У нас у всех когда-нибудь возникала необходимость ехать чёрт-те куда. Но то ли место, куда нам стало нужно позарез, авиакомпании мира игнорируют, исходя из меркантильных интересов, то ли билет на самолет с серебристым крылом стоит столько, сколько не стоит бриллиантовое колье "покладистой" секретарши миллиардера, но вы, из хилого перечня доступных средств перемещения своего бренного тела на дальние расстояния (мысль о водном транспорте в голове даже не забрезжила), решаете в пользу пути Павки Корчагина. Потому что, придя в авиакассу и спросив стоимость билета, получив любезный и исчерпывающий ответ в пятизначных цифрах, вы говорите "спасибо", и, изобразив на лице что-то вроде того, что та масса денег, предназначенная для сжигания в соплах реактивных топок, для вас особого значения не имеет, вы уходите с твёрдым решением: "да ни ну бы его.., я уж лучше поездом как-нибудь".

 

Да и что тут выбирать? Самолёт - указательный палец, поезд - средний палец, его даже показывать никому нельзя просто так, а безымянный можно вообще сломать, так как загибать его ни к чему. Такси «Владивосток-Москва» звучит несбыточно, как "звездолёт Москва-Кассиопея"... После того, как решение принято, куплен плацкартный билет, ибо, если купейный покупать, то уж лучше самолётом, в ы, уговаривая себя, что российские поезда - самые поездатые поезда в мире, начинаете сборы в дальний путь. Выбирается самый веский аргумент самоуспокоения в том, что решение принято единственно верным: « Да и страну посмотрю». В голову не приходит правда жизни- ведь посмотрю я только вокзалы… Ехать лично мне придется дней пять, сколько остальным - меня даже не волнует! В одиночку. То есть не в безлюдье, но как-то без друзей, с которыми можно перетереть о наболевшем. Поэтому фантазии хватает только на то, что бы взять с собой самую скучную книжку «Ни о чём» из своей библиотеки и которую принимался читать раз пять, потому что один уважаемый человек сказал, что читать эту книгу сейчас очень модно, а обсуждать её с крутыми в тусовках людьми типа Фимы Собак - действие очень интеллигентное! И это ошибка намбэр уан, потому что через две страницы вы уже не помните, с чего начинался роман, из-за того, что вы ловите себя на том, что только делаете вид, что внимательно читаете, а сами греете ухо анекдотами соседа, механически перелистывая страницы. Вы самостоятельно придёте к выводу, что самое интересное - это наблюдать за происходящим. О нём можно написать диссертацию на тему: «Поведение особей человека в замкнутом, перемещающемся пространстве». Но это будет несколько позже.

 

Суета посадки. Нарядно одетые люди с коробками Sharp, Hitachi над головой, китайскими полосатыми сине-красно-белыми баулами непомерных размеров ползут по узкому проходу, взаимно наступая на ноги и, сексуально потираясь друг о друга, вежливо извиняются с просьбами пройти. Провожающим, больше чем отъезжающим, обязательно нужно присутствовать здесь же, и, кажется, будь их воля, так бы и уехали вместо того, кого провожают. Они суетились, беспокоились о том, чтобы не были забыты пакеты с провиантом, его количество намного превышало потребность и возможность хранения без холодильника.

 

Добравшись до заветной полки, пассажиры, деловито крякая, размещают свой багаж на самые удобные места по принципу: кто раньше сел, того и место, впихивая невпихиваемое в самые неожиданные места.

Вроде расселись, бессмысленный гвалт затихает, слышны озабоченные вопросы типа:

-Антоша, а где билеты? У тебя же были?

Мужичок ответил сдавленным голосом, который было бы слышно, даже если бы он молчал:

-А я знаю? Я в двух руках, зубах, на шее твоё барахло пёр… если бы ещё чего торчало, ты бы и на него баул повесила… говорил же, не надо столько брать…

Потом они долго подсчитывали не упущенную от посещения рынка в Сунь Фэй Хе выгоду.

