В наглухо запертой черной машине Едет мой Дьявол, глаза затонировав. В свете луны в глухомани пустынной Умер от жажды мой бог, агонируя. Мягкой постелью, от пота чуть влажною, Тьма моя кроет меня своим таинством. Ярким огнем и концлагерной стражею Свет мой доводит меня до беспамятства. |