ТРИ МУШКЕТЁРА

 

/ сказка для умных /

 

В некотором царстве, в некотором государстве жил-поживал, славу и благосостояние наживал выдающийся по тем временам хоккеист Могильный, если помните.

 

В той же местности и в то же время значился и другой Могильный — следователь по особо важным преступлениям.

 

И, наконец, ещё один однофамилец, в отличие от предыдущих, без особых видов на удачу. Впрочем, он был переполнен оптимизмом, как ночной горшок, и вовсе не считал себя обойдённым судьбой. Не скрывая чувства гордости за косвенную принадлежность к знаменитостям, сумел приспособить этот факт к собственной выгоде. Стоило безвестному Могильному, по поводу и без такового, предъявить в обществе свою фамилию, как услыхавшие впадали в радостное недоумение, бессмысленно бормоча: «Мо... мо... мо...».

 

– Он самый, – охотно подтверждал бойкий мошенник. – Всем привет от моего дружка Борьки Фирсова. Центровой незаменимый, но любит удивлять публику и падок на рекламу, как девица на мужские брюки. А я прост, как «Правда». Надеюсь, вы читаете в этой газете статьи, посвящённые моей скромной персоне.

 

– И в «Советском спорте», – пропискивал кто-то.

 

– И там тоже, а как же иначе. Но, главное, в «Правде». Только в ней точно определяют цену каждому.

 

И победительно удалялся, предварительно опустошив карманы нескольких лопоухих болельщиков. А девушки, услыхав по комсомольской привычке звуки горна, теряли гордость и честь так небрежно, словно и того и другого у них было в избытке.

 

– Могильный ты наш дорогой! – вопили девушки, обнимая мнимого кумира и осыпая поцелуями, как примадонну цветами.

 

А он одинокими вечерами напряженно следил по телетрансляциям за действиями того, за кого себя выдавал, и коварная радость, что можно недурно существовать на проценты с чужого капитала, возносила его на высоту, с которой обыкновенно сваливаются прямёхонько в руки правосудия. Что и произошло, когда некая фанатка, ставшая матерью по злому умыслу не того Могильного, на которого рассчитывала, прибегла к защите закона, представителем коего оказался опять же Могильный.

 

– Не много ли развелось вас, Могильных? – усомнилась истица, но следователь Могильный её успокоил, кратко пояснив: «Лишних убираем. Нам не долго». И действительно, мошенник был схвачен, уличён, осужден без права переписки со своим будущим ребёнком и правозащитными организациями, и заперт в камере, мало напоминающей помещение для ВИП-персон.

 

Прослышав о приговоре, Могильный-хоккеист немедленно подал прошение о помиловании, напирая на то, что соревнования расписаны на год вперёд и на ледяном поле он надеется принести стране больше пользы, чем в каталажке.

 

– Не мы вас, вы нас помилуйте, – ласково глядя на возникшую перед ним знаменитость, ответствовал следователь Могильный. – Желаете чаю?

 

– Перед игрой не пью.

 

– Одобряю. Позвольте вам пожелать больших спортивных успехов на благо нашей любимой родины.

 

– А как же приговор?

 

– Остаётся в силе, но не для вас. Поскольку вы не тот Могильный, за кого себя принимаете.

 

– Но ведь «того» Могильного принимают за меня. А поскольку я принадлежу не себе, а мировому сообществу, ему не втолкуешь, что существуют и другие Могильные, к хоккею непричастные.

 

– Дадим справку.

 

– А куда её? Ведь если в пылу борьбы за шайбу я нарушу правила, судья будет глядеть не в вашу справку, а в уголовный кодекс. После боя клюшками не машут.

 

Не берёмся предположить, до чего бы договорились оба Могильных, если бы их не прервал единственный в своём роде голос, приведший в трепет сурового следователя.

 

– Узнал? – поинтересовался голос.

 

– Уз... уз... уз... – встал навытяжку следователь.

 

– И зачем я себя побеспокоил, надеюсь, тоже догадываешься?

 

– Мо... мо... мо...

 

– Ну да, о нём. Я ведь страстный болельщик. Когда мы проигрываем этим чёртовым канадцам, нервы не выдерживают, а в результате целый месяц не могу руководить страной. И хотя правосудие формально не в моей власти, я не могу допустить, чтобы престиж державы зависел от чего-то такого, что мне не подвластно. Предупреждаю, наш с тобой разговор — государственная тайна. О нём известно только членам политбюро. Соображаешь?

 

– Со... со... Сосо Павлиашвили...

 

– Мне по нраву догадливые. Умеешь шифровать и выражаться иносказательно. Подумаю о твоём повышении. Желаешь стать генеральным прокурором?

 

– Не... не... не...

 

– Ладно, не скромничай. Мы ведь с тобой не на партсобрании.

 

Воодушевлённый благоприятным для себя решением, Могильный-хоккеист отправился на самый важный в своей карьере матч и набросал противной стороне столько шайб, что с лихвой хватило бы на дюжину нападающих. Но решающий в своей карьере гол всё-таки забросил в ворота государства, поменяв место жительства, флаг клуба и стиль игры. А оставшиеся на родине Могильные успокаивали себя тем, что страну покидают не лучшие её представители.

 

Борис Иоселевич