Из другого конца маленькая девочка канючит:

-Мама, я писять хочу-у-у…

-Потерпи немного, сейчас поедем, пописяешь…

-Мама, я какать хочу-у-у-у…

-Потерпи, сказала!

-Мам, я пить хочу-у-у-у! Сока! Персиковый или помидоровый лучше! Мороженку хочу-у-у!

- Сядь и молчи, не до мороженного сейчас!!! На, вот, Орбит,- уже слегка раздраженно прикрикнула мать.

Двое молодых, с дешёвыми «дипломатами» людей, лет около двадцати (переодетые дембеля скорее всего, потому что одеты с иголочки в дешёвый китайский ширпотреб, белизна их кроссовок почему-то обязывает глянуть на свои пыльные «саламандры»), демонстрируя свою крутость, самостоятельность и независимость, деловито, не стесняясь своих сленго-матерных оборотов речи, советуются : взять ли в вагон-ресторан коньячок с собой или там купить и, спохватившись, долго спорят, в какую сторону надо идти в этот самый вагон. При этом зыркают в сторону симпатичной девушки, которая, заметив их интерес к своей оглушительной значимости, складывает губки бантиком и делает вид, что пытается кому-то дозвониться, лебедино изгибая шею и демонстрируя выгодные позы . Я уже знаю, что через час один дембель принесёт второго мертвецки пьяным, бросит на полку, а тот, впав то ли в сон, то ли в алкогольную нирвану, будет тоненько скулить, пукать во сне, вскакивать и долго сидеть, отхлёбывая минералку, раскачиваться и, борясь с рвотными рефлексами, проглатывть то, что ему периодически изнутри надувает до предела щёки.

В атмосфере вагона сквозь дезинфекционную вонь железной дороги нежно пахнет дорогими духами, коньячным перегарчиком, смешанным с запахом жевачечного ментола. Мужички, несмотря на то, что только что покурили, раздевшись и уложив барахло, с сигаретами в губах пробираются к выходу на перрон, так как стоять ещё минут пятнадцать. Навстречу им ползут потные и всклокоченные запоздавшие с паспортами в зубах, с неизменными баулами.

Далее следует этап перевоплощения из парадной одежды в шорты, выцветшие майки-дырявые футболки и треники с отвисшими коленями. Стильную обувь сменяют китайские шлёпки, изготовленные из непонятного материала. То ли это размягчённый пластик, то ли одубевший поролон. К запаху польской шанели примешивается первый из списка дальнейших духанов-духан дубильных веществ новых ботинок, ну и некоторые прочие. В дальнейшем путешествии этот Флёр вытеснит шанель.

Мужское население вагона переодевается спокойно и беззастенчиво, не обращая особого внимания на выкатывающиеся из семейников принадлежности. Женщины, перекрывая отсек одеялами, после них. Когда одеяла сложены, смотришь на только что бывших интеллигентными и интересными дам и думается: «Ё-маё! Как сильно искусство перевоплощения!» С молодыми цветущими девушками понятно, они и спать будут в этом, и макияж смывать не будут, пока сам не осыплется и не размажется.

И только опрятненькая бабуля-божий одуванчик, смежив по-старчески слезящиеся глазки, скрестив ноги в лёгких холщовых тапочках без намёка на каблуки, сжимает натруженными руками авоську из плащовки с чем-то очень важным, вроде карамельного петушка на палочке для внука (и не ведает старушка, что внучок, уже вымахавший на 3 головы выше, отупевший от конрстрайка, мечтает, что бабуля привезёт ему крутейшую видеокарту из Владика) , уже кимарит, не забывая во сне поправлять голубенький платочек.

