Море светилось как зеркальное стекло. С зеленоватым оттенком у берега и темно синим, черным вдали. Было около часа ночи. Где-то в пансионате объявляли белый танец, и дело шло к закрытию танцплощадки. Луна висела как солнце. Каждую деталь на берегу и мелкие камешки на небольшой глубине видно. Полупрозрачные медузы важно покачивали своими балахонами там, где днём купались люди. Только людей в такое время нигде не было. Странная тропическая жара немного спала. Пляж был всего лишь тёплым, а не раскалённым, как днём. Подойдя к самой воде, я попробовал ногой неподвижную гладь. Вода показалась прохладной, но когда вошёл по колено, ласковой и тёплой. Я снял одежду, потом воровато оглянулся по сторонам и снял плавки.

Что греха таить - купаться в костюме Адама было моей давнишней мечтой. Море приняло в свои объятья, и, лениво загребая, переворачиваясь, то на спину, то на бок, я поплыл вдаль, пока берег не стал темной полосой с мигающими в тёплом воздухе огоньками.

Луна заливала всё своим серебром. Я лежал прямо в её дорожке. От малейшего движения бежала рябь. Но стоило замереть, поверхность моря исчезала, висела огромная луна, и я лежал в блестящем озере серебристой ртути!

Я пробовал нырять и открывать глаза под водой. Когда волны вверху рассеивались, пока хватало дыхания, висел в какой-то мистической зелёной Вселенной, лишь Луна с зеленоватым оттенком светила и неясно было, лечу я или плыву. И только желание сделать вдох возвращало в реальность. Я вынужден был подниматься на поверхность, переворачиваться на спину и плыть, загорая под ленивыми серебристыми лучами Луны.

- Ах! - раздалось рядом, и кто-то, хлопая по воде, как колёсный пароход, сопя и выплёвывая солёную воду, заспешил к берегу.

- Не бойтесь! - громко сказал я, - А если уж плывёте к берегу, не спешите, экономьте силы. До него, дай Бог, метров двести!

-Да? - послышался тот же удивлённый женский голос, -

- Так далеко я ещё никогда не заплывала! Страшно! –

- Не бойтесь, - повторил я. - Погода хорошая, вода чудесная, не спешите. Да и я, все-таки неподалеку! –

Небольшая пауза. Затем женский голос разрешающе протянул:

- Ну, плывите, пожалуйста, неподалеку ... -

Я понял, что она в костюме Евы и положение немного бестактное. Она плыла в чернильной, иногда поблёскивающей воде, я, наоборот, разбрасывал горстями лунное серебро.

Когда мы заплыли в тень волнореза, и до берега осталось всего ничего, она запросила:

- Выходите, пожалуйста, первым! А то ...- дальше она не знала, что сказать.

- А что? Вы тоже без ничего? - полушутя уточнил я. – НУ, как хотите! - Без всяких комплексов я вышел из воды, поблескивая в свете луны самой незагорелой частью тела, нашёл свою одежду, мгновенно натянул плавки, трико и футболку - больше ничего и не было. Затем сел на камень, чтобы быть в тени и сказал:

- Выходите, я не смотрю! - хотя, конечно же, посматривал искоса.

Она осторожно выбралась из воды, тряхнув волосами и разбросав во все стороны бриллиантовые искры. На вид ей было лет 25-30. Видно по животу, груди и подбородку, что детей не было. Точёная фигурка, лишних складок нет. Это я оценил мгновенно, как фотограф - профессионал.

А точеная фигурка подошла, и как ни странно, закрыла не самые интересные места, а мокрые волосы! По её красивому телу сбегали капли воды, лицо, грудь и живот были в тени, а по краю тела, усиливаясь у бёдер, шла лунная огненная полоса, как по покрытой дорогим лаком уникальной скрипке.

- Встаньте, вы на моей одежде сидите! - сказала точёная скрипка.

- Но тогда мне придётся открыть глаза, иначе я упаду! -

- Ну ладно, только встаньте с камня! -

Я встал и отступил дальше в тень. Она отодвинула плоский камень, на котором я сидел, достала из-под него свою одежду, завёрнутую в большое махровое полотенце. Быстро нырнула в трусики, натянула лёгкое трикотажное платье-безрукавку, бросила полотенце через плечо и стала совсем другой - маленькой хрупкой женщиной, совсем не похожей на скрипку Страдивари.

