ПРОХОРОВ, ПРОВОДИ! /прямой репортаж из кабинета следователя/ – Масса, она чего-то стоит! – Простите, масса чего? – Масса всего. В физике, удержалось в памяти, масса умножается на бег трусцой. Стало быть, получается... Чего скривились, уважаемый? Не нравится? – Нравится и даже очень. Но в нашем случае... – Гм... Согласен, требуется пример попроще. Но и простота не подразумевает верхоглядства. Помнится, в году позапрошлом... Впрочем, сначала уточним. Прохоров, когда нас «брал» Седой? Теперь и я вспомнил, в прошлом. Поставлены были перед выбором: или масса умножается на бег трусцой, или трусца делится на массу. – Вы уверены в этом? – В нашей профессии не уверенность решает дело. У нас тут не высшая, не сглазить бы, математика. Нюх. Интуиция. Напор. Это, последнее, в особенности. Свои люди внутри и снаружи. Само собой, знание психологии преступника. Иногда, как, например, в вашем случае, нутром чувствуешь, хотя, казалось бы, ничего не произошло. В прошлом году... Впрочем, уточним. Прохоров, в каком году бежал из-под стражи Босой? Верно, в позапрошлом. У меня приказ: два дня на поиски. Что? Заметили разбежку? Но, повторяю, два дня, а не суток. Мы, в конце концов, члены профсоюза, а не какой-то бандитской шайки. Другой раз хватает и этого, а тут, как назло, суббота и воскресение. В субботу футбол — областной кубок. Что? Не болею, а играю. А в воскресение — день рождения тёщи. Глупо, конечно, в её-то возрасте, но выбирать между тёщей и начальством не приходится. – Пресса утверждала... – Плевать хотел на вашу прессу! Подумаешь, девочка-дюймовочка. Ей, видите ли, доказательства подавай. А я и без таковых обхожусь за милую душу. Меня из-за них, доказательств то есть, из милицейской школы выперли, но я не в претензии. Тот, кто там командовал — фьюить, а я здесь. Этот еврей... – Фельдман? – Может и он, всех не упомнить. Тот, что теорию исключительности изобрёл. Его, между прочим, тоже в дураках держали. Слышал по «ящику». И вот годков этак за три... Прохоров, в каком году мы на Бугая брюлики «повесили»? Верно, в том самом. Они, скажу вам, не чьи-нибудь, а самого Колупаева. То есть, не то, чтобы лично его, а в сейфе хранил, надо полагать, до истечения срока давности. Спрашивать следовало с охраны колупаевской, которую в тот вечер отпустил, чтобы с «тёлочкой» без свидетелей пообщаться. В служебном-то кабинете. Я не против. Мы иногда тоже балуемся. Прямо здесь. Входим все, выходим по одному. Иногда ползём. Пришлось согласиться, но при условии, что на суде «палки» в обвинение совать не будут. – А выговор? – И об этом, стало быть, известно? Распустили вас, газетчиков. Точь–в точь агенты ЦРУ. Ну, было, было. В прошлом, кажется, месяце... Прохоров, когда Мушастого к самоубийству принудили? Я в таких случаях ошибаюсь редко. По причине нынешней строгости. Я им толкую, два года — не срок, а они мне — о правах человека. Что мы тут олухи, что ли? Был бы человек, а права на него найдутся. Я бы вас, крикунов, собрал бы в одну камеру, а ключ — в унитаз. И вам не советую выступать. Не пугать? А мы и не пугаем. Не верите? Прохоров, проводи! Борис Иоселевич |