Дикторша голосом, искаженным всеми зловонными уголками громкоговорящей связи, гнусавым и уставшим, как будто её трое суток обслуживал эскадрон гусар летучих, объявляет об отправлении вашего поезда. Проводница в форме цвета зябнущего ДПСника суетливо перебирает ножками и требует провожающих удалиться, а курящих на перроне мужиков в шортах самых разнообразных фасонов зайти в вагон; мужики делают по несколько глубоких, сильных затяжек, окурки от такой компрессии сморщиваются, огонек сигарет становится неестественно длинным. Проводница ворчит что-то вроде: щас тока дверь закрою, какой-нибудь жирдяй полуголый с мороженым прибежит…

- Ды-дын-ды-дын-ды-дын,- поочерёдно задынькали сцепки вагонов, начиная от локомотива и затихая где-то в конце поезда.

«Ну вот и поехали,- сообщила дочке мама.- Щяс, тётя туалет откроет, паписяещь, пакакаешь, поешь и попьешь…» Мужики, обильно сплюнув коричневую от табака слюну, спешно сиганули с перрона в вагон. Когда они прошли в чрево вагона, проводница изрекла: «Как вы меня все задолбали», и выставила жёлтый флажок. Но поезд, продернув вагоны, встал и, в ожидании нужного сигнала семафора, простоял ещё минут десять-пятнадцать. Температура в стоящем и закрытом вагоне резко поползла вверх, матроны с вычурными золотыми кольцами на сарделечного типа пальцах обмахиваются журналами «Лиза» и дуют себе в чёлку, оригинально скривив личики. Слышен далекий, словно движение пузыря по пищеводу, гудок,. Теперь точно поехали!

Вторая царица вагона, с сожженными перекисью проволочными волосами непонятного цвета, проверила наличие ездоков на местах и, выдав постели, предложив для приличия чай, походкой морского волка-вразвалочку ушла спать. Первая, как волшебную кунсткамеру, отомкнула ТУАЛЕТ.

В поездах дальнего следования, независимо от уровня комфортности вагонов, к двум существующим развлечениям типа пожрать и поспать добавляется ТУАЛЕТ!!! Неискушенные пэссенджеры отечественных душегубок на железных колёсах ещё не знают, что это-важнейшее место в вагоне. Вот в это время его и нужно посетить. Впрок. И постараться сделать там весь комплекс дел, пока ещё есть хоть видимость чистоты. Я лично, лучше неделю не буду умываться, чем прикоснусь к чему-либо в этом кабинете. В интересах этого же, буду пить только чай с печеньем, сколько бы ни пришлось ехать! В очереди в душ вообще можно состариться и умереть…

Из динамиков своеобразным голосом Лагутенко рванули звуки Мумитроля: «…Вла-ди-васток две ты-ы-ыщщи-и-ы-э-а». Гости города-форта прилипли к левым окнам, цепенея от огромного количества воды в море и не замечая загаженных пляжей Зари, Чайки, Весенней, обмениваются впечатлениями о количестве и размерах медуз. А когда миновали Угловое, самоистязатели по цепной реакции начинают шуршать пакетами… Я далёк от мысли, что кто-то из них сел в поезд голодным, более того, многие из них еле выползли из-за празднично-прощального стола, однако кушать в поезде - это нечто большее, чем развлечение! Это национальный ритуал! На жёрдочку с занавесками вешаются палки колбас, несмотря на июльское солнце, сильно жарящее сквозь стекло, обляпанное снаружи чем-то. Это самое прохладное место, потому что слегка обдувается из окна! И июльские деньки ускорят её пожирание. Предыдущие ароматы вне всякой зависимости от привлекательности, меняются запахами разрезаемых огурчиков, дух копчёных ветчин дразнит, надутые помидорины манят своей вульгарной спелостью, слышны цоки разбиваемой скорлупы и просьбы порезать хлеб. Накатившие по первой мужички, охотно исполняют эти просьбы, кромсая перочинными ножичками ароматные буханки, стучат крышки на оголяемых из полотенец кастрюльках с пАрящей картохой, пахнет укропчиком и прочей зеленью. И вот тут можно попасться на крючок приглашения откушать под теплеющую водочку! Потому как в приглашении не договаривается главного-у нас этого очень много, и его все-равно выкидывать утром надо…