- Ну, как? - спросила она.

- Что «как»?

-Как я? Вам понравилась?

-Не знаю. Я смотрел не как мужчина, а как фотограф. -

- Как здорово! Так вы и эту лунную ночь передать можете? -

-Из-за неё и приехал. Знаете, на юге бывает такая Луна, такие лунные светотени, что не снимать - просто преступление!

Я, вообще-то свободный художник. Иногда голодаю, но творю. Мой хороший друг работает в Женеве, в «Юнеско». Там есть такой журнал, - «Город» называется. Зачем-то ему понадобилось несколько эффектных снимков Чёрного моря. Якоб вспомнил, что я, так сказать, «дитя Луны» и привёз несколько плёнок «Кодак». Профессиональные, обрабатываются только в компании. Зато цвет лучше настоящего! Меня это увлекло, потому и приехал... Она внимательно слушала, как я садился на своего любимого конька.

- А можно посмотреть, как вы работаете? - робко спросила, рассматривая камешки на пляже, блестящие от голубого света.

- Я и сам хотел вам предложить, но, почему-то язык не поворачивался, казалось, вам это будет скучно... -

- Что вы? Всё равно делать нечего!-

- Тогда давайте встретимся завтра за обедом в столовой пансионата. Я человек не утренний, сплю иногда до двенадцати, пока есть не захочется, зато потом могу работать до 4 - 5 утра. Наверное, поэтому и занялся светом Луны... -

Мы погуляли ещё немного по залитому Луной волшебному берегу, мягко поцеловались на прощанье и расстались, шёл уже 3-й час ночи. Обычно я засыпаю мгновенно, но в этот раз не спалось. В сонном тумане наплывало её тело-скрипка, странная улыбка, удивительные детские вопросы. Я шёл по лунной дороге, она с неё сошла и пропала с волнами во тьме... Луна росла и превращалась в солнце. Солнце жгло мне лицо, светило даже через закрытые глаза...

Это было действительно утреннее солнце. Я натянул на лицо простыню и заснул дальше...

В столовой у меня был отдельный столик. С поваром, которого звали Гиви, мы были старыми друзьями. Как-то я сделал хороший портрет повара для журнала бытового обслуживания. Гиви нашёл меня в Москве, пришлось подарить ему негатив. Я чуть не упал, когда в столовой пансионата увидел знакомое фото улыбающегося Гиви в полстены!

Короче говоря, Гиви оставил меня здесь, заставил выпить с ним громадный кувшин вина и каждый раз ставил на стол что-то вкусненькое. Вот и сейчас посреди скатерти стоит аппетитный, покрытый хрустящей корочкой цыплёнок, а рядом, в специальной кружечке, ярко-красный соус. Я всегда был горазд поесть, и через несколько минут осталась лишь горка костей.

-Ну, вы и едите! Мне бы на месяц хватило! - прозвучал с ноткой ужаса знакомый голос. Она сидела напротив и внимательно смотрела, как я ем. Я чуть не подавился.

-Я не такой и худой. Могу раз и переесть. Для жира в теле!-

- Не злословьте. Я внимательно вас рассмотрела, когда вы выходили из воды. Просто у вас атлетическое сложение.-

- Как хотите. Мне лично всё равно, хоть дистрофик.-

- Какие планы? - деловито осведомилась она, - Кстати, как вас зовут?-

- Когда-то звали Гошей, в школе - Юрой, теперь больше Георгием кличут.

- Идёт. А меня - Анной!-

- Так вот, Анечка, в 16 часов будет электричка. Едем до Лазаревской, потом идём берегом до выброшенного корабля. Он уже лет пять лежит. Я беру аппаратуру, работаем до ночи, может быть и дольше... Потом электричкой же возвращаемся. Годится? -

В 16 часов мы сели на туапсинскую электричку и поехали вдоль вечернего моря. Было жарко, хотя все окна настежь раскрыты. По вагонам дул раскалённый сквозняк. Только иногда, с моря прорывался приятный, солоноватый бриз. Корабль появился внезапно, из-за какой-то скалы. Он лежал, как мёртвый кит, в середине корпуса зияло рваное отверстие, пустые иллюминаторы смотрели как глазницы, заклёпки корпуса тронула рыхлая морская ржавчина. Эффектно смотрелись два больших винта, наполовину зарывшиеся в прибрежную гальку. Лопасти неровные, съеденные морской водой, и теперь ржавчина царствовала. Видно, пароход был старый, и его бросили, чтобы порезать потом на металлолом. А пока его облюбовали чайки, крабы, да случайные туристы, такие, как мы.

