мне врать для шутки будет не с руки, – Сказал Семен, – то было не со мною: (Богата эта жизнь на чудеса, Есть в ней свои причуды и загадки!) Поведаю про то, что слышал сам Из уст своей, уже почившей, бабки». Рассказ Семена: «Была в ту пору бабка молода, Точней сказать – девчушкой нерасцветшей, Седьмой в семье, где дети мал-мала На лавке на отцовской были меньше. Кто знает как непрост крестьянский труд, И что в ту пору значила корова, Те мой рассказ без лишних слов поймут: Коровка заболеет – в доме горе. ...И заболела, и не ест, не пьет, Да на глазах сердешная худеет, И не мычит – белугою ревет, Смотри, что со дня на день околеет. Отец извелся, ходит мать как тень, В крестьянском доме молока – ни ложки, А из еды для маленьких детей – Пустые щи, да чугунок картошки. А тут возьми и подскажи сосед, Что, знает он, Бог ведает откуда, Что есть в далекой деревеньке дед, Готовый помогать простому люду, Что в травах он, да и в другом силен – Молитвою и заговором лечит, Уж коли кто поможет – только он. Отец собрался и ушел под вечер... На третий день вернулся чуть живой, Весь черно-серый от пыли дорожной, Принес он крынку с чистою водой, И выдохнул: «Старик сказал – поможет! Омой корову, мать, заставь попить, Ты не кривись – я сам не очень верю, Да что про то сегодня говорить, Я отдохну, а ты иди скорее». Что велено – исполнено точь-в-точь Хотя неверье было абсолютным… …Какою бесконечной была ночь, С какой тревогой ждали в доме утро! Чуть свет забрезжил – мать через порог, И в хлев бегом, молясь и причитая. Да, видно, все же, есть на свете Бог! Вернулась мать: «Коровушка – живая, Жует сенцо, родимая, жует! Не уж то позади все беды наши?» Упал с души сомнений тяжкий гнет: «А старичок-то значит не обманщик». Отец сидит на лавке, хмурит бровь: «Знать и другое нынче может сбыться», – У ног зачем-то положил топор, Как будто тот на что-нибудь сгодится. Семья за стол. Хлопочет бойко мать У печки русской, норовя ухватом Картошку в чугунке скорей достать Хозяину да малым пострелятам… В дверь постучали (в доме отродясь Что днем, что в ночь дверей не закрывали, В ту пору люди жили не боясь, Общиною, и воровства не знали). «Входи, – сказал отец, перекрестясь, – Коль добрый человек, мы гостю рады». Вошла старуха, словно бы таясь, С каким-то неприятным, колким взглядом. «Соседушка, ты заболела что ли? – Спросил отец, – ты вон гляжу дрожишь». «Все хорошо. Ты мне пригоршню соли До праздников, сосед, не одолжишь?» Рука отца метнулась в миг под стол: «Что страшно, ведьма? Соли захотела?» – Зловеще заблестел в руках топор, И что-то в воздухе стрелою просвистело. Старухи тотчас в доме след простыл, Лицо отца налилось густо кровью: «Меня старик не зря предупредил – Виновник по утру придет за солью!»… Такие вот случаются дела», – Семен закончил. Рыбаки спросили: «Что дальше то?» «Старуха померла, А хату мужики ее спалили». И не о чем как будто говорить, День ночи мудреней – пора ложиться, Да вот костер пока еще горит, Неярким светом отражаясь в лицах, Еще луны недремлющее око Не скрылось за грядою облаков. Ночь правит бал, спят сладко жены дома, Не поминая лихом рыбаков. А им как будто рано на покой, Пусть съедена уха, печеная картошка, Да и в бутылке с «огненной водой» Осталось той «воды» совсем немножко, Но тишина такая в эту ночь, Что коль не спится, то молчать не в мочь! Вы знаете, конечно, рыбаков: Лишь попроси – рассказ всегда готов, Ваш интерес – рассказчику награда, Он никого не хочет обмануть: Рассказы те – одна сплошная правда (Ну, может, приукрашена чуть-чуть)! Иван сказал: «Я тоже расскажу, А то вы призадумались, гляжу!» Рассказ Ивана: «В деревне дальней, позабытой ныне, Еще мальчишкой слышал я рассказ О девушке, не помню ее имя, Но факт тот незначителен для нас. Что до деревни? Говоря по чести, Она была не очень велика, Стояла ж на вполне достойном месте: По праву руку лес, внизу река, Луг заливной, низинка с общей баней, Левее пруд – забава для ребят: Мы бегали туда за карасями, А иногда ловили и карпят, Ну, это к слову. Впрочем, не о том Рассказ мой, а о той младой дивчине, С которой сам не мог я быть знаком, И чье за давностью я не припомню имя – Не то, чтоб с памятью моей делишки плохи, Да дело было «при царе Горохе», А слышал я про то еще мальцом, Когда в деревне гостевал с отцом. Что лес в местах тех? Он не мал и не велик, Но местному любой в нем пень и кочка Известны. Деревенский люд привык Ходить безбоязно в него по одиночке, Что в ягоды, что в осень по грибы, Что на телеге ездить за дровами, И не было в том никакой беды На памяти. Ну, посудите сами: Все в нем знакомо чуть не с юных дней – Был в чащах зверь, да только стороною Он обходил непрошенных гостей, Чтоб лишний раз не рисковать собою, Вот потому по делу или без Народ без страха посещал сей лес… Тот год грибная выдалась пора, И теплыми осенними деньками Лесные чащи с самого утра Людскими наполнялись голосами. Носилось эхо гулко средь берез, Средь ельника, среди дубков в дубравах, Корзину полную любой к обеду нес – Грибов в лесу на каждого хватало. Вот, и девица та ни свет и не заря Подалась в лес с лукошком за грибами: Вечор звала подруг, да только зря – Те открестились важными делами: Кто стиркой, кто работой по двору… С того она, собравшись поутру, Пошла одна – ей было не в первой По ягоды, грибы ходить одной… …Бежало время в гору, уж обед Давно прошел по меркам самым строгим. Заждались дома, а ее все нет – Ходила мать на лес смотреть с дороги Не раз, не два... Уж солнце на закат, Хоть к старосте беги, да бей в набат… Что делать? И пошла, да только поздно, Уже на небе загорались звезды, И тот решил: «Не сыщется к утру – Объявим сход, пойдем искать всем миром: Я в ночь искать – людей не соберу, Ты лучше бы пораньше приходила!» И женщина пошла домой в тревоге: Как ночь ей горемычной переждать? Во двор вошла, глядь – дочка на пороге С корзиною, тут и осела мать, Из глаз слезинки потекли рекой, Не чаяла, знать, дочь узреть живой... …С утра помчалась, отменила сбор, Поведав старосте, что дочка возвратилась, Да потянулись деревенские на двор – Узнать верней, что с нею приключилось. Конечно, любопытство – не порок, И оттого, знать, не было отбоя Гостям, у каждого сыскался свой предлог, Чтоб ненароком оказаться в доме: Поохать, повздыхать, послушать сказ… Вот потому он и дошел до нас. А дело было так (из пересказов верных): Поскольку в лес она пошла одна, И оказалась там одной из первых, То никого, конечно, не звала, Ходила там и сям, брала грибы, Чуть приустанет – на пенек присядет, А отдохнув, вновь промысел свой ладит, Про дом не помышляя до поры. К грибочку гриб, да погляди каков – В лукошке то полно боровиков!.. К обеду время… Вышла на поляну, И хороша полянка эта всем, Когда бы не было лишь одного изъяна – Полянка не известна ей совсем. Вот это да! Что за «страна чудес»? Казалось бы, знакомый с детства лес До самого последнего куста, Вдруг раз – и незнакомые места! Присела на пенек – в ногах ведь правды нет, Передохнуть да с мыслями собраться, Коль заблудился, это не секрет – Откуда шел, туда и возвращаться: Поднялась девица и побрела назад, Но словно растворились все приметы, Казалось, проглядела все глаза – Ни деревца знакомого, ни ветки, Ни кочки