Тем не менее, переодетый дембель вроде заснул. С ширинкой нараспашку. Исторгая из молодого организма густой перегар и мирно посапывая. Рот его раззявлен и по его слюнявой губе ползёт жирная муха…

Со стороны клозета с грохотом стреляет дверь- в вагон скрипя и дребезжа бутылками вкатывается ещё одно чудо: РЖД-тележка со всяческой ерундой. Катит её официантка в поварской куртке, почему-то с засаленными грудями, и зычно орёт с очаровательным московским акцентом: «Га-арячие пирожки, пицца, са-асиска в тесте, пиво ха-алодненькое, ха-алодные нипитки тоже ха-алодненькие, ша-акалад, сига-ареты…». Какой к чёрту московский акцент? Откуда? И тем не менее её товар, на который в магазине никто бы и не глянул, потихоньку уходит, несмотря на то, что его цена с каждым вагоном увеличивается по непонятным законам русского маркетинга. Я всегда недоумеваю с земляков, которые в магазине готовы уши продавцу отъесть за какую-нибудь мелочь, а тут 300 отдадут за полулитру палёнки, словно это французский коньяк. Короче, пакеты зашуршали вновь…

«Санёк, братан ,на…», - это дембель потрезвее будит другана, - вставай, на…я Кулера купил,на, Санёк, братан ты, на, ты зачем так нажрался…» Санёк разлепил мутные глаза, согнул тело и вытер слюни с так и не закрытого рта, повертел головой по сторонам, что-то соображая, принял откупоренную Кулера и всосался… Было видно, что ему этот Кулер, как плевок на раскалённую буржуйку: пш-ш-ш-ш и нету, однако через минуту Санёк оживился, глянул на ширинку и спросил: «Серега, а это чо»? Потом его вдарило на старые дрожжи, и он со словами «а пошло оно всё…» упал на подушку.

А когда у толпы процесс пищеварения перейдёт в фазу дефекации, можно наслаждаться зрелищем, когда первая половина из них с удручённым видом лица клубится в этом тамбурке, якобы руки ополоснуть, а вторая половина сидит на местах, но постоянно высовывает свою голову в сторону вожделенного горшка, стараясь не пропустить своей очереди, и почему-то до зуда хочется детской, невинной шалости-каждой высовывающейся башке влепить смачный фофан. И тут самое страшное! Станция! Уссурийск. Стоянка 30 мин. Невозмутимая пухленькая проводница с проволочными волосами, едва проползая по проходу, уворачиваясь от торчащих на полметра ног длинномерных пассажиров в несвежих носках, спящих на второй полке, доплывает в заветный конец вагона и оглашает смертный приговор: "Вокзал, санитарная зона!", и ХАЦ треугольным ключиком! Тогда толпа суетливо протирается на выход, а там уже пять минут, как приехавшая бабуля-божий одуванчик, не решается по-гренадёрски сигануть на перрон, нерешительно переминается, осторожно и не спеша спускается по ступенькам, и вагон ещё остановился там, где перрона уже или ещё нет, а до твердой земли от последней ступеньки метра полтора. Ей, конечно, помогут и не столько из уважения, сколько уж срочно надо на улицу! Терпящие, стиснув зубы, молча желают бабуле здоровья и долгих лет жизни, при этом стоят и смекают, что, если прыгнуть из вагона на гравий, из них вылетит всё сразу или тока половина. Умудрившись , всё-таки, где удалось, поднимаются в вагон с новой партией закупленной втридорога еды, вокзальных пирожков, которые пекли на позапрошлой неделе, булочек в "зелёной глазури", жареных куриц в жирной бумаге. Синева этих куриц видна аж сквозь бумагу, куреманы всем своим жалким и измождённым видом пешего странника, демонстрировали, что курица-бессменный спутник пассажира любого вида транспорта.