Место было безлюдное. Я спокойно распаковывал оборудование. Времени до восхода Луны и сумерек было часа два. С моря тянуло замечательной, ласковой прохладой. Хотелось раздеться и, не двигаясь, впитывать её всем телом.

Анна с интересом рассматривала мои приготовления, задавала порой наивные вопросы, поднимающие нам обоим настроение.

- Это что? Зонтик? –

- Нет, это рассеиватель. Если мощная вспышка сработает без него, будет контрастное, резкое изображение, неприятное для глаз.-

- А это что за «грибки»? –

- Это маленькие вспышки-подсветки, срабатывающие от основной.-

- А почему такой старый фотоаппарат, - ещё с «гармошкой»? -

- Он специальный. Таких в быту нет. Широкий формат. Для полиграфии.

- Так это будет а журнале?-

- Если редактор отберёт.-

- А фотографии будут? –

- К сожалению, нет. Я отправляю в редакцию, а они на фабрику "Кодак". Сам хотел бы посмотреть...-

Солнце коснулось поверхности моря. Всё окрасилось в волшебный золотой цвет, а по морю пробегали огненные искры и лужи расплавленного металла. Всё это переливалось и играло всеми цветами радуги. Я ждал, пока огненная дорога не дойдёт до пролома в корпусе корабля. Там блестели отдельные лужицы, и они заиграли, едва прикоснулось солнце.

Я сделал пару снимков, но было не то. Всё мёртвое и статичное. И вдруг возникла идея. Я только не знал, как сказать. Потом решился.-

- Анна, вы не смогли бы попозировать. Но... без ничего, -

Анна смотрела прямо в глаза. Медленно она стянула верхнюю часть купальника, затем помедлила и сбросила остальное.-

- Теперь окунитесь и просохните, нужно, чтобы все следы от резинок и бретелек исчезли. Фотоматериал таков, что любую складочку передаёт...-

Она быстренько окунулась и стала в проём, наполовину освещенная заходящим солнцем, как Афродита, вышедшая из морской пены. Я вертел ее тело так, как считал нужным. Сверкали вспышки - молнии и творческий материал набирался. Ее тело скользило около ржавых якорных цепей. Сзади светилась огненная дорога, вспышки подсвечивали блестящую линию, подобную старинной скрипке. Но самое интересное началось после восхода Луны.

Никогда не думал, что увижу при лунном свете корабль-призрак с обнажённой женщиной. Она была на остатках мостика, с протянутыми к Луне руками, просто лежала на палубе, как бы загорая в голубом сиянии. Совершенно при другом освещении мы обыграли пролом, через который светила полная Луна. Когда я снял последний кадр и выдохнул: - Всё! - было уже за полночь. Нужно было успеть на электричку, которая идёт около часа ночи. Мы подбежали и запрыгнули в вагон, когда двери с шипением закрывались. Ехали довольные, поделив пополам помятый сырок «ДРУЖБА», который завалялся у меня в фотосумке. И вкуснее этого сырка не было ничего. Анна взглянула внимательно и спросила:

- А ты не хотел ЭТОГО, когда снимались? –

- Я смотрел на тебя, как на натуру. Важнее был кадр, красота...-

По-моему, она что-то поняла.

Я уехал рано, до солнца, хотя Луна ярко светила у моря. Заплатил проводнику, через час был в Адлере, через три в Москве. Оттуда позвонил Якобу в Женеву и передал плёнки. Номер вышел через два месяца. На суперобложке в блеске шведской полиграфии стояла Анна в синеве лунного сияния и цветных отблесках на каждом кусочке ржавчины старого корабельного винта. Лунная дорога уводила от корабля куда-то вдаль, за горизонт, где нет обычной жизни, а что-то совсем другое, мистическое. И хотя всё было в синих, лунных тонах, каждая складочка, каждое пятно старой краски на ободранном корпусе сияло своим блестящим, новым светом.