маленькой, ни старого пенька. Кричала в голос, только все без толку, Кричать устав, уж далее она Брела среди деревьев втихомолку, И что-то вроде стала узнавать, Да преждевременною была эта радость – Уж сколь прошла по лесу, но опять У странной той полянки оказалась… …И так то вот до вечера она, В лес уходя, обратно возвращалась, Когда ж на небо взобралась луна, С последнею надеждой распрощалась. Присев на тот же пень, почти без сил, Она взмолилась: «Господи, о Боже, Рабу свою помилуй и спаси!» Уже не веря, что Господь поможет, Но словно свет забрезжил впереди, И кто-то подтолкнул ее: «Иди!» Она пошла, и погодя немного, Ступила на знакомую дорогу – По ней до дому уж рукой подать. Пришла на двор, а следом ее мать… И было разговоров на неделю, Рядили так и сяк кому не лень, Да смельчаки гурьбою в лес ходили Искать полянку и тот самый пень: Был лес известен вдоль и поперек, А где полянка? Где на ней пенек? Лишь старый дед потом их просветил, Что ищут зря – напрасны эти муки, Ведь это леший девицу водил, Устав от одиночества и скуки, А значит нет к полянке той пути Сколь не ищи ни днем, ни темной ночью, Конечно если леший не захочет Кого в свои владенья завести». Закончив свой рассказ, вздохнул Иван: «Что правда здесь живая, что обман? – Я думать сам порой не устою… За что купил – за то и продаю!» За разговором быстро ночь летит, А летом так: прилег – и подниматься. «Я расскажу, – промолвил Валентин, – Как мне пришлось однажды испугаться». Рассказ Валентина: «Не знали вы военных лет ребят – Лихие сорванцы, таким и черт не брат: Подстрелыши войны и лихолетья, Не по годам взрослеющие дети. И я из них, из них мой старший брат, Из них дружок мой закадычный Мишка – Сыны погибших на войне солдат, Что знали о беде не понаслышке: Деревню нашу немец сжег дотла, Вот так и жили под открытым небом. Была тогда у нас одна мечта – Когда-нибудь наесться вдоволь хлеба. Ловили рыбу в речке, в те года Какая-никакая – а еда. А удочки? Конструкция проста: Не леска – волос с конского хвоста Сплетен косичкой, не крючок – булавка Или расплющенный загнутый старый гвоздь, За поплавок – перо, а то и палка – Кому что приспособить довелось, Орешину, что поровней отыщешь, Подсушишь – вот тебе и удилище. Да только рыбы было – не сравнить С теперешней: крупнее и поболе… И хоть готовили ее порой без соли, Казалось, что вкусней не может быть. Потом вернулись в край родной солдаты – Фронтовики, с проклятой той войны: Отстроились, в свои вселились хаты. Ох, как же им завидовали мы! Затем пошла забота и о вдовых, И года два, а кто и три, спустя И мы уж поселились в хатах новых, Такое позабыть никак нельзя! Мы мамкам помогали как могли, Хватало всем по маковку работы: Кормиться приходилось с огорода, В колхозе – получали трудодни, А с трудодней хоть велика то честь, Но не сварить ее, да и сырой не съесть! Мы летом выходных не знали дней. Такие годы, что уж тут поделать? Но находили время и к реке С нехитрой снастью рыболовной сбегать, А то случалось в вечер теплый длинный, Когда туман курится над рекой, Ловили в норах раков да налимов Руками, у высоких берегов… Вот как-то раз мы с другом моим Мишкой Ловили в омуте плотву да окунишек. Пришел старик. В деревне жил такой, Да то сказать – и не в деревне даже: В домишке жил под самою горой. Откуда появился он однажды? – Не знал никто: пред самою войной Он поселился у бобылки древней, Уж разговоров было по деревне, Но как-то улеглось само собой. Халупу их не тронула война – Случайно ли иль по чьему решенью Фашист не сжег ее, на всю деревню Она осталась, почитай, одна. А в сорок пятом, кажется, на святки Остался в одиночестве и дед – Свой век откоротав, скончалась бабка, А было бабке девяносто лет… …Так вот пришел и сел на берегу Недалеко от нас старик тот самый, Руками подперевши голову, Следил с улыбкою за нашими делами. А нам то что? Тягаем окуньков, Да окуньков, скажу, вполне приличных, Проскочит среди них порой плотвичка, А то голавлик, кругленький такой! Мы ловим, он – сидит, на нас глядит, Потом с серьезным видом говорит: «Ребята, помогите мне скорей Лозовых прутиков нарезать для плетенья, А я в реке вам покажу чертей!»