Плюхнувшись на место, вовремя вернувшиеся широко улыбаются, и сразу видно, что у них НАСТУПИЛО СЧАСТЬЕ!!!! Поезд очень медленно, едва заметно трогается, и ,когда лениво стукнет колесо о стык рельсов, раздаётся истошный вопль: «Се-е-еня-я-я-я-!!!»Вот тут надо выглянуть в окно и полюбоваться, как этот долгогулявший неудачник, теряя китайские сланцы, наращивает скорость, тряся голым пузом и волосистыми сиськами не мужского размера, в нелепых шортах, роняя добытые в толчее перрона солёные огурчики, яблоки и, отшвырнув недоеденный официантами вокзального ресторана плов, дотягивается до вожделенного поручня вагона, едва не получив по сопатке захлопывающейся дверью. Но тут его благоверная, видимо, сообразила дёрнуть стоп-кран, и Сеня, не успев как следует закрепиться на поручнях, плашмя, как пингвин, падает оземь, прихрамывая и потирая ушибленные места, лезет в уже стоящий вагон.

Бригадир поезда написал акт, ушёл, попутчики ещё минуты две сочувственно поглядывают на пьющего тёплое пиво Сеню, жена протягивает ему кусок вонючей курицы-на, Сёмочка, скушай, пропадёт ведь, жалко...Семён молча берёт, и ожесточённо швыряет в пакет со всяческими отходами, не стесняясь орёт: "Идин-н-н… вместе со своей курицей! Сходил, блин, в туалет»!, и, глотнув пива, Сеня начинает рассматривать полученные ранения, потом, оглядев свои ободранные и пыльные, как у дервиша, стопы, с сожалением буркает: " Жалко бомжарики, тока купил".

Проехали столько, что, кажется, пора бы уж давно приехать. Тележка стучит в этот раз в обратном направлении. Там уже почти ничего нет. Ассортимент выбран, схрумкан, но раз десять обожженные микроволновкой сосиски в тесте всё никак не кончаются. Из кубрика левее доносятся реплики:

-120!

-Я пас!

-А я на бочке!

То три сибиряка рёжутся в 1000, периодически наливая и обсуждая достоинства японских машин и рост цен на владивостокском авторынке.

-Толян, закрой окно. Чо, не чувствуешь, Байкальск скоро?

Шикарные пейзажи седого Байкала весьма оживляли влетающие в окна волны тошнотворного запаха, источаемые всемирно известным Байкальским ЦБК.

Народ видно уже подустал, всё выпито и съедено. Наступает осмысление, что если сумму того, что уже проедено и пропито добавить к цене ж/д билета, то можно было полететь и уже быть на месте, забыв о дороге. А так пилить ещё ¾ пути, все развлечения уже надоели, и в вагоне всё благопристойно. Кто читает, кто, накупив сканвордов, уже по третьему кругу их разгадывает, потому что вопросы попроще давно отгаданы. Тихие разговоры перезнакомившихся женщин убаюкивают; Сеня зализал раны, он уже перестал обижаться на жену за то, что так глупо грохнулся с вагона; протрезвевшие дембеля клеят девушку; она, впрочем, и не возражает, потому, что ей тоже скучно, и она охотно верит рассказам пацанов об их геройских подвигах во время службы во всех горячих точках планеты одновременно.

Запахло Дошираком, и поскольку колбасы исчезли, батоны съедены, помидоры давно помялись, питание пассажиров становится несколько приземлённее. Вечером Иркутск. Время тянется, как слизь за улиткой. Тянется всё, что даже не может тянуться! В голову навязчиво лезет старина Макар со своими вагонными спорами; аккумулятор в телефоне давно сел, потому, что вчера часа три изучал опции телефона. Интернет недоступен, связи нет, и ещё долго не будет. Беззвучно возникает в проходе якобы глухонемой с ворохом давно устаревшей прессы, какими-то сувенирчиками; женщины демонстративно отворачиваются: у них сейчас по плану закупить хвоста по 3-4 копчёного омуля, а мужикам вообще всё безразлично. Делать совершенно нечего, пойду-ка я в тамбур: давненько не курил….