… Сказать по правде, взяло нас сомненье: «Какие черти в нашей то реке? Мы взрослые – нам скоро будет десять, А значит не пристало в сказки верить!» Да любопытство все-таки сильней. Мы помогли. Он говорит: «Пойдем, Коль обещал обманывать не буду – Дивитесь, пацаны, речному чуду. Небось чертей не видели живьем?» Мы разом позабыли о рыбалке, Умел, знать, старый вызвать интерес, И вот привел он нас к речной купалке, В карман за хлебным мякишем полез. Стал из него он шарики катать, Да в воду с берега недалеко бросать. Мы смотрим с Мишкой, и не верится глазам: На мель из глубины приплыли черти, Хватают хлеб, дерутся словно дети, У них копытца, хвостик и рога, Как на картинках, что рисуют в книжках, Мы, испугавшись, аж присели с Мишкой. Старик вдруг хлопнул и промолвил: «Кыш!» Чертей на дне в один момент не стало, Как будто никогда и не бывало, Лишь только у воды шумит камыш, Пустое дно: ни хлеба, ни чертей, Ни даже самой маленькой малявки, Смотрю на Мишку – он бледней поганки, А я, наверно, был еще бледней. Пришли мы с ним притихшие домой, И с той поры на речку ни ногой: Прошла неделя, а быть может две, Но сколько мы в деревне не храбрились, На сто шагов не подошли к реке… А мне и по ночам все черти снились. Но как-то раз стоим мы у дороги С приятелем вечернею порой, Глядим, чуть подволакивая ногу, Идет по ней тот старичок с клюкой, К нам подошел: «Ну, здравствуйте, ребята, Наверное, вам снятся чертенята? Боитесь и не ходите к реке?» Мы с Мишкой отвечаем ему: «Не-е!» Он говорит: «Боитесь, я то знаю – Я ведь частенько на реке бываю, А вас на ней не видел с того дня, Внимательно послушайте меня: Не бойтесь, я скажу вам по секрету, Что никаких чертей в помине нету! Вы можете и днем и в ночь ходить И с берега на удочку удить, Или, купаясь, под крутыми берегами Ловить налимов голыми руками!»… Я думаю порой, что значит Слово, Какая сила в нем, какая мощь: Сказал старик – и страхи наши прочь! Мы с той поры рыбачить стали снова. Года спустя я задавал себе вопрос: Не уж то это просто был гипноз, Иллюзия и зрения обман, Внушенные на той речушке нам, Но в тот момент реальные вполне? Сие до ныне неизвестно мне». …Светлело небо, желтая луна, Свой путь свершив до края небосвода, Сошла к реке и окунувшись в воду Тихонько к горизонту поплыла. Затихли на пригорке разговоры, Уж больше над рекою не слышны Заздравицы, рассказы, шутки, споры – Подлунный мир во власти тишины: Уснули рыбаки, и воцарил покой, Росой предутреннею травы заблестели, Потух костер, и угольки дотлели, Как те рассказы ставшие золой. А там, внизу, где вдаль текла река, Где чайки белые кружили над волною, У старого большого валуна Сидел старик с зеленой бородою. Кто это был? Читатель мой, постой: Да, неужели это водяной? Глаза косые, невысокий рост, А вместо ног огромный рыбий хвост… Всходило солнце, зарождался день, И этот необычный «местный» житель Уплыл в свою подводную обитель, Не потревожив сладкий сон людей: Никто из рыбаков его не видел, Лишь среди волн его мелькнула его тень… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
